«Точно поле дикое! – мысленно вздыхал землянин. – Самосев. И хорошо, что я и в самом деле не двинулся в произвольном направлении. И силы бы даром потратил, и сам бы к себе последние крохи уважения потерял. Ладно, теперь присмотримся к холмам. Мне кажется – или там и в самом деле развалины? М-да! Плохо дело!..»
Действительно, обе возвышенности и полого поднимающаяся долина между ними оказались сплошь покрыты явными развалинами какого-то города. Причем ни единого целого здания там не оставалось, и сам тип разрушений сразу давал некое представление о том, что тут произошло. Развалины образовались не от дыхания всесокрушающего времени, а от бомбардировок и разрывов артиллерийских снарядов. Словно перед глазами Александра Константиновича предстали кадры военной кинохроники Второй мировой. Сталинград… Минск… Разбомбленные города Европы… Только тут отчетливо видны смятые, перевернутые коробки автомобилей и даже автобусов.
По крайней мере, так все виделось издалека.
Наихудшим казалось то, что трагические события здесь происходили довольно далеко по времени. Примерно в промежуток от десяти до двадцати лет. Об этом можно было судить по разросшемуся местами кустарнику, выросшим достаточно высоко деревцам и даже по некоторым островкам все той же гигантской кукурузы. На остатках стен городских окраин виднелись многочисленные гнезда, а над ними уже кружились весьма крупные по размерам не то вороны, не то некое подобие ястребов. Хотя последние не бывают такими черными, а вороны – настолько крупными.
На вершине правого холма виднелись стайки птиц помельче и уже белого цвета. Издалека их было рассмотреть трудно, да и крики не доносились, но слишком уж эти пернатые напоминали чаек. И если это так, то, значит, где-то поблизости или море, или как минимум внушительная река. Ну и в самом городе наверняка можно отыскать если не остатки водопровода, то некие старые колодцы. Все-таки как настоящий археолог Броди сразу распознавал эпоху застроек: примерно так на Земле строили в период с десятого по тридцатый год двадцатого столетия. А значит, колодцы или некая их разновидность должны иметь место.
Уходить со своего насеста землянин тоже не спешил. И не только по той причине, что хотелось тщательно осмотреться на предмет движения разумных или следов их недавней деятельности. Как подозревалось, именно под этим самым помостом должен находиться порт телепортации. Ведь не могло человека выбросить куда угодно и чисто спонтанно. А значит, некие устройства в земле остались. Вдруг придется со временем их откапывать и с их помощью искать дорогу обратно? Вот в данном случае и пригодился блокнот с ручками.
Сразу несколько ориентиров на холмах, и линии, проложенные через них, ведут именно к этому месту, где и пересекаются. Надеяться, что помост здесь простоит долго или что здесь не бывает пожаров от удара молнии, – глупо.
Затем ориентировка на местное светило. Оно так пока и не просматривалось, зато уже явно сдвинулось влево и двигалось против часовой стрелки. Южное полушарие. Стороны света заняли должные обозначения на схемах с ориентирами. И вновь тщательное наблюдение за развалинами.
Птицы здесь не голодали. Скорее разленились от переедания. Кукурузу они склевывали с самого края поля, не стремясь залетать на него глубже. Кстати, белые птички и в самом деле оказались весьма похожи на чаек и тоже не игнорировали произраставшую на гигантских стеблях дармовщину. А глядя на пернатых обитателей этого неизвестного мира, и у землянина голод стал возрастать скачками.
Уже собравшись спускаться вниз и двигать к городу, Броди последний раз огляделся и замер. С северо-запада в сторону левого холма через поле двигалось некое животное. И перло оно словно хорошая танкетка, ломая стебли впереди себя и сминая их в стороны. Траектория такого прямолинейного движения пролегала наискосок метрах в ста перед насестом.
«Однако! Неужели дикий кабан? – досадовал Александр. – И что я ему могу противопоставить кроме перочинного ножика? Хм… Хорошо, что ветер дует со стороны холмов. Вроде не должен мой запах уловить. Если сдуру, конечно, по полю петлять не начнет. Ну, проходи, хрюшка, чего останавливаешься?!»
Кажется, животное что-то уловило в пространстве, потому что несколько раз замирало на месте, то ли принюхиваясь, то ли просто отдыхая. Но потом все-таки продолжило свой прямолинейный путь. Человеку ничего не оставалось, как облегченно вздохнуть и вытереть пот со лба. А потом дожидаться: не появится ли хозяин кукурузного поля среди развалин в пределах видимости? Все-таки он мог пройти по краю поля, а потом обогнуть холм с левой стороны. Мало ли как у него личные угодья простираются.
Появился! Только одним своим видом чуть не заставил сверзиться наблюдателя наземь. Никакой это был не кабан. И даже не кабанище. А самый натуральный бегемот! Среднего размера, серо-зеленоватого оттенка и с закрученным хвостиком на огромной заднице. Разве что более длинные ноги отличали его от земного аналога.
Бегемот несколько бестолково походил среди развалин, схрумкал какое-то небольшое деревцо вместе с корнями да и потопал в прежнем направлении. Складывалось впечатление, что животное либо заблудилось, либо находится в процессе одиночной миграции. А может, просто самку для себя разыскивает? Как бы там ни было, но человеку он больше ничем не угрожал. Даже скорее, наоборот, помог: чем самому ломиться сквозь густые заросли стеблей, следовало воспользоваться уже проложенной просекой.
Опять-таки, раз бегемот имеется в наличии, значит, речные просторы тоже недалеко. И раз он так свободно разгуливает в одиночку по суше, страшные хищники здесь отсутствуют.
С этими мыслями Броди и сполз со своего временного насеста и поспешил прямиком к просеке. Пока до нее добрался, основательно исцарапался о стебли сам и даже в нескольких местах порвал рубашку на локтях. Одно дело – топтаться на месте, а совсем другое – продираться вперед сквозь сплошную стену одичавшей гигантской кукурузы. На проложенной просеке удалось вздохнуть полной грудью и значительно ускориться в продвижении. Хотелось как можно быстрее добраться под прикрытие развалин. Все-таки некоторая боязнь оставалась: вдруг животное вздумает вернуться по своим следам обратно? Бегемоты вроде как травоядные, но при удачной атаке перекусывают крокодила, а то и льва с одного раза.
Хорошо, что в быстром забеге отменные ботинки и прочные брюки позволяли двигаться без оглядки на торчащие из земли обломки кукурузных стволов.
А потом землянин вошел в город. Вернее, в руины. И поразился большому количеству выбеленных временем костей. Но зато стало понятно внушительное количество крупного воронья, которое довольно равнодушно взирало из своих гнезд на бредущего человека. Это и в самом деле оказались падальщики, которые много лет назад и выели все мясо с костей погибших здесь аборигенов. Опасности они вроде не представляли, но держать их всегда в поле зрения следовало. И только после принятия такого решения археолог приступил к более тщательному изучению попадавшихся скелетов.
Изначально стало понятно, что перед ним не люди, хотя и вполне себе человекообразные создания: череп с вполне привычными пропорциями, ноги, тазобедренные кости. Примерно одинаковый с землянами рост. А вот дальше и начинались основные различия.
У обитателей данного мира имелось четыре руки. Две вполне себе на вид стандартные и две тонкие и хрупкие, выходящие из-под мышек. На основных руках и правой вспомогательной было по четыре пальца, а на левой вспомогательной – только три. Итого – пятнадцать. Плечи и грудная клетка казались несколько расширенными, лишняя пара лопаток на спине могла показаться со стороны наросшим горбом.
Как располагались внутренние органы, утверждать было рановато, хотя, по знаниям археолога, вывод о вполне сходном внутреннем строении напрашивался сам собой. Скелетов виднелось много. Ну и их расположение давало возможность предположить, как здесь происходили события.
Похоже, при бомбардировке и артобстреле, а вернее, при взрывах бомб прямо в воздухе (потому что воронок не отмечалось) четырехрукие аборигены погибли в очень малом количестве, мизерный процент от всего населения города. Да и то вопрос-вывод спорный, ведь ни одного тела под руинами не виднелось, все поверху лежали. Остальные наверняка отсиделись в бомбоубежищах, а потом выбрались на поверхность и приступили то ли к захоронению павших, то ли к восстановлению своих обителей. У многих возле основных рук виднелись лопаты, кирки или ломы. Но вот именно тогда и явилась главная погибель для этого города. Скорее всего, здесь прошла волной некая жесткая радиация, свалившая существ там, где они в тот момент находились. Прямо во время работы. Некоторые скелеты были нанизаны на обхваченный собственными руками лом. А судя по тому, что нигде не виднелось маленьких скелетов, детей в городе либо не было изначально, либо все они в то время оставались в бомбоубежищах. И если волна их там всех и накрыла…
Кстати, женские скелеты весьма отличались от мужских, и их было неимоверно мало. А значит, по их поводу можно было думать то же самое, что и о детских скелетах.
«Если тут вообще имелись бомбоубежища, – кривился Броди, стараясь не наступать на раскиданные повсюду кости. – Но сейчас меня больше всего волнует радиация. Или что тут могло их всех уничтожить до единого? Если остаточное заражение держится здесь до сих пор, то долго я не побегаю. И как назло, никакого дозиметра при себе нет! Тот, что в виде термометра, тоже в куртке остался. Или следует брать пример с бегемота? Раз он ни о чем не печалится, то опасности не существует?
Кстати, а почему я вокруг костей не вижу даже маленького кусочка ткани? Неужели все истлело или сгнило? А может, тут в ходу недолговечные одежды из некоего подобия бумаги? Или опять-таки всему виной радиация?»
Также приходили мысли, что трагедия здесь имела место гораздо дальше по времени, чем два десятка лет. Особенно в том случае, если радиация была какой-то особенной, неся смерть или разложение выборочно. Могло даже такое случиться, что животные и птицы нисколечко от излучения не пострадали, а вот существа, имеющие разум, получили мгновенную смерть.
Причем последнее предположение вполне могло иметь место. Особенно если знать, что в невероятном количестве вселенных творится и сколько там накопленного оружия самого разнообразного толка вращается. Взять тех же цорков: что они только не создали для уничтожения неугодных им рас! Ну а краткие пересказы побывавших в путешествии разума древних землян вообще могли вызвать одну из фобий, при которых становилось страшно жить вообще.
Смотреть на погибший город было тяжко. Пытаться отыскать вход в подвалы – страшно. Хоть землянина никоим образом не касались местные военные распри, он все равно предчувствовал некую связь между массовой гибелью четырехруких обитателей этого мира и пустынными городами в мире адельванов. Ведь недаром между ними существовал и до сих пор продолжает функционировать портал мгновенной телепортации.
Тяжко не тяжко, а выживать следовало в любом случае.
Ну и Броди первым делом решил обеспокоиться наличием оружия. То, что валялось под ногами, считалось строительным инвентарем и не слишком подходило человеку. Древесные ручки лопат и кирок почти все сгнили, тяжеленные ржавые ломы скорее подходили для атаки на бегемота с площадки сохранившихся стен. Да и то следовало в бегемота попасть с одного броска, иначе он в свирепости завалит гарпунщика вместе со стеной. Это еще при условии, что стена сама не рухнет под тяжестью взбирающегося на него охотника. Ну а никакого иного стрелкового оружия или его подобия возле тел не наблюдалось. Также ничего не было и в покореженных взрывными волнами машинах. Что лишний раз доказывало: военных в городе не было в момент катастрофы, только гражданские лица.
Час ушел в бесполезном поиске на поверхности, а потом археологу таки пришлось спускаться в подвальные помещения. Тем более что открытые зевы ничем не маскировались, показывая своим видом, что спасшиеся от бомбардировок жители города выбрались на поверхность именно снизу. И внизу могло отыскаться очень много ценного и полезного. Начиная от оружия и кончая сохранившимися в целостности и приемлемом виде продуктами длительной консервации.
Правда, перед этим удалось отыскать наиболее сохранившуюся, довольно тяжелую лопату. Вот с ней Броди и отправился в зев наибольшего раскопа, расположенного под обломками приземистых зданий, напоминающих не то казармы, не то длинные конюшни. Увы, пройти далеко не удалось. Всего три лестничных пролета – и стало так темно, что без подручных осветительных средств можно и голову разбить, и ноги поломать.
Пришлось возвращаться наверх и думать: из чего соорудить факел, чем его пропитать и как его потом зажечь. Для опытного исследователя, не раз выживавшего даже в пустыне, – плевое дело. Тем более что на маленьких деревцах, которые так нравились бегемоту, во многих местах на коре виднелись капельки прозрачной смолы. Точно такие натеки бывают на сливовых породах, и подобная смола для медленно прогорающего факела – наилучшее топливо. А чтобы смолы стало больше, человек острым обломком арматуры быстренько сделал порезы на всех подобных поблизости деревцах. Мало того, во многих баках еще оставалось топливо, весьма по запаху похожее на солярку. Так что чему гореть – недостатка не было.
Но все-таки остальные здешние реалии сильно разнились от земных. Самое неприятное: камни при ударе друг от друга совсем не искрили. То же самое получалось и при ударе камнем по кончику лома. Дымок шел, паленым воняло, а вот искры высечь не удавалось. Аккумуляторы в сгнивших автомобилях, хоть и выглядевшие на удивление целыми, давно и навсегда умерли, надеяться на них тоже не стоило.
Тогда пришло решение обследовать со всем тщанием наиболее сохранившиеся этажи разрушенных зданий. Ведь не могли жители города пользоваться одним электричеством, никак не могли! Архитектурный стиль даже полной электрификации не соответствовал. А уж торчащие кое-где из развалин отрезки позеленевших медных трубок ясно говорили если не о тотальных газовых коммуникациях, то об индивидуальном подходе к каждой кухне.
Опять-таки, если тут кухни как таковые вообще существовали. Ведь, по рассказам древних землян, в большинстве миров не ели плоть животных, не варили растения и не подвергали термической обработке фрукты и овощи. То есть ни котлами не пользовались, ни сковородками, а газ применяли только для обогрева даже порой довольно примитивные в плане технического развития цивилизации.
«Но если так рассуждать, то ничего из консервов или герметично запакованных круп я у четырехруких не найду, – размышлял Броди, с опаской заглядывая в нечто, напоминающее узкий тоннель. – Уж не стоит ли мне спешить с найденной лопатой опять в поле, жевать на ходу кукурузу и пытаться расчистить площадку телепортации?.. Или сразу взбираться на холм, а потом, если увижу, спешить к реке? Вот уж напасть: у меня даже фляги с собой нет!..»
И с каждой минутой он все больше и больше переживал о Ларисе. Ведь одно дело – переместиться неизвестно куда, но без страха быть растоптанным ошалелым бегемотом, и совсем иное – оказаться в смертельно опасной ситуации. Ведь как-никак, но те же древние хардийцы, обладающие божественными умениями и доставившие их сюда, давали целую неделю для спокойной работы. Раньше они могут и не наведаться. Потом-то они нагрянут и, скорее всего, отыщут своих неосторожных потомков, но до этого времени еще надо прожить! А как это сделает одинокая, слабая и неопытная женщина?
Минут пять человек простоял перед тоннелем. Но не по причине боязни войти внутрь, а из-за терзающих его дум о доле любимой супруги. Затем еще с минуту он уговаривал себя настроиться на интенсивный поиск в данном городе. Ведь чем быстрее он тут «обживется», тем быстрее сможет расширить ареал своих исследований. А впоследствии и Ларису отыскать шансов станет значительно больше. О том, что ее забросило в совершенно иной мир, на другой край Вселенной, даже думать не хотелось.
Глава четвертая Акклиматизация
Держа лопату как короткое копье, Александр Константинович медленно двинулся в густой сумрак разрушенного здания. Здесь мизерное освещение все-таки присутствовало, многочисленные щели в своде и стенах давали приток дневного света, вполне достаточный для просмотра внутренней обстановки и понимания, что же тут произошло. Можно сказать, что первому этажу повезло остаться неразрушенным. Взрывная волна, похоже, снесла второй, а то и сразу два верхних этажа в сторону, оставив наверху совсем малую груду обломков, и те не провалились под собственной тяжестью вниз. Хотя герметичность потолка при этом нарушилась основательно и при выпадении осадков вода в данные помещения проливалась нещадно. Скорее всего, именно поэтому раскрытый зев, ведущий в подвал, чернел внизу застоявшейся гладью воды. При ее виде пить захотелось троекратно больше, но имелось и понимание, что такую жидкость употреблять без соответствующей обработки нельзя.
Наверняка в том же подвале обитатели этого здания и пережили первый этап бомбардировки города. Оттуда они и вышли, принявшись наводить порядок в полуразрушенной обители. Да так их смерть и застала при последних действиях. Двенадцать женщин и девять детей разного роста. Они так и замерли кто где, наверняка не осознав даже причины своей смерти.
Но, в отличие от их соседей, тела не были расклеваны воронами, а некое подобие одежды не растворилось окончательно под лучами местной звезды. Несмотря на повышенную влажность, трупы превратились в ссохшиеся мумии, пугающие своей уродливостью еще больше, чем голые белеющие скелеты. Разве что некоторые были искорежены, а то и уничтожены стекающими после дождей струями воды.