– Сережа! Картошкин! – все же, не удержавшись, позвал старший лейтенант. – Как там твои бандиты? Ничего не видели?
– Они, товарищ старший лейтенант, встречают вторую группу. Не до наблюдений. Встретились, сейчас что-то обсуждают, руками показывают в сторону села, на небо смотрят – явно темноты ждут. Их сельский снабженец боится, видимо, себя перед соседями скомпрометировать.
– Снабженец, похоже, не единственный, если вторая группа, вдвое большего состава, вышла в другую сторону. Витя, Анфилатов!
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Поддерживай связь. Слышишь меня нормально?
– Так точно. Слышимость, словно вы в нашем строю.
– Считай, что так оно и есть, но ситуацию все равно докладывай. Пользуйся техникой, если получил. Привыкай. Где сейчас находишься?
Арзамасцев подтянул к себе кожаный офицерский планшет, раскрыл его и положил перед собой карту, прикрытую прозрачной пленкой. В подступающих сумерках карту видно было плохо, и он подсветил себе маленьким фонариком-авторучкой, чтобы определить движение своего отделения и группы бандитов.
– Миновали еще одну гряду. Небольшую. Направление держим по абрису. Я по карте смотрел. Выбрал путь, чтобы только через небольшие гряды перебираться. Не хочу «светиться». Хотя уже скоро стемнеет…
Карты в этой операции имел не только командир взвода, но и его заместитель, старший сержант контрактной службы Картошкин, и три командира отделения. Нечасто разведвзвод так снабжается картами, но в этот раз штаб расстарался. И это уже само по себе говорило о важности операции.
– Слушай сюда, Анфилатов. До темноты ты обязан сократить дистанцию до приличной. Значит, добавь скорость. Если, конечно, это возможно.
– Невозможно, товарищ старший лейтенант. Идем чуть-чуть за пределом возможного.
– Понял. Я и не сомневался. Работай. Только про доклад не забывай.
– Работаем… – на ходу завершил разговор младший сержант.
Командир разведвзвода не сомневался в словах командира отделения. Если младший сержант сказал, что идут выше предела возможного, значит, идут именно так. Для спецназа ГРУ это нормальное явление. Там все и постоянно приходится делать за пределами своих возможностей. И именно потому на тренировочных занятиях спецназа всегда такие мощные нагрузки. И подгонять отделение смысла нет никакого…
Младший сержант контрактной службы Витя Анфилатов не сомневался, что он вместе со своим отделением в состоянии и догнать, и, если понадобится, перегнать бандитов, идущих, в общем-то, целеустремленно и быстро. Естественно, для себя, своих эмиров, своих товарищей и своих возможностей – целеустремленно и быстро. Но бандиты никогда не умели ходить так, как ходят солдаты спецназа ГРУ, даже если в банде оказывались вчерашние спортсмены. И вообще быстрота передвижения – это характерная особенность спецназа военной разведки. Так что, даже соблюдая все меры маскировки и предосторожности, отделение шло почти в два раза быстрее, чем два десятка бандитов.
Где местность позволяла, где камни были мелкие или крупные просто лежали в отдалении один от другого, там отделение передвигалось бегом, где большие камни лежали часто, темп приходилось сбрасывать и чередовать бег с прыжками и с быстрым шагом. Анфилатов намеревался преодолеть таким темпом как можно большее расстояние, понимая, что подступающая вечерняя и идущая следом ночная темнота лишит отделение возможности поддерживать принятую скорость передвижения. И слабым утешением служила мысль о том, что бандиты с наступлением темноты тоже вынужденно пойдут медленнее.
Темнота застала первое отделение разведвзвода еще до того, как взвод вышел на близость визуального контроля бандитов. Пришлось включить систему ночного видения в бинокле, да и снайпера, младшего сержанта Толика Ратоборцева, попросить прибегнуть к помощи тепловизионного прицела.
Небо не было затянуто тучами. Звезды светили, как всегда бывает высоко над уровнем моря, особенно ярко и излучали какое-то слегка колючее свечение. Но и этот холодный свет позволял все видеть у себя под ногами и не спотыкаться на каждом камне.
– Анфилатов! – снова вышел на связь старший лейтенант Арзамасцев.
– Слушаю вас, товарищ старший лейтенант! – сразу отозвался командир отделения.
– Почему не докладываешь? – Командир разведвзвода спрашивал строго, показывая свое недовольство недостатком получаемой информации.
– А пока и докладывать нечего. Идем маршрутом, скорее всего, через несколько минут встретимся с бандитами, по крайней мере, сумеем их лицезреть визуально. Думаю, что они должны идти с фонариками. Правда, ночь светлая и фонариками пользоваться необязательно, потому контролируем пространство впереди с помощью моего бинокля и прицела снайпера. Все стандартно, товарищ старший лейтенант. Если будут изменения или какие-то сложности, я сразу доложу.
– Хорошо, Витя, работай. Не буду надоедать.
Командир разведвзвода сказал это извинительным тоном. Анфилатов хорошо знал старшего лейтенанта и давно привык к такой манере общения. Вполне деловое общение. Младший сержант за свою службу встречался с солдатами других подразделений армии и видел, что везде отношения солдат и офицеров разные. В спецназе ГРУ тоже, кстати, разные в разных взводах, но в военной разведке как-то меньше чувствуется разница между офицером и солдатами, особенно солдатами и сержантами контрактной службы. А таких в спецназе ГРУ большинство.
Однажды младший сержант слышал, как комбат подполковник Ослов беседовал с пополнением, с молодыми офицерами, и объяснял им:
– Какое главное качество офицера спецназа? Это я вам скажу точно – воевать можно любого научить, хоть офицера, хоть солдата, хоть десантника, хоть военного строителя. А вот чувству ответственности научить трудно. У большинства людей это врожденное чувство. Есть оно или нет его, третьего не дано. Если нет, в спецназе такому человеку делать нечего. Офицер, командир в первую очередь, обязан иметь ответственность за своих солдат. Именно за солдат, а потом уже за задачу, которую перед ним ставит командование. И эта ответственность должна двигать командиром, когда он готовит своих бойцов к самым серьезным испытаниям. Если погибает солдат, то виноват в этом бывает офицер, непосредственный командир погибшего. Кто не умеет отвечать или не готов к такому, пусть лучше сразу пишет рапорт и переводится в любую мирную часть. Хоть в спецназ ВДВ, хоть куда угодно…
Старший лейтенант Арзамасцев эту ответственность имел. Он был жестким командиром взвода на занятиях, иногда даже чересчур жестким, как казалось солдатам. Но становился совсем другим человеком в боевой обстановке. Словно бы вину свою чувствовал за то, что привел взвод сюда, где пули летают и не спрашивают самих солдат, в кого им попасть. Насколько было известно младшему сержанту контрактной службы Виктору Анфилатову, за все время участия в боевых действиях взвод ни разу не понес потерь. В значительной мере заслуга в этом принадлежала командиру взвода, который хорошо готовил своих бойцов…
Только через пятнадцать минут движения в темноте младший сержант Ратоборцев, часто останавливающийся, чтобы поднять свою винтовку с тепловизионным прицелом, сказал, как показалось, громко и возбужденно:
– Вижу бандитов. Идут двумя колоннами.
Арзамасцев тоже услышал это сообщение. И сразу требовательно позвал:
– Анфилатов!
– Минутку, товарищ старший лейтенант. Есть у меня интересные наблюдения, сейчас разберусь. Всем внимание, себя не показывать! У противника бинокль с прибором ночного видения, возможно, даже с тепловизором. Я определить прибор точно не могу, в нашу сторону бандит с биноклем не поворачивается.
– Уверен? – переспросил Арзамасцев.
– Так точно. Ведущий, видимо младший эмир, посматривает в темноту. Вот, дал указание подкорректировать направление движения. Взяли чуть правее. Ищут какое-то место.
– Тепловизор, говоришь… Тогда он должен видеть биологически активный объект.
– Это я понимаю, – отозвался командир отделения. – Но мне не видно то, что видит бандит, скалы мешают. Толик, ты не видишь?
– Мне скалы мешают не меньше, чем тебе, – отозвался Ратоборцев. – А точка наблюдения у меня ниже твоей.
– Двигаемся вперед, до следующей гряды! – распорядился Анфилатов. – Через вершину – бегом, чтобы не дать времени их наблюдателю обернуться. За мной…
Командир взвода против такой команды не возразил, поскольку у него была только карта местности, а младший сержант видел многое визуально и ориентировался лучше. Пока микрофоны доносили учащенное и чуть более громкое дыхание бегущих солдат, Валентин Павлович, не желая сбивать младшему сержанту дыхание, вопросов не задавал. Но Анфилатов, понимая ситуацию, сам доложил.
– Товарищ старший лейтенант, – сообщил он торопливо, – машина перед скалами. Грузовик. И от грузовика группа, кажется, десять человек… нет, одиннадцать… несут какие-то коробки навстречу бандитам с рюкзаками. Это явно условленная встреча.
– Товарищ старший лейтенант, – сообщил он торопливо, – машина перед скалами. Грузовик. И от грузовика группа, кажется, десять человек… нет, одиннадцать… несут какие-то коробки навстречу бандитам с рюкзаками. Это явно условленная встреча.
– Я понял. Ничего не предпринимать, только наблюдать, куда двинутся снабженцы, – к своему грузовику или пойдут в банду. Смотреть внимательно. Постараться определить направление, куда двинется грузовик. Он вынужден будет включить фары. Без света там не проехать. Будьте внимательны. И – осторожнее… Бинокль с функцией ночного видения у бандитов опасен. Я пока доложу комбату, чтобы попытались блокировать грузовик на обратной дороге.
– Ой-ей-ей… – с удивлением в голосе сказал вдруг снайпер Ратоборцев.
– Что такое, Анатолий? – переспросил командир взвода, сам не имея возможности увидеть что-нибудь в той стороне. Более высокие отроги закрывали обзор с занятой разведчиками позиции.
– А тут, товарищ старший лейтенант, еще какие-то гости идут. В мой прицел разобрать, кто это, сложно, но, судя по всему, наши ненужные союзники. Если, конечно, союзники могут стать ненужными. По беретам посмотреть, это спецназ внутренних войск. Они двумя колоннами бандитов обходят и пытаются взять их в «клещи».
– Еще не легче! Они нам всю главную операцию сорвут! Спугнут бандитов, и мы потом подобраться к ним не сможем. Не вовремя такая помощь пришла, совсем не вовремя…
Старший лейтенант Арзамасцев спустился с гребня на пару метров, вытащил трубку и вызвал подполковника Ослова.
– Подполковник Ослов. Слушаю тебя, Валентин Палыч.
– Товарищ подполковник, ситуация круто меняется. Из базового лагеря бандитов вышла еще одна группа носильщиков с рюкзаками. Сразу двадцать человек. Двинулись в северном направлении…
– Понимаю…
– А я, товарищ подполковник, ничего понять не мог. В той стороне нет никакого села, вообще ничего. До дороги далеко. Но мое отделение, что пошло в преследование с наблюдением, увидело грузовик среди скал и группу других бандитов, идущую с грузом навстречу первым. Одиннадцать человек. Всего здесь, значит, тридцать один человек. Как грузовик так далеко от дороги забрался, сказать трудно.
– Лето было сухое. Земля жесткая, грязи нет. Проехали сколько смогли. Я тебе сказал, что понимаю. Это вот что значит. Сегодня вечером, перед наступлением темноты, какая-то достаточно сильная банда напала в поселке на продовольственные склады базы внутренних войск. Охрана уничтожена почти полностью. Бандиты при нападении потеряли только троих, которых выставили заслоном против отделения полиции. И ушли бы без проблем, но, к счастью или к несчастью, в поселке случайно оказался взвод «краповых» на грузовике и при поддержке боевой машины пехоты. Потому полностью загрузить машину бандиты не успели. Их заслон был уничтожен, и они уехали второпях…
– А «краповые», товарищ подполковник, как я ситуацию понимаю, пошли в преследование.
– Судя по твоим уверенным словам, «краповые» уже на месте? Нашли и догнали? Ну да, они должны были найти. Над предгорьями пролетал транспортный вертолет пограничников, с вертолета видели фары грузовика в предгорьях, там, где никаких дорог нет. Сообщили в оперативный штаб Антитеррористического комитета. Оттуда, как я понимаю, передали данные «краповым». Подожди… Но ведь они же, если догнали…
– Так точно, товарищ подполковник. Они нам всю операцию сорвут. Хотя приказ на их уничтожение я не прошу.
– Не скажу, что это приятное усиление нашей позиции. Я попробую через оперативный штаб связаться с «краповыми». Жди моего звонка. В пределах трех с половиной минут.
Подполковник Ослов сразу отключился от разговора, чтобы не тянуть время, а старший лейтенант Арзамасцев так и замер с трубкой в руках, ожидая звонка комбата. Тот позвонил ровно через три с половиной минуты, как и обещал. Аркадий Николаевич славился своей пунктуальностью.
– Валентин Палыч…
– Слушаю, товарищ подполковник.
– Неважные наши дела. Сеанс связи со взводом «краповых» только через час сорок. И то может не состояться, потому что стационарная рация у них должна остаться в БМП, а есть ли у них с собой полевая, в штабе не знают. Остановить их до этого не смогут. А они привыкли сразу работать на уничтожение. Сможешь сам их остановить?
– Не знаю еще, как это можно будет сделать, но попробую, товарищ подполковник.
– В крайнем случае отсеки их огнем из оружия с глушителями. Припугни, только аккуратно, чтобы не навредить…
– Что-нибудь попробуем сделать. Сделаем то есть, товарищ подполковник. Обязательно сделаем. Будем искать возможность. Вплоть до личного контакта…
Глава четвертая
Вообще-то полковник Джефферсон Даррелл в отношении еды был человеком неприхотливым. Единственно, он всегда следил за своим весом, боясь лишних калорий, которые могли бы подпортить его сухопарую фигуру, и старался никогда не ужинать поздно. Но зимой, когда он оказывался в кавказских горах, ему приходилось подстраивать свой организм под местные условия. А условия были таковы, что костры жгли и сооруженные на скорую руку печи топили только ночью, когда со стороны и сверху невозможно увидеть дым. Завтрак был ранним, готовился и поглощался в темноте. Обед был всегда холодным, хотя и обильным. А общий ужин начинали готовить, когда темнота спустится не только в ущелье, но и на равнину. В принципе здесь не приходилось выходить из ущелья и смотреть, когда стемнеет в предгорье. Этот срок, продолжительностью в каких-то полчаса, знали все и просто выжидали его. После холодного обеда горячий поздний ужин ждали с нетерпением. Люди были голодны. К тому же горячая еда спасала в какой-то мере от зимнего холода. Южные российские республики были сплошь высокогорными, а зимние горы не балуют теплолюбивых людей своим климатом. Летом здесь рай, но зимы в горах холодные.
– Кит, у тебя нет чего-нибудь перекусить, – спросил полковник, приоткрыв занавеску из одеяла, закрывающую небольшой грот, занимаемый капитаном Барманом.
– Уже начало темнеть, сэр. Скоро будут готовить ужин. Я у себя продуктов не держу, чтобы не разводить крыс и насекомых.
– Я бы сейчас слегка перекусил, а от ужина отказался. Не могу привыкнуть к такому позднему ужину. Это полностью против моих правил. Моя жена пришла бы от такого распорядка в ужас. Она очень боится располнеть, и в нашем доме никогда не подают на стол после шести вечера. И в семье никому не позволяется после шести даже заглядывать в холодильник.
– В нашем положении это необходимость, сэр.
– Пусть так, но моему организму это явно не на пользу. Жирок на животе уже скапливается. Хотя это, может быть, и просто возрастное.
Про свой возраст полковник упомянул вроде бы между прочим, ожидая, что капитан начнет убеждать, что еще рано ему думать о возрасте.
– Эмир, кажется, говорил, что скоро должны доставить сухие пайки. Правда, это не наши пайки, русские, без термохимической обработки продуктов, но кто пожелает обходиться без горячего, тот сможет питаться и сухим пайком. Я сам слышал, сэр, как эмир обещал это.
– Придется, видимо, мне обходиться без горячего и в обед, и в ужин, – вздохнул полковник.
– А что касается жирка на животе, то вы, сэр, – предложил капитан, – принимайте участие в наших занятиях. У меня даже моджахеды лишнего веса быстро лишаются. А вам я готов разработать индивидуальную щадящую программу, специально для сгонки веса. Вы же в курсе, что я уже месяц провожу занятия по физической подготовке моджахедов.
– Спасибо, Кит, слышал краем уха про это, я подумаю, – кивнул Даррелл, опустил занавеску и двинулся в сторону выхода из пещеры, чтобы перейти в следующую по счету, в которой помещался грот эмира Хафизова, хозяина местной базы. Всего здесь было три пещеры, которые можно было бы даже назвать большими гротами, но под базу использовались только две из них. Третья считалась складской, поскольку воздух там был какой-то сернистый, и после недолгого проживания там люди начинали сильно кашлять. Сам эмир задумал соединить жилые большие гроты сквозным проходом и, как говорил Дарреллу, искал только толкового горного инженера, знакомого с шахтным делом, чтобы правильно рассчитать производство работ. Несколько лет назад эмир начинал уже копать один проход силами своих моджахедов, но через неделю тяжелого труда проход обрушился и четверых проходчиков похоронил под обвалом. Небоевые потери эмир Хафизов не любил, поэтому прекратил попытки, не зная, как правильно выставлять крепления свода. У него было ценное качество, которое полковник отмечал как положительное. Он в отличие от большинства других эмиров не был упертым и никогда не брался за невыполнимые дела. Это касалось и боевых задач. Деятельность полковника Даррелла эмир Хафизов, по собственным словам, не понимал, но поддерживал, значит, все же считал работу американца достойной внимания. При этом сам получал за организацию определенное вознаграждение, но, кажется, для него это не было главным. Вообще Эльмурза Шуайбович был человеком уважаемым и почти положительным, насколько может быть положительным человек, возглавляющий боевой джамаат повстанцев. По крайней мере, он пользовался авторитетом не только среди своих моджахедов, но и среди других эмиров. С мнением Хафизова вынуждены были считаться даже за границей, то есть люди, которые финансировали повстанческое движение на Северном Кавказе, снабжали джамааты оружием и амуницией, и все это ради создания всемирного халифата.