Взглянув на ее безупречно прямую спину, я сказала:
— Сама же вы, судя по всему, на это не жалуетесь.
Она улыбнулась.
— Что вы думаете о Киркландском Веселье?
— Это удивительный дом.
— Да, это правда. В Англии таких не так уж много осталось. Вот почему нужно, чтобы он был в хороших руках. Такой дом и такое поместье нуждаются в постоянной заботе и в постоянном внимании, иначе они пропадут. Мэттью, боюсь, не самый лучший хозяин, к тому же, когда он был моложе, он не очень-то заботился о своей репутации в округе, вечно связываясь с какими-то женщинами.
В это время принесли чай, и горничная, поставив поднос, спросила:
— Позволите налить чай, мадам?
— Нет-нет, Доусон, оставьте нас.
Когда горничная вышла, Хейгэр сказала:
— Вы же могли бы взять это на себя? Я страдаю от ревматизма, и у меня сегодня побаливают суставы.
Я встала и подошла к столу, на котором стоял поднос. На нем были серебряный чайник с кипятком на спиртовке, заварной чайник, сахарница и молочник — все из серебра, а также чашки и угощение: тончайшие сэндвичи с ломтиками огурца, хлеб с маслом и пирожные.
Я чувствовала, что мне предстоит выдержать еще один экзамен — показать, что мне под силу с должным изяществом выполнить важную светскую роль хозяйки чайного стола.
Она действительно невозможная старуха, подумала я, но при всем при этом она мне нравилась.
Стараясь не разочаровать ее и одновременно не выдать своего напряжения, я спросила ее, сколько ей налить сливок и сколько положить сахару, после чего отнесла ей чашку и поставила ее на небольшой мраморный столик рядом с креслом, где она сидела.
— Спасибо, — сказала она любезным тоном, и я поняла, что и это испытание я выдержала успешно.
Затем я предложила ей сэндвичи и пирожные, после чего налила чай себе и села со своей чашкой у чайного стола.
За чаем Хейгэр попросила меня рассказать ей о том, как я познакомилась с Габриэлем, и я рассказала ей о том, как он помог мне выручить Пятницу и как мы потом подружились.
— И затем, когда вы узнали, кто он, вы, конечно, очень обрадовались?
— Узнала, кто он? — недоуменно повторила я.
— Ну, что он очень завидный жених — наследник титула баронета и Киркландского Веселья впридачу.
Ну вот опять — то же самое — снова намек на то, что я вышла за Габриэля ради будущего его наследства. На этот раз я даже не пыталась сдержать свое негодование.
— Ничего подобного! — воскликнула я. — Мы с Габриэлем решили пожениться еще до того, как мы узнали о материальном положении друг друга. Нас оно интересовало в последнюю очередь.
— Это меня удивляет, — спокойно сказала Хейгэр. — Я считала вас разумной женщиной.
— Я надеюсь, что таковой я и являюсь, но я никогда не верила в то, что брак по расчету — это так уж разумно. Семейная жизнь с нелюбимым человеком, как бы богат он ни был, может быть очень безрадостной.
Она засмеялась, и я поняла, что она получает удовольствие от нашего разговора. Судя по всему, я ей понравилась, но меня шокировало то, что я понравилась бы ей ничуть не меньше, будь я на самом деле охотницей за состоянием, каковой и она, и Саймон меня посчитали. Главным достоинством в ее глазах было то, что она называла «жизненным стержнем», силой характера, а также «разумность», под которой, как я подозреваю, она подразумевала расчетливость и умение действовать с максимальной выгодой для себя.
— Значит, вы поженились по любви.
— Да, — сказала я с вызовом, — именно так.
— Так почему же тогда он покончил с собой?
— Это загадка, которая осталась неразгаданной.
— Может, вы сумеете ее разгадать?
К своему удивлению я вдруг сказала:
— Надеюсь.
— Если вы действительно этого хотите, у вас это получится.
— Вы так думаете? Но ведь на свете столько неразгаданных тайн и загадок, хотя наверняка многие пытались их разгадать.
— Может, они не прилагали к этому достаточных усилий. А у вас под сердцем ребенок Габриэля, и вы должны разгадать тайну его гибели, если не для себя, так для ребенка… Да, если у вас родится мальчик, надеждам Рут придет конец — Люку Киркландское Веселье не достанется. Я уверена, что будет мальчик, я буду молиться за это, — добавила она с таким видом, словно рассчитывала на то, что даже сам Господь Бог не сможет не выполнить ее пожелания. Я улыбнулась. Она это заметила и улыбнулась мне в ответ.
— Ну, а если все-таки родится девочка, — продолжала она, — и Люк вдруг умрет…
— Почему это он вдруг умрет? — перебила я ее.
— Некоторые члены нашей семьи живут до глубокой старости, другие же умирают молодыми. У обоих сыновей моего брата было очень слабое здоровье. Если бы Габриэль не погиб бы сейчас, он вряд ли прожил бы долго. Мне кажется, что Люк тоже не особенно крепок здоровьем.
Меня поразили ее слова. Взглянув на нее, я заметила, что в ее глазах мелькнула надежда. Нет, не может быть, — мне это показалось. Она сидела спиной к свету, и мне не очень хорошо было видно ее лицо, не говоря уже о выражении глаз. Но мысль, которую она внушила мне своими словами, не оставляла меня…
Между Саймоном и Киркландским Весельем стоят Люк и мой будущий ребенок — если он родится мальчиком. Судя по тому, как Хейгэр говорит о Киркландском Веселье и о своем внуке, они значат для нее очень много, может, больше всего на свете.
Если Саймон станет хозяином поместья, она сможет вернуться в столь любимый ею дом ее детства и юности, чтобы провести в нем последние дни своей жизни…
Боясь, что она прочитает мои мысли, я спросила:
— А ваш сын, отец Саймона, был тоже слаб здоровьем?
— Господь с вами, нет. Питер погиб, воюя за страну и королеву, в Крымской кампании. Саймон появился на свет уже когда он был на фронте. Его мать, которая была очень слаба после родов, не перенесла вести о его гибели. Так что у меня остался один Саймон.
— Он, должно быть, был для вас большим утешением.
— Да, большим утешением, — повторила она с такой нежностью в голосе, какой я не ожидала от нее услышать.
Немного помолчав, Хейгэр попросила меня позвонить горничной, чтобы та унесла чайный поднос.
— Я не люблю, когда вокруг стоят грязные чашки и тарелки, — сказала она.
Когда со стола было убрано и горничная вышла с подносом, Хейгэр стала расспрашивать меня о Люке, желая знать, что я о нем думаю.
Мне было трудно на это ответить, так как я в общем-то сама не знала, что я думаю о Люке.
— Он очень молод, — ответила я, — поэтому о его характере судить пока трудно. Во всяком случае, по отношению ко мне он вполне любезен и дружелюбен.
— Я полагаю, эта красавица — дочь доктора Смита — часто бывает в доме, не так ли?
— Со времени моего возвращения я ее пока не видела. У нас сейчас вообще мало посетителей из-за траура.
Приход Саймона нас обеих застал врасплох — так незаметно пролетело время. Для меня эти два с лишним часа прошли очень приятно, и для Хейгэр по-моему тоже. Во всяком случае, она взяла с меня слово, что скоро снова навещу ее, что я с удовольствием обещала.
По дороге домой мы с Саймоном почти не разговаривали, но я видела, что он доволен тем, как прошло мое знакомство с его бабкой.
* * *В последующие несколько недель я по-прежнему ходила на прогулки, хотя они стали гораздо короче, потому что я стала быстрее уставать. Во второй половине дня я отдыхала в своей комнате, лежа на кровати и читая романы Диккенса, миссис Генри Вуд и сестер Бронте.
Мне хотелось по-настоящему освоиться с жизнью деревни, и я стала регулярно ходить в церковь вместе с Рут и Люком, и несколько раз уже пила чай в обществе викария и его жены, которые посвящали меня в дела округи и рассказывали все местные новости.
Несколько раз по настоянию тети Сары я опять навещала детские, где она мне показала еще одну фамильную реликвию — искусно вырезанную из дерева колыбель, которой было около двухсот лет. Тетя Сара вышивала для нее голубое стеганое одеяльце, увидев которое, я снова изумилась ее таланту к рукоделию.
В один из дней я еще раз навестила Хейгэр, и этот визит сблизил нас еще больше. Я почувствовала, что наконец нашла себе друга.
Из-за траура в доме никаких приемов у нас не устраивалось, но близкие друзья время от времени нас навещали. Среди них была, конечно, Дамарис, и чем больше я видела ее в обществе Люка, тем яснее для меня становилось, что он в нее влюблен. Ее же чувства для меня по-прежнему оставались загадкой, и я вообще не была уверена в том, что она может испытывать какие-нибудь чувства. Даже общаясь со своим отцом, она не выходила из своего безмятежно спокойного и равнодушного состояния. Глядя на нее, я начала сомневаться, что даже ее родной отец удостаивается ее привязанности.
Сам доктор Смит был, конечно, очень частым гостем в доме. Он приходил проведать сэра Мэттью и тетю Сару, но при этом никогда не забывал уделить несколько минут и мне.
Сам доктор Смит был, конечно, очень частым гостем в доме. Он приходил проведать сэра Мэттью и тетю Сару, но при этом никогда не забывал уделить несколько минут и мне.
Как-то раз во время моей утренней прогулки я встретила экипаж доктора на расстоянии примерно мили от дома. Он велел кучеру остановиться рядом со мной и укоризненно сказал мне:
— Вы чересчур утомляете себя, миссис Рокуэлл.
— Нет-нет, я ничуть не устала, и потом до дома осталось совсем немного.
— Прошу вас, садитесь в коляску, — сказал он. — Я вас подвезу.
Я повиновалась, повторив, что на самом деле в этом не было необходимости. Мне даже показалось, что у него самого очень усталый вид, о чем я ему и сказала.
— Я сегодня был в Уорстуисле, а это место меня всегда утомляет.
— Вы так добры, что навещаете этих несчастных.
— У меня довольно эгоистичные мотивы, миссис Рокуэлл, — ответил доктор. — Они представляют для меня профессиональный интерес. И потом я им нужен, а быть кому-то нужным очень приятно.
— Все это так, но все равно это говорит о вашей доброте. Я от многих людей слышала, как вы им помогаете — не только как врач, но и просто как внимательный и участливый человек.
Он вдруг рассмеялся, и его белые зубы сверкнули на фоне смуглого лица.
— Я на своем опыте знаю, как важно участие. Я поделюсь с вами своим секретом. Сорок лет назад я был сиротой без гроша в кармане. Быть сиротой уже само по себе невесело, но быть нищим сиротой, скажу я вам, просто трагично.
— Могу себе представить.
— Я был очень недалек от того, чтобы просить милостыню на улицах, но, слава Богу, эта участь меня миновала. По мере того, как я рос, я начал мечтать о том, чтобы выучиться на врача и лечить людей. Надежды на то, что моя мечта исполнится, у меня не было. Но однажды на меня обратил внимание один богатый человек, который стал заботиться обо мне. Благодаря ему я смог получить образование и стать тем, кем я хотел быть. А если бы не тот богатый и добрый человек, что бы со мной сталось? Так что вы понимаете, миссис Рокуэлл, почему я так забочусь о моих пациентах, и особенно о тех, которые не могут мне заплатить?
— Я не знала… — начала я.
— А теперь, когда вы знаете, вы будете относиться ко мне хуже, чем раньше, потому что по рождению я не джентльмен.
Я резко повернулась к нему.
— Если вы хотите знать, — сказала я почти сердито, — я думаю, что вы самый настоящий джентльмен и очень благородный человек.
В это время мы уже подъехали к дому, и коляска остановилась у дверей.
— Тогда я могу попросить вас об одолжении? — тихо спросил доктор Смит.
— Я готова сделать для вас все, что в моих силах.
— Берегите себя… будьте очень осторожны…
* * *На следующий день я пила чай в обществе Хейгэр Редверс в ее гостиной, слушая ее рассказы о днях ее детства и о том, как она верховодила своими братом и сестрой, как вдруг мне показалось, что эта тесная от мебели комната сжимается вокруг меня, сдавливая мне грудь и не давая мне вздохнуть. Со мной происходило что-то непонятное, чего я раньше никогда не испытывала — у меня потемнело в глазах, и я почувствовала, что проваливаюсь в какую-то черную яму…
Очнулась я, лежа на кушетке в той же комнате, оттого что мне под нос подсунули флакон с нюхательной солью.
— Что произошло? — спросила я.
— Уже все в порядке, моя милая. Вы просто упали в обморок, — ответил мне как всегда уверенный голос Хейгэр.
— Я? В обморок? Но я …
— Не стоит из-за этого волноваться. В вашем состоянии это вполне обычное дело. Теперь, пожалуйста, лежите тихо и не вскакивайте. Я послала за Джесси Данкуэт, которой я полностью доверяю.
Все-таки я попробовала встать, но ее не по возрасту сильные руки, унизанные гранатовыми и бриллиантовыми перстнями, легли мне на плечи, прижимая их к кушетке.
— Нет, моя милая, вставать не надо. Вообще я думаю, дело в том, что вы слишком много прошли сегодня пешком. Эта прогулка для вас теперь чересчур далека. В следующий раз я за вами пришлю коляску.
Она сидела на стуле рядом с кушеткой и занимала меня рассказом о том, как она сама упала в обморок, когда ждала своего сына. Время от времени она спрашивала, как я себя чувствую и не хочется ли мне чего-нибудь съесть или выпить.
Прошло, наверное, не более пятнадцати минут до того, как вошла Джесси Ланкуэйт. На вид ей было лет сорок пять, и у нее было румяное и очень добродушное лицо. Она была в габардиновом пальто и в черной шляпке с завязанными под подбородком лентами того же цвета, а когда она сняла пальто, под ним оказалось черное платье с надетым поверх него белоснежным крахмальным передником.
Было нетрудно догадаться, что эта женщина — акушерка, и очень скоро я поняла также, что она живет на территории поместья и благоговеет перед Хейгэр как самая что ни на есть верная подданная перед королевой. Позднее я узнала, что если кто-то из рожениц не в состоянии оплатить услуги Джесси, за них ей платит сама Хейгэр.
Она пощупала мой живот, задала мне всякие вопросы о моем самочувствии и пришла к выводу, что со мной все в порядке и что мой обморок был следствием переутомления и не более того.
Прописав мне чашку крепкого сладкого чаю, Джесси с достоинством удалилась, а Хейгэр вызвала горничную и велела ей принести мне чай.
Пока я его пила, она убеждала меня в том, что, когда мне придет время рожать, мне следует позвать Джесси.
— Я не знаю никого лучше нее во всей округе, поэтому я и держу ее, — сказала она. — Если бы в свое время я могла пригласить ее к своей невестке, ока была бы сейчас жива и здорова.
Я сказала, что Джесси меня вполне устраивает, тем более, что я как раз собиралась искать акушерку, и договоренность с ней избавит меня от необходимости этим заниматься.
— Ну и отлично, — сказала Хейгэр. — Я предупрежу ее, чтобы она была наготове, и попрошу ее вас регулярно навещать. И я бы вам посоветовала попросить ее переехать в ваш дом где-то за неделю до родов на случай всяких неожиданностей.
Через некоторое время Хейгэр распорядилась, чтобы меня отвезли домой, наказав мне, чтобы сразу по возвращении я легла в постель и как следует отдохнула.
Саймона дома не было, поэтому меня привез домой один из конюхов Келли Грейндж. Увидев, что я подъехала к дому в коляске, Рут удивилась, и мне пришлось ей рассказать, что со мной произошло.
— В таком случае вам надо пойти к себе и лечь, — сказала она. Я распоряжусь, чтобы вам принесли в комнату ужин.
Я с удовольствием последовала ее совету и отправилась к себе, предвкушая блаженный вечер, проведенный в постели с книгой в руках.
Вскоре после того, как я легла и, устроившись поудобнее, начала читать, Мэри-Джейн принесла мне ужин, а когда я поела, она пришла забрать поднос и сообщила, что меня хочет видеть доктор Смит. Я сказала, что приму его, и Мэри-Джейн, застегнув доверху все пуговицы моей ночной кофты, вышла, чтобы пригласить его ко мне.
Доктор пришел ко мне вместе с Рут, и, когда они оба уселись около моей кровати, он принялся расспрашивать меня о моем обмороке.
— Насколько я понимаю, волноваться совершенно не о чем, — сказала я, после того, как сделала полный отчет о своих ощущениях до и после обморока. — Судя по всему, это вполне обычное дело — так мне сказала акушерка.
— Какая акушерка? — спросил доктор Смит.
— Джесси Данкуэйт. Миссис Редверс ей очень доверяет. Я уже договорилась, что она будет принимать у меня роды, а пока она будет время от времени меня навещать. Доктор помолчал несколько секунд и потом сказал:
— У этой женщины неплохая репутация в округе. — Он наклонился ко мне с улыбкой и добавил: — Но я все-таки удостоверюсь, что она достаточно квалифицированна для того, чтобы мы могли доверить вас ее попечению.
Вскоре после этого они пожелали мне спокойной ночи и ушли. Я блаженно откинулась на подушки, думая о том, как приятно быть предметом всеобщего внимания и заботы, а главное, быть избавленной от необходимости самой принимать какие-то решения и что-то устраивать.
* * *Прошло еще две недели, и случилось нечто, что нарушило мое безмятежное существование и внесло страх и сомнения в мою жизнь.
Это произошло ночью, а перед этим был чудесный сентябрьский день, когда солнце светило так ярко и было так тепло, что только рано сгустившиеся сумерки напомнили нам о том, что уже осень.
День прошел для меня очень приятно. Вместе с Рут, Люком и Дамарис я пошла в церковь, чтобы украсить ее цветами из нашего сада к празднику урожая. Правда, они не позволили мне самой что-то делать, а усадили на скамью, откуда я могла наблюдать за их работой.
Я не стала спорить, а с удовольствием села и стала любоваться тем, как преображалась церковь благодаря их усилиям. Дамарис, которая в этот момент казалась сошедшей со страниц Ветхого Завета, украшала престол великолепными хризантемами в высокой вазе — красными, розовато-лиловыми и золотистыми. Ей помогал Люк, который вообще старался не отходить от нее ни на шаг, а Рут в это время устраивала живописные натюрморты из гроздьев винограда и разных овощей на подоконниках под витражами.