— Это за чем же?
— А за музыкой! — Ходок хитро подмигнул. — Когда все это под музыку будет, еще лучше получится, а в самых жутких местах музыка замолкнет и от этого еще страшнее выйдет. Вот увидишь!
— Так музыкантам платить надо будет. — Недовольно пробурчал Никифор. — Сколько еще запросят…
— Не скупись, хозяин — окупится. Я прикинул: если лавки расставить так, как мы обговорили, то человек шестьдесят поместится. Это же больше гривны выходит. Да еще об заклад биться будем, как сегодня. Договоримся с ребятами: когда надо падать, когда — нет, всегда в выигрыше останемся!
"Ну и жук! Да он на всех этих пари возьмет в десять раз больше входной платы! Наверняка не сам об заклад биться будет, а подставных людей найдет, чтобы рожу не запомнили. Мошенничество чистой воды, но… в рамках его философии: "зритель сам приходит, чтобы его обманули". Шоу-бизнес, туды его. Вообще-то, помнится, в цирке мороженым торговали и прочими вкусностями…".
— Дядя Никифор, а можно еще перед началом и в перерывах торговлю устраивать. Орешками, квасом, сбитнем, может еще чем-то.
— Ха! Найдем чем! Сенька!
— Найдем, хозяин!
Ходок снова скорчил хитрую рожу и гаркнул:
— Р-роська! — И обернувшись к Никифору с Мишкой, пообещал: — А теперь я вам кое-что покажу.
Из-за груды канатов, парусов и другого судового имущества выскочил худенький паренек лет двенадцати.
— Тута я!
— Тащи шест!
Да, это был настоящий цирк, пацан работал на шесте не хуже тех артистов, которых Мишка видел еще в ТОЙ жизни. Видимо Ходок сам в прошлом выступал именно с этим номером и обучил ему Роську. Зачем? Кто знает? Может быть, со скуки, может быть думал, что когда-то снова придется вернуться к циркачеству.
— Дядя Никифор, — тихонько спросил Мишка — а как Ходока на самом деле зовут?
— Абрам.
— Иудей, что ли? Не похож…
— Да кто его разберет! Когда надуть кого-то надо или поторговаться — иудей, как меды пить и песни орать — наш, как драться — берсерк нурманский, а как девок улещивать… Гм, это самое… В общем, непонятно кто, но кормщик изрядный — таких поискать. Теперь вот, оказывается, что и скоморохом когда-то был.
— А Роська?
— Ростислав. На ляшской ладье был, когда они, пять лет назад, нас на Висле захватить хотели. Ха! Не на того напали! Была ляшская ладья, стала моей, а Роська в придачу достался, не убивать же было.
— Ну, как, хозяин? — Запыхавшийся пацан подскочил к Никифору и Мишке. — Понравилось?
— Ловко, молодец, Роська! Ну, Михайла, вот тебе и еще подмога.
— Отличная подмога, дядя Никифор, только шест, наверно, и Андрей подержать может, он сильный, а Ходок пусть между зрителями так и работает, как сегодня. Ходок, ты как, согласен?
— Почему — нет? Андрей вместо меня справится, а вот Роська вместо Андрея? Не забоишься под ножи встать?
— Не-а, не забоюсь!
Никифор сразу же построжел.
— Да ты что, Ходок, ребенка…
— То-то, что ребенка, хозяин, еще страшнее получится, а ребята не промахнутся, я видел, как они работают, главное, чтобы Роська не струсил.
— Кто? Я? — Тут же возмутился пацан. — А давай прямо сейчас встану. Михайла, кидай в меня, вот увидите: не моргну!
— Ну, вставай. — Мишка извлек кинжал из ножен, привычно подкинул его и поймал. — Только не дергайся, а то сам под лезвие подвернешься.
— Михайла, Ходок, да вы что, ополоумели все? — Никифор разволновался не на шутку. — А ну-ка, прекратите!
— Не бойся, дядя Никифор, — успокоил купца Мишка — мы все по очереди так стояли, как видишь: дырок на нас нет. Роська, готов? Первый — слева от головы. Бросаю!
На первых двух бросках Роська моргал, потом собрался и стоял совершенно спокойно, только на лбу выступили капли пота.
"Есть характер у парня, впрочем, жизнь его пообтесала, без скидок на возраст. Никифор на Вислу ходил пять лет назад, значит в том бою Роське лет семь было. Как он на той ладье оказался? Впрочем, тут кого ни возьми, на основе биографии авантюрный роман писать можно. Один Ходок чего стоит!".
— А вот и музыка пожаловала! — Торжественно возвестил Ходок. — Здорово, Своята! Подзаработать хочешь?
"Художественный руководитель ансамбля" тощий, кривобокий и сильно прихрамывающий мужик, производил впечатление отнюдь не музыканта, а скорее злодея с садистскими наклонностями. И голос у него оказался подстать внешности — злой, каркающий.
— Это, смотря сколько положишь, Ходяра, пока что, на сегодня ты нас без заработка оставил. Только народ на торгу нас послушать собираться начал, а тут к тебе иди!
— Ага! Так бы ты и ушел, если бы слушателей набралось. Впустую дудели, как и вчера. Но если ты такой гордый — вот тебе вервица за беспокойство и топай назад, других найдем!
— Засунь свою вервицу знаешь куда… Говори: зачем звал?
— А зачем тебя звать можно? Не на рожу же твою любоваться! Играть будешь. Здесь — под крышей, с удобством, не то, что на торгу.
— Свадьба, что ли?
— Нет, похороны. Покойникам, вишь, сплясать напоследок захотелось.
— Тьфу! Балаболка ты, а не Ходок! Дело говори!
— Не, Своята, передумал я, ты своей рожей мне всех зрителей распугаешь, бери вервицу и проваливай!
«Худрука» аж затрясло от злости, казалось, еще немного и он бросится на Ходока с кулаками.
— Кончай изгаляться! Говори зачем звал!
— А ну-ка, утихни! — Командный голос у Ходока был поставлен что надо, Своята даже голову в плечи втянул. — Ты не в кабак пришел! Вот хозяин Никифор Палыч стоит, ты даже поздороваться не подумал! Еще про работу ничего не знаешь, а уже про плату толкуешь! На хрен ты такой здесь нужен?
Своята сразу же заметно притих, сдернул шапку, поклонился Никифору.
— Здрав будь, Никифор Палыч, не серчай, не заметил тебя сразу. Чего пожелаешь? Мы всякую музыку играть можем: хочешь — веселую, хочешь — жалостную, ежели в застолье…
— Играть будешь то, что вот они тебе скажут. — Никифор указал на Ходока и Мишку — Играть будешь здесь каждый день с завтрашнего дня. Ученики княжих ратников будут представлять воинское учение, зрителей пускать будем за плату. Твоя доля с той платы — двадцатая.
— Пятая!
— Пшел вон!
— Седьмая!
— Сенька! Зови мужиков, гоните их в шею!
— Десятая, хозяин, помилосердствуй, мне же музыкантов кормить надо!
— На торгу ты за неделю не заработаешь того, что здесь за день…
Пока шла торговля, Мишка рассматривал «ансамбль», благо музыканты держали инструменты в руках и было сразу понятно — кто на чем играет. У двоих пареньков, по виду его ровесников были костяные рожки, у третьего — деревянная флейта, или что-то на нее сильно похожее. Мужик средних лет приволок здоровенную деревянную трубу, видимо, предназначенную исполнять басовую партию, а у молодого парня, Мишка чуть не сел от удивления, оказался ксилофон — закрепленные на раме деревянные плашки разного размера. Сам «худрук» держал подмышкой бубен, и что-то еще круглое было у него в мешке.
Вид у музыкантов был весьма потрепанный и откровенно голодный. То ли дела шли неважно, то ли «худрук» был скупердяем, а скорее всего — и то, и другое.
Мишка подошел к оркестру, поздоровался, в ответ получил торопливые униженные поклоны.
"Да, ребята, чувствуется, затюканные. Начальник у них — еще та сволочь. Может, из-за его дурного характера и бедствуют? Актер, все-таки, должен быть легок в общении, весел, насколько можно, симпатичен, а на этого смотреть тошно. Надо их подальше от зрителей посадить, чтобы… как в настоящем цирке! Как же им про музыку-то объяснять? Может сами сообразят?".
— Я не знаю, что вы умеете играть, — обратился Мишка к музыкантам — поэтому давайте так: я буду показывать, что мы делаем, а вы подбирайте к этому музыку. Понятно?
— Понятно, хозяин, подберем.
— Я не хозяин, ну, ладно, неважно… Вот смотрите для начала.
Мишка вытащил кинжалы и принялся жонглировать. Музыканты обернулись на Свояту, видимо темп обычно задавал своим бубном он, но худрук был целиком поглощен процессом торговли. Мужик с трубой взял руководство на себя.
Бу-бу-бу-бу — загудела труба, точно поймав ритм полета кинжалов, тут же вступили рожки затянув что-то протяжное, но это оказалось лишь звуковым фоном. Флейтист некоторое время помолчал, потом, переглянувшись с хозяином «ксилофона» заиграл что-то веселое, снайперски попав в настроение полета клинков, тут же вступили «ксилофонист». Получилось просто здорово!
— А ну, кончай! Мы еще о цене не договорились! — Своята орал препротивнейшим голосом, музыку как ножом обрезало. — Эй, сопляк! Ты, который с ножами, а ну, отойди!
— Я тебе не сопляк, а Михайла Фролыч! Понял, пень корявый?
— Ой, неужто боярин? — Своята являя собой воплощение сарказма. — А может князь? Я-то и не разобрал сослепу!
— Я - княжий ратник в восьмом колене! Андрей, объясни ему!
Немой ухватил Свояту за шиворот и, приподняв в воздух, крепенько встряхнул. Мишка подскочил к нему, глянул в наливающееся кровью лицо.
— Еще раз вякнешь, пес, уши до жопы натяну! Понял?
— Эк-кх-кх — «худрук» задыхался, пытаясь дотянуться ногами до земли, но Немой, без всякого видимого усилия, продолжал держать его на весу.
— Понял или не понял?
— Д-д…
— Отпусти его, Андрей.
Своята коснулся ногами пола и судорожно втянул в себя воздух. Мишка дождался пока «худрук» продышится и снова повторил вопрос:
— Понял или не понял?
— Понял…
— Как меня звать?
— Михайла Фролыч.
— Иди, торгуйся дальше, а мне не мешай.
— Кхе!
Мишка совсем забыл про деда, спокойно сидевшего все это время в уголке, даже, кажется, подремывавшего. "Кхе!" было явно одобрительным. Тут же последовало и подтверждение от дядьки Никифора:
— А внук-то у тебя, Корней Агеич, себя понимает…
— Дык, воспитываем, Никеша. Кхе! Воспитываем, как же без этого?
"Блин, опять из образа вышел! И чего это я? Ну, мужик противный, ну, обозвал сопляком… Ничего особенного, с чего я завелся-то? Сорри, сэр, а музыку Вы когда последний раз слышали? Еще ТАМ? То-то это пиликанье Вас сразу за душу взяло! И тут это уродище кривобокое Вам весь кайф обломало. Вот и причина! А ведь и правда — соскучился. Еще бы что-нибудь знакомое услышать, да откуда здесь… А оттуда! Ну-ка, попробуем!".
— Слушайте, а если я напою мелодию, сможете сыграть?
— Напой, хозяин! — Один из рожечников сразу оживился. — Напой, мы новое быстро схватываем! Парень забрал у флейтиста его инструмент и уставился на Мишку.
— Давай, хозяин.
— Ля, ля-ля...
Мишка напел, в общем-то, несложную мелодию «Катюши».
Слух у музыканта, похоже, был абсолютным — уже второй куплет он воспроизвел безошибочно, на третьем вступил мужик с трубой и второй рожечник. «Ксилофонист» сначала выстучал мелодию отдельными ударами, а потом рассыпался дробью, Мишку чуть слеза не прошибла.
— Здорово, молодцы ребята!
Музыканты заулыбались, а Мишка вдруг всей кожей ощутил повисшую в амбаре тишину. Все пялились на него, словно увидели впервые в жизни.
"Блин! Прокол за проколом! Позвольте Вам заметить, сэр Майкл: Вы совсем охренели. Это же, по нынешним временам, черте что и с боку бантик! Покруче, чем рок-н-ролл в пятидесятые годы. Помните, как деды тогда отреагировали? Причем, не только у нас, но и в Штатах. Официальные запреты, судебные процессы, а в Советском Союзе, так вообще, пятнадцать суток наматывали, как за мелкое хулиганство. А ну, как и ЗДЕСЬ то же самое будет? Да еще святые отцы… Все дело завалим!".
— Михайла, ты где это слышал такое? — озвучил общее недоумение Никифор.
"М-да, и на библиотеку отца Михаила не сошлешься".
— Да так, дядя Никифор… Само как-то придумалось. А что, плохо?
— Эй, парень… э-э Михайла Фролыч! А еще чего-нибудь такое знаешь?
— Ну, я не знаю… Можно попробовать… А зачем?
— Так ить! Да никто ж этого не знает! Да мы с этакой музыкой…
Своята прикусил язык, но было поздно. Никифор тонкости момента не уловил, но Мишка просек ситуацию мгновенно.
— Дядя Никифор! Новая музыка денег стоит. Вы на чем сторговались? Если он мою музыку перенимать собирается, так еще долю срезай!
— Ха! А как же! — Никифор хищно ощерился. — Не, Своята, я тебе с самого начала правильную долю назвал — двадцатую. Деньги получишь, да еще и новую музыку узнаешь. И не торгуйся, даже и слышать ничего не хочу!
Никифор, и слыхом не слыхивал о таком звере, как авторское право, но наживу чуял нутром и своего не упускал. Торг пошел по новому кругу.
— Хозяин. — Флейтист говорил шепотом, видимо для того, чтобы не услышал Своята. — Напой еще что-нибудь, твоему дядьке торговаться легче будет.
— А тебе-то какой интерес?
— Да ну его, сквалыгу, нам все равно ничего не достанется, только кормежка, а музыку не отнимешь, она всегда с нами. Ну, напой Михайла Фролыч!
— Погоди, подумать надо…
"Почему «Катюша» так сразу прижилась? Вернее, не так. Почему я с «Катюши» начал? Даже не задумался, само как-то выскочило. Значит, подсознательно был готов. К чему? К тому, что поймут и примут? Я, ведь, уже вжился в ЗДЕШНЮЮ жизнь, должен такие вещи чувствовать. Может и чувствую, но не понимаю, а надо понять, иначе промахнусь. Чем «Катюша» отличается от остальных песен, вообще от всей музыки? Блин, консерватории не кончал, на гитаре только «блатные» аккорды знаю…
Тогда заходим с другой стороны: музыка — один из видов воздействия на человека, значит, разновидность управления, причем, напрямую — без посредничества словесного или визуального ряда. Чем воздействие «Катюши» отличается… Ага! Есть две русские песни, которые знают во всем мире: «Катюша» и "Подмосковные вечера". Видимо, они универсальны, в том смысле, что «ложатся» на любой менталитет.
Так что же, "Подмосковные вечера" с ними разучивать? Нет, тут должно быть что-то еще. Когда была написана «Катюша»? Еще до Отечественной Войны — в тридцатые годы. И, сначала, это была вовсе не солдатская строевая песня — ее исполняли с эстрады. Что тогда была за публика? Индустриализация, бурный рост городского населения… Вчерашние крестьяне, мягко говоря, не обремененные знанием мировой музыкальной культуры. То же, что и ЗДЕСЬ. Уже тепло!
Есть методика! Делаем обобщенный портрет слушателя и ищем аналогии между XX и XII веками! Патриархальное воспитание, крестьянский образ жизни, плюс военная тематика представления… Песни гражданской войны! А ну-ка!".
— Так, попробуем! Сначала, ты. — Мишка ткнул пальцем в сторону мужика с трубой. — Раз, два, три, четыре! — Вместе с отсчетом Мишка взмахами руки задал «басу» темп.
Бу-бу-бу загудела труба.
— Теперь ты — Мишка обернулся к «ксилофонисту». — Делаешь так, как будто копыта стучат на галопе: тра, тра, тра.
— Теперь — ты! Ля, ля-ля-ля…
— А теперь так: тра-ля, ля-ля, ля-ля…
— А вот ты. — Мишка обратился к одному из парней, играющих на рожках. — Попробуй сделать так: Па-па, па-па, па-пам! — Мишка попытался изобразить звук горна. — И представьте себе, когда играете: скачут по дороге ратники — копыта стучат, оружие звенит, шлемы на солнце блестят. Ну, сначала: раз, два, три…
Музыкантам мелодия явно нравилась, играли, что называется, с душой, Мишка чуть не запел вслух. В том углу, где яростно торговались Своята с Никифором, опять наступила тишина. Когда затихли последние аккорды, первым опомнился Никифор:
— Ха! Да за такую музыку ты вообще бесплатно играть должен и благодарить еще!
— Убивец! С голоду же передохнем! Десятая!
— Пятнадцатая и музыка!
— Хозяин! — Подал голос приказчик Семен. — Плотники пришли, помост сколачивать.
— Ну вот, Своята, сам виноват! Видишь: уже и плотники пришли.
Причем здесь были плотники Мишка не понял, но у торговли своя логика.
— Ладно, Никифор Палыч, двенадцатая часть и музыка. По рукам?
— Грабитель, людоед! Да что с тобой поделаешь? По рукам!
— Михайла… — Своята зыркнул глазами на Немого. — Михайла Фролыч…
— Просто Михайла, не чинись. — Изобразил демократичность Мишка.
— Михайла, пойдем на улицу, тут сейчас стучать начнут, еще чего-нибудь новенькое напоешь?
— Вы это-то разучите.
— Разучим, я им покоя не дам пока…
— Ты бы их покормил сначала, задаток-то получил? Смотри: аж синие все. Приходите-ка после обеда, может, еще чего придумаем.
На выходе из ладейного амбара Мишка, сквозь шум, производимый плотниками, невольно подслушал, как Никифор рассыпается в комплиментах:
— Ну и внуки у тебя, Корней Агеич! И скачут и стреляют, и науки постигли, и музыку сочиняют, а еще же и четырнадцати годов нет! Не то, что мои обалдуи! И как ты их всему этому обучил-то?
— Дык, гм, это… Воспитываем помаленьку. Кхе!
"Кто бы мог подумать: в селе Ратное не только военный гарнизон имеется, но еще и цирковое училище с университетом и консерваторией. Чудны дела твои, Господи! Блин, прости меня грешного!".
Глава 2
Четыре дня представления шли с аншлагом. Ходок оказался великолепным режиссером-постановщиком и сумел растянуть действо на два отделения минут по двадцать — двадцать пять каждое. Перед началом и в антракте оркестр играл «Барыню», "Катюшу", "Синий платочек" и "Случайный вальс". Среди зрителей сновали торговцы лакомствами, «подставные» Ходока по ходу представления заключали самые дикие пари, Кузька вошел во вкус: кривлялся, показывал язык, падал в нужные моменты и не падал, когда это было не нужно.