Третья жертва - Лиза Гарднер 16 стр.


– И Шеп О'Грейди арестовал вас?

– Ага. – Она пожала плечами. – Я и сама бы себя арестовала. Весь город знал, что она вытворяет. И вот так получилось – она мертва, а на моих волосах ее мозги. Я стала главной подозреваемой. Но я этого не делала.

– Тогда кто же?

– Официально – дело все еще не закрыто. Неофициально – полиция практически уверена, что это был ее тогдашний кавалер. Соседка видела его перед домом незадолго до того, как услышала выстрел. Может, они просто поссорились, а может, он надрался и ничего не соображал. Моя мать встречалась отнюдь не с разработчиками новых финансовых операций. Кажется, он был дальнобойщиком. Ориентировку на него разослали, но никто так его больше и не видел. Просто парень, из тех, что приходят и уходят. Прошло уже столько лет, что я и имя-то его уже не помню. – Рейни снова пожала плечами. – Учитывая, какую жизнь вела моя мать, думаю, по-другому все кончиться и не могло.

– А для вас? – мягко спросил Куинси. – После всего этого, полагаю, вы должны были покинуть Бейкерсвиль навсегда.

– Я пыталась. Переехала в Портленд. Поступила в университет. Начала пить. Пила года четыре. Потом стала ходить на собрания Общества анонимных алкоголиков. По окончании учебы решила вернуться домой, потому что сколько я ни бегаю, а возвращаюсь каждый раз к тому, с чего начала. И потом, мне здесь нравится. Я унаследовала мамин дом, полностью оплаченный, что хорошо, когда зарабатываешь пятнадцать тысяч в год.

– И вы по-прежнему живете в доме, в котором росли? – Он наградил ее скептическим взглядом.

– А почему бы и нет? Больше всего мне в нем нравится веранда. – Она лукаво улыбнулась. – По правде говоря, мне по душе полицейская работа в небольшом городке. Имеешь дело с людьми, а не с бумагами. И здесь, в Бейкерсвиле, живут милые люди.

– Исключая соседей, которые не сказали ни слова вашей матери, бившей вас каждый вечер. Соседей, которые и сейчас считают вас убийцей.

– О, тем, кто считает меня убийцей, до меня нет никакого дела. По их мнению, как аукнется, так и откликнется.

– Но вы ведь так не думаете, правда? И эти последние два дня, они ведь были для вас нелегкими?

Рейни напряглась, пальцы ее снова сжали бутылку «Будвайзера».

– Вот только с психоанализом ко мне не надо.

– Да я и не пытаюсь, – примирительно сказал Куинси. – Тем не менее я помню, как вы сегодня дали мгновенное объяснение термина «нарушение привязанности». Совместите это с тем фактом, что вы росли в неблагополучной семье, в обстоятельствах, не слишком отличающихся от тех, которые доводится пережить наиболее жестоким подросткам. Подобные проблемы для вас не новость. Вы уже задумывались о них. И будете думать еще долго после того, как это дело завершится.

– Ну, по крайней мере, мой интерес – личный, а не какой-то там неуместный «комплекс героя».

Получилось чисто рефлексивно, как удар наотмашь, и насколько резко и злобно это прозвучало, она поняла лишь после того, как Куинси поморщился.

– Туше`, – пробормотал он.

Рейни смущенно опустила глаза. Неприлично просить человека поделиться своими тревогами, а затем использовать его откровенность против него же. Она бы и хотела быть лучше, но знала, что не может. Отличаясь вспыльчивым и колким характером, Рейни извинялась редко и неохотно.

– Я не хотел поставить вас в неудобное положение, – спокойно сказал Куинси.

– Дэнни тревожит меня, – проговорила она поспешно, пока не передумала. – Я видела его глаза. Он как будто загнан в угол. Злой. Сбит с толку. Я знаю этот взгляд, и я смотрела на те тела и думала… Все говорят, дети не могут быть злыми, злыми настолько, чтобы хотеть убивать, но я знаю, что могут. Иногда это трудно – не быть таким. Быть юным, беспомощным и беззащитным…

Ее голос дрогнул. Так она и сидела, сдерживая оставшиеся слова и чувствуя, как, будто пойманная в силок птица, бьется в груди сердце.

– Вас пугает, что вы могли стать такой же, как Дэнни О'Грейди? – спросил Куинси.

Рейни ничего не ответила.

– Вы не Дэнни, – твердо произнес он.

– Я знаю! Я – женщина, а женщины не переносят ярость. Мы не становимся массовыми или серийными убийцами. Вместо этого мы направляем гнев на тех, кто сделал нам больно. Или обращаем его на саморазрушение. Впрочем, это не важно. Дело совсем не в этом. Думаю, дело в жестокости. Потому что это стрельба, а не автомобильная авария или несчастный случай на уборке урожая. Не знаю. Просто все как будто вернулось. Ведь и в тот день все только и гадали, я ее убила или же нет, и никто не удосужился поинтересоваться у меня, как я себя чувствую. Я и сама об этом не думала. Но она была моей матерью, и у меня ушло столько времени на то, что отчистить потолок от крови!.. Кажется, я оттирала его несколько дней, и все равно мне мерещились розоватые пятна. Она была моей матерью, ради всего святого. Единственным близким человеком.

– Рейни, вы в порядке?

– Да, в полном… Черт, мне бы лучше заткнуться.

В какой-то момент он взял ее руку в свою. Рейни не помнила, когда именно, и сам факт того, что она это не заметила, ошеломил ее. Она всегда замечала, когда к ней прикасались. Всегда была очень осторожной в отношении всего того, что касалось личного пространства. Рейни резко выдернула руку, провела ладонью по волосам и обнаружила, что разволновалась сильнее, нежели полагала. Куинси посмотрел на нее с беспокойством, отчего ей захотелось легкомысленно рассмеяться, но ничего хорошего из этого не получилось бы.

– Простите, – отрывисто сказала она. – Сначала обвиняю вас в том, что обращаетесь со мной, словно врач с пациентом, потом сама веду себя, будто мозгоправ…

– Я не ваш психиатр, – сказал он ровно. – Это для ясности.

– Конечно же нет. Мне и не нужен никакой психиатр!

Куинси поднял бровь. Рейни покраснела еще больше. Он снова взял ее за руку и посмотрел ободряюще.

– Рейни, послушайте. То, через что вы сейчас проходите, вполне реально. Это называется «посттравматический стрессовый синдром». Четырнадцать лет назад вы пережили серьезную травму. И хотя вы разобрались с этой травмой на самых различных уровнях, ее последствия ощутимы и поныне. Сейчас вы оказались в схожей ситуации, напомнившей ту, первую. Такое случается со всеми. Когда началась война в Заливе, Управлению по делам бывших военнослужащих пришлось организовать «горячую линию» для ветеранов Вьетнама, у которых вдруг стали возникать видения сражений двадцатилетней давности. К сожалению, каждый новый случай со стрельбой в школе отзывается эхом в других семьях. Флэшбеки, ночные кошмары, приступы тревоги. И все прилагающееся.

– Я – профессионал. Это моя работа. Расследовать убийства. Оставаться беспристрастной.

– Вы – человек. – Он сжал ее пальцы. – Умная женщина. Ваш мозг работает сам по себе.

– Что ж, можете забрать его себе. Он завис на мгновенном повторе, и с меня довольно.

Агент едва заметно улыбнулся:

– Чем старее травма, тем скорее она пройдет. Хотя, быть может, вам и следовало бы обсудить это с кем-то. Департамент шерифа предоставляет какую-нибудь психиатрическую помощь?

– Наш департамент не предоставляет даже кофе.

– Возможно, профессионалы уже летят сюда, чтобы помочь детям.

– Да, возможно. – Рейни сказала это так, что им обоим было ясно – она никуда не пойдет. Обратиться к настоящему профессионалу значило бы признаться в собственной слабости. Этого она никогда бы не сделала.

– Уже поздно, – заметил Куинси.

Рейни огляделась. Музыка стихала, столики мало-помалу пустели. Он прав, пора уходить. Каждому к себе. Она выговорилась по полной, а того, кому излил душу, на одну ночь не снимают.

Она поднялась. Пирс последовал ее примеру.

– Куинси… Мне жаль, что так случилось с вашей дочерью.

– Спасибо. Это не поможет, но все равно – спасибо.

– Знаю. И вот еще что. – Рейни замялась. – Простите за то, что я сказала чуть ранее. О неуместном комплексе героя. У меня не всегда получается быть вежливой.

– А я уж подумал, что это часть вашего обаяния.

Куинси положил руку ей на талию и повел к двери.

На улице было прохладно, и Рейни снова смерила его выжидающим взглядом. Его рука все еще лежала на ее талии. Он был так близко. Она ощущала запах его лосьона после бритья, изысканного и дорогого. Что влекло ее к ему? Рейни не знала. Он был сильный, умный, искушенный. Она никогда не пыталась найти кого-то, кто бы мог стать вызовом. Она всегда встречалась с молодыми парнями, не задающими лишних вопросов. Так безопаснее.

Теперь она изучала впадинку на горле Куинси, там, где темнела полоска волос. Смотрела на его руку с такими длинными, умелыми пальцами. Заглядывала в его внимательные голубые, так много повидавшие глаза.

Она инстинктивно отступила на шаг, смутившись и даже немного испугавшись. Он уже наклонился, и губы коснулись ее щеки.

– Я не твой психиатр, Рейни.

– Знаю.

Его губы, теплые, твердые, сухие, коснулись другой щеки.

Она инстинктивно отступила на шаг, смутившись и даже немного испугавшись. Он уже наклонился, и губы коснулись ее щеки.

– Я не твой психиатр, Рейни.

– Знаю.

Его губы, теплые, твердые, сухие, коснулись другой щеки.

– Даже не знаю, что я здесь делаю. В таких вещах я придерживаюсь определенной политики.

Его губы припали к ложбинке на ее шее. Она откинула голову. Знала, что не надо, но ничего не могла с собой поделать. Легкий, дразнящий поцелуй.

– Никаких неформальных отношений? – пробормотала она.

Пирс поднял голову.

– Никакого секса на одну ночь. Я слишком стар для такого дерьма, Рейни. Я бывал в куче городов, проводил слишком много времени за изучением самого худшего из того, что встречается в людях. Я уже испытал, что такое брак и отцовство, у меня есть все то, чем можно гордиться и чего никогда не стоило бы делать. Я больше не верю в эскапизм на одну ночь. Мне это не нужно.

Она открыла было рот, чтобы возразить, но Куинси не дал ей такой возможности, прижавшись губами к ее губам. Рейни вздрогнула от неожиданности. Он остановился, но не оторвал губ, ищущих и влажных. Его руки были у нее на спине. Пирс лишь слегка придерживал ее, оставляя максимум свободы, и за это она была признательна ему, но и немного разочарована.

Рейни только-только подалась вперед, когда он прервал поцелуй.

– Ты мне интересна, Рейни, – шепнул он ей на ухо. – Ты не такая, как я думал. Ты умная. Сложная. И я уже знаю, что ты не пойдешь сегодня со мною ко мне.

– Не пойду, – пробормотала она.

– Ты намерена измучить себя утренней поездкой в офис судмедэксперта. Ты будешь всю ночь думать о матери и этих мертвых девочках.

– Не надо…

– Я не твой психиатр, Рейни. Я просто человек, который прошел через все это.

Куинси убрал руки. Отступил. И она ощутила резкое вторжение ночи. Похолодели руки. Рейни дрожала все то время, пока он шел к машине, но так и не окликнула его. Ей было на чем добраться домой. Одно из ее правил. Одно из ее многих, многих правил, разработанных для того, чтобы сделать жизнь безопасной.

Специальный агент по надзору Пирс Куинси уехал.

А еще через секунду Рейни тоже отправилась домой. Одна.

Глава 14

Четверг, 17 мая, 1:08

На задней веранде, когда Рейни вернулась домой, ее дожидался Шеп. Судя по кучке пустых пивных бутылок под ногами, пришел он не сейчас, и настроение его от ожидания не улучшилось.

– И где ты, черт возьми, шляешься? – недовольно спросил шериф, когда она, отодвинув стеклянную дверь, переступила порожек.

С минуту Рейни молча смотрела на него. Было уже поздно, за полночь, да и душа к разговору не лежала. С другой стороны, если подумать, этого и стоило ожидать.

Она расстегнула рукава поношенной хлопчатобумажной рубашки.

– Иди домой, Шеп.

– А с судмедэкспертом завтра утром ты встречаться не собираешься? Господи, Рейни, это же расследование убийства. Что ты делаешь? Гуляешь где-то до поздней ночи…

– По-моему, в этом деле старшая я. А теперь убирайся с моей веранды.

Шеп притворился, что не слышит, и, отставив пиво, поднялся с важным видом, словно все еще исполнял обязанности шерифа. Тот факт, что его слегка повело при этом в сторону, значения не имел. Рейни покачала головой.

– Нам надо поговорить.

– Ты пьян и не соображаешь, что делаешь, а если кто-то увидит тебя здесь, то у Джорджа Уокера появится новая тема для пятичасовых новостей. Отец подозреваемого якшается с полицией.

– Дэнни этого не делал!

– На обоймах его отпечатки.

– Не на всех.

– Ты о чем?

– Ага, так Сандерс тебе не сказал, да? – Шеп хитровато ухмыльнулся и постучал себя в грудь. – У меня есть свой источник в криминалистической лаборатории штата. Я разговаривал с ним сегодня, и он сказал, что они нашли отпечатки на спидлоулерах от тридцать восьмого и обоймах от двадцать второго калибра – за исключением одного спидлоудера от тридцать восьмого. Этот – единственный без пятен, грязи, отпечатков. Другими словами, вытертый начисто. И в этом спидлоудере что-то странное. Что именно, мой источник не сказал, но он отправил его для дальнейшего анализа. Вот так-то. С уликой что-то не то. Там, в тех коридорах, произошло что-то еще, и этот спидлоудер – тому доказательство.

– Господи боже мой, Шеп. Не со всех обойм получается снять отпечатки – ты и сам знаешь. А теперь в последний раз говорю – иди домой.

– Один спидлоудер вытерт начисто! Говорю тебе, там был кто-то еще. Спидлоудер – доказательство. Может быть, Дэнни помогал. О'кей? Я и сам это понимаю. Он взял оружие. Может быть, думал, что помогает другу. Но стрелял кто-то другой. Ты должна помочь мне. Ты должна верить мне.

– Ничего такого я не должна.

– То есть как?

Рейни подняла голову и посмотрела боссу в глаза:

– Сначала ты назначаешь меня главной. Ты еще не приехал в школу, но уже что-то знаешь. Потом вся эта стычка с Дэнни. Ты вынудил меня выстрелить. Ты ухитрился заляпать оружие своими отпечатками. Через тридцать секунд все доказательства скомпрометированы. И ты позаботился о том, чтобы об этом знали все. Что это Коннер облажалась. Дэнни выйдет сухим из воды. Так что там случилось, в том коридоре? Хочешь, чтобы я тебе помогла, – расскажи, что происходило вчера.

– Рейни, клянусь тебе…

Хватит нести чушь! – вскипела Рейни, выплеснув вдруг скопившиеся обиду и негодование. Шеп сделал ее частью трагедии, а теперь стоит у нее на веранде и просит о помощи. И это после того, как обвел ее вокруг пальца! Да как он смеет! А ведь она считала его другом. – Ты знал, что происходит. Ты подозревал Дэнни. Почему?

– Не кричи на меня. Может, я и не при исполнении, но все равно остаюсь шерифом этого города!

– Что там случилось? Что ты сделал?

– Не надо со мной так! Разве я не помог тебе когда-то? Что там случилось? Сколько вопросов остались без ответа только потому, что я их так и не задал. Я оставил все как есть. Не стал, как говорится, будить лихо. Теперь твоя очередь сделать то же самое.

Убирайся из моего дома!

– Он мой сын, черт возьми! Мой сын!

У него вдруг задрожали плечи. Шеп О'Грейди стоял на ее веранде, окруженный полудюжиной пустых пивных бутылок, и плакал, закрыв лицо руками, по своему мальчику.

Господи! Рейни прошла в дом, взяла из холодильника две бутылки и, вернувшись на веранду, молча протянула одну Шепу. Открывать другую она не спешила, ожидая, когда придет ощущение силы, контроля. Оно не пришло.

Мало-помалу Шеп взял себя в руки. Утерся рукавом рубашки. Свернул пробку. Одним глотком осушил полбутылки. Потом допил вторую половину.

– Ты как сюда добрался?

– Приехал на машине.

– Садиться за руль тебе нельзя.

– Знаю.

Какое-то время они стояли молча. Рейни посмотрела на ночное небо, уже очистившееся после прошедшего во второй половине дня дождя. Звезды сияли, как серебряные гвоздики на черном бархате. Ей нравились такие вот ночи. Так славно посидеть на веранде, слушая сов и представляя бьющиеся о скалистый берег моря. В самом доме, может быть, и сохранились малоприятные воспоминания детства, но снаружи осталось немало хорошего. Луг, деревья, небо. Понимание того, что как бы все ни повернулось, ты всего лишь малая часть этого; что звезды будут так же сиять и после того, как ты уйдешь и высохнут последние слезы.

Кого-то осознание своей незначительности в сравнении с космосом пугало, а вот ее успокаивало и утешало.

– Комбинацию от оружейного сейфа Дэнни дал я, – тихо сказал Шеп. – Он попросил недели две назад, и я назвал.

– Тебе стоило таких трудов достать этот сейф, а потом ты берешь и называешь комбинацию ребенку?

– Сэнди меня убьет.

– Шеп, что ты натворил…

– Я же не знал! Дэнни сказал, что хочет попрактиковаться в разборке и сборке ручного оружия. Ружье он уже освоил. Естественно, я обрадовался. Понимаешь, оружие – это то единственное, что осталось у нас с Дэнни. Я пробовал приобщить его к футболу – у него ничего не вышло. Пробовал баскетбол, бейсбол, соккер… У парня совершенно нет интереса к спорту. Ему бы только читать, болтаться в Интернете или заниматься еще какой-то ерундой. Ты даже не представляешь, каково это – быть отцом и в один прекрасный день понять, что единственный твой сын пошел в мать.

– Ты знал, что оружие пропало?

Шеп не ответил, что уже можно было считать своего рода ответом.

– Господи, как можно быть таким умным и в то же время таким тупым?

– А ты не думаешь, что я и без того уже достаточно наказан?

– Нет, не думаю. Вот Джордж Уокер – да, наказан. И родители Элис Бенсен тоже наказаны. Черт!..

– Я не знал, Рейни. Три дня назад я проверил сейф – на месте ли оружие. Ни пистолета, ни револьвера не было. Я спросил у Дэнни. Он сказал, что еще не закончил. И всё. Сказал, что как только соберет, так сразу же и вернет на место. Я больше не спрашивал и даже не думал…

– Пока тебе не позвонили.

Назад Дальше