Через сорок пять лет после Великого Разделения война все еще шла полным ходом, иногда тайная, иногда затрагивающая только совсем уж отдаленные уголки, так что многие считали ее достоянием истории. Считали где угодно, но только не в Ресионе, ибо если другие лаборатории могли лишь поставлять выращенных по готовому шаблону бойцов, то в Ресионе располагался исследовательский комплекс. Ресионские лаборатории вели собственную войну — под руководством Арианы Эмори.
Пятьдесят четыре года жизни доктора Эмори было отдано этой работе. Ариана стала свидетельницей окончания войн между компаниями, разделения человечества, перекройки границ. Космический флот Земного Сообщества по-прежнему контролировал систему Пеллы, но торговцы из недавно учрежденного Альянса захватили саму Пеллу и объявили ее своей базой. Сол попытался сделать вид, будто не заметил поднесенной ему горькой пилюли, и изменил тактику; остатки флота Земли занялись обыкновенным пиратством на межзвездных путях, без всякого разбора нападая на торговцев, в то время как Альянс и Союз охотились на самих этих пиратов. Зато война опять начала затухать. Баталии бушевали только за столом переговоров, где участники отчаянно пытались выбрать четкие постулаты, чуждые человеческой природе, старались провести границы в безграничном трехмерном пространстве, дабы установить и сохранить мир, которого на памяти Арианы Эмори не было ни дня.
Однако даже этого могло бы не быть. Подобное могло происходить и сотню лет назад. Правда, самолеты тогда были не такими изящными и скоростными. Они ничем не отличались от медлительных неуклюжих грузовых лайнеров, что теперь курсировали между Новгородом и Ресионом. В те годы пассажиры обречены были трястись в полете на пластиковых мешках, контейнерах с семенами и прочим грузом.
Ариана вспомнила, как умоляла мать позволить ей сесть к запыленному иллюминатору. В конце концов девочка добилась своего, но мать велела ей задвинуть щиток солнечного фильтра.
Теперь госпожа Эмори восседала в обитом кожей кресле. Рядом — стакан с освежающим напитком. В салоне постоянно поддерживалась приятная атмосфера, вокруг сновали и обсуждали дела помощники. Приглушенный гомон голосов отчасти перекрывал гул турбин.
Теперь Ариана не может позволить себе путешествие без помощников и телохранителей. Рядом — Кетлин и Флориан, молчаливые, как и требует от них выучка. Даже теперь, на высоте десять тысяч метров и в окружении проверенных сотрудников Ресиона с набитыми секретными документами кейсами, телохранители не спускали глаз с начальницы.
Нет, просто не сравнить с тем, что было раньше!
«Мама, можно мне немного посидеть у окошка?»
Ариана была дочерью Ольги Эмори и Джеймса Карната и слыла необычным ребенком. Родители Арианы основали лаборатории в Ресионе, и именно они положили начало тому, что позднее превратилось в Союз. Они отправили первых колонистов, вывели первых солдат. Гены Ольги и Джеймса были даны сотням таких людей, и генетических родственников Арианы можно было найти повсюду в радиусе многих световых лет. Госпожа Эмори стала свидетельницей изменения самих основ человеческого мышления. Отношения в обществе определялись теперь биологическим родством. Положение семьи зависело от ее численности: чем многочисленнее, разветвленнее, тем влиятельнее и богаче.
Ресион перешел к Ариане по наследству. Как и этот самолет — не какой-нибудь пассажирский лайнер! И не военный, и не взятый напрокат. При своем положении Ариана могла позволить себе и не такое, но все же старалась держаться в определенных рамках. К примеру, доктор Эмори неизменно предпочитала пользоваться услугами ресионских механиков, доверять штурвал личного самолета пилоту со скроенной по проверенному шаблону психикой. И, конечно, держать при себе только телохранителей, выведенных от лучших производителей.
…Жизнь в мегаполисе, в грохоте подземки, среди чиновников, техников и поваров, отчаянно оспаривавших друг у друга возможность заработать… Подобная жизнь страшила хозяйку Ресиона ничуть не меньше безвоздушного пространства. Ариана привыкла управлять развитием целых колоний и планет. Одна мысль о еде в ресторане, о толчее в метро, о шуме и гаме, о безликой и вечно куда-то торопящейся толпе повергала женщину в неподдельный ужас.
В самом деле, невозможно представить, как бы она жила вне Ресиона. Доктор Эмори умела подготовить к рейсу самолет, выверить график полетов, распорядиться насчет багажа, отдать нужные команды помощникам, обеспечить собственную безопасность. Но общий, обычный аэропорт казался ей настоящим кошмаром. Здесь можно было ожидать чего угодно. Впрочем, у каждого есть право на антипатию-другую, и потому досадные неудобства не были главным предметом заботы Арианы. Тем более, что вряд ли ей грозила участь оказаться когда-нибудь в новгородском метро или в общем доке на безымянной станции.
Прошло немало времени, прежде чем внизу мелькнула серебристая лента реки, а потом показались первые посадки. Замаячила тонкая лента дороги, затем — купола и башни Новгорода. Громадный мегаполис вынырнул из дымки внезапно. Под крылом самолета стремительно расширялись тонкие поначалу полоски растительности, над полями запестрели тени башен электронных экранов и вышек станций очистки воздуха. В разные стороны устремились переполненные, как всегда, дороги…
По Волге тянулись к морю караваны барж. Баржи и буксиры заполняли речные доки, видневшиеся среди густой растительности. Несмотря на внешний блеск и великолепие, в Новгороде сохранилось еще достаточно напоминаний о грубой эпохе промышленного развития и множество островков дикой природы. Это несоответствие сохранялось на протяжении сотен лет — разве что город разрастался и движение сухопутного и водного транспорта становилось все интенсивнее.
«Посмотри, мама, вон грузовик!»
Тем временем внизу проплывал синеватый лес, затем замелькал настил и габаритные ограничители взлетно-посадочной полосы.
Шины мягко зашуршали по взлетно-посадочной полосе, и самолет начал снижать скорость, одновременно заворачивая влево, к терминалу.
На мгновение знатную гостью охватила легкая паника — и это несмотря на полную уверенность, что ей можно не опасаться толчеи аэровокзала. Неподалеку пассажирку уже ожидали автомобили. О ее багаже, о самолете и прочем должна была позаботиться свита Арианы. Аэродром располагался на окраине Новгорода, через который ее должен был промчать лимузин с тонированными стеклами: изнутри все видно, но любопытный взгляд уже не проникнет в салон снаружи.
Ох уж эти чужаки! И вся их беспорядочная суета. Ариана, впрочем, любила суету, но в безопасном отдалении — как-никак, это было ее творение. Доктор Эмори разбиралась в передвижениях массы, но не в ее составляющих. На расстоянии же и в целом она верила в свое творение.
Оказываясь бок о бок со своим детищем, Ариана неизменно чувствовала, как потеют ее ладони.
Вереницы автомобилей, подъезжавших ко входу в Государственный зал, и толпы охранников безошибочно указывали на то, что здесь собирались не просто сенаторы. На балконе Совещательной комнаты стоял в окружении телохранителей и помощников Михаил Кореин. Он то и дело всматривался вниз, туда, где виднелись выложенный гулким камнем пол, фонтан и окаймленная медными перилами парадная лестница. Время от времени взгляда Михаила удостаивалась и укрепленная на серой каменной стене эмблема — многолучевая золотая звезда.
Поистине имперское великолепие — для имперских амбиций. А главная созидательница этих амбиций была уже на подходе. Советник из Ресиона в сопровождении министра науки Ариана Эмори-Карнат собственной персоной, безнадежно опаздывавшая по причине полной уверенности в своем величии. Даже Государственный зал она удостоила посещением лишь потому, что Советнику требовалось лично участвовать в голосовании.
Разглядывая новоприбывшую, Кореин вдруг ощутил учащенное биение сердца. И вспомнил предупреждение врача, запретившего волноваться. Доктора неизменно призывают к спокойствию, твердя, что удержать все под своим контролем просто невозможно.
Можно предположить, что они имели в виду Советника из Ресиона.
Планета Сайтин, доселе самая густонаселенная из членов Союза, постоянно ухитрялась сохранять за собою сразу два места в исполнительном органе Союза — Совете Девяти. В силу обычной логики одним из этих двух мест было председательство в Комитете по гражданским делам, то есть надзор за развитием сельского хозяйства, малого предпринимательства и трудовых ресурсов. Но вопреки логике выборщики в Комитет по науке, рассеянные по Союзу в радиусе многих световых лет, упорно избирали в правительство Ариану Эмори, хотя кроме нее на этот пост претендовала дюжина не менее достойных кандидатов.
И если бы только этим все ограничивалось! Ариана занимала свой важный пост уже пятьдесят лет, целых полвека! Все это время госпожа Эмори давала взятки, запугивала и искала иные подходы к людям не только на Сайтине и на всех станциях Союза, но даже, как поговаривали (впрочем, то были неподтвержденные слухи), на Соле и в Альянсе. Угодно добиться чего-нибудь? Пожалуйте к знакомым Советника по науке — она все устроит. Вопрос упирался только в кредитоспособность просителя.
А проклятые выборщики в Комитет по науке, эти якобы интеллектуалы, раз за разом голосовали в пользу Арианы, невзирая на связанные с ее именем скандалы, невзирая на то, что она, по сути, являлась фактической хозяйкой ресионских лабораторий. А это было немало, ибо Ресион приравнивался в правительстве Союза к целой планете. Впрочем, правительство было достойно доктора Эмори, поскольку обделывало разного рода подозрительные делишки, которые тщетно пытались расследовать многочисленные комиссии.
Так в чем же проблема? Деньги? Нет. Кореин сам располагал средствами, но… Скорее, ключом к разгадке была сама Ариана. Фактически большинство населения не только Сайтина, но и всего Союза так или иначе вышло из ресионских лабораторий. Те же, чья родословная не была связана с генетическими лабораториями, использовали разработанные Ресионом обучающие ленты.
Обучающие ленты, созданные самой… Арианой Эмори.
Ставить под сомнение качество обучающих лент было настоящим безумием. Разумеется, находились люди, отказывавшиеся пользоваться ресионскими обучающими лентами. Эти немногие изучали высшую математику и основы предпринимательства без них. Они не глотали особые пилюли, приняв которые, обучаемый ложился спать и получал массу необходимой информации во сне — столько, сколько был в состоянии усвоить. Кроме обучающих лент для получения теоретических знаний, существовали и ленты других видов. К примеру, для любителей драмы. Эффект они давали потрясающий — пользователь не только все видел, но и чувствовал, переживал. Или взять практические навыки — благодаря ресионским обучающим лентам они прививались выработкой рефлексов, воздействием на нервную систему. Лентами из Ресиона пользовались и оттого, что их применяли конкуренты, пользовались из желания чего-то добиться в этом мире, ибо продукция хозяйства Арианы Эмори оказывалась единственным способом достичь успеха за короткий срок. Благодаря ресионским обучающим лентам мир менялся буквально на глазах…
Комитет по информации проверял качество ресионских программ обучения. Их дотошно исследовали эксперты. Не приходилось сомневаться, что квалифицированные специалисты из Комитета могли вдруг прозевать интегрированные в обучающую ленту приемы воздействия на подсознание, окажись таковые в ресионской продукции. Михаил Кореин не принадлежал к числу параноиков, подозревавших правительство в проникновении в компьютерные сети, Альянс — в умышленном заражении перевозимых грузов, а потому не верил, что кому-то может понадобиться выпускать обучающие ленты, использующие запрещенные приемы воздействия на человеческое подсознание. Поборников «чистоты» во всем Кореин считал не вполне нормальными, ибо тем ничего не стоило отвергнуть омоложение и умереть всего-то в семьдесят пять лет, но при этом они не отказывались жить за счет общества, хотя каждый из них был, по сути, пустым местом.
Но, черт побери, эту дамочку всё избирали и избирали! Чего Михаил никак не мог понять.
Вон она — немного ссутулившаяся, с прядкой седины в копне черных волос. Любой знающий арифметику без труда мог вычислить, что госпожа Эмори была старше Союза, а внешняя бодрость была следствием омоложения и скрывавшей седину черной краски. Помощники гурьбой обступили начальницу. Видя, с какой настойчивостью репортеры нацеливают на Ариану объективы камер, Кореин желчно подумал: «Неужели снимать больше некого? Или наша Ари стала центром Вселенной? Будь ты проклята, стерва костлявая!»
…Желаете вывести человека с заранее заданными качествами, точно свинью, которой обеспечено призовое место на выставке? Нет проблем — обратитесь в Ресион. Нужны солдаты, рабочие, есть потребность в крепких спинах и слабых мозгах, или, наоборот, жаждете обзавестись гением? Ради Бога — вам прямая дорога опять же в Ресион.
А сенаторы и Советники слетелись засвидетельствовать ей почтение. Боже, кто-то даже цветы приволок!
Резко развернувшись, Михаил начал проталкиваться сквозь обступивших его помощников.
Уже добрых два десятка лет Кореин находился в Совете Девяти в качестве главы оппозиционного меньшинства, двадцать лет старался плыть против течения, закрепить свое влияние, но неизбежно проигрывал, заодно теряя и прежние позиции. Умер Станислав Фогель из Комитета по торговле. Учитывая, что Альянс нарушал соглашения с той же скоростью, с какой вооружал свои торговые корабли, освободившееся место следовало занять кому-нибудь из центристов. Но нет — коллегия выборщиков предпочла посадить на вакантное место Людмилу Де Франко, племянницу Фогеля. Людмила оказалась женщиной спокойной (к вящему неудовольствию Кореина), а потому предпочла идти прежним осторожным курсом дяди. Она была не меньшей, чем Станислав Фогель, приверженкой партии экспансионистов. Но положение изменилось — кто-то кого-то подкупил, кто-то заставил компанию «Андрус» обратить внимание на политику Людмилы, и в результате центристы окончательно утеряли шанс ввести своего представителя — пятого по счету — в «Девятку» и тем самым впервые в истории получить большинство в исполнительной власти.
Какое горькое разочарование!
А там, в зале наверху, в окружении толпы подхалимов и преуспевающих молодых законодателей стояла женщина, заставлявшая дергаться нити, шевельнуть которые были не в состоянии даже деньги.
Стало быть, просто везение в политике. Нечто неосязаемое, но столь ценимое.
И от этого зависела судьба всего Союза.
Михаил — в который уже раз — позволил себе помечтать, как в зал врывается какой-нибудь маньяк с автоматом и ножом. Удар — и проблема решена! Впрочем, шальная мысль сильно обеспокоила Кореина. Тем не менее факт оставался фактом: нечто подобное могло резко изменить Союз, дать человечеству шанс, пока не поздно.
Всего одна жизнь. В подобной игре она значит до смешного мало.
Михаил задышал — глубоко и ровно. Потом, пройдя в глубину зала, завел учтивую беседу с немногими, посчитавшими своим долгом посочувствовать проигравшим. Скрипнув зубами, Кореин отправился поздравлять Богдановича — того избрали на пост председателя Государственного Комитета, что подразумевало одновременно и пост председателя Совета.
Лицо Богдановича было абсолютно бесстрастно, а пушистые седые брови придавали ему сходство с добрым дедушкой, души не чающим во внуках. При этом ни следа чувства превосходства над проигравшими выборы соперниками. Держи себя Богданович подобным образом во время переговоров об учреждении Альянса, Союз был бы в долгу перед Пеллой. Но Богданович всегда был более искушен в менее масштабных вопросах. А еще он был политическим долгожителем. Избиратели, отдавшие свои голоса Богдановичу, разного рода профессионалы, консулы, служащие, иммигранты, управленцы со станций — заметная социальная группа, определявшая итог выборов на должность, первоначально казавшуюся не столь значительной, какой она стала позже. Боже, и как разработчики Конституции посмели так несерьезно отнестись к своей работе? Ишь, вздумали поиграть с политикой! Назвали свое творение «новой моделью», в которой правительство станут формировать якобы просвещенные избиратели. При этом они, эта мерзкая свора социальных теоретиков, в числе которых были Ольга Эмори и Джеймс Карнат, позволили себе отбросить опыт последних десяти тысячелетий человеческой истории. События, которые так недобро поминал Михаил Кореин, случились давно — когда представители Сайтина еще занимали в Совете Девяти целых пять мест и представляли большинство в Совете Миров.
— Да, не повезло тебе, Михаил! — Богданович сочувственно потряс Кореину руку.
— Ничего не поделаешь — воля избирателей, — отозвался тот, сохраняя самообладание. — Тем не менее мы набрали рекордно высокий процент голосов.
«Ничего, старый пират, — ожесточенно подумал Кореин, — наступит день, и я соберу большинство голосов… Ты еще доживешь до того момента…»
— Воля избирателей, — эхом отозвался Богданович, продолжая улыбаться. Кореин в долгу не остался — тоже расцвел в улыбке и растягивал губы до тех пор, пока те не заныли от напряжения. Затем внимание Михаила переместилось к Дженнеру Харого — человеку из той же фракции, что и Богданович. Дженнер занимал влиятельный пост председателя Комитета по внутренним делам. Рядом стояла Катрин Лао, глава Комитета по информации, который занимался проверками выпускаемых Ресионом обучающих лент. Что, впрочем, было естественно.