«Что значит быть клиентом Роя?» – гадал Кильон, подозревая, что заботой клиентов не окружают. Их четверых вели прочь от черепов и дымящихся, в ошметках мяса, плотоборгов. Руки им так и не развязали. Два бойца Куртаны задержались на поле битвы, а еще трое и сама Куртана сопровождали Кильона и его спутниц. Оружие воины держали наготове. Теперь механические твари их не сожрут – Кильон не мог отрицать, что сиюминутная ситуация улучшилась. Насколько временно это улучшение, он думать не отваживался. О Рое Кильон не знал ровным счетом нечего и не представлял, каково находиться под его юрисдикцией.
– Кто эти люди? – шепотом спросил он Мероку, чувствуя, как из разбитого носа течет кровь. – Что еще за Рой? Никогда о нем не слышал.
– Это потому, что до сих пор он так близко к Клинку не подбирался.
– До сих пор?
Кильон старательно прятал глаза, чтобы Мерока не увидела того, что обычно скрывали очки.
– Вчера ночью многое изменилось.
– Да, похоже. Спрашиваю еще раз: что такое Рой?
– Рой – это… Рой. Ты что, в истории не силен?
– Мне хватило медицины. Так что́ я пропустил?
– Много-много веков назад Рой был военным крылом Клинка. Заодно глазами и руками, способными увидеть и принести куда больше, чем Клинку удается сейчас. Рой летал через полмира, собирал новости, пополнял наши запасы. Потом случилась какая-то грязная история – вроде экспедиция вляпалась в дерьмо, – и привет, вместо дружбы – лютая ненависть. Мы о них помалкиваем, они нас на дух не переносят.
– А как они относятся к пленным?
– Мы не берем пленных, – надменно ответила Куртана, слышавшая разговор. – Мы берем балласт. Суть немного иная. Думаю, твоя напарница с удовольствием объяснит.
– Не собираюсь.
– Кому-то из вас нужна медицинская помощь? – спросила Куртана, глядя на нос Кильона. – На борту «Репейницы» есть доктор.
– Ничего, заживет.
– Твоя напарница кажется дееспособной, судя по ее разговорам. А как насчет матери с дочерью?
– Не знаю. Мы недавно вместе странствуем.
– Я спросила не об этом.
– Все равно не знаю. Они были в плену у черепов. Потом те попали в засаду, и мы освободили пленниц.
– Говорить они умеют?
– А почему бы вам не спросить их самих?
– Пожалуйста, не испытывайте мое терпение, мистер…
Судя по интонации, Куртана хотела, чтобы Кильон назвал себя.
– Кильон.
– Очевидно, житель Клинка, – отметила Куртана. – Хотя есть в тебе что-то странное. Ну а ты кто?
– Мерока.
– Что ты делаешь за пределами Клинка?
– Хреновой жизни радуюсь, а ты как думала?
– Значит, ты знаешь о недавних событиях?
– Не заметить их было трудно, – ответил Кильон. – По крайней мере, тому, в ком есть хоть капля человечности. Тридцать миллионов человек страдают сейчас на Клинке, умирают медленной мучительной смертью от зонального недомогания.
– А тебе не приходило в голову, что куда больше людей умирает медленной смертью за пределами Клинка? Прости, забыла, они ведь не в счет! Они же люди второго сорта, раз им не посчастливилось жить в вашем драгоценном городе.
– Пожалуйста, не говорите так от моего имени! – попросил Кильон. – Я против ненужных страданий, где бы то ни было. Но не утверждайте, что здесь подобное впервые. Местные жители выносливы и легко приспосабливаются: иначе здесь долго не протянешь. Нынешний зональный сдвиг, конечно, ужасен, но для местных он лишь очередная трудность, с которой они в итоге свыкнутся.
– Плюс-минус несколько миллионов могил, да?
– Я лишь о том, что Клинок так легко приспособиться не может. Город – механизм чувствительный, наподобие дорогих часов.
– Иными словами, механизм этот только и ждал предлога рассыпаться и перестать работать. Механизм чересчур сложный, вычурный, зацикленный на себе. – Куртана шагала вперед, длинными ногами отмеряя по несколько пядей. Она была в бриджах и высоких, до колен, коричневых сапогах на шнуровке. Элегантная, совершенно невозмутимая, она казалась диаметральной противоположностью Мероки. – К чему лукавить, мистер Кильон, катастрофа назревала давно. Странно, что она раньше не случилась.
– Небось Рою зональный сдвиг нипочем.
– Мобильность и маневренность всегда нас выручали. Стыдиться здесь нечего.
Грянул выстрел, короткий, мощный залп, оставшийся без ответа. Кильон невольно сбавил шаг. Стреляли у них за спиной, где остались черепа под надзором двух бойцов Куртаны.
«Там казнят» – вот о чем свидетельствовал этот одинокий выстрел.
– Что с нами будет? – спросил Кильон. – Мне так и не объяснили, что значит попасть под юрисдикцию Роя.
– При первой же возможности вас переправят в Рой. Там оценят ваш потенциал. Не знаю, что вам рассказывали, но мы общество открытое. Мы считаем, что иммигрантам нужно дать шанс проявить себя. – Куртана заговорила строго, словно обращалась к детям. – Однако бесконечным терпением мы не обладаем. По меркам Внешней Зоны, живем мы неплохо, но это не подразумевает, что мы транжирим наши запасы.
Куртана окинула Кильона долгим оценивающим взглядом, словно впервые удостоила вниманием.
– Ты, очевидно, образован, тебе занятие найдем наверняка. Относиться к тебе будем как к обычному жителю Клинка, то есть как к потенциальному шпиону или подстрекателю, пока не убедимся в обратном.
– Ясно, вы люди незлопамятные, – съязвил Кильон.
Они шли на гул двигателей, пока во мраке ночи не проступил серый силуэт корабля Куртаны, парящего над самой землей. Двигатели подняты, лопасти пропеллеров направлены так, чтобы создать нисходящую тягу и противодействовать статической подъемной силе неподвижной оболочки. Кильон не удивился кораблю: накануне он видел таких предостаточно, хотя прежде лишь в виде точек, мечущихся над горизонтом.
– Классный кораблик, – съязвила Мерока. – Вы у черепов его увели?
Куртана промолчала, но Кильон чувствовал, что еще полслова – и случится такое, о чем они все пожалеют. Придержала бы Мерока язык!
Даже ленивый распознал бы в «Репейнице» военный корабль – еще бы, с ее-то грозным видом. Оболочка, тонкая сигара, была обрамлена насадками от порчи, щетинилась острыми зазубренными выступами, клиньями-таранами и отводимыми резаками. Жесткую оболочку, тут и там укрепленную алюминиевыми листами, латали столько раз, что шрамы «Репейницы» говорили Кильону не о хрупкости, а о несгибаемости стойкого организма, выросшей из способности оправляться от ран, которые прикончат слабого.
Под оболочкой крепилась гондола, обшитая листами металла. Внушительную, словно точеную, ее можно было по совместительству использовать как ледокол. Редкие полноразмерные окна были защищены бронированными ставнями. В других местах видимость обеспечивали щели под колпаками и поворачивающиеся перископы. Круглые турели располагались ниже передней части гондолы, под ее серединой, по одной по бокам и под задней частью. Из каждой турели торчало по два пушечных ствола, соединенных муфтой. Задачей их было обеспечить защиту сверху. У корабля были даже крылья, прикрепленные на боку оболочки кабелем регулируемого натяжения. Крылья могли сгибаться, создавая и положительную, и отрицательную подъемную силу, – примерно так регулируют свои крылья ангелы.
Консольные опоры, выпирающие из-под гондолы спереди и сзади, заострили, чтобы в ближнем бою использовать как ножи – разрезать у чужого корабля оболочку, подкосы крыльев, установки управления, а то и экипаж. Оболочку гондолы выкрасили в серый и бирюзовый металлик, на ней выделялась розовая, нанесенная трафаретом бабочка, поблекшая, изрешеченная пулями, местами скрытая прямоугольными заплатами. Номера или других опознавательных знаков Кильон не заметил: ничто не указывало на принадлежность Рою.
Два пилота в форме и доспехах ждали на земле – охраняли пандус, ведущий к средней части гондолы. Пандус гнулся и терся о землю: на месте «Репейница» держалась с трудом. Куртана подняла руку, и пилот так же ответил на ее приветствие.
– Держись за мной, – велела она Кильону, игнорируя трех пленниц. – Вертикальная тяга двигателей запросто швырнет на лопасти, если под ними встать. Я не шучу, своими глазами такое видела. Потом целую неделю фарш с оболочки соскребали.
Внутренняя часть гондолы – то немногое, что успел разглядеть Кильон, – была из некрашеного металла. Здесь определенно стремились к практичности и максимальной легкости. Балки перфорировали, над бытовкой с трубами и разными приспособлениями настелили пол из металлической сетки. Кильон увидел шкафчики и стеллажи с ружьями, арбалетами и мечами. Полки с проверенным в бою оружием соседствовали с панелями с инструкциями, выполненными по трафарету старомодным угловатым шрифтом. Краткие предостережения сообщали об этапах той или иной процедуры, о том, как важно сделать Шаг 1 до Шага 2 и как солоно придется нарушившим последовательность действий. Кильон увидел отгороженные занавесами ниши и двери отсеков, мегафоны, перископы и сложные оптические приборы неведомого ему назначения. Все это он подмечал, пока их торопливо гнали к пустой каморке в хвосте гондолы, где она сужалась к V-образному рулю. На каждой из скошенных стен каморки было по оконцу-иллюминатору, в узком конце сходились две длинные скамьи. Газовую лампу в бронированном кожухе вмонтировали прямо в потолок. Пленным развязали руки. Мерока и Кильон сели на одну скамью, Калис и Нимча – на другую.
– Верхнюю одежду, пожалуйста, – потребовала Куртана. – И вашу сумку, мистер Кильон.
– Да мы же замерзнем, – запротестовал Кильон.
Металлический корпус корабля казался ледяным.
– Я велю принести теплую одежду и одеяла. Сумку, пожалуйста! Ну, скорее!
– Мне куртку вернете, – буркнула Мерока.
– Вся ваша собственность переходит к Рою, так что привыкайте. Взамен вас будут защищать и стеречь.
– До тех пор, пока вы не разглядите в нас шпионов, – съязвил Кильон, протягивая сумку.
– Мы не дикари, – возразила Куртана. – Многие наши клиенты становятся полезными, продуктивно работающими гражданами Роя.
– В отличие от черепов, которых ваши люди застрелили на месте разгрома боргов.
Куртана открыла рот, и на миг Кильон подумал, что она начнет оправдываться: мол, казнить черепов не приказывала.
– Они отказались разоружаться, – заявила она.
На самом деле знать об этом Куртана не могла: с тех пор как она распорядилась обезоружить и отпустить черепов, с оставленным при них бойцом она не разговаривала.
– Советую поскорее понять, что вы сейчас не на Клинке. Мы всегда жили по своим законам, и в ближайшее время это не изменится, – добавила она и ушла, закрыв за собой тяжелую, с зарешеченным оконцем в верхней части дверь.
Кильон не сомневался, что в эту каморку регулярно сажают пленных. Стены были достаточно тонкими, чтобы не препятствовать холоду, но при этом достаточно крепкими, чтобы удержать безоружных. Хотя они-то со спутницами о побеге не помышляли.
Корабль задержался до возвращения других десантников. Едва они поднялись в гондолу, двигатели перестали противодействовать рвущейся вверх оболочке, теперь, наоборот, они подталкивали ее. Металлические стены завибрировали, пол накренился, корабль взмыл в небо.
– О Рое ты хотя бы знала, – упрекнул Кильон Мероку.
– Пересекаться с ним я не собиралась. Фрей предпочитает следить за его перемещениями, ну, по мере возможности. Как правило, ройщики держатся намного дальше к западу. Окажись они так близко до нашего отъезда, Фрей знал бы.
Кильон заметил, что девушка держится за Библию, маленькую черную книжку, которую он листал в Конеграде, пока Мерока отсутствовала.
– Так что же такое этот Рой?
– Скоро узнаешь, если нас везут туда.
– По крайней мере, это форма цивилизации.
– Нас с тобой они с распростертыми объятиями не примут. Маму с дочкой – возможно, они же явно не с Клинка, а нас… – Мерока замолчала, пристально глядя на Кильона. – Глаза у тебя чудные какие-то, тебе говорили?
Кильон повернулся к Калис и Нимче. Босые, в лохмотьях, они жались друг к другу, бритоголовая мать обнимала растрепанную дочь.
– Можно мне осмотреть твою девочку? – спросил он Калис.
Женщина крепче прижала к себе дочку, предостерегающе глядя на Кильона.
Тот умиротворяюще поднял руку:
– Калис, мы все знаем, что там случилось.
– Знаем? – удивилась Мерока.
– Когда борг собирался убить Мероку, ты что-то сказала Нимче. Мне послышалось: «Давай же!» С тех пор только об этом и думаю. О чем ты ее просила? В конце концов, она лишь ребенок. Секретного оружия у нее при себе не было. Но я сразу что-то почувствовал.
Взглянув на зарешеченное окно, Кильон удостоверился, что их не подслушивают. Впрочем, даже если он ошибался, из-за гула двигателей вряд ли что-то можно было разобрать.
– Не зональный сдвиг и даже не зональные колебания, – продолжил он. – Казалось, что-то пробивается на поверхность.
– О чем ты говоришь? – настойчиво спросила Мерока.
Кильон поднялся со скамьи, одной рукой уперся в перфорированную потолочную балку, другой быстро провел по отметине на голове Калис, прежде чем та успела отшатнуться.
– Я ведь не ошибся насчет отметины? – спросил он. – Ты нанесла ее сама или попросила нанести, чтобы выдать себя за тектоманта. Нужно отдать тебе должное: получилось убедительно, и черепов ты провела. Но это не родимое пятно, а татуировка, и сделали ее недавно.
– Ты ничего не знаешь, – отозвалась Калис.
– Плюс твое поведение с тех пор, как мы встретились, твои высокопарные, безумные речи. А ведь ты отнюдь не безумна. По крайней мере, не больше любого из тех, кто сидел в клетке и имел шанс сгореть заживо или стать пищей боргов. Такое выбьет из колеи любого изначально безумного. Но это не о тебе. Тебе хватило ума и находчивости найти единственный вариант спасения дочери. Пришлось отвлечь от нее внимание – выдать себя за тектоманта, чтобы Нимчу не заподозрили.
– Эй, ты как себя чувствуешь? – спросила Мерока. – Зря не принял лекарства, пока сумку не отобрали.
– Я чувствую себя неплохо, спасибо. – Кильон натянуто улыбнулся. – Немного помят, но физических и умственных способностей не утратил. Калис, можно осмотреть Нимчу? Обещаю, никто, кроме нас с Мерокой, не узнает об этом. Терять тебе нечего: правду я уже выяснил.
– Правду о чем? – уточнила Мерока.
Калис не воспротивилась, когда Кильон провел рукой по грязным кудрям Нимчи, разделив их так, чтобы обнажить алую отметину. Мерока поднялась со скамьи и глянула ему через плечо.
– Отметина настоящая, – объявил Кильон, снова глянув на зарешеченное окно. – Здесь чистая пигментация. Вряд ли это шрам, клеймо или татуировка. Если это клеймо, то поставили его, побрив девочку наголо. Но волосы отросли, то есть прошло немало времени, а пятно не поблекло.
– Мы об этом уже говорили, – напомнила Мерока. – Существуют тектоманты или нет, Калис не настоящая ведьма.
– Сейчас речь о девочке.
– Она тоже не настоящая.
– Еще как настоящая, правда? – Кильон обернулся к Калис. – И тебе это прекрасно известно. Отметина у нее с рождения, да? Ты всегда понимала, что это опасно, что только из-за одной этой метки девочка может погибнуть, вне зависимости от того, досталась ей сила или нет. Если бы поползли слухи, что у кого-то из вас отметина, ты могла бы, по крайней мере, перетянуть внимание на себя. А если бы сила Нимчи проявилась и привлекла внимание, ты заявила бы, что все дело в тебе.
– Начнешь болтать об этом – убью, – пригрозила Калис.
– Да не буду я ни с кем болтать! Хотя сама ты секрет сохранить не смогла! – Кильон почувствовал, что погорячился, и добавил: – Слушай, Калис, я даже представить не могу, на что ты шла ради дочери. Даже в клетке ты не могла показать, что настоящий тектомант она. Тут наверняка понадобилась вся материнская любовь. – Он покачал головой. – Нет, я болтать не буду. И никто из нас не будет, верно, Мерока?
– Тут болтать не о чем, – отозвалась та.
– Хорошо, так куда проще, – кивнул Кильон. – Только я серьезно, Мерока. Это нужно сделать нашей маленькой тайной. Про Нимчу они узнать не должны.
– Они? – переспросила Мерока.
– Куртана и другие члены экипажа, – пояснил Кильон. – Другие ройщики, если на то пошло.
– Ты за пару часов вычислил, кто она такая, – скептически заметила Мерока. – Думаешь, получится вечно хранить это в секрете от Роя?
– Мы очень постараемся, ладно? Когда придет местный доктор, нельзя допустить, чтобы он осматривал девочку чересчур тщательно.
– Все равно не понимаю, – отозвалась Мерока, глядя на Калис. – Почему ты не вела себя как нормальная мать, вместо того чтобы брить голову, рисовать отметину и изображать ведьму?
– У нее не осталось выбора, – пояснил Кильон. – Кто-нибудь догадался бы, что у одной из них сила. Раз Нимча вызывала зональный сдвиг местного масштаба, рано или поздно подозрение пало бы на нее. Согласен, тактика Калис кажется чересчур радикальной, но женщина знала: это лучшее, единственное, что может сделать для дочери. Так Нимча получила небольшую временную фору.
– Кильон, Кильон, проснись! Черепа их поймали и собирались сжечь заживо!
– Нимчу могли отпустить или хотя бы оставить в живых.
– Ага, куда ни глянь, везде счастливый финал.
– Этого я не говорю. Просто, с точки зрения Калис, это было меньшим из зол. – Кильон содрал запекшуюся кровь с верхней губы. – Не надо ее осуждать – мы на ее месте не были.
Он замолчал, разбираясь в перепутанных воспоминаниях о недавних событиях.
– Тем более что теперь не осталось сомнений, что Нимча – настоящий тектомант, так ведь, Калис? Когда ты умоляла дочку вмешаться, я что-то почувствовал. Зона откликнулась. Не сдвинулась, но Нимчу определенно заметила и едва не послушалась. По-моему, девочка дала зоне приказ, но выполнить его не заставила: не хватило силы или сосредоточенности. Так было дело?
– Я надеялась, что ты ничего не почувствуешь или не обратишь внимания на мои слова, – отозвалась Калис после долгой паузы.
– Ты среди друзей, и нам нужна правда. Вся правда, как она есть. – Кильон решил, что лучше говорить напрямую, и спросил: – Давно ты знаешь о силе Нимчи?
Взгляд Калис метался от Кильона к Мероке – оба до сих пор стояли, нависая над ней.
– Пожалуйста! – Она кивком показала, что им нужно сесть на скамью.