Если же учесть, что в те времена громче всех гремела слава Александра Македонского, самого великого полководца всех времен и народов… то тем выше наша слава. Великий Александр пытался к нам соваться и лично, но его войско потрепали, он отступил, завещая своим полководцам отомстить… но куда македонским, а теперь американским воронам охотиться на скифских соколов!
– Слава! – гремел многоголосый клич. – Слава Скифии!.. Слава победителям!..
Крылов толкнул Черного Принца в бок.
– Слышишь?.. – спросил он шепотом. – Это кричат нам.
– Это кричат победителям Зорапиона…
– Мы и есть победители Зорапиона. Это мы скифы, забыл?
– Да-да, потомки скифов…
– Да не потомки, дурень! Мы и есть скифы.
Черный Принц вздохнул, взор прояснился. Крылов видел, как плечи друга раздвинулись, а в глазах проявилось нечто ястребиное. Спина стала прямее, он окинул горделивым взором толпу, простую толпу, нечистую, толпу обычных человеков.
Грозно бухнуло, воздух слегка сжался, прошла легкая волна. В двух сотнях шагов среди деревьев вспыхнул узкий светящийся столб, ушел в высоту. На миг померк, затем там вдруг расцвел невиданный ярко-красный цветок. Цветные огоньки негромко хлопали, но их было много, хлопки сливались в восхитительный шелест, огненный цветок все раскрывался, похожий теперь на головку созревшего одуванчика.
– Круто, – сказал Тор. – Не, в самом деле здорово!
Еще громче грохнуло слева. В темнеющем небе расцвел огромный фонтан, длинные брызги красиво и длинно уходили в стороны, загибались и уже в падении вниз взрывались снова, превращаясь в сверкающие шары.
Раб Божий вздохнул:
– И это все мы затеяли?.. Господи, сколько еще не сделано! А сколько еще предстоит не сделать!
– Сделаем, – заявил Тот бодро. Несмотря на длинный день, бурный вечер и не менее бурную ночь, в течение которой он не расставался с великанским молотом, он был полон сил и жажды гулять до утра и дальше. – Это вам не шубу в трусы заправлять!
Ночь, праздник, обнаженных женщин стало намного больше: захмелевших, веселых, в карнавальном настроении, когда все можно. Мужчины платонически похлопывали по ягодицам, поднимали кверху большие пальцы, народом завладело дикарское, чисто скифское веселье.
Крылов подумал, что все женщины говорят, что им нечего надеть, а самые хитрые с готовностью это демонстрируют. В праздники это удается особенно, даже совершенно голых и бродящих в одиночестве не обижали, напротив – по-рыцарски предлагали защиту: если че, только свистни, мы рядом!
Они видели, как к бензоколонке подкатил растрепанный «жигуль», водила высунулся, весело заорал:
– Замените мне в машине масло, фильтры, колодки и девок в салоне!..
Откин сказал злорадно:
– Ага, попался! Это закон Мэрфи в действии: прежде чем найдешь свою царевну, перецелуешь немало жаб! Все верно, женщины не стоят внимания, но стоят денег!
Раб Божий поморщился:
– Экономист, биржевик… Хоть в такой светлый праздник не говорил бы про свою экономику.
Воздух вздрагивал, разноцветные снопы поднимались из темноты, расцветали диковинными шатрами на полнеба. Красочные отблески падали на лица, те становились то зелеными, как орки, то желтыми, как упыри, то багровыми, как отцы церкви с перепою.
Откин возразил:
– Экономику тоже надо брать в свои руки! А что, ждать, пока жареный петух на горе раком три раза перекрестится? А пока работать, спустив в рукава?
Трое суток дворники трудились, не покладая рук, очищая Москву от остатков праздника. Победу над Зорапионом отпраздновали с таким размахом и, главное, таким энтузиазмом, что многие сравнивали только с первым Международным фестивалем в пятьдесят седьмом году… да и то, говорили, сейчас было круче.
В офис поступали все новые сведения о новых кружках, организациях скифов. Не просто скифов: скифами уже считали себя те, кто в быту ничем не отличается от простого русского быдла, молчаливое большинство, которое берут и ведут. Черный Принц сообщал только о «Молодых скифах», «Конных скифах», «Скифы за выход к последнему морю» и разных военизированных отрядах, которые просто переменили вывески на своих подвалах и офисах.
В офисе теперь повадился ночевать и Откин. В его распоряжении был суперкомп, второй разве что в Пентагоне, со спутников получал массу информации, по ключевым словам отлавливал все, что касалось скифов. Трое девочек в его распоряжении просматривали уже отобранное и сортировали еще раз, бешено орал, когда скифы забегали в его святая святых и деловито использовали девочек по назначению, отрывая драгоценные минуты анализа.
– Зашевелились! – хохотал он дико. – Нет, а говорят, Россия – страна непуганых идиотов!.. Они хороши только по накатанным дорогам, а когда впереди бездорожье, то ничуть не умнее России. Та закатывает штаны и прет, а Европа… Я о сценариях, не поняли? Там волосы на себе рвут, не понимают, как это их «институты России» и «академии по изучению проблем России» так облажались!
– У них не те компы, – сказал Раб Божий гордо.
– Ага! А мозгов у них не больше, чем у компов прошлого поколения. Идиоты. До сих пор не могут понять, что любые сценарии могут возникнуть только в тупейшем застойном обществе. Только в обществе, что топчется на месте.
Klm возразил:
– Не перегибай, не перегибай! Я, как офицер и сын офицера, знаю, что за океаном темпы роста быстрее всех. Темпы прироста производства…
Откин задохнулся от возмущения, вот уж подлый удар под дых от соратника, покраснел, оглянулся на Крылова. Тот отмахнулся:
– Да плевать на темпы прироста. Это не развитие. Развитие – когда развивается душа. Даже не мозги, а душа. Понимаешь?.. Нет, не понимаешь… За океаном стоят на месте, а развивают только свой огород. Только в подобных случаях можно строить сценарии. Даже сложные сценарии. Во взаимодействии с другими огородами соседей. Которые тоже…
Klm пожал плечами, не ответил, но на ровном лбу офицера обозначилось нечто похожее на небольшую складку.
Раб Божий, это его область, почти религия, неожиданно подтвердил:
– Да, у благополучного общества путь сужен. Оно уже убедилось, чем чреваты шаги вправо или влево. Потому идет тихонько и как по струночке. Ни полшага в сторону! И сценарии на том зиждятся, что общество и дальше пойдет по струночке и что в других странах все пойдет по струночке, все и везде только по струночке, вот где-то пересекаются, проблемы решаются обычными методами…
Черный Принц сказал язвительно:
– Общепринятыми в… ха-ха!… сцивилизованных странах. Знаем-знаем. Но – скифы мы! И хрустнет ваш скелет в горячих наших лапах!.. Мать вашу. И хрустнет ваша гребаная логика одноклеточных. Пласкатики чертовы. Безмозгуны.
Глава 9
В любом биологическом виде, настойчиво говорил ему мощный голос с высоты, большая часть особей вымирает, не достигнув половой зрелости. Так и должно быть, чтобы не давать больного потомства. И еще две трети вымирает от холода, голода, болезней, просто по дурости – не успев дать потомство еще и на следующий сезон.
Понятно, что если бы, скажем, в популяции львов или зайцев начали выхаживать всех, прилагая к тому все медицинское умение, то через три-четыре поколения было бы несметное количество этих зверей, больных, тупых и хромых, к тому же передающих свои болячки все дальше в поколения. А еще через три-пять поколений уже и медицина оказалась бы бессильна поддерживать их все хилеющие жизни!
К чему это? А что человек – не из костей и мяса? Такое же животное с точки зрения эволюции. Но мы искусственно поддерживаем жизнь каждого урода, неизлечимо больного, наркомана, позволяем ему размножаться, хотя и знаем, чем это грозит виду человеческому…
Крылов уже вынырнул из этого бреда, уже ощутил, что лежит в постели, но перед глазами еще мелькали почему-то кадры со стрельбой, бабахающими танками, в ушах звучали крики, медленно затихал треск пожара, а далеко над вершинами гор зловеще поднимался оранжево-красный гриб.
Со стороны кухни слышалось шлепанье босых ступней. Яна по обыкновению намурлыкивала песенку, чистую и светлую, как умытая росой утренняя песня беззаботного кузнечика. Донесся запах жареной ветчины с яичницей. А в своей комнате сейчас просыпается дед, тянется к столику за лекарствами, но в последний момент передумывает и хватает газету…
Он окончательно стряхнул с себя сонную одурь, ощутил, что нет ни Яны, ни деда, уже в подавленном состоянии поднялся и, даже не выпив традиционной чашки кофе, кое-как побрился и потащился к выходу.
Черный «мерс» привычно ждет у подъезда. И все-таки Крылов сбежал легко, быстро, организм проснулся, долго тосковать не в состоянии, во всем теле пошла разливаться упругая сила и звериная скифская ярость. Шофер-телохранитель, однако, успел выскочить, обойти машину и предупредительно распахнул перед депутатом Госдумы дверцу.
Черный «мерс» привычно ждет у подъезда. И все-таки Крылов сбежал легко, быстро, организм проснулся, долго тосковать не в состоянии, во всем теле пошла разливаться упругая сила и звериная скифская ярость. Шофер-телохранитель, однако, успел выскочить, обойти машину и предупредительно распахнул перед депутатом Госдумы дверцу.
Крылов не возражал, привык за эти недели депутатства, мягкое сиденье покорно приняло его в объятия, как толстая и все понимающая шлюха, обслужившая несколько тыщ клиентов и безошибочно знающая, кому что надо.
Заседание в Госдуме начиналось вяло, ибо самые важные вопросы: сколько будут иметь жалованья, какие квартиры в Москве займут, какие машины получат и какие льготы еще можно выбить к уже положенным – были решены, впереди остался горный хребет государственных дел, которые хоть решай, хоть не решай…
– Слово имеет депутат Крылов от движения «Великая Скифия», – провозгласил спикер недружелюбно.
На этот раз он не пытался острить, а на Крылова посматривал с затаенным недоверием. Крылов даже рассмотрел в его глубоко запрятанных глазках колебание: этот скиф быстро поднялся от рядового депутата до непростого – уже кандидат в президенты! И хотя шансов нет, но само участие в президентской гонке…
Шелест и оживление в рядах Крылов чувствовал, еще когда выбирался из своего ряда. Народ шелестел и вздыхал океанскими волнами, пока он шел по ковровой дорожке к трибуне. Он чувствовал, как в спину бьет сдержанное неодобрение. Это уж совсем по-русски, а здесь все стараются именовать друг друга сенаторами, конгрессменами, не улавливая между ними разницу, а Госдуму называют то парламентом, то сенатом, скоро назовут и кнессетом…
Дерево трибуны скрипнуло под его пальцами. Он задержал дыхание, в зале движение прекратилось. Смотрят в его сторону все, за исключением тех, кто после совместной баньки с членами правительства спит как убитый.
– Господа депутаты, – сказал он. – Вчера вечером средства информации передали, что в результате попытки прорыва мусульманских экстремистов… на границе было убито двое наших пограничников и трое ранено. В связи с этим я предлагаю рассмотреть вопрос квоты. Да-да, вопрос квоты на наркоманов, гомосеков и прочих извращенцев и пустоцветов. Выделить им, к примеру, сотую долю процента… Специалисты уточнят, это я так, навскидку. И пусть живут. Но!.. Как только в стране погибает сильный здоровый человек – на пожаре, в результате боевых действий, застреленный бандитом и так далее, то из общества тут же изымается такое же количество этих ублюдков. А еще лучше – в трехкратном или пятикратном. Ладно, это полемический перехлест, но мы ведь все видим разницу между вредным и полезным, верно? Необходимо, чтобы дебилы и прочий брак рода человеческого… а также все общество – видели их зависимость от здоровых людей, на которых они паразитируют. Сокращается количество здоровых людей? Пусть сокращается и количество наркоманов! Хорошо бы в процентной зависимости, но это чуть сложнее, а пока предлагаю простейший вариант, который можно осуществить прямо сейчас: один к одному. Нельзя, чтобы здоровый умный человек рисковал жизнью и даже отдавал ее за благо общества, а в нем, прячась за его спиной, весело жили и процветали подонки, ублюдки, наркоманы, преступники. С точки зрения скифа, жизнь наркомана или гомосека нельзя рассматривать иначе, как глумление над обществом!.. Следовательно, они жизни недостойны. Благодарю за внимание.
Гробовое молчание провожало его от трибуны и до момента, как он сел на свое место. Даже спикер не нашелся сразу, что сказать, не дал слово следующему, как делал всегда, а долго провожал Крылова выпученными глазами. Да и потом, когда Крылов дожидался конца заседания, он нет-нет да ловил на себе пристальный взгляд этого прожженного политика.
На трибуне что-то серенькое мямлило о духовности, о возрождении и сохранении ценностей, наверняка под ценностями понимая раскрашенные доски прошлого века, в зале нарастал привычный гул от множества здоровых потных мужчин: сопели, пердели, чесались, ерзали, кресла стонали под могучими телами тяжелоатлетов, кондиционеры стонали от перегрузки, вытягивая всю эту вонь…
…зато в офисе жизнь бурлила. Что делается по ту сторону стены, Крылов почти не замечал: там всего лишь дан старт предвыборной агитации. По ящику, в газетах и даже в Интернете рябит от одинаково толстых кандидатских рож в президенты. Все красные и холеные, в глазках презрение к этим двуногим, но на губах сладчайшая улыбочка: ах вы ж мои дорогие избиратели! Нет, еще круче – мой дорогой гребаный электорат…
Сам он коротко выступил по телевидению в отведенное для него время, довольно неудобное, но в лимит не только уложился, даже отказался от остававшихся трех минут. Мол, программу скифов уже знают, повторять незачем. Скифы и вечером говорят то же самое, что говорили утром.
Потом внезапно агитация прервалась. Наступила предвыборная пауза, когда всякая пропаганда запрещена. Крылов обращал на это внимания не больше, чем на землетрясение в Панаме: пять тысяч погибло, но это в Панаме, жаль, но и хрен с ними, а вот раздавленная перед домом кошка с вылезшими на асфальт кишками впечатляет куда ярче…
Яна не кошка, но эти сложные отношения, в которых все не удается разобраться, истерзали больше, чем сто тысяч президентских кампаний.
Сегодня они пересеклись на улице. Он предложил заехать к себе, Яна наморщила в задумчивости лобик:
– Знаешь, если тебе надо разгрузить семенники, то я помогу с этой проблемой в твоей машине… Понимаешь, мне надо на вернисаж. На мои картины нашлись покупатели!.. Уже две продала, а это теперь успех!
– Ох, – сказал он с трудом. – Яна… Я хочу быть с тобой. Я не могу без тебя. Я хочу, чтобы ты стала…
Она засмеялась, смех ее сводил его с ума, возразила:
– Стала? Я хочу, чтобы меня воспринимали такой, какая я есть! Разве ты хочешь не того же?
– Нет, конечно, – ответил он честно. – Я хочу, чтобы меня воспринимали таким, каким я хочу быть. Или хотя бы таким, каким иногда получается.
Она наморщила лобик, не поняла, на всякий случай надула губки.
– Это что же? Новое строительство коммунизма?
– Яна, – сказал он умоляюще, – неужто трудно поверить, что на свете могут быть люди, что в самом деле живут согласно тем принципам, которые провозглашают?.. Есть на свете разные чудаки! Я такой… Но, как видишь, даже чудаки не всегда бомжуют и роются в мусорных баках.
Народ обтекал их, но многие замедляли шаг, а то и останавливались в сторонке. Крылов ловил на себе непонимающие взгляды: кто он, что с ним беседует Такая женщина?
Яна простодушно не замечала их, причем в самом деле не замечала, а не прикидывалась. В ее глазах внезапно зажглись веселые искры.
– А вот и не так, – заявила она победно. – Ты не роешься в баках, но у Алексея офис уже вдвое больше, у него свой особняк на Рублевке, он открывает свое казино! Представляешь? Когда много денег, как-то легче переносится, что не в них счастье.
– Это я как раз представляю, – ответил он. – Сам черт не разберет, как впереди оказываются те, которые идут назад! Это Россия, все еще Россия… Всегда выигрывают те, кто любое движение живых существ всего мира сводит к непрерывной циркуляции навоза. Они становятся политиками, правят миром… Но мы это поломаем.
– Как? Алексей ведет себя разумнее.
– Разумный, – согласился Крылов, – приспосабливается к миру, а неразумный упорно пытается приспособить мир к себе. Поэтому в жизни преуспевают разумные, зато прогресс зависит от неразумных людей.
Она уже оглядывалась на темный в солнечном свете зев подземки, Крылов поспешно купил у ближайшего мороженщика два любимых Яной стаканчика «Сливочное с орехами», она вынужденно остановилась: в метро пускают голых, но не с мороженым в руках.
Крылов со злостью и отчаянием подумал, что в такие предреволюционные периоды, как сейчас в России, люди, едва годные для того, чтобы грести веслом, нередко овладевают рулем.
– Алексей говорит, – сказала она, облизывая длинным языком снежно-белый столбик, – что разница между умным человеком и дураком в том, что дурак повторяет чужие глупости, а умный придумывает свои. Так стоит ли стараться быть умным? Результат один…
– Когда повтор, – пояснил он, – это всегда прошлое, а придумывание – иногда… хотя бы иногда – будущее.
– Я никогда о нем не думаю, – ответила Яна беспечно. – Зачем? Будущее само приходит достаточно быстро.
– Ты в самом деле считаешь, что он прав?
Она сделала глотательное движение, закрыла глаза, мысленно провожая ломтик мороженого по горлу к пищеводу, а когда взглянула в напряженное лицо Крылова, отшутилась:
– Мужчина вообще загадочное явление. Абсурдно пытаться понять существо, которое писает стоя.
Она быстро догрызла мороженое, даже не растопила во рту, как делала обычно, а сгрызла, как огурец. Крылов даже слышал смачный хруст, будто заяц торопливо драл свежий лист капусты.