Три дня пролетело незаметно, и Китти пустилась в обратный путь, сев на дневной мельбурнский экспресс. В Корунде останавливались практически все поезда — там от них отцепляли второй паровоз. Ей предстояло трехчасовое путешествие в первом классе, которое всегда доставляло ей удовольствие, тем более что в шестиместном купе она почти всегда оказывалась одна.
Но на этот раз ей не повезло. Войдя в купе, она прежде всего опустила шторку на двери, сигнализируя, что мест нет, и, устроившись у окна, скинула новые розовые туфли — они чуть жали пятку — и раскрыла роман, который читала, чтобы отвлечься от суровой действительности, которой в жизни медсестер и так имелось предостаточно. Однако герой ее романа, которого она надеялась встретить в реальной жизни, будет из тех, кто прочно стоит на земле.
Дверь в коридор заскользила в сторону, и в проеме показался мужчина.
— Отлично, — сказал он, усаживаясь у окна.
Китти подняла голову.
— Это купе для некурящих, — ледяным тоном предупредила она.
— Я умею читать, — ответил мужчина, бесцеремонно разглядывая ее. — Да вы просто вылитая Марион Дэвис!
— Да пошел ты!.. Нечего тут хамить! — рявкнула Китти. — Раз уж вломился сюда, не смей садиться напротив меня! Сядь у двери и держи свои замечания при себе. А будешь приставать, позову кондуктора.
Пожав плечами, он положил свой чемоданчик на сетку и сел у двери по-прежнему напротив нее. Не имея возможности смотреть в окно, он стал разглядывать салфетки на спинках бархатных диванов.
Китти возобновила чтение. Внутри у нее все кипело. Да как он смеет? Резвый коротышка в темно-синей тройке в тонкую полоску, золотые часы с цепочкой, кольцо с огромным рубином на левой руке, рубиновые запонки и такая же булавка на галстуке выпускника Оксфорда. Ботинки ручной работы с очень высокими каблуками — значит, он стыдится своего маленького роста, злорадно подумала Китти. Наверное, ходит с важным видом, как бентамский петух. Все это Китти успела заметить, искоса поглядывая на незнакомца. У нее было сильно развито боковое зрение — результат трехлетней работы сиделкой, которая не должна ничего упускать. Парень явно мнит себя Наполеоном и пыжится изо всех сил.
Густые жесткие волосы незнакомца были цвета червонного золота, и такими же были брови и ресницы. Вот только цвет глаз Китти не успела заметить. Но его загорелое, чисто выбритое лицо она сочла необычайно интересным. Оно все время менялось, становясь то красивым, то отталкивающим. В своем первом облике он был похож на киноартиста — из тех, кто обычно бывает на вторых ролях, оттеняя, а порой и затмевая главного героя. Будь он повыше, в этом облике он вполне мог претендовать на роль короля, президента или лидера религиозного движения. Но его второе лицо начисто лишало его такой возможности. Это было лицо горгульи или оскопленного сатира: уродливое и искаженное, оно превращало черты кинозвезды в зловещую безжалостную маску.
Китти почему-то почувствовала беспокойство и никак не могла сосредоточиться на своем чтении — книжный герой поблек в сравнении с реальным персонажем, будто сошедшим со страниц исторического романа. Похоже, этот человек сыграет в ее судьбе какую-то роль, даже если это будут лишь бесцеремонные домогательства. Судя по рубинам, золоту и дорогому костюму, он богат и имеет отношение к Корунде — ведь только здесь добывают рубины цвета голубиной крови, самые редкие и дорогие в мире. Этот позолоченный тип явно один из Бердамов.
Сердце у Китти екнуло. Она старалась не отрывать глаза от книги и ровно дышать. Скорее всего это и есть тот самый доктор Чарлз Генри Бердам из Манчестерской королевской больницы. Он ехал в Корунду, чтобы возглавить городскую лечебницу. Довольно скромный пост для такого светила! Он ведь мог выбрать любую престижную больницу в Великобритании, так что же заставило его тащиться в такую глухомань? Он родился в Англии, стало быть, помми, а не австралиец, и здесь будет выглядеть совсем неуместно. Маленький бентамский петушок…
Все три часа в дороге они промолчали. За пять минут до остановки кондуктор Сид по обыкновению явился в купе и, подхватив чемодан Китти, понес его по коридору. Остановившись у выхода, он стал болтать с Китти, которую хорошо знал по ее прежним поездкам. Щеголеватый незнакомец сам потащил свой чемодан к выходу и встал позади них. Два больших паровоза, пыхтя и лязгая железом, остановились у станции. Китти встречала Эдда, болтавшая со стариком Бердамом.
— Где ты купила это платье? — немедленно спросила она, не обратив внимания на мужчину, к которому устремился старый Том.
— У «Марка Фоя». Я и для тебя приглядела стильную вещичку, женщина-змея.
Взяв сестру под руку, Китти повела ее прочь.
— Обернись и посмотри на парня, которого встречает старый Том.
— Господи! Ну, прямо маленький лорд Фаунтлерой!
— В самую точку, Эдда. Держу пари, что это доктор Чарлз Бердам, наш новый главврач.
— Но в больнице ничего не известно о его назначении.
— Возможно, он приехал осмотреться, чтобы потом дать деру. Мы ехали в одном купе, и мне пришлось поставить его на место.
— Ого! Он тебе нахамил, Китс?
— Нет. Он назвал меня Марион Дэвис.
— Это еще хуже. Ты, конечно, съязвила в ответ.
— Я просто послала его подальше. И потом мы всю дорогу молчали как убитые.
Обернувшись, Эдда бесцеремонно уставилась на прибывшего.
— Да, типичный Бердам, самоуверенный и тщеславный. Ну и физиономия! Прямо двуликий Янус.
— Бедняга!
— Ты его жалеешь? — изумилась Эдда.
— Очень. Посмотри на его ботинки. Двухдюймовые каблуки. Ходячий комплекс неполноценности. У него есть все, кроме роста, а мужчины страшно из-за этого переживают.
— Теперь понятно. Значит, он осядет в Корунде, если ему приглянется наша больница. Он знает, что ты медсестра?
— Нет, конечно.
— Вот будет умора, когда узнает!
Чарлз Бердам, неприятно поразивший Китти, старого Тома, всю жизнь прождавшего наследника, и вовсе ошарашил. Он пришел на вокзал, ожидая встретить человека, похожего на Джека Терлоу, а увидел барственного коротышку в костюме, сшитом на Сэвил-роу, и рубашке от «Гернбула и Асера». Ну и конечно, галстук с эмблемой Бейллиол-колледжа, что в Оксфорде, не меньше того! Последнее Том выяснил, задав вопрос и ожидая, что парень отшутится. Но тот был явно не склонен к шуткам. Он дышал самодовольством, ходил так, словно у него в заду была кочерга (как выразился Том, рассказывая о нем Джеку Терлоу), и был весьма раздражен тем, что кондуктор не вынес его чемодан.
— В Австралии кондуктора этого не делают, — сообщил Том, стараясь его разочаровать. — Здесь вообще никому не прислуживают.
— Но какой-то дамочке он его поднес! Да еще как резво!
— Кому? Китти Латимер? Да надо быть покойником, чтобы не помочь такой красотке.
— Она послала меня подальше, да еще в таких выражениях! Довольно странно для леди.
— Ты сам виноват, Чарли, я в этом уверен.
— Не называйте меня Чарли, мое имя Чарлз.
— В Корунде ты всегда будешь Чарли. Или Чикер.
— Что?
— У нас здесь не церемонятся, внучек. И лучше тебе об этом скажу я, а не кто-нибудь другой, к примеру, твой кузен Джек Терлоу. Он тоже мой наследник, но не хочет ничего наследовать. Так что титул местного столпа общества перейдет к тебе — если ты, конечно, будешь правильно себя вести.
Том велел шоферу загрузить чемоданы в багажник своего «даймлера».
— У тебя есть что-нибудь в багажном вагоне? Да? Тогда отдай билеты Мерву, и он все принесет.
Чарлз нашел багажные квитанции и вручил их водителю вместе с пятифунтовой купюрой, на что тот удивленно хмыкнул:
— Что за глупости, Чарли! Никогда не давай на чай человеку, получающему жалованье. Я хорошо плачу Мерву, и он не нуждается в чужих подачках. А там, откуда ты приехал, он бы получал гораздо меньше и поэтому зависел бы от чаевых. Урок номер один.
Они уселись в открытый «даймлер».
— Моей жене Ханне тоже за девяносто, поэтому мы поселим тебя в «Гранд-отеле» на Фергюсон-стрит рядышком с больницей и большим универмагом. Но имей в виду: если захочешь хорошо поесть, иди в «Олимп» или «Парфенон». Их держат греки, и там отличные стейки!
Машина, подгоняемая сильным ветром, ехала по местности, напоминавшей английский сельский пейзаж, но в сильно непричесанном виде — вместо аккуратных ферм вокруг были разбросаны обветшалые сараи, каменные изгороди заменяла колючая проволока, натянутая между корявых столбов, а на покатых холмах вместо зеленых рощиц громоздились гранитные глыбы. Не та знойная полупустыня, которую ожидал увидеть Чарлз, но и не Европа, и даже не Греция или Мальорка.
На него откровенно глазели, но без малейшего восхищения. Некоторые ухмылялись, но большинство смотрели с интересом, как на зебру или жирафа. Чутье подсказало ему, что дело тут в одежде. Костюмы-тройки встречались и здесь, но весьма потрепанные и давно вышедшие из моды. Однако большинство, включая и старого Тома, предпочитали молескиновые брюки, твидовый пиджак с рубашкой, сапоги для верховой езды с эластичными голенищами и фетровые шляпы с низкой тульей и широкими полями. На женщинах были жуткие старомодные платья, а некоторые и вообще ходили по городу в мужских нарядах для верховой езды, вплоть до сапог и широкополых шляп — и никого это не удивляло! Но ведь девушка, с которой он ехал в купе, и та, что ее встречала, были одеты по самой последней моде! И где здесь такие женщины? Во всяком случае, по дороге он не встретил ни одной такой. Но ведь они не плод его воображения, они живут в этом богом забытом городишке.
На него откровенно глазели, но без малейшего восхищения. Некоторые ухмылялись, но большинство смотрели с интересом, как на зебру или жирафа. Чутье подсказало ему, что дело тут в одежде. Костюмы-тройки встречались и здесь, но весьма потрепанные и давно вышедшие из моды. Однако большинство, включая и старого Тома, предпочитали молескиновые брюки, твидовый пиджак с рубашкой, сапоги для верховой езды с эластичными голенищами и фетровые шляпы с низкой тульей и широкими полями. На женщинах были жуткие старомодные платья, а некоторые и вообще ходили по городу в мужских нарядах для верховой езды, вплоть до сапог и широкополых шляп — и никого это не удивляло! Но ведь девушка, с которой он ехал в купе, и та, что ее встречала, были одеты по самой последней моде! И где здесь такие женщины? Во всяком случае, по дороге он не встретил ни одной такой. Но ведь они не плод его воображения, они живут в этом богом забытом городишке.
Чарлзу показали все достопримечательности: городской совет, муниципальные службы, больницу, англиканскую церковь Святого Марка — Господи, когда это кончится?
Наконец показался его отель, похожий на уродливые пансионы в Борнмуте или Богноре, предназначенные для мелкой сошки, которая экономит весь год, чтобы поехать на неделю к морю. Внутри «Гранда» он увидел весьма неумело покрашенные багровые колонны, стены, обитые красным плюшем, деревянные двери, стук которых отзывался эхом под высоченными потолками, и ресторан, где все супы наверняка отдают картошкой, а мясо старое и жесткое. И ради этого он отмахал одиннадцать тысяч миль?
Нет, молодой Бердам, конечно, знал, что привело его сюда, а вот старина Том, вероятно, не догадывается. Чарлзу и в голову не приходило, что в Корунде имеются люди, мыслящие столь масштабно, как Мод, поэтому все усмешки в свой адрес он относил на счет своего щегольского наряда. Знай он, что вся Корунда в курсе его романа с дочкой герцога, он бы моментально унес отсюда ноги.
В августе 1929 года, когда Чарлз Бердам пожаловал в Корунду, он все еще страдал от перенесенного унижения. Боль была так сильна, что, казалось, ее невозможно перенести. За широкой улыбкой и внешней веселостью скрывалась смертельно раненная душа. Его корабль потерпел крушение, и спасти удалось лишь материальные ценности.
Его любовь к Сибилле была сильной и искренней, и те же чувства испытывала она. Они и думать не могли, что герцог не считает Чарлза Бердама достойным своей дочери. Все выяснилось, когда тот попросил ее руки. Сибилла выйдет замуж только за человека с родословной, не уступающей ее собственной, а ее отец был герцогом в восьмом колене. Одних денег и мозгов тут явно недостаточно, особенно для такого непрезентабельного коротышки. Недостаток роста был самым болезненным моментом в их беседе с герцогом. Поставленная им планка — шесть футов три дюйма — была для Чарлза совершенно непреодолима, и он решил, что получил отказ именно по этой причине. А что касается родословной, то всегда найдутся исследователи, которые докажут, что ты ведешь свое генеалогическое древо от самого Вильгельма Завоевателя вкупе с Гарольдом Годвинсоном.
Его представление о самом себе было разбито вдребезги, а самолюбию нанесен столь сокрушительный удар, что он счел за благо похоронить себя в Манчестерской больнице, чтобы не видеть все эти ухмыляющиеся физиономии. Когда это не сработало, Чарлз закусил удила и стал играть на бирже, а потом и вовсе сбежал из Англии. Не слишком удачный вариант? Но в Австралии есть шанс стать сенсацией — конечно, масштабы здесь не те, но по местным меркам он может стать очень крупной фигурой, что весьма заманчиво для низкорослого мужчины. Например, премьер-министром — ради этого стоило тащиться в такую даль, даже если это всего лишь британская колония. Канада его не привлекала — там было слишком холодно, к тому же его французский оставлял желать лучшего. А в Новом Южном Уэльсе у него были поместья, рудники и семейный бизнес — с таким багажом ничего не стоит стать премьер-министром!
Поднявшись в номер, который напоминал пещеру, выдержанную в коричневато-бежевых тонах с противными горчично-желтыми вкраплениями, Чарлз принял ванну и надел халат. Как и следовало ожидать, обеды в номер здесь не носили, но, поговорив с коридорным, он сумел раздобыть кружку отвратительного кофе и тарелку бутербродов с ветчиной. Еда оказалась удивительно вкусной: хлеб был домашней выпечки, а ветчина сочной и нежной. Чарлз стал с жадностью есть, попутно размышляя о том, что он увидел в Корунде и услышал от старого Тома.
Теперь никаких костюмов с Сэвил-роу и рубиновых аксессуаров. Только рубашки с мягкими воротничками и манжетами. Следует также скорректировать свой классический английский выговор, чтобы он не резал чувствительные австралийские уши. После обеда он сходит в магазин и купит себе подходящую одежду, а завтра незаметно пройдется по городу, чтобы собрать кое-какие сведения. Если он хочет добиться здесь успеха, надо знать о Корунде все: каков ее удельный вес в австралийской системе ценностей, как она выглядит в собственных глазах и что ждут ее жители от своих общественных и политических лидеров.
Чарлз ожидал, что эта обширная колония будет мало отличаться от Англии, но на деле все оказалось не так: разница была колоссальной и шокирующей. Жители называли Корунду «очень английским городом», но «очень английскому» Чарлзу она показалась грязной, обветшалой, безвкусной и вульгарной. Как он будет здесь жить, если все-таки согласится стать главврачом?
К тому времени, когда Том с Ханной заехали за ним на машине, чтобы вместе поужинать в «Пантеоне» — греческом кафе! — Чарлз уже принял ряд решений, первым из которых был отказ от смокинга. Он уже начал сомневаться, что в Корунде есть места, куда мужчина может надеть смокинг. Греческое кафе, похоже, разбилось в лепешку, стараясь компенсировать свое достаточно ограниченное меню — Тому с компанией подали великолепное белое и красное вино. Оно было австралийским, но ничуть не уступало лучшим мировым образцам!
— Закажи бифштекс с жареным картофелем, здесь все так делают, — посоветовала Ханна.
— Вообще-то я не ем бифштексов, — очаровательно улыбнувшись, сообщил Чарлз. — В Англии они считаются слишком тяжелой пищей. Но со своим уставом в чужой монастырь, как известно, не ходят, поэтому я попробую к ним привыкнуть, бабушка. Думаю, они непопулярны в Англии из-за астрономической цены.
— Ну, тогда закажи бараньи котлеты, это чисто местное блюдо, — предложил Том.
Чарлз склонился в пользу котлет, которые оказались слегка пережаренными, так же как и бифштексы, которые с явным удовольствием уплетали Том с Ханной. Похоже, о бифштексах с кровью здесь никто не слышал.
Прекрасное пережаренное мясо и столь же засушенный картофель, который подают абсолютно ко всему. Никаких соусов, на приготовление которых уходит три дня — такие вряд ли найдешь даже в лучших ресторанах Сиднея. Все жареное и никакой высокой кухни…
— Расскажите мне о той красотке в поезде, — попросил Чарлз, отказавшись от десерта в виде мороженого или банановой стружки. Кофе, сваренный по-гречески в медной турке и поданный с гущей, оказался вполне приличным. Интересно, где здесь можно достать хороший кофе? Хотя, судя по сегодняшнему ужину, никто в Корунде кофе не пил. Здесь употребляли крепчайший чай, и в «Парфеноне» подавали его с учетом местных вкусов. Чарлз терпеть не мог эту угольно-черную жидкость, но, похоже, здесь от нее никуда не денешься.
— Китти Латимер, — задумчиво произнес Том. — Она одна из четырех дочерей нашего пастора Тома Латимера. Кстати, в Корунде полно Томов. А вот в Бардо, здесь неподалеку, сплошные Дэйвы, в Дубаре каждый второй — Билл, а в Корби — засилье Бобов. Не знаю, почему так.
— Так что там с Китти? — осторожно напомнил Чарлз.
— Ах да, Китти. У пастора было две жены. Первая умерла в родах, когда на свет появились близнецы, Эдда и Грейс. Это Эдда встречала Китти на станции — такая высокая стройная дама. Вторая жена пастора, Мод Скоуби, была у них прежде экономкой. — Том коротко хмыкнул. — Когда Аделаида умерла, Мод моментально охомутала пастора. У них родилась еще одна пара близнецов, Хизер и Китти. Забавно, правда? Всего два захода, и на тебе — четыре симпатичные девчонки с разницей в полтора года.
— Они богаты?
— Да нет, хотя у Китти побольше, чем у остальных. Мод ухитрилась изменить завещание.
— Не слишком порядочно по отношению к другим сестрам.
— Так оно и есть! Мод души не чает в Китти, а до остальных ей и дела нет. Это не мои домыслы, об этом все знают.
— Должно быть, сестры ненавидят Китти.
— А вот и нет! — засмеялась Ханна. — Таких дружных сестричек еще надо поискать. А Китти они просто обожают и всегда берут под защиту, не пойму только, почему.
Чарлз решил, что пора поговорить о делах: