Кто бы сомневался!
Пригубив напиток, Трофименко едва не захлебнулся: Марина решила показать себя щедрой хозяйкой и не поскупилась на сахар. Павел решил, что, если бы у него был диабет, он уже лежал бы в коме.
– Так вы хотели узнать о городских вампирах? – спросила она, в два глотка выхлебав половину чашки под изумленным взглядом Павла.
– Они теперь так называются?
– Ну, надо же было как-то их назвать? – пожала плечами журналистка.
– На самом деле меня интересует тот бомж, у которого вы брали интервью.
– Какой именно? Я со многими разговаривала. Понимаете, бомжи – неоценимый источник информации: они ходят по всему городу, и при этом их никто не замечает, поэтому они все видят и слышат.
– Я имею в виду Антона Нагорнова, – пояснил Павел.
– А-а, того, который якобы видел вампиров! – кивнула Марина. – А что с ним?
– Он пропал – аккурат после того, как поговорил с вами.
– Ну-у-у, – протянула она, – а я-то тут при чем? Он назвал свою цену – две тысячи рублей, и я заплатила.
– А что именно он вам рассказал?
– Вы видели мой первый репортаж?
– Да.
– Вот я все там и пересказала – слово в слово.
– Вы встречались с Антоном после того интервью?
– Зачем? Каков шанс, что он снова увидит тех людей… или вампиров?
– Значит, вы сами не верите, что Антон видел настоящих вампиров?
– Да какая разница, во что я верю? – усмехнулась Марина. – Главное – во что верят телезрители!
– То есть вы хотите сказать, что разворошили осиное гнездо, посеяли панику, но никакой ответственности за это не несете?! – возмутился Трофименко. – Человек, между прочим, пропал – вполне возможно, из-за того, что рассказал вам, а вы и в ус не дуете?!
– Послушайте, – сердито сказала Марина, со стуком ставя чашку на компьютерный стол, – у вас своя работа, у меня – своя, и давайте не будем читать друг другу мораль!
– Сомневаюсь, что вам известно, что это такое, – пробормотал сквозь зубы Павел. – Когда вы получаете информацию от человека, вам наплевать, что случится с ним после?
– Ой, кто бы говорил! – всплеснула руками журналистка. – А вы, менты, как поступаете со своими информаторами? Тянете из них сведения, а потом отпускаете их все туда же, на улицу, и не слишком-то заботитесь о том, замочат ли их в каком-нибудь темном углу за то, что они вам поведали, или нет!
– У меня нет информаторов, – сказал Павел и покраснел: он не собирался отчитываться перед этой девчонкой, но уж очень ему хотелось оправдаться – непонятно даже почему. – Ладно, поговорили!
С этими словами он поднялся и направился к дверям.
– Да погодите вы! – крикнула ему вслед Марина, тоже вскакивая с пола, на котором она все это время сидела, скрестив ноги. – Ну, извините меня, ладно?
Просительная гримаска на лице девушки выглядела так забавно, что Трофименко растерял всю свою решимость и притормозил.
– Давайте все сначала, идет? – предложила журналистка. – Вы спрашиваете насчет этого Антона – что ж, может, я и повела себя как законченная эгоистка, но, понимаете, жизнь у нас, репортеров, такая! Руководству нужны сенсации, а канал наш загибается – что уж тут скрывать. Моя серия репортажей о городских вампирах здорово подогрела наш рейтинг, а Антону я ничего плохого не желала, уж можете мне поверить!
Павел верил: с какой стати девушке желать зла бомжу, которого она практически не знала?
– Давайте хоть кофе допьем, – примирительно добавила она. – А я вам расскажу все по порядку… только если вы сначала объясните, почему вас так интересует Антон, идет?
* * *
– Да что же это такое – все словно взбесились! – возмущенно воскликнул Кадреску, когда Вика поведала ему о причине своего визита. – Только и разговоров что о вурдалаках – того и гляди, народ начнет вооружаться осиновыми кольями и серебряными пулями!
– Да не кипятись ты так, Ленчик, – рассмеялась Вика. – У меня есть причины задавать тебе эти вопросы, уж поверь!
Вика, пожалуй, являлась единственным человеком, которому было позволено называть Кадреску уменьшительно-ласкательным именем.
– Хорошо, – вздохнул патолог, присаживаясь на краешек стола в прозекторской, где и происходил разговор. – Что именно тебя интересует?
– Абсент, я уже сказала. Вернее, его воздействие на организм человека, а также его ритуальное, если можно так выразиться, значение. Я кое-что нарыла в Сети, но мне нужна твоя консультация.
– Абсент… Ну, это редкостная дрянь, если говорить о его вкусовых качествах, – поморщился Леонид. Выражение его лица было таким, словно он в этот момент ощутил вкус напитка на своих губах. – Что еще сказать? Если мы говорим о настоящем абсенте, то это жидкость зеленого цвета, причем только в течение первых нескольких часов после окрашивания напитка травяной смесью. Если требуется сохранить его цвет, необходимо убрать абсент в темное место, так как на свету – и просто со временем – хлорофилл, экстрагированный спиртом из трав, разрушается. Кстати, именно поэтому все сохранившиеся до наших дней старинные, до девятьсот пятнадцатого года, абсенты давно утратили свой изначальный зеленый цвет. Между прочим, окрасить абсент после перегонки можно почти в какой угодно цвет, все зависит от того, какую смесь трав для этого использовать: если взять гранатовый экстракт или экстракт акации – может получиться классический зеленый французский абсент и модерновые красный и черный; а при выдержке на лепестках василька – он вообще будет голубым! На свойства самого напитка это существенно не влияет, если не считать того, что полынь при окраске придает ему традиционную горчинку. Швейцарцы обычно и вовсе не окрашивают абсент, поэтому он называется «blanche» – белый, в отличие от классического французского «verte» – зеленого.
– Ух ты! – выдохнула Вика. Она считала себя вполне образованной, но способность Леонида на-гора́ выдавать четкую энциклопедическую информацию практически на любую тему каждый раз поражала девушку, заставляя ее смиренно признавать собственное невежество. – А как насчет этого эффекта, который абсент оказывает на человека?
– Ну, если перебрать, то большое количество абсента частенько приводит к более драматичным вещам, нежели банальное опьянение, – возможны судороги, ксантопсия…
– Что-то знакомое…
– Ви́дение в смешанном желто-зеленом цвете, – пояснил Кадреску. – Также перевозбуждение или депрессия и, наконец, чудовищный утренний бодун – эфирные масла в больших количествах вообще не очень-то полезны для здоровья. И как венец многолетней карьеры абсентье – импотенция, параличи и слабоумие.
– И это все из-за туйона, да? – спросила Вика. – Это именно он оказывает такое воздействие на организм?
– Туйон? Да-да, именно…
Вике вдруг показалось, что Леонид отвлекся. Его лицо приобрело отсутствующее выражение.
– Что-то не так? – заволновалась девушка.
– Что? А-а, нет, все в порядке…
– У Ван Гога большинство его картин написаны в специфической цветовой гамме – мне Дэн показывал, так это от абсента, что ли?
– Вполне вероятно, – кивнул Леонид, все еще сохраняя выражение задумчивости на лице. – Ксантопсия могла повлиять на его восприятие цветов.
– А можно отравиться абсентом? – спросила Вика. – В смысле сколько нужно выпить…
– Если не ошибаюсь, нормами Евросоюза содержание туйона ограничено десятью миллиграммами на литр, тогда как в старых абсентах оно было существенно больше: в особо «суровых» сортах – и до двухсот миллиграмм на литр.
– Ты мне скажи, можно ли считать туйон наркотическим средством?
– Строго говоря, по типу действия альфа-туйон никакой не наркотик, а нервно-паралитический яд и конвульсант, причем введение в него этанола уменьшает степень его токсического воздействия.
– То есть получается, что содержащийся в абсенте алкоголь является противоядием по отношению к туйону?
– Совершенно верно.
– Значит, все те сверхэффекты, которые приписывают действию туйона, – вымысел?
– Можно и так сказать. Почти все отрицательные эффекты связаны, скорее всего, с самым банальным алкоголизмом. Это же не винишко сухое, а спиртяга – семидесятипроцентный, со всеми вытекающими последствиями типа «белочки»! Дурная молва об абсенте тянется за ним с девятнадцатого века, когда было полным-полно низкокачественного и просто поддельного абсента, изготовленного не из виноградного спирта, а из более низкосортных разновидностей. Кроме того, его частенько бодяжили всякой мерзостью – вроде ядовитой треххлористой сурьмы. Мне представляется, что абсент интересен именно своей ненормальной популярностью среди французской богемы девятнадцатого века, своей дурной славой и ореолом порочности, то бишь отрезанным ухом Винсента Ван Гога и самим фактом публичного запрета этого напитка[8].
– То есть можно утверждать, что абсент безопасен?
– То есть можно утверждать, что абсент безопасен?
– Все зависит от того, в каких количествах его употреблять, – это раз. И самое главное – как он приготовлен. Дело в том, что многие абсенты мало того, что не дистиллированы, но и процесс их «настаивания» весьма специфичен – полынь, например, вместо спирта вымачивают в воде и потом добавляют получившийся настой к спирту. В результате этого в раствор попадает не туйон, а то, от чего при классическом способе приготовления всегда старались избавляться перегонкой, – гликозиды, ответственные за сильнейшую горечь полыни. Остальные же эфирные масла просто растворяются в спирте отдельно, а не перегоняются вместе с исходной настойкой, а все потому, что так намного дешевле, чем настаивать все травы вместе, а потом еще перегонять спиртовую настойку, тратя лишнюю электроэнергию…
Леонид вновь умолк, погрузившись в размышления. Вике стало интересно, почему разговор об абсенте ввел патолога в такой ступор, и она спросила его об этом.
– Понимаешь, – как бы нехотя сказал Леонид, – я тут все над делом Карпухина размышляю… Ты ведь в курсе, чем он занимается?
Вика кивнула.
– Так вот, я изучаю отчеты по трупам, которых, как полагают, «поставили» нам эти якобы вурдалаки, и пытаюсь обнаружить хоть какое-то сходство.
– За исключением самого способа убийства? – удивилась Вика. – А разве его одного не достаточно?
– У меня создается впечатление, что жертвы должны быть как-то связаны между собой, что на них «охотятся» не просто так.
– Это как же, интересно, бомжи могут быть связаны с представителями «золотой молодежи»?
– В том-то и дело, что бомжи – это, судя по всему, одна история, а молодые ребята – другая. Однако связь между бомжами, кажется, все-таки обнаружилась: у всех у них были редкие группы крови. Честно говоря, не представляю, что это дает Карпухину, но он, по-моему, страшно обрадовался моим выводам. А вот молодежь… Тут все иначе. Дело в том, что в крови последнего из погибших на данный момент, некоего Щукина, обнаружены мескалин и гликозиды.
– Это ведь галлюциноген, да? – вставила Вика.
– Да. А в крови еще одного, Киреева, я тоже нашел следы гликозидов, но тогда не сумел сложить два и два – просто не понял, как они туда попали. Признаться, я не обратил на это особого внимания, так как количество их было небольшим и они никак не могли ни на что повлиять – тем более что причина смерти была совершенно очевидна и так. Теперь, после разговора с тобой, я задумываюсь над тем, что, возможно, парнишки перед смертью употребляли абсент. Звучит странно, конечно, но…
– Мескалин, туйон, абсент – что вообще происходит в этом городе, а?! – воскликнула Вика.
– Каждый волен развлекаться как пожелает, – пожал плечами Кадреску. – До тех пор, пока не начинают умирать люди, конечно.
* * *
– Значит, это и есть наша «телезвезда»? – со вздохом произнес Карпухин, разглядывая труп на прозекторском столе. Он и в самом деле представлял собою плачевное зрелище – и при жизни Антон Нагорнов никогда не выглядел хорошо, а уж теперь-то… – Причина смерти? – спросил он у патологоанатома.
– На первый взгляд – та же, что и у остальных, – ответил тот. – На затылке есть большая гематома, а вот тут, у основания шеи, – все тот же след от укуса.
– Сколько крови он потерял?
– Где-то литра два – два с половиной… А правда, что все говорят? – неожиданно приблизившись к майору, чуть ли не шепотом поинтересовался патологоанатом. Артем его не знал. Он получил информацию о том, что в один из моргов доставлен «клиент» с симптомами, схожими с теми, что и у всех жертв, проходивших по его делу.
– А что все говорят?
– Да то, что в городе настоящие вампиры объявились, на людей нападают – особенно на тех, кто поздно ночью по улицам бродит!
– Правда, – кивнул Артем. – А на Дворцовой площади после двенадцати ведьмы шабаш устраивают, костры жгут, а к утру все за собой прибирают, чтобы туристов не распугивать… А тельце это я у вас забираю, уж не обессудьте!
* * *
– А почему, собственно, вас интересует Илья Прокофьев? – подозрительно посмотрела на меня начальник лаборатории Агафонова.
– Дело в том, что я со всеми лаборантами разговариваю – пытаюсь выяснить, кто из них осуществлял забор крови у донора Яикбаева. Странное дело: этот Яикбаев – просто фантом какой-то, никто его не видел, а между тем кровь он сдавал аж трижды!
– А по журналу регистрации доноров что получается?
– В том-то и дело, что там путаница какая-то…
– Ну да, и все потому, что говоришь им, говоришь!.. – раздраженно перебила Агафонова.
– Вы о чем?
– Да сменами они меняются постоянно, оттого и в журнале путаница! А за всеми же не уследишь – сами понимаете, хозяйство у нас большое. Значит, вы со всеми остальными уже переговорили?
– Почти, кроме тех, кого в городе нет, а таких всего двое. Так что один Илья и остался.
– Знаете, Илья Прокофьев – отличный работник, – заметила Агафонова. – Он, пожалуй, проводит тут больше времени, чем все остальные, вместе взятые, да еще успевает «передвижником» подрабатывать!
– «Передвижником»?
– Ну, в городе существует ПСМ, передвижная станция медобследования…
– Неужели?! Впервые слышу!
– Понимаете, это – благотворительный проект, осуществляемый на деньги частных спонсоров.
– И чем же – и кем – занимается эта… станция?
– В основном бездомными и малоимущими, у которых нет денег на визиты в платные клиники.
– А поконкретнее?
– Они проводят экспресс-обследование, делают рентген – вы ведь понимаете, как опасен туберкулез, а бездомные являются его основными переносчиками.
– Да-да, конечно, – закивала я.
– Ну вот, значит, рентген, первичная обработка ран, потому что бомжи частенько попадают в переделки; анализы у них берут на венерические заболевания… Короче, помогают как могут.
– И Илья как раз работает на этой ПСМ? – уточнила я.
– Да. Он вообще за любую работу берется – очень трудолюбивый парень!
– А ему что, очень деньги нужны?
– Да. У Ильи, кажется, брат сильно болеет, потому и в деньгах они нуждаются.
– А что, на ПСМ хорошо платят?
– Да нет, проект-то благотворительный, едва-едва хватает на бензин, аппаратуру и лекарства. Но какой-никакой, а все же приработок, верно? Скажите, а это правда, что Яикбаев кого-то заразил своей кровью? – внезапно сменила тему Агафонова. – У нас тут все на ушах стоят после того, как по телевизору показали репортаж о пациентке с гепатитом С…
– Похоже, правда, – подтвердила я.
– Не представляю, как такое могло произойти – мы же все тщательно проверяем! – сокрушенно покачала головой заведующая лабораторией.
– У вас случались пропажи препаратов крови? – в свою очередь, спросила я.
– Кто вам сказал?!
Выражение лица Агафоновой мгновенно изменилось, из огорченного и печального вновь став подозрительным.
– Неважно, – уклончиво ответила я. – Судя по вашей реакции, это правда?
– Ну, было… пару раз. Только все это давно случилось!
– Когда?
– Примерно год назад, может, месяцев восемь…
– И много пропало крови?
– Да нет, понемногу, в каждом случае.
– Значит, больше, чем пара раз? – слегка нажала я на нее.
– Несколько раз – так будет точнее, – отвела глаза Агафонова.
– Пропадали редкие группы?
– Редкие? С чего вы взяли? Нет, самые обычные, да и то не очень много – миллилитров по двести-триста всего.
– А потом, значит, воровство прекратилось?
– Совершенно верно.
– И вы не пытались выяснить, кто воровал кровь?
– Да нет, узнали мы все – разве вам не сказали? – развела руками заведующая.
– Нет, ваши подчиненные как-то умолчали об этом важном факте!
– Что ж… Это был неприятный инцидент, но все раскрылось, и виновный понес наказание.
– Что с ним случилось?
– С ней. Пришлось ее уволить.
– Могу я получить информацию об этой вашей бывшей работнице?
– Зачем? Дело-то уже быльем поросло!
– Поросло – не поросло, а поговорить с ней я просто обязана. Так что, дадите мне ее телефончик? А также – заодно – скажите: как мне встретиться с Ильей Прокофьевым?
* * *
Айфон Регины Симаковой представлял собою настоящий лабиринт: в его адресной книге не было ни одного «нормального» имени, одни «Рыбоньки», «Куколки», «Ясики» и тому подобное. Артем с ходу смог расшифровать только «Предков». Однако более всего майора заинтересовал гражданин под кодовым именем «Пупсик». Начальство требовало результатов по делу Симаковой. Интересно, что по вампирскому делу Карпухина не слишком донимали, несмотря на шумиху, поднятую СМИ вокруг вурдалаков града Питера, зато расследование гибели дочери депутата, возможного кандидата в губернаторы, занимало и начальство, и не на шутку. Что-то подсказывало Артему, что Регина не вписывается в общую картину дела о вампирах. Да, из нее выкачали кровь, как и из остальных, однако умерла она не на улице, а в помещении. И теперь уже не осталось ни малейших сомнений, в каком именно – в номере отеля «Сапфир». Возможно, пришла пора поговорить по душам с господином Зуевым – не он ли тот самый «Пупсик» из списка Регины? С другой стороны, Артем никак не мог взять в толк, зачем бы пластическому хирургу понадобилось убивать клиентку, которая в буквальном смысле слова несла золотые яйца: ведь в ближайшие тридцать лет эта девушка, начавшая «работать над собой» в столь юном возрасте, принесла бы ему огромный доход? Майор выяснил, что доктор не женат, значит, даже в том случае, если бы предполагаемая связь Регины с Зуевым стала достоянием общественности, его репутация не пострадала бы. Тогда какая же причина могла побудить Зуева убить дочь депутата?