Сонни осторожно напомнил Берчу:
– Возможно, вы забыли, что операция состоит из нескольких фаз. Не поделена, понимаете меня? Эти фазы можно сравнить с лунными. Так вот, одна фаза сменила другую. Меньше чем через месяц наш подопечный ступит на родную землю. На родную землю. Понимаете всю глубину данной проблемы? Как бы мы ни очерняли ее, какие бы доводы ни приводили, родная земля никогда чужой не станет. И вы, и я знаем, как решить эту проблему...
«Подсказку дал я», – открытым текстом говорили глаза Берча.
– Люди, – многозначительно сказал он, поднимая палец. – Воспоминания об отдельных людях не дадут ему сделать шаг в их сторону. Шаг, которого мы с вами опасаемся. Поэтому я выбрал вариант, который вам не понравился. И я догадываюсь, почему. Но шаг за шагом, с самого начала, с пробуждения, они с ним пройдут путь рука об руку... Кстати, вы как называете его партнеров по диверсионной школе?
– Партнерами, – лаконично ответил Сонни. И коротко вздохнул.
* * *«Нелишне будет еще раз прослушать фонограмму одной из многочисленных бесед с Виктором», – подумал Сонни, уединившись в номере. Она состоялась не так давно; и если бы он сравнил разговор полуторагодичной давности с недавним, то разница оказалась бы более чем ощутимой. Долгие месяцы реабилитации для Виктора Скоблика не прошли впустую. Он в своей комнате не только смотрел телевизор и красочные журналы, а с удовольствием читал художественную литературу. Сонни не мог не заметить, как очередной роман затягивает его в сюжетные сети. Конечно, и речь его стала другой. Ведь раньше Новелла мог назвать Виктора косноязычным. А сейчас можно было заслушаться...
Сонни включил компьютер, выбрал нужный звуковой файл и открыл его. Он не знал, по какой причине не сохранилось самое начало разговора, там, где Сонни задал Виктору пару вопросов, касающихся его первых впечатлений после возвращения памяти.
«...Мое пробуждение походило на нескончаемый сон… Тяжелый или легкий – я не мог сказать».
«Тяжелый или легкий?»
«Я не хотел просыпаться, а значит, не хотел расставаться со сновиденьем. Я пытался вспомнить не сам сон, не его содержание, а то, что предшествовало ему – реальность, прожитый перед ним день или час. Или хотя бы минуту. Чтобы определить, с каким настроением я уснул».
«И ты вспомнил?»
«Да, я вспомнил. Воспоминания вызвали на моих губах улыбку. Ноги девушки можно было бы назвать роскошными, если бы...»
«Если бы?»
«Если бы не ее возраст. Ей не было и восемнадцати. Я давно заметил: все, что касается тела, красивее и стройнее у тридцатилетних. Это при прочих равных условиях, пронеслось чужим голосом в моей голове. Девушка наклоняется вперед и снимает босоножки. Зачем? Она сидит в водительском кресле джипа. Кажется, вот сейчас она откинет спинку назад, до упора, до положения пациента у стоматолога, повернет голову ко мне, улыбнется знакомой улыбкой. Я знал эту девушку. Знал очень хорошо. Я несколько раз стоял в очереди к ней. Ее звали Татьяна. Красивая, избалованная, истраханная... И тут мне в глаза брызнули яркие красные звезды. Их выхватили из темноты фары джипа. А когда створы ворот распахнулись, пропали и звезды на них. Помню, тогда я обернулся, но звезд на обратной стороне ворот «Инкубатора» не увидел. Их не было. Они символизировали вход в организацию как в тайное сообщество, военный орден. Вход рубль, выход – два. Я много раз слышал это выражение, но тогда буквально примерил его на себя впервые. Его смысл открыто плескался в выразительных глазах офицера, сделавшего свое дело: «Добро пожаловать в «Инкубатор». Нас было трое».
Сонни открыл новый звуковой файл – короткий, как английский анекдот. Он обязательно прослушивал эту запись, если натыкался на нее, и его тянуло переименовать ее, например, так: «Первый блин комом». Собственно, тут хранился один из первых тестовых вопросов Берча, адресованных новому пациенту.
«Что ты помнишь?»
Ответ Виктора: «Помню, что Москва – столица нашей родины. Помню, что земля круглая, а все углы обоссаны».
Эти ответы Скоблика можно было бы назвать клише, которым владеет каждый агент. «Как твое имя?» – «Не помню». – «А что помнишь?» – «Помню, что небо голубое, а вода мокрая». Лишь бы не молчать во время допроса. А если допрос ведется «в горячую», то такие заготовки дают время обдумать положение, потому что они не отвлекают внимание.
Когда Сонни услышал ответ Виктора, он громко рассмеялся.
Потом он привел Виктора в специально приготовленную комнату, по сути кладовую, где сам лично разместил велосипед-контейнер для переброски оружия и само оружие – модифицированный пистолет-пулемет российского производства, кое-что из амуниции, которую ему удалось заполучить из гостиницы в Равенне (под крышей этого заведения проходила подготовка молодых агентов к спецоперации), окровавленную одежду. «Когда-то это все принадлежало тебе», – сказал он Виктору. Потом он усадил его перед телевизором и дал посмотреть криминальную хронику двухлетней давности. Не видно ярко-желтых пограничных лент – место происшествия и без того надежно огорожено. Вот труп постового, лежащего у ворот. Вспышки фотокамер создают иллюзию движения. Казалось, он издыхает от нехватки влаги, корчится в красной луже, похожей на кровь. Еще один труп. Лежит калачиком, будто сильно замерз. Как будто не на госпитальной площади, а в каком-то закоулке, надышавшись клея.
«Ты видишь здесь своих товарищей?» – спросил Сонни. И покачал головой: «Нет. Твои товарищи бросили тебя. Им было плевать на тебя. Михаил и Тамира всегда были парой. А ты – третий лишний».
Берч включился в работу, увидев, как заиграл желваками Виктор: «Мы понимаем твои чувства и готовы помочь тебе. Не стесняйся называть вещи своими именами. Месть – это не потаенное, это живое человеческое ощущение. Нельзя прятать его внутри себя – сгоришь. Что такое месть? Это действие в оплату за причиненное зло. Ты можешь заменить его и уповать на справедливость. Но справедливость – младшая сестра мести. Если ты скажешь: «Справедливость восторжествовала», это будет означать возмездие. То есть расплату. А если объединить эти два слова, получится следующее: справедливое возмездие. Неотвратимое. Наша работа основана на взаимном интересе. Только не пытайся заранее оправдать огромные выданные тебе авансы. Мы рассчитываем на тебя. На твою преданность, если снова называть вещи своими именами. Мы вернули тебе память, а значит, и жизнь, которая без прошлого, без знаний, питающих новые чувства и пробуждающих подзабытые, – ничто. Мы дали тебе стимул – возможность отомстить. Но главное – преданность. Так в духе преданности растили японских разведчиков-диверсантов, названных «ниндзя», что в переводе с японского означает «лазутчик». Такого человека, прошедшего уникальную физическую подготовку и обработанного психологически, нельзя было подкупить. По большому счету, тебя, Виктор, можно назвать современным ниндзя. Ты хорошо владеешь холодным и огнестрельным оружием, различными способами маскировки, и все это позволяет тебе решать сложные диверсионные задачи».
Часом позже Филипп Берч один на один беседовал с Сонни Новеллой.
«Пропал подросток, бродяга. Кто хватится оборванца? Разве что его блохи будут о нем жалеть. В России зарегистрировано более одного миллиона сирот... Знаете, что интересовало авторов проекта в первую очередь? Статистика. Я покопался в материалах того времени и вот что получил. На уроках физкультуры погибает примерно десять детей в год. Ежегодно на дорогах России погибает более тысячи детей. От рук насильников погибает две с половиной тысячи. На рельсах московской подземки погибает полторы сотни человек, а сколько из них детей? Ежегодно от героина погибает больше тридцати тысяч, а сколько из них несовершеннолетних? От туберкулеза погибает столько же. Около двух миллионов детей в возрасте до четырнадцати лет избиваются родителями, что для многих жертв заканчивается смертью. Каждую минуту в России умирают пять человек, а рождаются только три. Смертность превышает рождаемость почти в два раза. Ежегодно Россия теряет по численности населения целую область, примерно равную Псковской, или республику типа Карелии, или крупный город – такой, как Краснодар. Ежегодно по причине употребления табака в России умирает около трехсот тысяч человек. В России около тридцати тысяч детей не доживает до десяти лет, ежедневно умирает пятьдесят младенцев, две трети из них – в родильных домах. Ежегодно в России происходит триста тысяч пожаров, при которых погибает двадцать тысяч человек. Четыреста тысяч умирает от некачественного алкоголя. Россия занимает первое место в мире по уровню умышленных убийств. Каждый год из России уезжает в среднем один миллион человек. По прогнозу нашего эксперта Збигнева Бжезинского, Россия как государство прекратит свое существование к 2012 году. Она распадется на шесть-восемь стран. Первой отколется Чечня. На ее защиту встанут все европейские страны и Америка. И ей не грозит повторный ввод российских войск – это в прошлом, и это чревато для России. Она не выдержит еще одной войны. Она боится не Америку, а Чечню. Это настоящая бомба на теле России. Причиной развала станет полный износ промышленного оборудования, электроэнергетики. Новые государства явятся зоной нестабильности и будут разделены на сферы экономического влияния мировых лидеров. Об этом говорится в докладе ведущих аналитических центров, который размещен на сайте ЦРУ».
«Жизнью в России довольны те, кто не в курсе, и те, кто в доле», – сделал однозначный вывод Сонни Новелла.
Берч возвратился к теме:
«Что делать с курсантами секретной школы? Как убрать целый выпуск? А как поступить с теми, кто уже «выпустился»? Многие из них отметились в криминальной хронике. Несколько человек распрощались с жизнью при разных обстоятельствах. Например, четверо были убиты группой Михаила Наймушина. А сколько сидят по нарам?»
* * *Берч походил на астронома, открывшего новую звезду. Он недолго терялся в догадках. А скорее, недоумевать не дал его дар, позволяющий ему погружать человека в психофизиологическое состояние, похожее на сон и сопровождающееся подчинением воли спящего. Это называлось состоянием гипноза.
Он увидел руку неизвестного коллеги, поработавшего над Виктором.
– Знаешь, что такое гипноз? – спросил он.
– Да. Слышал.
– Но к тебе никто и никогда его не применял, так надо тебя понимать?
– Да, так.
– Ты уверен?
– Я бы вспомнил. Да, уверен. Конечно, – добавил Виктор после непродолжительной паузы.
– А к твоим товарищам?.. Будем называть их однокурсниками.
– Насколько я знаю – нет. Но... – Снова пауза. – Могу с уверенностью сказать это только про двух человек.
– Речь идет о твоих близких, так надо понимать?
– Называйте их... недалекими.
Скобликов подметил одну особенность в речи суггестора. У Филиппа Берча было любимое словосочетание. Обычно он заканчивал им какой-нибудь вопрос. Вот и сейчас он добавил: «Так надо понимать?»
Что такое гипноз, он знал, но затруднился бы сформулировать определение. Поэтому отдал инициативу Берчу: пусть сам и отвечает на свой вопрос. Тем более, как разобрался Виктор, такова и была задумка этого человека.
Гипноз (от греческого hypnos) – это искусственно вызываемое сноподобное состояние человека и высших животных, при котором торможением охвачена не вся кора головного мозга, а отдельные ее участки; так называемые сторожевые пункты сохраняют возбудимость, обеспечивая контакт загипнотизированного с раздражителями. С наступлением наиболее глубокой, так называемой парадоксальной фазы торможения, когда слабые раздражители (например, слово) действуют эффективнее сильных (например, боли), наблюдается высокая внушаемость.
– А что такое гипнопедия?
– Может, тот же гипноз, только на жаргоне?
– Да, немного похоже. Но это слово означает обучение во время сна. Причем естественного сна. – Берч не стал лезть в дебри вопроса еще и по той причине, что экспериментальные данные указывали на то, что гипнопедия не могла заменить естественный педагогический процесс. Однако... черт знает этих русских! Они могли продвинуться в вопросе далеко вперед и сохранили все в тайне.
* * *Филипп Берч испытал жутковатое чувство, читая строки из книги Дэвида Зельцера «Знамение». Он в ту пору делал ремонт в квартире – собственными руками, не доверяя строителям, руководствуясь правилом: «Если хочешь, чтобы все было хорошо, сделай это сам». Накрытый полиэтиленовой пленкой диван стоял посередине комнаты на боку и по высоте не уступал барной стойке. Широкая полированная спинка послужила отличной полкой, на которой Берч разложил нехитрую закуску, сок, водку, белое вино. Сбив в шейкере коктейль, он налил напиток в высокий стакан и выпил его, не отрываясь. Целый стакан «гремучей смеси», общий градус которой приближался к тридцати. В голове зашумело, но позыва сотворить еще одну порцию у Берча не было. Им овладело состояние, которое продолжится двадцать или тридцать минут. И он всегда дорожил этим. Он открыл первую страницу, находясь за импровизированной стойкой, и прочитал первые строки новой книги, осилить которую запланировал в течение недели. Он даже не предполагал, что к утру следующего дня (тот день катился к закату) перевернет последнюю страницу «Знамения»...
«Молодой астроном в обсерватории Кейп Хэтти сидел ошеломленный. Он спохватился слишком поздно, и фотокамера была бессильна запечатлеть случившееся: расщепление трех созвездий, в результате чего появилась сияющая звезда. Частицы вещества из Козерога, Рака и Льва неожиданно стали слетаться навстречу друг другу с поразительной точностью и слились в пульсирующее галактическое тело. Оно становилось все ярче, и созвездия задрожали, а может быть, просто задрожал окуляр – у астронома от обиды затряслись руки.
Он боялся, что оказался единственным, кто видел это...»
С тех пор Берч часто обращался к тексту «Знамения», каждую строчку которого мог процитировать даже разбуженным среди ночи. Он не считал роман Зельцера шедевром, но в мистическом плане остальным подобным книгам до него было далеко.
Прошли годы. Он пересмотрел свои позиции, однако по отношению к книге, которая произвела на него неизгладимое впечатление, так или иначе повлияла на его судьбу, оставался «жестким» консерватором. Он ни при каких обстоятельствах не смог бы поменять свои позиции.
Филипп Берч позавтракал чуть пережаренной, как он любил, хрустящей ветчиной, залитой парой яиц, выпил чашку крепкого кофе с сахаром, начал разгадывать кроссворд, – пару лет тому назад его в это время суток можно было застать за чтением новостей. Одна привычка сменила другую, и теперь свежие новости Берч черпал из эфира, включая радио в автомобиле на информационной волне.
* * *– ...Ты знаешь причину, по которой был закрыт проект? – продолжил Берч.
– Нам сказали, что рамки координационного совета, курировавшего проект, разошлись по политическим векторам, и руководители не смогли соблюсти секретность.
«Как робот», – не мог не заметить Берч.
– Ну а если перевести это на «нормальный» язык? Вырази эту фразу своими словами.
Виктор в свою очередь задумался над формулировкой Берча. Но натурально забуксовал.
– Рамки... совета... разошлись по политическим векторам...
Эти слова засели в нем крепко, решил Берч, и, похоже, он не понимает их смысла. Неужели ни разу не пытался проникнуть в суть? Ведь это заноза в мозгу. Если ты не полный дебил, то постараешься избавиться от нее. Это все равно что неразгаданная загадка; ответ близко, очень близко, он вызывает зуд во всем теле, но в руки не дается. Что, что это?
Стоило проверить догадку, пронзившую его собственный мозг, и Берч повторился:
– Итак, проект закрыт. Директор школы призвал вас приготовиться к тому, чтобы... – Берч плавным жестом рук активизировал пациента.
– Чтобы мы приготовились к тому, что нас могут нанять конкуренты создателей проекта.
– Что это значит? – не сдавался Берч.
– Ну, мы могли оказаться на стороне противников военной разведки.
– И, тем не менее, выполнять приказы ваших работодателей.
– Да. Нам так сказали.
– А причина, по которой проект затрещал по швам, тебе неизвестна?
– Я уже говорил об этом.
– Пожалуйста, повтори.
– Рамки координационного света, курировавшего проект, разошлись по политическим векторам...
У Берча на языке вертелся вопрос: не хотелось ли его подопечному расшифровать несложный в общем-то смысл этой фразы? Но он не стал торопиться по той причине, что эта фраза и ему тоже казалась инструкцией. А точнее, той частью, которую менять запрещено. На ней стоял невидимый атрибут «скрытой секретности», что не позволяло получить к ней доступ. Но почему? Для чего ставятся ограничения? Ответ прост: чтобы никто не смог изменить инструкцию. Но Берч был из той категории людей, кто мог взломать защиту. И снова он не стал торопиться. Он должен хорошенько подумать, семь раз отмерить, как говорят русские, и только потом резать.
То, над чем он размышлял более или менее понятным языком, Сонни Новелле Берч предоставил «на подносе из тумана». «Блоки» – это запоры на пути другого гипнотизера. Они затрудняют перепрограммирование субъекта, выяснение причин его поведения и самого факта его предыдущего программирования гипнотизером. Берч был уверен, что, скорее всего, блоки наполовину стерты временем – они не так долговечны. Берч отмел факт «забывчивости» или «небрежности» безымянного коллеги. Он выявил следы блоков, которые зачастую называли «замками» или «блокировками». О них говорил сам факт весьма болезненных процедур с субъектом.
Но больше всего в «тумане» психолога Сонни Новеллу заинтересовали «ворота» и «ключи». Они формируются суггестором для скрытой коммуникации с реципиентом. Так вот, «ворота» – это достижение глубинного контакта с клиентом, а «ключи» – это введение его в нужное измененное состояние и вызывание к исполняемым действиям. Сонни ухватил поначалу окончание формулировки – вызывание к исполняемым действиям, а потом и начало ее – введение в нужное измененное состояние. Два действия, а по сути – одно. Человек, определенная часть мозга которого закрыта на замок, при открывании замка меняется в такой степени, что готов исполнять волю суггестора или того человека, имя которого суггестор вложил в код «замка».