Дрожащий свет плясал на нарисованных фигурах, наделяя их собственной зловещей жизнью. Я останавливался перед некоторыми и дивился пропасти, разделяющей эти образы и истинную природу чистого возвышенного божества, которому они посвящены. За время путешествия с Инаной я узнал, что люди верят в богов, которые созданы их воображением. Мысль о том, что человек может подчинить бессмертных своей воле посредством молитв и жертвоприношений, казалась мне нелепой. Бессмертные делают то, что им подобает, они заботятся только о своих удовольствиях и своей власти.
Я медленно обошел просторные залы и помещения, но нигде не нашел даже самых незначительных свидетельств пребывания Инаны. Царь Мардук возвел гигантское здание в попытке заманить сюда богиню и пленить ее, но я знал, что богиня никогда не бывает добычей, она всегда охотница.
Я поднялся на террасу, огибавшую по спирали все здание. Здесь Инана часто являлась мне, но теперь от нее ничего не осталось. Я дошел до плоской крыши и увидел исполинское металлическое зеркало, которое днем отражало солнечные лучи вниз, в зал.
Я посмотрел на ночное небо, усыпанное алмазами звезд. Но и там она ничего мне не оставила. Только воспоминание о ней и обещание, что однажды она ко мне вернется.
Царь Нимрод приказал построить за главными воротами города царский павильон. Павильон был украшен флагами, цветами и пальмовыми листьями. В день, когда мы выступали в Сидон, великий царь занял место на возвышении.
Он был окружен знатными шумерами, старшими военачальниками и почетными горожанами. Вельможа Ремрем, начальник над воинами Гуи и другие египетские старшие воины, которым предписывалось остаться в Вавилоне, тоже заняли почетные места на помосте.
Накануне я отправил всех слуг, рабов и прочих невоенных вперед, раньше главного каравана. С ними отправились повозки со скарбом и запасные лошади и верблюды. Поэтому, когда мы проходили мимо царя Нимрода, со мной были только воины и их начальники.
Все наши колесницы, оружие и доспехи были починены, обновлены и надраены и блестели на солнце, лошади и верблюды накормлены. Животные отдохнули, их вычесали, и они выглядели и чувствовали себя отлично. Зарас позаботился о том, чтобы люди получили столько же внимания и не расслаблялись. Мы производили впечатление небольшого, но сильного войска, и так оно и было.
Многие наши люди завязали отношения с местными, и вдоль дороги, ведущей на побережье, стояли плачущие женщины. У некоторых уже заметен был живот. Все это усиливало общее волнение и драматизм момента.
Торан ехал слева от меня, а царевны справа. Локсис каким-то образом сумела занять место сразу за минойским послом. Меня это больше не удивляло и не тревожило. Я узнал, что Локсис больше не спит в комнате с царевнами; после приезда Торана она нашла себе отдельное жилье. Я не стал разбираться в этом.
С послом, с царевнами по бокам от меня, с большим оркестром из рогов, дудок и барабанов я вывел процессию за городские ворота. И остановил ее, когда мы поравнялись с царским павильоном. Там я спешился и поднялся по ступеням туда, где на возвышении стоял царь Нимрод.
Оркестр перестал играть, и толпа почтительно смолкла, когда я опустился на одно колено перед царем Нимродом. Великий царь поднял меня и обнял ласково, как брат. Это было правильно, ведь я вернул ему царство и войско. Я также сделал его богатым человеком и отчасти вернул состояние, которое растратил его отец царь Мардук.
Мы обменялись клятвами в вечной дружбе, которые с моей стороны были не вполне искренними. И расстались.
Сев верхом, я поднял правую руку, готовясь отдать приказ выступать, а оркестру – играть гимн отряда.
И в этот миг слева от меня послышался любимый голос. Этот крик отразился от массивных стен города.
– Стойте! – воскликнула царевна Беката, и мы все подчинились ее велению. Оркестр перестал играть, приветственные крики толпы смолкли, и наступила неловкая тишина. Все взгляды, включая мой, сосредоточились на ней.
– Что с тобой, моя дорогая? – спросил я, успокаивая. Я видел, что она на грани одного из своих знаменитых припадков. Возможно, в этих проявлениях нрава Бекаты виноват я. В прошлом я был к ней слишком снисходителен.
– Что воображает о себе Гуи, почему он на помосте прячется за вельможей Ремремом, когда меня увозят на мрачный безбожный остров на краю земли? – Беката правой рукой указала на человека, который так страшно ее оскорбил. – Только посмотрите, вон он там прячется!
Все головы, и голова царя Нимрода тоже, повернулись к Гуи.
– Ты сама сказала, что больше не хочешь видеть Гуи, – напомнила Бекате Локсис.
Беката набросилась на нее:
– Не лезь, а то пожалеешь!
– Локсис права. Ты сказала, что ненавидишь Гуи, – храбро пришла на помощь критской девушке Техути.
– Я этого не говорила. Я никогда не говорила «ненавижу»!
– Говорила, – хором возразили обе девушки, а Техути зашла еще дальше:
– Ты даже сказала, что прикажешь его обезглавить.
– Я не говорила «обезглавить»! – Глаза Бекаты наполнились слезами ярости. – Я сказала «наказать». Я сказала, что прикажу его наказать.
Те, что стояли в тылу заполненного людьми помоста, стали теребить тех, кто стоял впереди и хоть немного понимал по-египетски:
– Что она сказала?
– Она сказала, что кому-то отрубят голову.
Дети в толпе начали капризно требовать, чтобы родители посадили их на плечи – так им лучше была бы видна казнь.
– Даже я слышал, как ты говорила, что Гуи осел и варвар, – под шумок осторожно вступил я в разговор.
– Я только сказала, что Гуи нечего надо мной смеяться.
– И ты не считаешь его уродом?
Она опустила глаза и понизила голос.
– На самом деле нет. На самом деле он по-своему очень мил.
– А как же его пять жен?
– Он обещал отправить их домой к матерям.
Я моргнул. Очевидно, положение дел вышло из моей власти.
– Может, все-таки лучше оставить его в Вавилоне или выполнить твое обещание и обезглавить, – предложил я.
– Не будь таким ужасным, Тата.
– Ты совершенно уверена, что хочешь, чтобы Гуи отправился с нами на Крит?
Она кивнула, и улыбка ее была неотразима – по крайней мере для меня. Я встал на стременах и через головы толпы крикнул:
– Гуи! Соберись и догоняй нас. Я не стану тебя дожидаться. Если до заката ты не присоединишься к отряду, будешь объявлен беглым.
Я ударил лошадь пятками, и мы двинулись к побережью. Краем глаза я видел, как военачальник Гуи с неприличной поспешностью сбежал с царского помоста. Не обращая внимания на протесты вельможи Ремрема, он кинулся к городским воротам за своей походной сумкой.
Я задумался, почему я так доволен собой. Я только что сделал трудное положение почти непоправимым. Никакой выгоды для меня в этом не было, кроме того, что в моем распоряжении оказался лучший колесничий Египта и я снова сделал счастливой маленькую Бекату.
Следующие шесть дней мы двигались на северо-запад по течению реки Евфрат, пока не пересекли царскую дорогу у города Ресафа. Здесь мы свернули на нее и миновали горы Аш-шам близ города Ясмин.
После того как пересекли Красное море, мы дали огромный крюк, обогнув северное течение Матери Нила, благодаря чему ни разу не оказывались ближе семисот лиг к занятым гиксосами землям.
От города Ясмин мы смогли отправиться прямо на запад к Сидону, порту на крайнем восточном побережье Среднего моря. Это была самая приятная и чудесная часть нашего путешествия. Мы проходили по горам и лесам Ливана.
Дорогу обрамляли гигантские кедры, никогда не знавшие топора. Они казались столбами, подпирающими небо, и словно доходили до обители самих богов. В это время года их верхние ветви гирляндами покрывал белый снег, в воздухе остро пахло густой смолой.
Со спуском к побережью становилось теплее, и мы получили возможность избавиться от мехов и тяжелых шерстяных шалей, которые купили в Ясмине. Мы вышли из кедрового леса и обнаружили перед собой новую гору. Проводники сообщили, что это гора Рана, на языке хананеев это означает «Совершенная красота». Гора возвышалась на берегу Среднего моря между финикийскими портами Тир и Сидон и разделяла их на двадцать лиг.
Дорога, по которой мы шли, у этой горы разделилась. Мы пошли по правой ветви и, когда обогнули гору Рана, впервые увидели море. Великолепного цвета густой лазури, оно уходило за горизонт. Даже груды облаков над нами окрасились в голубой цвет, отражая морскую воду.
Порт Сидон был одним из самых процветающих и оживленных городов на этом побережье. В его гавани теснились суда. Даже издали я видел на парусах самых крупных кораблей символ Крита – двойной топор. Это была флотилия, с которой приплыл с Крита Торан. Он попрощался со мной и поехал вперед, чтобы взойти на свой передовой корабль и принять его под свое начало. Он поплывет перед нами, чтобы предупредить о нашем прибытии Верховного Миноса.
Я выбрал участок земли у дороги в полулиге за каменными стенами порта. Ручей, стекающий со склонов горы Рана, сулил нам достаточно воды. Я приказал Зарасу разбить на этом месте лагерь. Прежде чем шатры были готовы, из ворот порта вышло много народу и направилось к нам.
Я видел, что во главе их идет человек в одежде шумерского военачальника. Он подъехал к тому месту, где стоял я, и спешился.
– Я Нарам Син, наместник провинции Сидон. – Изъявляя уважение, он прижал к сердцу кулак. – Конечно, я знаю, что ты вельможа Таита. Твое имя известно и прославлено во всем Шумере. Великий царь Нимрод строго наказал мне принять тебя с почетом и исполнять твои приказания немедленно и без вопросов. Я позабочусь о том, чтобы ты и царевны ни в чем не нуждались.
– Спасибо за дружеский прием. Моя первая просьба – снабди нас кормом для животных.
Нарам Син повернулся и отдал несколько приказов подчиненным. Те бросились их выполнять, а наместник снова повернулся ко мне.
– Чем еще я могу быть полезен, господин?
– Пожалуйста, проводи меня в гавань, где готовится моя флотилия. Мне не терпится осмотреть ее.
Шесть галер, купленные у Нимрода, с первого взгляда разочаровали меня. Они стояли на подпорках, так что я мог осмотреть ту часть их корпусов, которая обычно находится под водой. Я допустил ошибку, сравнивая их с большими триремами, захваченными в крепости Тамиат. Шумерские суда оказались почти вдвое меньше, и по их очертаниям я видел, что они гораздо медленнее и ими не так легко управлять.
Я с трудом подавил разочарование и решил сосредоточиться на том, чтобы получить лучшее из того, что под рукой.
В следующие недели почти все время я проводил на верфи с Зарасом и корабельщиками. Они старались как можно лучше использовать то, что было в их распоряжении, но меня это не устраивало. Я всегда требую совершенства.
Я проверял каждую доску и каждую часть рангоута. Я наугад вытаскивал гвозди из корпусов и проверял, нет ли на них ржавчины. То же самое я проделывал с бронзовыми частями. Острием меча я тыкал в законопаченные корпуса, чтобы оценить качество работы. Я заставил развернуть и разложить на берегу все паруса, чтобы я мог их внимательно рассмотреть в поисках заплат и прорех в ткани.
Потом я приказал внести некоторые изменения в конструкцию. За время долгого пути из Вавилона мы подробно обсудили их с Зарасом. Я показывал свои чертежи главному судостроителю, а тот ворчал и высказывал десятки возражений, которые я немедленно отвергал.
Я хотел использовать эти галеры для поддержки наших сухопутных сил, которым вскоре предстояло действовать против гиксосов на северных берегах Египта. Несмотря на первоначальные опасения, теперь я был уверен, что эти суда в состоянии перевозить большие отряды войска из одной части дельты в другое, где они больше нужны. Но от войска без колесниц и лошадей проку нет.
Главный судостроитель наконец уступил моим требованиям и построил на корме моих галер погрузочную площадку. Я приказал ему укрепить палубу между скамьями гребцов, чтобы даже в беспокойном море она выдерживала двенадцать колесниц с лошадьми.
Теперь мы могли подойти кормой к любому ровному берегу или другому причалу и выпустить семьдесят колесниц с лошадьми и колесничими, готовыми тотчас вступить в бой. Когда они выполнят задачу, их можно будет так же быстро снять с берега.
Пока шла эта работа, Торан получил приказ Верховного Миноса не спешить с отъездом, чтобы плыть с нами. Ему предписывалось предложить свою просторную, удобную галеру в распоряжение царевен и их свиты, чтобы они наслаждались удобствами, каких нет на меньших кораблях.
Нам повезло, что правитель Крита решил быть учтивым; в противном случае Торан не смог бы воочию убедиться в военной силе моего маленького флота.
Пока вносились все эти усовершенствования, наступил и закончился сезон бурь. Боги благословили нас хорошей погодой и спокойным морем. Но до отправления на Крит я решил проверить надежность перестроенных корпусов и внесенных мною изменений. В то же время я хотел, чтобы колесничие усвоили, что им делать на погрузочных площадках на корме.
Мы вышли в море и несколько дней ходили туда-обратно вдоль побережья, высаживая в каждой бухте и на каждом мысу колесницы и вновь заводя их на борт. Я не отпускал людей, пока не убедился, что они и их лошади хорошо обучены. Когда я понял, что меня все устраивает, мы вернулись в порт Сидон.
За два дня до отплытия на Крит я шел ранним утром от нашего лагеря к верфи, чтобы проверить дневную работу. Неподалеку от порта меня окликнул одноглазый нищий. Я отмахнулся от него и хотел продолжить разговор с Зарасом и Гуи, сопровождавшими меня. Грязный мошенник был назойлив. Завывая, он схватил меня за рукав. Я обернулся и замахнулся посохом, чтобы ударить его, но он не испугался и нагло улыбнулся.
– Вельможа Атон предлагает тебе партию в бао.
Я опустил посох и уставился на него. Это заявление, исторгнутое беззубым зловонным ртом, так странно прозвучало, что я растерялся. Прежде чем я пришел в себя, нищий сунул мне в руку маленький свиток папируса и свернул в людный переулок. Зарас погнался за ним, но я вернул его.
– Пусть идет, Зарас. Это друг моего друга.
Зарас неохотно остановился и посмотрел на меня.
– Ты уверен, что он не срезал у тебя кошелек? Может, на всякий случай выбить из него правду?
– Дело сделано, – ответил я. – Пусть идет. Вернись, Зарас.
Он подчинился, но то и дело оглядывался.
Я сразу вернулся в лагерь, уединился в своем шатре и только тогда развернул свиток. И с первого взгляда понял, что это действительно послание от Атона. Его каллиграфию ни с чем не спутаешь. Как и его манеры, она причудлива.
«В пятый день месяца пачона Стервятник отправил стаю из двухсот шакалов к востоку от Заната, чтобы перехватить раненого ястреба в норе в стене и помешать ему лететь в новое гнездо на острове».
Содержание послания недвусмысленно подтверждало личность писавшего. В тайном языке, о котором мы с Атоном договорились, Стервятником назывался царь Корраб. «Двести шакалов» означало число гиксосских колесниц. Занат – условное название пограничного города Неро между северным Египтом и Синаем. Нора в стене – Сидон. Новое гнездо на острове – Крит. А раненый ястреб, разумеется, – мой личный иероглиф.
В переводе на обычный язык это означало, что шестнадцать дней назад Корраб отправил по прибрежной дороге между Нелло и Сидоном отряд в двести колесниц, чтобы перехватить меня и помешать добраться до Крита.
Я не слишком удивился тому, что Корраб и его приспешники узнали о моей поездке. В любом таком большом и пестром отряде, как тот, что я привел из Фив в Вавилон, а теперь и в порт Сидон, обязательно найдется человек с длинным языком и другие – с большими ушами. Мы находились в дороге достаточно долго, чтобы сообщение дошло до логова Корраба в Мемфисе и он начал действовать. И хотя я всячески заметал следы, я смирился с тем, что Корраб обязательно узнает, что я возглавляю посольство. Моя слава опережала меня. Он знает, какой я грозный противник.
Я не стал ни мгновения тратить на размышления о том, как Атон узнал об этом, точны ли эти сведения и как он сумел доставить их мне. У Атона, как и у меня, есть свои способы. И он, тоже как я, не допускает ошибок.
Я высунул голову из-за полога у входа в шатер и позвал Зараса. Он ждал поблизости и подошел вместе с Гуи почти сразу.
– Немедленно погрузить людей и колесницы на корабли. Отплываем до полудня, – сказал я.
– Куда? – спросил Гуи. – Это новое упражнение?
– Не задавай дурацких вопросов, – напустился на него Зарас. – Просто выполняй приказ Таиты да побыстрей.
Спустя час после полудня я вывел свою флотилию из гавани Сидона. Рядом со мной на корме моего – головного – корабля, который я назвал «Ярость» (ибо, увидев этот корабль, я сразу почувствовал ярость), стоял приглашенный мною Торан.
Как только миновали мол, я повернул на юг. Остальные мои корабли вереницей шли следом, так мы двигались параллельно берегу. Я быстро проделал некоторые расчеты, основываясь на скудных сведениях, полученных от Атона.
Если, как написал Атон, гиксосские всадники выступили из Заната в пятый день месяца шему, им предстояло проделать четыреста лиг до Сидона. За день на таком расстоянии груженые колесницы, не рискуя покалечить лошадей, могут покрывать всего двадцать лиг. Лошади должны отдыхать и пастись. Таким образом, все путешествие должно было занять около двадцати дней. По сведениям Атона гиксосы уже шестнадцать дней провели в дороге. Следовательно, им оставалось примерно восемьдесят лиг. Едва солнце село, мои корабли встали на якорь.
Когда Торан спросил, почему я не хочу плыть в темноте, я объяснил:
– Нельзя рисковать тем, что в темноте пропустишь врага. Но якорная стоянка ненадолго отодвинет нашу встречу. Колесницы гиксосов мчат к нам во весь опор. Можно ожидать встречи с ними послезавтра в полдень.