— Есть у меня на примете один… Только вот доказать не могу. Потому и молчу.
— Скоро он сам свое лицо покажет. Помнишь, Андрей Андреевич говорил: «Можно обмануть одного человека. Можно обмануть десять. Но никогда нельзя обмануть коллектив! Если он настоящий…» А ведь мы настоящие! Правда, амиго?!
СЛАВА ШЕРЛОКА ХОЛМСА
Утром, еще перед линейкой, лагерь облетели ошеломляющие известия. Пропал Степан Луговой.
— Когда проснулись, видим: кровать пустая, — рассказывали товарищи по палатке. — Ну, мы думали, вышел куда, а потом — на зарядке тоже нет…
А у вожатого Миши из восьмой палаты пропал бумажник с пионерскими деньгами — девяносто восемь рублей.
Андрей Андреевич послал Леню Дашкова на попутной машине в город, на вокзал. Расспросили жителей. Никто Степки не видел. Первый отряд отправился прочесывать окрестности лагеря.
Председатель сельсовета Иван Васильевич позвонил на заставу. Ему сообщили, что Степана никто не видел. Наряды пограничников с ночи проверяли все машины на шоссе, перекрыли все тропы в горах: на участке соседней пограничной заставы через кордон на нашу территорию с боем прорвались трое нарушителей. Уж мальчишку-то пограничники бы обязательно заметили…
В столовой за завтраком творилось что-то невообразимое. Ребята разбились на две группы. Одни утверждали: Луговой скрылся, потому что это он украл яблоки у Ануш.
— Чего бы я бежал, если я не виноватый?!
— Точно. Совесть заела.
— Он и деньги украл. На дорогу пригодятся.
Другие, их возглавляли Сережка, Лаура и большинство ребят второго отряда, кричали, что это вранье. Степка не такой, чтобы мог украсть… Но все сходились на том, что Лугового нужно во что бы то ни стало найти.
Сергей с Лаурой сидели около библиотеки. Неподалеку, спиной к ним присел Боб и делал вид, что читает «Большевистскую смену».
Подошел сияющий Арка. Сказал, гордо отставив ногу:
— Ну что, Сережка?! Кто оказался прав?.. Это я! Я сам его нашел. А ты не хотел…
Сергей вскочил и дернул Арку за руку:
— Сядь! И рта не раскрывай. Только отвечай на вопросы. Почему ты думаешь, что это Степка?
— Хо! Вот оно, смотри! — вытащил из кармана половинку яблока, что дал ему Степка на пляже. — Это же яблоко Ануш! Я спросил его, откуда он взял.
— А он что?
— Сказал, что морду набьет, если буду за ним следить и обвинять в воровстве.
— И ты Степе прямо сказал… что он… украл? — запинаясь, тихо спросила Лаура.
— Хо! А чего б я не сказал?! Ведь он украл. Точно? Я ему еще записку написал, что все знают… Только думал, что он сам придет и признается. А он деру дал.
— Арка! Что ты наделал?! — всплеснула руками Лаура.
— Что ты наделал, идиот?! — гневно закричал Сергей и нагнулся к самому лицу Арки.
Арка попятился. Вскочил. Но Сергей снова усадил его на скамью.
— Нет! Ты слушай! Слушай!.. Посмотри на него, Лаура. Смотри, Боб, на дружка своего. Это он такого мирового парня довел… Да ты знаешь… может, его уже в живых нет. Ты понимаешь? — хриплым шепотом сказал Сергей.
Арке стало жарко. Трое его друзей, лучших его друзей, смотрели чужими, колючими, злыми глазами… Минуту назад Арка ждал, что его похвалят, ему будут завидовать… Но еще пытался защищаться:
— А где он яблоки Ануш взял?
— Идем! — закричал Сергей. — Вставай! — он за руку потянул Арку к третьему корпусу. Боб с Лаурой пошли следом.
— Сюда! — сказал Сергей и вошел в кладовую. — Смотри! А это чьи?!
Вдоль стен кладовой в больших открытых ящиках лежали глянцевитые яблоки в красную и розовую полосочку… Яблоки Ануш! Голова Арки отказывалась понимать. Что это?..
— Слава Шерлока Холмса тебе мозги набекрень вывихнула. Ты ж так забегался, сыщик несчастный, что ничего вокруг не видишь! Вот эти яблоки Степан с ребятами вчера привез из колхоза. Тебя ими угощал. А ты его за это в жулики произвел!..
Арка вдруг почувствовал, что в голове у него ничего не осталось: ни мыслей, ни слов, ни желаний — одна звенящая пустота, как в перевернутой вверх дном бочке… Что-то сказал Боб, потом — Лаура. Но слова не доходили до сознания.
Губы его задрожали. Он сгорбился, отвернулся к стене и затих…
— Ладно, Арка, хватит, — первым нарушил молчание Сережка и положил ему руку на плечо. — Ну чего тут теперь… Иди к Андрею Андреевичу. И расскажи все. Он поймет.
Арка послушно встал и вышел из кладовой.
СТЕПАН ЛУГОВОЙ
Алька сам напросился дежурить в корпусе. Что-то разболелась голова. За завтраком он чуть поковырял ложкой. Есть не хотелось. На душе было нехорошо.
Перед глазами стоял Степка Луговой. Удивленный, растерянный, жалкий. Такой, каким видел у ворот лагеря, когда на него накинулся Фаносопуло. «А ведь грек должен был нас с Ленькой схватить, а не Степку. Мы же в его сад попали, — подумал Алька. — А теперь Луговой сбежал из лагеря. Почему?» Совершенно без всякой связи Альке вдруг вспомнился день отъезда в лагерь.
Перед посадкой в вагон Ленька с восторгом рассказывал, какие замечательные снасти для рыбной ловли он забрал с собой. И вдруг смолк на полуслове.
— Ты чего? — удивился Алька.
— Да вот увидел одного, — нехотя ответил Ленька. — Значит, ты тоже в лагерь?.. Ну ладно… — ни к кому не обращаясь, проговорил он.
Алька посмотрел туда, куда неотрывно смотрел брат, и увидел у подножки соседнего вагона высокого худого мальчишку лет четырнадцати с белыми вихрами, торчащими в разные стороны.
Вдоль вагонов пробежал Сережка-горнист и что-то крикнул ему. Вихрастый весело расхохотался.
— Еще и смеешься, гад! Ну, подожди. Ты у меня заплачешь! — зло процедил сквозь зубы Ленька.
— Лень! За что ты на него разозлился?
— Не твое дело…
Уже после, приехав в лагерь, Алька узнал, что того вихрастого зовут Степка Луговой. А теперь он сбежал…
«И за что Ленька его так ненавидит? Надо узнать».
— Алька! Иди, тебя начальник зовет, — крикнул дежурный.
«Зачем? — испугался Алька. — Может, Андрей Андреевич уже все знает?»
Алька шел, а ноги у него подгибались, стали как ватные. Дошагал до «виллы» и дальше — не смог. Так и стоял у веранды.
— Ага, пришел, Клещов! Ну чего же ты там торчишь? Иди сюда, — позвал начальник лагеря. — Вот тебе письмо прислал кто-то. Велел передать в собственные руки. Извини, что поздно отдаю. Закрутился.
— Спа-сибо, — еле выдавил Алька. Глянул на письмо и повеселел. — От мамы!
— Ну вот и прекрасно! Хорошая у тебя мама?
— Ага! Она знаете какая хорошая! Спасибо, Андрей Андреевич, — и побежал к корпусу.
— Ванюшка, ты еще подежурь малость, а я письмо почитаю. От мамы!
— Валяй! Везет же человеку! — позавидовал напарник.
Алька пробежал глазами по строчкам и забеспокоился. Прочитал снова и бросился к вешалке. Схватил Ленькин пиджак, который брат оставил тут еще вчера, «чтоб не сперли». В карманах ничего не было, кроме сложенного вчетверо листочка бумаги, вырванного из тетрадки в три косые линии. Он развернул листок. Прочитал и заволновался еще больше. Ощупал пиджак вокруг. За подкладкой что-то было. Алька разыскал в боковом кармане большую дыру и через нее вытащил конверт. В нем оказались трехрублевые и рублевые замасленные бумажки.
Алька оторопел. Откуда у Леньки столько денег? Мама в лагерь им всего по трешке дала… На конверте расплывшимися буквами, написанными чернильным карандашом, — адрес лагеря. Четкий почтовый штамп говорил о том, что письмо Леньке отправлено из Ростова. Что же это такое? Надо немедленно все узнать у Леньки. Он заметался по палате, бросил пиджак на койку и понесся к выходу.
— Куда ты? — удивленно бросил ему вслед Ванюшка.
Но он даже не обернулся.
Подбежав к третьему корпусу, Алька сунул голову в окно «склепа». Пусто. И все в палате перевернуто, как тогда, когда они с Ленькой подрались. Что-то случилось здесь совсем недавно. Где Ленька?
Алька соскочил с веранды и побежал разыскивать Сережку Синицына. Больше посоветоваться было не с кем.
Когда все поисковые группы вернулись в лагерь без результата, Сергей попросил начальника лагеря:
— Я с Лаурой посмотрю еще в одном месте. Это недалеко.
— Идите. Только помните: происшествий и так хватает.
— Все будет в порядке, Андрей Андреевич.
Они нашли Степана в заброшенном рыбацком сарае за мысом. Он лежал ничком на груде полуистлевших сетей. Сергей прикоснулся к плечу. Степка вскинулся. Увидел Сережку с Лаурой и, отвернув лицо к стене, прохрипел:
— Уйдите! Видеть вас не могу!
— Степа, Степа, — Лаура опустилась рядом с ним на сети. — Мы рады, что нашли тебя. Мы знаем — ты хороший. Никто не верит, что это ты… Ни ребята, ни Ануш, ни Андрей Андреевич.
Но он ничего не слушал. Скрипел зубами и выталкивал слова:
— Ненавижу!.. Ненавижу!.. За что меня так?.. Что я беспризорником был. Что эта собака Фаносопуло меня жуликом обозвал… Ну был. Был! Так разве я виноват?.. Отец в гражданскую погиб. Мать от тифа умерла. Виноват я?! Всю жизнь попрекать будете!
Спина его дрожала, но слез не было. Выплакал, видно, за ночь.
Лаура глянула ему в лицо. Глаза красные и неподвижные, будто слепые.
— Не будь дураком, Степка! Никто тебя не попрекает. Балбес какой-то ляпнул, а ты на всех обозлился, — уговаривал Сережка. Снова говорила Лаура.
Постепенно он успокаивался. Потом заговорил:
— Не верит?.. Андрей Андреевич не верит, что я мог? И вы не верите?.. А что же тогда ваш дружок Арка за мной по пятам ходил? Признаться советовал?.. А зачем записки эти? Зачем?! — он вскочил. Торопясь, стал выворачивать карманы штанов. Нашел и швырнул под ноги скомканные листки бумаги.
Сергей расправил их на колене. Прочел. Первая написана явно Аркой. Его рука.
«Степка! Советую: лучше признайся САМ, что украл у Ануш яблоки. ВСЕ так думают. Мало тебе Фаносопуло?
ЗОРКИЙ ГЛАЗ».
Вторая написана большими печатными буквами:
«СТЕПКА, ЧИВО ТЫ КОЧЕВРЯЖИШЬСЯ? ХОЧИШ ЧИСТЕНЬКИМ БЫТЬ? НЕ ВСЕ КОТУ САЛО. ПОНЯЛ? СПЕР — ТАК ПРИЗНАВАЙСЯ. НЕЧЕГО ИСУСИКА ИЗ СЕБЯ СТРОИТЬ. БЕСПРИЗОРНИК ТЫ И ОСТАЛСЯ».
Подписи под запиской не было.
— Ты знаешь, кто ее писал?
— Знал бы!.. А ты слышал, как меня на костре жуликом обозвали? Это можно терпеть?.. Что я Степану Егоровичу скажу? Он меня в семью принял. Сыном назвал. Его все на заводе уважают. Зачем ему жулик нужен?
— А ты знаешь, кто крикнул?
— А то нет! Клещ крикнул. Я его, гада, видеть не могу! В Ростове, паразит, все на меня ребят натравливал. Они меня в Греческом переулке как прижали, еле вырвался. Чуть глаз не выбили.
— Так, выходит, ты Клеща давно знаешь?! — удивился Сергей.
— Еще бы не знал! Вместе на Боготяновском папиросами торговали…
Андрей Андреевич, увидев Лугового, обнял его за плечи и ласково журил:
— Что ж это ты, брат? Не по-нашему. Не по-рабочему. Ты что, дворянчик плюгавенький, что так нервы распустил?!. Да ведь ты голодный! Сергей, принеси с кухни чего-нибудь.
— Есть! — Сережка бросился из комнаты. На радостях перемахнул через перила веранды, птицей с двухметровой высоты слетел на землю и побежал на кухню.
— Видишь, — сказал Андрей Андреевич, — как твои друзья обрадовались. А ты в бега ударился. Ну-ну, не буду. Давай расскажи все по порядку.
БУНТ В «СКЛЕПЕ»
Четвертый отряд заступил дежурить по лагерю. После завтрака ребята наносили воды, накололи дров, помогли девочкам вымыть посуду и отпросились у вожатой на полчаса отдохнуть.
Совещание в «склепе» шло при закрытых дверях.
— За что Степка Луговой погибает? Из-за нас! Все кричат: «Жулик! Жулик!» А мы знаем, кто жулик, и молчим! Струсили? — свистящим шепотом говорил Костя Ирисов, взмахивая кулаком, будто гвозди вколачивал. Белый чуб в такт взмахам прыгал на его голове.
На бледном длинном лице Витьки Огурцова, как следы ударов, горели красные пятна. От волнения он то снимал, то вновь надевал серебряную парчовую тюбетейку.
— Тебе хорошо! Ты не виноват. С Клещом в сад к Ануш не лазил. А мне что? — плачущим голосом жаловался Витька. — Отец до полусмерти излупит, если меня из лагеря выгонят.
— А может, и не выгонят! — возражал Костя. — Ты же не знал, что это сад Ануш? Клещ обманул тебя? Обманул… А вот морду тебе набить все-таки надо! Почему я не полез? И никто с ним идти не согласился. В школе боишься рот раскрыть, а тут вон какой урка выискался! С Клещом подружился. Вот он тебе и удружил фонарь под глазом.
— Ну что ты на меня налетел, Ириска! Тут и так не знаешь, что делать! Хоть бы заболеть, что ли! — тоскливо, со слезой в голосе ныл Витька.
— А правда, что ты к нему прицепился, Костя? Мы тоже того… от шалобанов головы опухли, а мы молчим. Скажешь, один Витька виноват? — вступился Толик Семыкин.
— Я и говорю, Толик, все виноваты! Чего молчим? Думаешь, я за себя боюсь? Хочешь, я пойду сейчас и расскажу все?!
— А почему это ты один пойдешь? — вскочил кругленький пухлогубый Вовка Шилин. — Я тоже пойду.
— И я! И я!
— А мне Ануш яблоко давала раз… когда Клещ мои три рубля забрал, — вдруг почему-то вспомнил Вася Грибов и вздохнул.
— Ну так пошли! — поднялся Костя. — И все расскажем. Пусть делают, что хотят! Зато Степку выручим.
Клещ толкнул дверь «склепа». Она не поддавалась. Он ударил ногой:
— Вы, жмурики! Откройте.
Войдя, Клещ накинулся на открывшего дверь Костю Ирисова:
— В морду захотел? Чего запечатались?
— Свою побереги, — дерзко ответил Костя и поднял палку, которой закрывал дверь.
— Да я из тебя, тюлька дохлая!.. — вспыхнул Клещ.
Но Костя покрутил палкой и сказал:
— Кончилось! Я вот тебя трахну разок по голове — сразу поумнеешь. Ребята, посадите его!
Клещ оторопел. Такого еще никогда не было. Десяток цепких рук схватили его, и он, как мешок, плюхнулся на кровать. Хотел вскочить. Рванулся. Но не смог и шелохнуться.
— Женька, давай веревку! Мы его свяжем, как миленького…
— Ребята! Вы чиво, ошалели? Вы чиво, не узнали меня? Ленька я, полоумные!.. Я кричать буду! Вы не имеете права!
— Ну и кричи, дурак. Тебе же хуже… Слушай, что мы решили, — голос Кости дрожал. — Ты сейчас пойдешь к начальнику и скажешь всю правду.
— Про Ануш!.. Про шалобаны!.. И про деньги!.. И как рюкзаки спер!
— А забудешь что — напомним, — добавил Костя.
— Вы чиво надумали?! Не пойду я!
— А мы тебя свяжем и отнесем…
Клещ лежал поперек кровати не двигаясь, хотя ребята, стоявшие вокруг, давно убрали руки. Взгляд его метался из стороны в сторону в поисках выхода. А вдруг и правда свяжут? Ленька чуть приподнялся:
— Ребята, замнем это дело, а?.. Ну хотите, я вам денег дам? Я честно. Всем поровну!
— Ах ты гад! Это ты у Миши пионерские деньги спер?! — закричал Костя и замахнулся палкой.
— Не брал я! Это мои деньги.
— Врешь! Ты всегда врешь! Пошли к Андрею Андреевичу!
Ленька понял, что дело совсем плохо: сейчас его отведут к начальнику. Он крутнулся на кровати. Ударил Костю ногой. Перескочил через него, побежал по койкам и выпрыгнул в окно.
Все бросились к Косте. Он лежал на кровати, прижав руки к животу и корчился от боли.
— Клеща… Клеща держите…
Пока Вовка Шилин вылез в окно, Клеща уже нигде не было.
АЛЬКА ГОВОРИТ ВСЕ
Синицына Алька разыскал около столовой.
— Где ты пропадал? Сережка, тут такое… Я весь лагерь… везде искал…
То, что обычно спокойный, неторопливый в движениях Алька вдруг так взволнован, насторожило Сережку. «Еще что-то стряслось», — подумал он. Но ответил спокойно:
— Мы с Лаурой Степку Лугового нашли.
— Нашли! — обрадовался Алька. — А я так боялся! Так боялся… Он же не виноват! Это я виноват и Ленька!
— Почему ты? — удивился Сергей.
— Потому что тогда, когда Фаносопуло… — и Алька рассказал и про сад и про драку с братом.
Сергей слушал. Хмурился.
— Что ж ты все это, Алька, раньше не рассказал?.. Но все равно — ты молодец…
— Так это еще не все, Сережа, — перебил Алька. — Степка нашелся — это хорошо. Но куда Ленька делся? В «склепе» нет. На территории нет. Дежурные с моря пришли — тоже его не видели. Может, он в Ростов убежал?
— Как — убежал? — вскрикнул Сережка.
— Он же так о велосипеде мечтал. Два года собирает деньги. А Кирька сманивает его. И еще деньги у него откуда-то взялись. Вот. Может, он ему на дорогу прислал. Что я маме скажу, — и протянул конверт с деньгами.
— Какой еще Кирька? — удивился Сергей. — Откуда столько денег? И при чем тут велосипед?
— Балда я! Балда! — стукнул себя по лбу кулаком Алька. — Забыл показать. На вот. Читай. Это мамино письмо. А это от Кирьки.
Мама писала Альке:
«Дорогой мой сыночек, Алечка. Пишу тебе, только пришла с фабрики. Как вы там живете с Леней в лагере? Хорошо вас там кормят? А у нас три дня лили дожди. Как у вас? Беспокоюсь я очень за Леню. Как он себя ведет. В ту субботу приходил его дружок Кирилл, что живет на Черняевской. Сказала: Леня в лагере. Он разозлился. Сказал: дай адрес, Ленька мне позарез нужен. Я сказала: нет адреса. А когда он ушел, увидела, что твое письмо на комоде лежит, а конверт с адресом пропал. Это Кирька точно утащил его. И чего он прилип к Лене, ведь взрослый парень, а Леня еще мальчик. Алечка, если придет от Кирьки письмо, ты спрячь, а то сманит его на рыбалку, собьет с пути. Пусть с тобой, и с хорошими мальчиками живет в лагере. И про это письмо мое ему не говори. Я же ему хорошего желаю. Болит душа за Леню. Успокой ты меня. Пиши скорей, ради бога. Твоя мама».