Иеффай решил наглецов проучить. Его поддержали жители Галада. Ефремляне были биты и бежали к Иордану. Галадцы оседлали переправу и проверяли у каждого паспорт. Процедура происходила так. К переправе подходил человек.
Галадцы спрашивали его: «Ты часом не ефремлянин?» Он отвечал: «Ну что вы, как можно!» Ему ставили задачу: «Скажи Шихем». Он говорил: «Сихем». И получал меч в брюхо. Оказывается, этот логопедический анекдот имеет длинную бороду.
Анекдот очень смешной. На переправе было убито сорок две тысячи человек только за то, что не умели правильно выговаривать шипящие звуки. После этого Иеффай правил Израилем шесть лет. После него судьёй стал Есевон, у которого было тридцать сыновей и тридцать дочерей.
Через семь лет его сменил Елон, который судил десять лет. Следующим судьёй был Авдон, у которого было сорок сыновей и тридцать внуков. Все они ездили на семидесяти ослах по Израилю. Через восемь лет умер и он.
Но израильтяне продолжали делать «неугодное в глазах Господа». Поэтому их покорили филистимляне — на целых сорок лет. Филистимляне — это те же финикийцы, но вид сбоку.
В то время жил себе мужичок по имени Маной. А жена его была бесплодна. Как водится, к ней пришёл ангел и посоветовал не пить вина, и тогда она зачнёт. Жена рассказала мужу о таком чуде.
Маной, понятное дело, изъявил желание повидать небесного гостя, и потолковать с ним о том, о сём.
Ангел появился снова, но навестил бесплодную женщину в поле, когда мужа рядом не было. «Зачем нам кузнец? Что я, лошадь что ли?»
После этой «встречи» жена прибежала домой и сказала Маною: «Мужик, о котором ты спрашивал, сейчас в поле». Маной поспешил к незнакомцу. Ангел, загадочно улыбаясь, рассказал ему, что у них теперь непременно родится сын.
Если они не будут его стричь, и не дадут ему спиртного, то он вырастет отменным богатырём, и освободит Израиль от филистимлян. Маною не осталось ничего иного, как заколоть барашка на этом месте. В положенный срок у счастливой четы родился сын, которого нарекли Самсоном.
Скажем сразу, что Самсон был судьёй, и от филистимлян свою землю не освободил, как ни старался. И вот молодой и непьющий судья, небритый и нестриженый, решил жениться на филистимлянке.
Израильтяне платили филистимлянам дань, да и законы иудеев запрещали им жениться на иноверках, поэтому родители молодого юриста не одобрили его выбор. Но делать нечего, решили свататься.
Вообще история Самсона за свою несуразность вполне могла бы быть помещена в «Книгу рекордов Гиннеса». Итак, Самсон с родителями идёт свататься к филистимлянке.
По дороге на них нападает лев, который прятался до этого в винограднике, поджидая молодого судью. А может быть, он лакомился виноградом и размышлял о вечном.
Самсон не испугался льва, а наоборот — собственноручно порвал ему пасть. Явный реверанс в сторону эллинов и римлян. Когда мы видим статую накачанного бородача, разрывающего льву пасть, то должны понимать, что речь идёт не о брате ахейского царя, а об израильском судье. Да.
Покончив со львом, Самсон бросил его труп на дороге, и продолжил свой путь к счастливой женитьбе. Примечательно, что родители его не только не видели и не слышали его схватки со львом, но даже ничего не знали о ней.
Пришли к невесте. Сладились. Договорились о свадьбе. Пошли домой. Филистимляне оказались не такими страшными, как их малюют. На следующий день Самсон пошёл к невесте решать организационные вопросы — готовиться к свадебной гулянке.
По дороге он нашёл труп вчерашнего льва. За одни сутки дикие пчелы успели свить в трупе гнездо и натаскать туда мёда. Самсон отнял у пчёл, живущих в трупе льва, их мёд, и пошёл к невесте, вкушая эту сладость.
Придя к невесте, Самсон угостил медком тестя и тёщу. Правда, он не сказал им, откуда деликатес — ума хватило. Итак, началась семидневная гулянка. На время свадьбы избрали тридцать друзей жениха.
Когда торжество достигло апогея, Самсон начал загадывать своим дружкам загадки. Ставкой он назначил тридцать отрезков льняной ткани и тридцать же перемен одежды.
Загадку надо было отгадать до конца свадьбы. Сама загадка звучала так: «Из едока вышла еда, а из сильного вышло сладкое. Что это?» Брачные дружки бились в отчаянии головами об свадебный стол, но не могли разгадать загадки.
Время шло. Они начали угрожать жене Самсона: узнай у него ответ, а то мы спалим твой дом, а тебя и отца твоего убьём. Мы, дескать, не для того пришли на свадьбу, чтобы нас тут обобрали.
Жена начала выпытывать у мужа ответ, они это умеют, но Самсон был неумолим. Женские чары не действовали. Когда чары не действуют, женщины прибегают к слезам. Это оружие не даёт осечки. Никогда.
На седьмой день плача Самсон открыл ей разгадку. Через несколько минут её знали и дружки жениха. Что и требовалось доказать. И потребовали заплатить то, что он проспорил.
Самсон не зря назывался судьёй, блюстителем закона. Его решение проблемы было молниеносным, как меч Александра Македонского. Наш молодожён сбегал в соседний городишко, убил тридцать первых, попавшихся ему филистимлян, снял с трупов одежду, и принёс на свою свадьбу.
Очень интересный момент. Профессиональный юрист заключает пари, и при этом делает ставку, превышающую его платежеспособность. Он ставит на кон то, чего не имеет. Видимо, его профессиональные качества того же порядка, что и умственное развитие. Вернёмся к сюжету.
С обиженным видом Самсон бросил своим свадебным дружкам тридцать комплектов окровавленной одежды, укоризненно посмотрел на них, сказал: «Я вас покидаю!», и ушёл в родительский дом, гордо подняв голову. Вот такой непростой парень, этот Самсон.
Филистимляне были попроще, чем загадочный судья. Чтобы свадьба не оказалась напрасной, жена Самсона стала женой одного из его брачных друзей. Помните: ваш брачный дружок не обязательно является вашим другом. Особенно, если он филистимлянин, а вы еврей.
Спустя несколько дней Самсон появился в доме своего тестя, как ни в чём не бывало, держа под мышкой козлёнка. Сунув козлёнка тестю, он направился к спальне своей жены.
Тесть стал протестовать в том смысле, что его жена уже вроде бы и не совсем ему жена, а даже очень наоборот — жена его свадебного друга. Самсон обиделся. «Ну, уж теперь я в полном праве делать филистимлянам зло».
В самом деле — почему бы и нет?
Филистимляне как раз убирали урожай зерновых. Самсон поймал триста лисиц, что само по себе удивительно. Связал их попарно хвостами, а к хвостам привязал факелы. После этого пустил лисичек, которые уже поскуливали от нетерпения, «побегать» по филистимлянским нивам.
Весь урожай — как корова языком слизала. Филистимляне удивились (ещё бы!), и начали вопрошать друг друга: кто это сделал? И отвечали друг другу же: это зять нашего земляка, который выдал свою дочь замуж два раза, но сыграл лишь одну свадьбу. «Ах, он негодяй!»
«Негодяй» относилось не к Самсону, а к его тестю. Старика и дочь его сожгли вместе с домом. А Самсон перебил этим филистимлянам голени и бедра. За что — непонятно.
И устроил в скалах себе лежбище, в котором прятался от евреев и от филистимлян, словно он какой-то Джумагалиев, а не судья израильского народа. Все воспринимали этого человека, как опасного зверя, потерявшего человеческий облик.
Филистимляне пришли с войском к израильтянам и потребовали выдачи Самсона. Израильтяне пришли в ущелье и сказали Самсону, что вот мол, до чего дошло.
Самсон дал себя связать, но попросил не убивать, а отвести прямиком к филистимлянам. Так и сделали.
Оказавшись среди филистимлян, Самсон порвал верёвки, схватил «челюсть дикого осла», перебил ею тысячу человек, попил водички и лёг спать.
После этого случая он правил Израилем двадцать лет. За это время он не стал более солидным, и, тем более, умным. Хаживал к филистимлянским проституткам в Газу.
Жители Газы устраивали на него засады у городских ворот. Кончилось тем, что он просто снял эти самые ворота и отнёс на близлежащую гору.
Наконец произошла история с Далидой, которая стала сюжетом бесчисленных картин, скульптурных групп, музыкальных произведений и даже кинофильмов. В некоторых источниках эту женщину зовут Далилой.
Мне это имя больше нравится. Недавно я увидел на улице нашего городка новую парикмахерскую, над которой горела неоновая вывеска «ДАЛИЛА». Был повод посмеяться. Приятно, что у современных коммерсантов всё ещё есть чувство юмора.
Итак, Самсон влюбился в филистимлянку. И стал захаживать к ней на огонёк, пренебрегая своими служебными обязанностями. После любовных объятий он любил вздремнуть у неё на коленях.
Далида что-то у него спрашивала, а он сквозь сон ей что-то отвечал. Спрашивала она всё время одно и то же, а он отвечал каждый раз иначе.
Далида была не только красавицей, но ещё и патриоткой. Естественно, что вопрос её был о секрете неуязвимости возлюбленного.
Самсон сначала отшучивался и выдумывал байки, но что сравнится с упорством женщины, решившей узнать что-то? Вода, которая точит камень, не так впечатляет, как настойчивость Далиды.
В очередную дрёмку на коленях возлюбленной Самсон проговорился. «Попал», как модно сегодня выражаются мастера распальцовки. Он ещё не закончил своего сонного бормотания, как был обстрижен Далилой. И что же? «Французы тут, как тут».
Жестокие звери-филистимляне выкололи глаза доброму Самсону, убившему ни за что ни про что более тысячи их соотечественников, и запрягли его крутить мельничное колесо. Мир содрогнулся от такой жестокости.
Самое противное — иногда на праздники его приводили во дворец, где он должен был развлекать филистимлян игрой на гуслях. В каждое своё выступление Самсон просил бога, о котором вдруг вспомнил, вернуть ему силу.
Однажды бог согласился. Самсон сразу же расшатал столбы, подпиравшие кровлю. Крыша дворца обвалилась. Все погибли. Аминь.
Нет, не аминь. Надо сказать по этому поводу ещё несколько слов.
Все восхищаются героизмом Самсона и осуждают вероломство похотливой филистимлянки, которая и рыбку съела, и на люстре покаталась. Специально для этих моралистов я приберёг одну цитатку из истории о Самсоне. Вот она.
Отец его и мать его сказали ему: «Разве нет женщин между дочерями братьев твоих и во всем народе моем, что ты идешь взять жену у филистимлян необрезанных?» … но отец его и мать его не знали, что он ищет случая отомстить филистимлянам.
Как говорится, не Далида это начала. Конец истории о Самсоне.
После Самсона судьёй был Емегар, который убил «шестьсот иноплеменников, не считая скота». Хороший был паренёк. Этими деяниями он «спас Израиль».
Жил на горе Ефрем некто Миха. Он пошёл к матери своей и повёл странные речи.
— Помнишь, мама, у тебя украли тысячу сиклей серебра, а ты прокляла вора страшным проклятием?
— Помню, сынок, как не помнить. Из-за этого случая пришлось мне торговать тем, чем обычно не торгуют.
— Так вот, мама, это серебро у меня. Я взял его.
— Дай тебе бог здоровья, сына, и долгих лет жизни. Какой ты у меня молодец!
Сынок отдал матери серебро. Она начала по-матерински суетиться.
— Это серебро я назначаю в жертву богу. Я делаю это от себя, но для тебя. Потому, что хочу отлить из него истукан. Поэтому отдаю это серебро тебе. Непонятно? Мне тоже непонятно, сынок. Но что поделать? Так написано в библии.
С этими словами мать отдала сыну серебро обратно. Миха тут же отпихнул серебро в её сторону. Если учесть, что тысяча сто сиклей серебра — это большая куча, то можно представить себе, какая пыль стояла у Михи в доме.
Кончилось это взаимное расшаркивание тем, что мать взяла из этой кучи двести сиклей и отдала плавильщику. Тот отлил ей истукан. Ещё и на кумир хватило.
Эти предметы поставили в доме Михи, после чего, его дом стал называться Божьим.
Как говорится, дело Моисея жило и процветало.
Миха, который теперь считался очень набожным человеком, посвятил одного из своих сыновей в священники.
В Израиле всё ещё не было царя, каждый жил, как ему вздумается. Анархия, можно сказать, процветала в земле обетованной. Из Вифлеема в эти дни вышел один левит, который был бомжом и попрошайкой.
Кроме принадлежности к касте жрецов у него не было вообще ничего. Этот благородный юноша решил побродить по Израилю, поискать счастья. В своих поисках и брожениях он добрался до горы Ефрем.
Миха заметил бродягу и пригласил его пожить у себя. Условия таковы: юный левит получает десять сиклей серебра в год, пищу и кров над головой. За это он должен быть священником при самодельном храме хозяина.
Левит согласился. Почему бы и нет? Миха тоже был доволен. За такие мизерные деньги он заполучил священника-левита, а значит — и благосклонность бога.
Хотя кости Иисуса Навина давно истлели, одно из колен израилевых всё ещё не имело своей земли.
Племя Дан бродило туда-сюда и не знало, где ему жить. Видимо, несколько последних веков еврейской истории прошли мимо них.
Они отсутствовали по неизвестной причине, когда Иисус и Елеазар назначали каждому колену его удел. А теперь спохватились и стали рыскать по окрестностям горы Ефрем.
Вообще-то рыскали не все, а только пять диверсантов. Основная масса воинов племени Дан расположилась на безопасном удалении.
Лазутчики изучили окрестности и узнали, что неподалёку находится маленькое селение Ланс, в котором живут сидоняне.
До их столицы, Сидона, путь неблизкий. Если напасть на городишко, то никто не придёт ему на помощь. «Это хорошо», — подумали разведчики и засобирались в обратный путь. Заночевать решили у Миха. Мих радушно принял незваных гостей, о чём потом пожалел.
Итак, отдыхая после ужина, диверсанты узнали, что в доме Михи живёт левит. «Они узнали его по голосу». Очень загадочный момент. Видимо, голоса левитов разительно отличались по тембру от голосов остальных израильтян.
Шпионы затащили левита в сарай, быстро провели форсированный допрос на тему: «Откуда ты взялся, и что тут делаешь?» Утром распрощались с гостеприимным Михой и поспешили в родное стойбище.
Разведчики рассказали вождям, что к чему. Сыграли подъём. Шестьсот воинов выступили в поход. На пути к Лансу зашли на гору Ефрем. Молча вошли в дом Михи, забрали истукан. Молодой левит патетически воскликнул: «Что вы делаете?»
Предводитель группы захвата прищурился.
— Ты бы лучше помалкивал. Молчи и думай, даю минуту на размышление — хочешь быть священником у какого-то клептомана или верховным жрецом у целого племени?
Не прошло и пяти секунд, как молодой левит горячо согласился. Тут даже написано, что он «обрадовался». Быстренько собрал все свои шмотки, прихватил остальные предметы культа, и присоединился к лихим ребятам.
Группа вышла из деревни на большую дорогу. Сзади послышался шум. Воины племени дан обернулись на этот шум. У выхода из деревни стоял обворованный Миха с односельчанами, отчаянно жестикулировал и говорил нехорошие слова.
Предводитель опять прищурился.
— Ты больше не говори так, уважаемый. Неровен час, кто-то из моих людей обидится на твои слова и начнёт резать. Тебя и всех остальных. Оно тебе нужно? Иди домой с миром и радуйся жизни.
Миха заткнулся и последовал совету этого несомненно добродушного и умудрённого жизнью человека. Сыны Дана, тем временем, пришли в городок Ланс, чьи жители мирно пахали на своих нивах.
Пахарей вырезали, а заодно и их семьи. Городишко сожгли. На пепелище они построили себе новый городок, и назвали его Дан. И жили там счастливо, имея молодого и умного священника из племени левит. А звали того священника Ионафан.
Гора Ефрем была не простой горой. На ней жили очень интересные люди. Миха, обворовавший родную мать и благословлённый ею за это, построивший себе домашний храм и прикупивший себе священника, не был одиноким в своих чудачествах.
В те же дни на той же горе жил некий левит. Этот левит был интересен тем, что взял себе наложницу из Вифлеема.
Жили они, жили, а потом поссорились. Наложница хлопнула дверью и ушла в родительский дом — в Вифлеем. Левит пожил один, заскучал и пошёл за наложницей.
Пришёл он в Вифлеем, отец наложницы его приходу очень обрадовался. По этому поводу они хлопнули по рюмашке и легли спать. Решили, что утром сядут на ослов (левит с наложницей) и поедут на гору Ефрем.
Утром тесть предложил левиту подкрепиться — на дорожку. Пока подкреплялись, солнце село. Решили, что завтра точно поедут. Так повторилось пять раз. Видимо, отец наложницы был очень общительным человеком и гостеприимным хозяином.
На шестой день решил левит, что не останется больше тут ночевать, а поедут они домой. Возле Иерусалима, в котором тогда жили иевуситы, застал их вечер. Решили не ходить в Иевус, а поехали в Гиву. Там, дескать, лучше.
Не забывайте: Иерусалим уже неоднократно завоёван израильтянами, но каждый раз оказывается незавоёванным.
В Гиве действительно было хорошо. Его жители происходили из колена Вениамин. Их гостеприимство сразу бросалось в глаза. Как только солнце село, все двери, окна, ставни, ворота, калитки и форточки были заперты.
На улице не осталось ни души. Левит, его наложница и слуга сидели на двух ослах и не знали, что им делать. Сколько они не стучались в двери, нигде им не открыли. Хоть шаром покати по улице. Решили ночевать на улице.
В этот момент к ним подошёл старичок и поинтересовался: «Откуда и куда путь держите, молодые люди?» Левит представился. Старичок оказался землячком, он когда-то родился и вырос на горе Ефрем.
Само собой, он пригласил путников переночевать, и пояснил, что проводить ночь на улице Гивы — очень плохая идея. Как оказалось позже, старик был прав.
Гости вошли в дом, умылись с дороги, покушали и повели неторопливую беседу. Пустынная улица вдруг наполнилась людьми. Жители Гивы, которые будто сигнала ждали, окружили дом, стали стучать ногами в двери и требовать, чтобы им выдали молодого левита.