– Иии! И, извращенец! Не подходи ко мне!
Почему-то у нее действительно потрясенный вид, хотя она сама это все и затеяла.
– Кстати, платье горничной тебе здорово идет.
– О, какая резкая смена темы. Ладно, все равно мне уже стало скучно… А, э, мое платье горничной, да? Ага, оно классное. Но скажи честно: ведь на мне все классно смотрится, правда? Я самая красивая, правда?
– Да. Ты самая красивая. Кстати, и погода сегодня отличная, да?
– Что за вялая реакция!? Ты сам же начал меня хвалить!
Я действительно считаю, что ты симпатичная, но что, черт возьми, я должен говорить, когда ты так хвастаешься собой?..
– Ааа, наверняка ты такой сдержанный, потому что это платье не подчеркивает мою грудь, да? Ты хочешь сказать, что я должна всем показать свой размер Е и всех соблазнить, да?
Даже не близко.
– Ты не только флейтоизвращенец с фетишем подмышек, ты еще и подсевший на гольфы сиськоманьяк! Похабник в овечьей шкуре – это точно про Кадзу-куна! На колени перед моими роскошными Ешками… ай!
Кто-то хлопнул Коконе по голове.
– Ххааа… – вздыхает Дайя Омине, который ее и стукнул.
Он совсем недавно вернул волосам нормальный черный цвет; серьги он тоже убрал, но отверстия в левом ухе все еще видны. Из-за красивого лица и язвительного характера его зовут циничным принцем.
Впрочем, в последнее время он немного поутих. Он даже послушался одноклассников и к школьному фестивалю переоделся дворецким. Прежде он никогда бы на такое не согласился.
Но если бы на свете действительно существовал дворецкий, такой же язвительный, как Дайя, то своими оскорблениями в адрес хозяйки дома он заработал бы себе увольнение в первый же день. Хотя… может, на таких тоже есть спрос?
Так или иначе, хотя Дайя тоже любит надо мной прикалываться, Коконе он обычно останавливает, когда та заходит слишком далеко.
– Спасибо, Дайя, ты как раз вовремя! Скажи ей что-нибудь!
– Хм…
Готов поспорить, он скажет что-нибудь вроде: «Глаза б мои тебя не видели. Можешь наряжаться сколько хочешь, свое нутро тебе все равно не скрыть. Красивую лошадь делает красивая шерсть, а свинью никакая шерсть красивой не сделает».
Да, что-то в этом ключе.
И, в полном соответствии с моими ожиданиями, неисправимый циник Дайя выплевывает:
– Не заигрывай с другими парнями у меня на глазах. Я ревную.
…А?
Эээ, что?
Неужели… Дайя реально втюрился в нее?..
В полном шоке я хлопаю губами.
Ч-что вообще происходит?.. Ну да, я знаю, что, хотя в прошлом между ними всякое было, они таки начали наконец встречаться, но все же!..
– Ауу… – выдавила Коконе, порозовев – похоже, она удивлена не меньше, чем я. – Э, это!.. Я люблю только тебя, Дайя… можешь не сомневаться…
Тут ее голос увял. Сейчас она ведет себя более женственно, чем когда бы то ни было.
– Но к Кадзу ты ближе, чем нужно, не так ли? – говорит Дайя.
– Мы с ним друзья! Просто друзья!
– Пфф, ну ладно тогда. Но меня раздражает, что ты никак не можешь в полной мере понять, какая ты привлекательная.
– Н-ну если ты так считаешь, Дайя, я буду вести себя осторожнее!
Успокоившись, Коконе улыбается до ушей. И трется головой о грудь Дайи.
…Вы собираетесь этим заниматься прямо у меня на глазах? Найдите уже себе комнату!
– О… ты сменил одеколон? – спрашивает Коконе.
– У тебя отличное обоняние.
– Ну, ты же тем запахом каждый день пах, я привыкла. Кстати, одеколоном пользоваться правилами запрещено – ты плохой мальчик.
– А твои крашеные волосы? – не остается в долгу Дайя.
– Ты же сам говорил, что мне каштановые идут лучше, чем черные. Я же не против – могу и красится перестать, и очки снова надеть, – но это ведь ты все время говоришь, что тебе нравится, как я выгляжу сейчас.
– Да, ты выглядишь классно. Ничего обратно не меняй, если только сама не захочешь; я предпочитаю твой нынешний стиль. Но это не та проблема, о которой я говорил.
– …Мм, – кивает она и заглядывает Дайе в лицо. – …Твой костюм дворецкого такой классный… Дайя, дорогой, попробуй сказать мне: «С возвращением, моя принцесса».
– Глупая. Кто так говорит? Попробуй ты сказать: «С возвращением, мой господин».
– Ничего не имею против. С возвращением, мой господин. О… в следующий раз, когда приду к тебе, я надену платье горничной и это скажу!
Я в отчаянии.
Что вообще творится!.. П-просто сладкая парочка. Коконе еще можно узнать, но с Дайей-то что случилось?! Я не хотел видеть его таким! Это уже не мой Дайя!
– Эй, Кадзу, на что ты так уставился? – спрашивает Дайя.
– Разве не очевидно? Не выделывайтесь так у меня на глазах!
– Приходится выделываться, потому что я нравлюсь девушкам. Могут случиться разные неприятные вещи, если я не буду время от времени демонстрировать всем, что у меня уже есть отношения.
– …Знаешь, у меня несколько вещей на языке вертятся, но я их оставлю при себе. Всего один вопрос… ты не стесняешься?
– Почему я должен стесняться того, что меня видят с моей очаровательной девушкой?
От него самого кто угодно застесняется!
– …Так ты не стесняешься быть со мной?
– Я скорее хвастаюсь этим.
– Э-хе-хе-хе-хе.
– Хи-хи.
– Хе-хе-хе-хе-хе.
– Хи-хи-хи.
Прекратите! Не хочу больше слышать!
Я смущаюсь сильнее, чем каждый из них. Внезапно мне на плечо ложится чья-то рука, и я оборачиваюсь.
– Вот ведь гады, правда? Нарочно обнимаются, чтобы мы, одиночки, им завидовали!
Харуаки Усуй, наш общий друг.
– Ага, аг – уээ!
Я было согласно кивнул – однако, глянув на одежду Харуаки, отдергиваюсь. Он тоже косплеит, но на нем почему-то женская школьная форма, да еще из другой школы. Его широкие плечи словно вот-вот разорвут эту форму; кроме того, она доходит ему только до пупка, так что из-под нее видна зеленая рубашка. Из-под юбки торчат мужские ноги, бугрящиеся мышцами от занятий бейсболом. Блин, хотя бы побрил их!
Как у него получается носить такое, да еще не стесняться? Он что, воображает, что он у себя дома и его никто не видит, или что?
– Эх! Я тоже хочу себе симпатичную девчонку! Ты мой единственный союзник, Хосии!
– Тьфу! – и я стряхиваю его руку со своего плеча.
– А? Ч-что такое, Хосии? Это было сурово.
– …Я все знаю, Харуаки, – произношу я необычайно низким голосом.
– …В каком смысле?
– Я слышал, ты сильно подружился с девчонкой из другой школы. Ты даже на свидание с ней ходил?
– Гх.
– …Ага! Это ведь ее форма, да? Той девчонки?
– …
Харуаки молчит, улыбка держится на его лице, как приклеенная. Похоже, я со своими догадками угодил в яблочко.
– И хватает же наглости заявлять, что я твой «единственный союзник», когда сам уже замутил с девчонкой. Это почти что предательство нас всех, одиноких парней! – стыжу я Харуаки, тоскливо улыбаясь.
– …Нет… то есть… смотри, да, мы ходили на свиданку, но мы не сказать чтоб встречаемся. Пока что всякое может случиться. Поэтому, ты понимаешь, я хочу еще немного поиграть роль непопулярного типа…
– Пфе! – и я делаю вид, что плюю на пол. – Ты прямо как богатей, который ради прикола притворяется бездомным!
И я издаю грустный смешок.
– Это, это не слишком ли перебор? Аналогия, по-моему, как-то не очень… и кстати, ты сам не лучше, Хосии!
– Я?
– Ведь Касуми мгххх!
Как только он произносит это имя, Коконе зажимает ему рот. Я невольно краснею и затыкаюсь.
Касуми Моги – девушка, в которую я влюблен.
…Вообще-то странно. Я об этом никому не рассказывал; как же Харуаки додумался до ее имени?
Слышу, как Коконе шепчет Харуаки в ухо:
– …Харудиот. Эти двое еще на самой хрупкой стадии… лучше их не трогать!..
– …А, ну да, конечно… но это же явно взаимное у них…
– …Заткнись уже! Если мы будем вламываться, можем нечаянно все испортить… Они оба даже не догадываются, что их любовь-морковь очевидна всем!..
– Серьезно? Они что, в начальной школе застряли? – спрашивает Харуаки.
Эй, ребята, я вообще-то здесь!
Н-но, «взаимное»? Ч-что он имел в виду? Это же невозможно. Ну да, Моги-сан часто мне улыбается… но это просто потому, что она веселая. И все время просит меня помочь, просто потому что я никому не отказываю в помощи. Ну да… именно поэтому.
Но.
Но, судя по тому, что эти типы сейчас говорят, может, она правда –
– Кадзу-кун?
– Иии! – взвизгиваю я, услышав неожиданный голос.
Резко поворачиваюсь.
– Хм? – тихо произносит девушка в инвалидной коляске. Это Касуми Моги; при виде моей явно избыточной реакции ее глаза слегка округлились. – Что означает это «иии»? Мне что, форма медсестры не идет? – она поджимает губы и смущенно опускает голову.
Я, я и понятия не имел, что Моги-сан тоже участвует в этом косплее… На ней розовая униформа медсестры.
Я, я и понятия не имел, что Моги-сан тоже участвует в этом косплее… На ней розовая униформа медсестры.
Мое сердце колотится как сумасшедшее – настолько сильно, что я опасаюсь, что другие могут услышать. Я в такой панике, что даже не могу встретиться с ней глазами.
Просто не может эта форма ей не идти! То, что у меня фетиш по части слез, знают все, но еще у меня фетиш по униформам горничных и медсестер! (Проболтался.) И потом, это же Моги-сан, она будет прекрасно выглядеть, даже если на нее мешок для мусора надеть!
Я обязан ей сказать!
– Она тебе здорово идет! Ты выглядишь прекрасно! – восклицаю я; она смотрит на меня снизу вверх.
– П-прекра-…
– Да! Ты прекрасна! Самая прекрасная девушка из всех!
– !!!
Она утыкается взглядом в пол; ее лицо покраснело до корней волос.
Что? Что с ней случилось? Я всего лишь сказал ей то, что думаю…
– Ну ты смотри, опять он за свое, наш ловелас Хосии.
– В последнее время я начала думать, что он это делает нарочно.
– Серьезно? Он просто чертов засранец, если так.
– Похоже, такие вот наивные мальчики добиваются своего чаще, чем можно ожидать. Они очень хорошо умеют вскрывать тайные желания домохозяек – я это в манге вычитала.
Харуаки и Коконе явно слов не выбирают.
– Э-э-э-это… – прерывает их Моги-сан.
Судя по ее заиканию, она смущена; однако тут же она берет себя в руки и решительно смотрит на меня.
– Да?
– Спасибо, что согласился быть сегодня «дежурным по мне», Кадзу-кун.
И она отвешивает поклон.
«Дежурным по мне»?..
Мне нравится, как это выражение звучит, но я понятия не имею, что оно означает. Однако и Харуаки, и Коконе, и даже Дайя смотрят на меня ухмыляясь. Так… кажется, я догадываюсь, что это за «дежурный по мне».
Моя задача – весь день быть с Моги-сан и всюду ее сопровождать.
После той аварии Моги-сан не может ходить. Она до сих пор проходит очень интенсивный курс реабилитации и в школу пока не вернулась.
Однако все ее одноклассники хотели, чтобы она все же поучаствовала в школьном фестивале. Мы хотели показать ей, что ее школьные друзья по-прежнему ее поддерживают.
Мы очень много думали, как сделать этот день радостным для нее и как добиться, чтобы все прошло гладко. Мы решили, что кто-то должен за ней приглядывать в течение всего дня, и, уж не знаю почему, этим кем-то единогласно выбрали меня.
Излишне говорить, что я согласился без долгих размышлений. Я в восторге от мысли, что проведу это время с ней, и будет просто замечательно, если воспоминания о фестивале помогут ей быстрей поправиться.
Продолжая смотреть на Моги-сан, я улыбаюсь. Она по-прежнему смотрит в пол.
– Всегда рад помочь, Моги-сан, – и тоже кланяюсь.
– А! Но… я не хочу навязываться, поэтому я обязательно должна тебя поблагодарить! – и она кланяется.
– Если тебе что-то будет нужно, проси, не стесняйся, ладно? Я сделаю все, чтобы тебе было весело.
Поклон.
– Аах! Не кланяйся! Я очень рада, что мы проведем фестиваль вместе! Огромное тебе спасибо!
Поклон.
– Хе-хе.
Поклон.
– Хе-хе-хе.
Поклон.
Поклон-поклон-поклон-поклон.
Непонятно почему мы продолжаем кланяться друг другу, неловко улыбаясь.
– Нна!
– Ай!
Это Харуаки меня стукнул.
– Больно же, Харуаки!
– Так тебе и надо! Забыл уже, что сам мне говорил пару минут назад, всего лишь за то, что сходил на свиданку?!
…Ну, должен признать, мне действительно повезло.
– Эй, Хосино! Ты можешь идти, остальное оставь нам! – малость грубоватым тоном кричит наш староста Рюу Миядзаки. Он вовсе не злится – это его нормальная манера речи.
– Ладно, мы пошли тогда, – отвечаю я Миядзаки-куну и берусь за ручки коляски. – Идем, Моги-сан?
– Да!
И я легонько подталкиваю ее инвалидную коляску.
Что за миг – снова знаменующий начало прекрасного дня.
– …А?
…С_н_о_в_а?
Моги-сан поворачивается ко мне, улыбаясь, и мое беспокойство улетучивается само собой.
Каждый нормальный школьный фестиваль заканчивается большим костром… это вообще-то вранье. Я понятия не имею, насколько это распространено на самом деле.
В мерцающем свете костра ученики танцуют «Оклахома миксер»[1]. Парочка из первого класса, чье объяснение в любви мы видели совсем недавно, радостно держится за руки. Похоже, у них все прошло успешно.
Коконе и Дайя сменили костюмы на нормальные и тоже танцуют. Из-за старых событий они не очень-то ладили, но прошли через это и начали встречаться. Полностью от проблем прошлого они еще не избавились, но по крайней мере сейчас танцуют беззаботно.
Моги-сан тоже переоделась в школьную форму. Она сидит в своей коляске и смотрит на огонь. У нее очень серьезное лицо, как будто она впечатывает эти минуты себе в память.
Я всего лишь ученик старшей школы, но уже знаю: такие мгновения полного блаженства редки. Прекрасные мгновения юности я буду беречь до конца жизни.
То же относится и к Коконе, и к Дайе, и ко многим другим. У каждого своя собственная история юности. Может, они не всегда счастливые, эти истории, но сегодняшний день в любом случае будет выделяться из всех других дней нашей жизни.
Н_и___о_д_и_н___д_е_н_ь___н_е___п_р_и_х_о_д_и_т___д_в_а_ж_д_ы.
Глядя на танцующие парочки, Моги-сан шепчет:
– Как красиво.
Я не знаю, что сказать. Моги-сан никогда уже не будет танцевать.
Заметив мое выражение лица, она лихорадочно мотает головой.
– Ай, ты меня не так понял! Я не ною! Я просто завидую, что они провели этот особенный день с любовью друг к другу!
Ее улыбка яснее ясного показывает, что она говорит от всего сердца.
– Кадзу-кун…
За то время, что мы провели сегодня вместе, я наконец понимаю ее чувства ко мне.
– После той аварии я думала, что никогда уже не буду счастлива. Я могла делать вид, что счастлива, у меня могли быть иногда счастливые моменты, но все равно я была убеждена, что эта инвалидность все время будет меня держать, что я никогда больше не смогу по-настоящему улыбаться.
Несмотря на эти слова, полные насмешки над собой, лицо ее спокойно.
– Но знаешь, – продолжает она, – сегодня я вовсе не думала о том, что я инвалид. Правда. И это для меня огромное открытие! К примеру, я не могу с тобой потанцевать, но меня это вовсе не расстраивает. Не потому что я заставляю себя так думать, а потому что я правда счастлива. Это же здорово, да?
Я улыбаюсь ей и киваю.
– Я смогла получить радость от этого дня, и поэтому я перестала ненавидеть саму себя, – и Моги-сан берет меня за руку. – Спасибо, что подарил мне это чувство.
Ее лицо немного красное, и не только из-за света костра. Однако взгляда мне хватает, чтобы понять, что она скажет сейчас.
– Я люблю тебя, Кадзу-кун.
Ее улыбка – самое прекрасное, что я когда-либо видел. Это я совершенно искренне. И я единственный, кому позволено видеть такую ее улыбку. Я самый счастливый парень на свете. Я сделаю что угодно, чтобы только сберечь эту улыбку.
Счастье переполняет меня, едва не перехлестывая через край. Каждая клеточка в моем теле вибрирует от восторга.
Это должен быть лучший день в моей жизни.
И он, этот день –
Этот день, который я готов проживать вечно, –
– Ааххх…
…Ч_е_р_т_о_в___ф_а_р_с.
Ледяной ветер, прятавшийся за теплым воздухом, проходится по моим щекам. Его жгучая холодность разом прочищает мои притупившиеся чувства.
Что это за отвратное место?
Мягкая сцена в красных тонах превращается в неважно нарисованную картину с воздушными замками.
– Хе, хе… – смеюсь я, поражаясь собственной глупости: я ведь до сих пор не замечал, что все как-то не так.
– Кадзу-кун?.. – спрашивает Моги-сан, озадаченно склоняя голову набок при этой моей резкой смене настроения.
Однако я не обращаю на нее внимания, а перевожу взгляд на свою правую руку.
Я так и думал – на ней нет шрама.
…Моя решимость спасти Марию исчезла.
У меня нет больше силы, позволяющей давить «шкатулки».
Я смотрю на Моги-сан; ее глаза округлились.
От ее признания я счастлив. Это правда. Проведя много дней в мире повторов, я влюбился в нее по-настоящему. Втрескался по уши.
Но здесь история и заканчивается. Она заканчивается, когда Моги-сан признается мне и мы начинаем встречаться. Продолжения не будет.
Кстати говоря, это ведь не в первый раз происходит. Такое уже было в «Комнате отмены», хотя тогда у нас были противоположные роли. Моги-сан тогда была счастлива, что я наконец принял ее признание, а потом ударилась в отчаяние, поняв, что никакого «завтра» не будет. Сейчас такая же тщетность.
Да. Каким бы уютным ни был этот мир – он соткан из лжи. Какими бы счастливыми все ни казались – это ненастоящее. Не так ли?