Благодаря моей переписке 70-х годов с тюрьмами в США Эрнст Цюндел разыскал в 1988 году Фреда Лейхтера, специалиста по американским газовым камерам, которого я посетил в Бостоне. Никогда не забуду момента, когда я выяснил, что этот весьма сообразительный человек никогда не задумывался о существовании и работе нацистских газовых камер. Он верил в них, потому что верили все. Как вам известно, под впечатлением представленной мною документации он принял предложение съездить в Освенцим и Майданек и провести исследование на месте.
Ныне всем интересующимся холокостом известна знаменитая экспертиза Лейхтера, полностью подтверждающая тезисы ревизионистов. В дальнейшем достоверность доклада Лейхтера была подкреплена другими экспертизами. На мой взгляд, эти дополнительные экспертизы не принесли ничего существенно нового. Мне, конечно, приятно, что немецкие и австрийские ученые подкрепляют своими экспертизами наши открытия, но, позвольте, где немцы и австрийцы были раньше? Отчего нам, всеми отринутыми, приходилось долгое время трудиться в одиночку в области естественных наук, пока на помощь не пришли непосредственно задетые ложью о газовых камерах? И почему немецкие ревизионисты, которые, наподобие Вильгельма Штеглиха, прежде всего сражались посредством исторических и юридических аргументов, раньше не получили поддержки соотечественников, которые могли бы им оказать неоценимую помощь в области физики и химии?
Парадоксальная особенность трудов, пытавшихся в прошлые годы любой ценой доказать абсурдность тезиса о существовании газовых камер, заключается в том, что ни в одной из них нет конкретного материала относительно этих газовых камер. Нет ни одной фотографии, ни одного чертежа, ни одного макета, которые демонстрировали бы читателю общий вид хотя бы одной единственной газовой камеры и помогали ему понять, как она функционирует технически. Последняя в этом плане попытка экстерминистов, т.е. сторонников холокоста, относится к 1989 году. Сердж и Беата Кларсфельды поступили тогда неосмотрительно, опубликовав на английском языке огромный труд французского фармацевта Жана-Клода Прессака «Техника и функционирование газовых камер в Освенциме».
Название книги не соответствует ее содержанию. В этом монументальном труде нет даже слабого намека на то, как же все-таки выглядит газовая камера и как она работала.
Многие ревизионисты не понимают, что достаточно задать их противникам один простой вопрос: «Покажите или нарисуйте мне газовую камеру нацистов!», равнозначный вопросу: «Покажите или нарисуйте мне платье (на самом деле голого) короля!» или «Покажите или нарисуйте мне физический объект, в наличие которого я должен поверить». И потом, только потом, можно вести спор, существует или нет это поразительное орудие уничтожения.
Имеется куча информации для желающего узнать, что такое, например, дом, мотор, оружие, атомная электростанция, печи крематория, газоокуривающая камера для обучения новобранцев обращению с противогазом, дезинфекционная камера для одежды, газовая камера для фруктов… Интересующийся может воспользоваться обычной или технической литературой, посмотреть специальные или общие справочники и энциклопедии. Он найдет в них снимки, макеты и технические описания. Но если человек, обвиняющий немцев в изобретении и применении орудия массового уничтожения, самого страшного из когда-либо придуманным человеческим разумом, захочет узнать, как все-таки это орудие выглядело, то он… ничего не найдет! Ничего кроме, пожалуй, нескольких снимков или эскизов с простеньким пояснением — «газовая камера». Подобное молчание исторических, научных и технических трудов, справочников и энциклопедий говорит само за себя.
Массы не знают, что их обманывают. Они не знают, что они никогда не видели газовых камер нацистов. Судьи, выносящие ревизионистам приговоры, налагающие на нас штрафы, сроки и другие санкции за то, что мы не верим в существование некоего определенного физического объекта, сами не в состоянии нам показать или описать его.
Описанный феномен всеобщего невежества, ослепления и легковерия выражается также в готовности слишком доверчиво относиться к «бесчисленным свидетельствам выживших». Чтобы у человека открылись глаза, надо в данном случае заставить его задуматься. «Бесчисленное число выживших» в «лагере уничтожения» уже ясно противоречит утверждению, будто немцы годами отправляли в лагеря евреев на уничтожение. Поскольку каждый из «выживших» считает, что он спасся чудом, а многие из них побывали в нескольких «лагерях уничтожения», то чудо делается на удивление обыденным. Если из месяца в месяц мы узнали бы из книг, газет и телевидения о все новых и новых чудесах в Лурде, то читатели и телезрители явно стали бы скептиками. Обыкновенное чудо — уже не чудо, а лишь одно из проявлений нормального закона природы.
Спасшиеся удивительным образом евреи-заключенные ведут себя так, что, чем больше становится чудес по спасению, тем безогляднее верят они в собственное чудо. Поскольку лагеря, как известно, делились на концентрационные, трудовые и транзитные, то вполне естественно, что спустя полвека после своего интернирования живы и здоровы бывшие зэки концлагерей: Симон Визенталь, Симона Вейль, Сэмюэль Писар, Эли Визель, Анри Красуцкий и многие другие, награждающие себя титулом «выживший». Они — не главные очевидцы холокоста, а живое доказательство того, что его не было. Выражение «выживший» тут вообще не причем. Разве русские и немецкие фронтовики, побывавшие в Сталинграде, не являются «выжившими»? И разве не «выжили» все мы, гражданские лица и солдаты, перенесшие бойню 1939...45 годов? Почему, повинуясь некоему приобретенному рефлексу, мы, едва речь заходит о «выживших», всегда вспоминаем одних евреев и всегда немцев (и их союзников в последней войне) — при разговорах о «военных преступниках»?
Нет просто-напросто ни одного свидетеля, который может доказать существование и действие газовых камер нацистов. После войны отдельные авантюристы пытались разыгрывать из себя очевидцев и были даже выпущены книги, написанные якобы «свидетелями газовых камер». Обманщикам было нетрудно до бесконечности повторять свои показания перед судами, ибо ни один судья, прокурор и защитник не решались подвергнуть их перекрестному допросу, как это принято на процессах, дабы они описали место, объект и конкретный процесс в самой предполагаемой газовой камере и вне ее. Впервые свидетель был подвергнут такому допросу лишь в 1985 году. Это случилось в Торонто, в Канаде, во время первого процесса над Цюнделем. Свидетель был первоклассный, обвинение не могло пожелать лучшего, — д-р Рудольф Врба, который стоял у колыбели «Освенцимских протоколов» и «War Refugee Board Report», опубликованного в 1944 году в Вашингтоне. Адвокатом Цюнделя был Дуглас Кристи.
Я был консультантом, и во время долгого перекрестного допроса передавал Кристи вопросы на маленьких желтых кусочках бумаги. Для афериста Врбы все закончилось полным фиаско. Загнанный в угол, он в конце концов сознался, что в своей т.н. «записке о пережитом» под названием «Я не могу забыть», везде восхваляемой за стопроцентную достоверность и необычайную точность, он использовал прием, стыдливо названный им «поэтической вольностью». На том же процессе обнаружилась также несостоятельность проф. Рауля Гильберга, лучшего представителя теории холокоста, автора классического труда «Уничтожение евреев Европы». Я и в этом случае был консультантом адвоката Кристи, который за свое невероятно активное поведение получил почетное прозвище «сражающийся адвокат».
Во время процессов над собой я порой встречаюсь в зале суда с евреями, которые выдают себя за «очевидцев газовых камер». К сожалению, они не решаются давать показания суду. Иногда я поступаю следующим образом: смотрю «свидетелям» в глаза и обращаюсь к ним с нарочно простым вопросом: «Опишите мне виденную Вами газовую камеру и процесс уничтожения». Они сразу дают задний ход и отвечают, что если бы они видели, то не стояли бы сейчас передо мною. Из этого я делаю вывод, что имею дело чаще всего со свидетелями-аферистами. Другой вывод: из слов названных личностей вытекает, что очевидцев газовых камер вообще нет, и посему Мартин Грей и Филип Мюллер тоже обманщики. В 1983 г. Симона Вейль признала поражение, заявив: «Всем известно, что нацисты разрушили газовые камеры и систематически уничтожали всех свидетелей» («Франс-суар магазин» 07.05.83. с.47). Не буду здесь обсуждать эту отговорку, но желал бы закрепить признание Вейль: свидетелей т.н. «массовых убийств газом» в Освенциме и других лагерях нет.
Одна неслыханная в истории ложь потянула за собой великое множество мелкой лжи, клеветы и нелепых обвинений, которые повлияли на общественное сознание из-за своего многообразия и неустанного повторения. Сколь долго будет дальше жить эта ложь и отвратительная манипуляция людьми? Опасаюсь, что долго. Но это уже другой вопрос, который я не хочу затрагивать. Во всяком случае, я считаю, что холокост принимает все более религиозный характер, поскольку ревизионисты окончательно решили в свою пользу исторический спор с экстерминистами. Ревизионистам следуют поэтому приготовиться ко все более жестким репрессиям, но в долгосрочной перспективе ревизионизм будет неизбежно распространяться.
Ибо он, как однажды сказал один французский адвокат, — «великое интеллектуальное дерзание конца нашего столетия». Ревизионизм опасно притягателен и потому влечет к себе все больше молодых энтузиастов, бескорыстных душой, таких, как Вы».
Роберт Фориссон
Homo Fidens
2 августа 1990 года иракские войска вошли в Кувейт. В попытке обеспечить поддержку своей военной акции по освобождению эмирата, США вскоре после вторжения встретились с сопротивлением, ибо поначалу большинство стран настаивало на применении против Ирака долгосрочных санкций. Эта позиция однако резко изменилась после того, как молодая беженка и хирург из Кувейта со слезами на глазах поведали американской комиссии, что натворили иракские варвары в больнице занятой ими столицы: они разбили инкубаторы для новорожденных, выбросили их на пол и оставили там умирать. Это сообщение, возмутив мировое общественное мнение, привело к тому, что верх в конце концов взяли сторонники силового варианта.
Описанный трюк был разоблачен в марте 1992 года. Историю с инкубаторами выдумало одно нью-йоркское рекламное агентство и бежавший из Кувейта эмир заплатил за нее 10 млн. долларов. «Хирурга» вообще не было, а молодую беженку сыграла дочь кувейтского дипломата в США. Оба они целыми днями тренировались, давая «показания очевидцев» и обучаясь для этой цели английскому языку. Не часто 10 млн. долларов приносят такую, как в данном случае, прибыль. [4]
Можно легко предположить, что лишь небольшая часть из миллионов телезрителей и читателей газет, узнавших в свое время об уничтоженных инкубаторах, подвергла сомнению достоверность данной истории. Абсурдной кажется и сама мысль, что ее мог кто-то выдумать. Еще убедительнее выглядит следующее рассуждение.
Мы доверяем тем, от кого зависим, — таковы, по крайней мере принципы человеческой жизни. Каждый из нас полагает, что лечащий врач знает свое дело; что новое жилье, в которое мы въезжаем, архитектором построено прочно и не рухнет при первом порыве ветра; что летчик самолета, в котором мы летим, — не наркоман. Учителя знают, что школьники чаще всего задают один вопрос: «Откуда Вы это знаете?» Разве наши дети могли бы учиться, если бы им пришлось проверять достоверность получаемых от учителя знаний?
Школьник думает, что учитель говорит ему правду, и мы тоже верим, что сообщения в средствах массовой информации — хотя бы в общих чертах — соответствуют истине. Разумеется, интеллектуалы, поклонники «Шпигеля», «Нью-Йорк таймса» или «Монда» могут презрительно морщиться, видя легковерие, с каким простолюдины, читающие бульварную прессу, постоянно проглатывают поставляемые им благоглупости, хотя нередко они и сами склоняются перед авторитетами. Авторитеты — это прежде всего уважаемые люди, независимо от того, на чем зиждется их репутация: на подлинных заслугах или чисто внешних атрибутах, таких, как, например, титул. Лебон в своей все еще актуальной книге «Психология толпы» пишет [5]:
«Принц или маркиз производит впечатление даже на самого закоренелого социалиста и при помощи титула можно одурачить продавца, что, как правило, и делается».
На место принца или маркиза можно поставить врача, профессора, судью священника или — для левых кругов — теоретика социализма или партизанской вожака. Зачастую все исходящее от подобных авторитетов воспринимается некритически.
Почтение к авторитетам распространяется не только на высокопоставленных особ, но в еще большей степени — на принципы и условности. Человек — необычайно сложное существо: он расщепляет атом, посылает к Сатурну ракеты, и одновременно готов, как и его далекие предки, жертвовать своим острым разумом ради какой-нибудь бессмысленной догмы, религиозной или политической. На характерное для человека раздвоение духа на рациональную и иррациональную сферы постоянно указывал Артур Кестлер, особенно выразительно в своем последнем произведении само название которого — «Янус», говорит об этом свойстве.
Ацтеки — этот высококультурный народ — ежегодно веками приносили в жертву богу Солнца тысячи человек. Эти гекатомбы свершались во благо людей, ибо иначе солнце перестало бы светить. И разве ацтеки не соглашались с этой мыслью жрецов? Разве хоть один свободомыслящий ацтек предложил — хотя бы на время — остановить массовые жертвоприношения? Нам об этом ничего неизвестно, однако можно предположить, что, если бы такой человек нашелся, то ему быстро бы заткнули рот.
Пятнадцать веков вся Европа верила, будто мир создан милостивым и всеблагим Отцом Небесным, Который после Страшного суда пошлет большинство людей на вечную муку и будет с удовольствием взирать со Своего небесного престола, как мучаются в аду Его творения. В это верила не только тупая чернь, но также Данте, Ньютон, Лейбниц. Перед нами — наиболее страшный пример готовности человека принимать как неопровержимую истину даже самую чудовищную нелепость, если она упорно в него вдалбливается. Верующий во всеблагого Бога-Отца, сотворившего вечный адский огонь, способен поверить и в любую иную, еще более жестокую бессмыслицу — манипулировать человеком можно беспредельно.
Представьте себе, что в средневековой Европе, в аудитории какого-нибудь университета, вдруг встал бы студент и заявил, что ведьм нет. Профессор и сотоварищи воззрились бы на нахала и не поверили бы своим ушам, только что услышавшим невероятную дерзость! Пусть, возможно, не все присутствующие когда-либо сами видели ведьму, однако каждый знал кого-то, кто однажды ее лицезрел, или по крайней мере знал того, кто был знаком с видевшим ведьму. Разве ученые не написали толстые труды, где заклеймили гнусные проделки ведьм; разве все не читали «Молот ведьм», замечательную книгу, сочиненную инквизиторами-доминиканцами Инститорисом и Шпренгером, которую благословил сам папа Иннокентий VIII и в которой подробно описано, как узнать ведьму: по горбу или носу крючком, иногда покрытому бородавками?
Мало того, разве сами ведьмы не сознавались во время бесчисленных процессов в своих подлых делах? Не рассказывали ли они, что летали в Вальпургиеву ночь на метле, встречались на Брокене с рогатым и совокуплялись с ним? Разве они не утверждали, будто член дьявола покрыт, как у рыбы, чешуей и его семя холодно как лед? Разве разумный человек после таких неопровержимых доказательств мог сомневаться в том, что ведьмы существуют ? Отрицать существование ведьм было действительно долгое время опасно и, если вера в ведьм в конце концов исчезла, то не потому, что ее сторонники стали вдруг рационалистами, а потому что они постепенно вымерли, а последующие поколения уже не поверили прежним страшным историям.
Наряду с верой в авторитеты другой особенностью человеческой природы является легкость, с какой мы поддаемся массовым галлюцинациям. Лебон описывает такой случай:
В Париже нашли труп мальчика, в котором другой мальчик узнал Филибера Шавандре, своего приятеля по играм. Труп показали матери и та залилась горькими слезами. Затем пришел ее шурин и принялся неустанно причитать: «Ах, бедный Филибер!» Филибера опознало множество соседей, а учитель погибшего мальчика был страшно расстроен, увидев труп своего ученика. Однако через некоторое время выяснилось, что мертвый мальчик был родом из Бордо и никто из семьи Шавандре с ним не был знаком [6].
Подобные казусы показывают, сколь легко мы поддаемся внушениям и слухам. И можно представить, сколь велика сила подобных внушений и слухов в экстремальной ситуации: на войне, в тюрьме и концлагере.
Об этом написано в книгах
Спросите у европейского или американского школьника, кто были Сталин, Пол Пот или Иди Амин? Не имея четкого понятия, все, вероятно, слышали о Сталине, зато о Пол Поте и Иди Амине расскажут мало. Спросите тех же школьников, кем был Гитлер, и в ответ услышите: Гитлер убивал в газовых камерах евреев. В истории нет другого факта, который с такой силой закрепился бы в сознании западного человека, как убийство национал-социалистами шести миллионов евреев.