Доставив группу к месту назначения, Сарфраз снова пересекал Иршадский перевал, на этот раз на лошади, затем перебирался в «Лендкрузер» и мчался по Каракорумскому шоссе в Азад Кашмир. После одной-двух недель метаний по разным концам долины Нилум его внедорожник снова направлялся на север в долину Чарпурсон. Далее опять в седло и через перевал: посмотреть, как идет строительство, заказать новую партию цемента и бетона, посчитать расходы вместе с Муллой Мохаммедом, бывшим счетоводом талибов. Сарфраз нередко получал от него новые «кирпичики» – пачки купюр, которыми он набивал седельные сумки.
Иногда Сарфраз в одиночку возил по горным дорогам десятки тысяч долларов, завернув их в свою грязную одежду или спрятав под блоками сигарет «К2», которые он беспрерывно курил, называя это «программой профилактики горной болезни».
Переезды туда и обратно через Гиндукуш были тяжелыми. Иногда он обвязывался специальной веревкой, удерживавшей его на лошади даже во время сна. Так можно было ехать почти без остановок. Но подобный ритм жизни вскоре доконал даже его коня: как-то раз по приезде в деревню Сархад тот рухнул как подкошенный и умер. Когда весть о смерти верного слуги Сарфраза достигла Америки, один из членов совета ИЦА пожертвовал четыреста долларов на покупку новой лошади. На эти деньги был приобретен крепкий белый конь по имени Казил, который и по сей день героически трудится на благо школьников Вахана.
Работа была изматывающей, бесконечной и на грани нервного срыва. Она требовала постоянных перемещений, не позволяла выспаться и не оставляла никакого свободного времени. И все же Сарфраз был неутомим. Меня это удивляло и радовало: я ведь тоже колесил как сумасшедший по всем Штатам, собирая деньги для проектов в Пакистане и Афганистане. Слушая отчеты Сарфраза, который звонил мне раз в три-четыре дня, я представлял его себе не как мужчину средних лет с покалеченной рукой, а как некую несокрушимую природную стихию: для меня это был наделенный волей и разумом вихрь, единственный в своем роде, зародившийся в западных Гималаях и с шумом теперь носившийся по горам и долинам.
Однако в то лето мне пришлось за него поволноваться. Пожалуй, так сильно испугаться мне доводилось лишь несколько раз за всю жизнь.
Июнь 2006 года выдался горячим. Строительный сезон был в разгаре, и Сарфраз без конца курсировал между семью точками в Ваханском коридоре. Тед Каллахан, подрабатывавший проводником в горах, позвонил мне 12 июня. Он занимался сбором информации о киргизских кочевниках восточного Вахана для диссертации по антропологии, которую собирался защищать в Стэнфордском университете. Сарфраз должен был свести ученого с нашими киргизскими партнерами. Встревоженный Тед сообщил, что два дня назад Сарфраз почувствовал резкую боль в правом боку. Он с каждым часом слабел, лицо его посерело, поднялась температура. Приступ начался ночью в деревне Бабу Тенги в центральной части Ваханского коридора – в совершеннейшей глуши. Тед, имевший фельдшерскую подготовку, всерьез опасался за жизнь своего спутника.
Мы решили, что необходимо срочно перевезти Сарфраза в селение Калаи-Пяндж, находившееся примерно в тридцати километрах к западу. Увы, в Бабу Тенги не нашлось ни одной машины, поэтому больному и сопровождающим его не оставалось ничего другого, как идти пешком. Сарфраз постоянно спотыкался, а Тед и каменщики поддерживали его под руки. Тем временем я, находясь в офисе в Боузмене, начал звонить всем, кому только возможно, чтобы вывезти своего друга из Вахана. Я позвонил Вохид Хану, партнерам в Госдепартаменте, а также своим знакомым военным, находившимся на базе в Баграме, в пятидесяти километрах севернее Кабула.
Через два часа допотопный советский «уазик» подобрал путешественников посреди дороги. По району уже распространилась весть, что Сарфраз плох и ему нужна помощь. Машина с трудом пробиралась в кромешной тьме по ухабам и огромным ямам, которыми была испещрена дорога. Медленно ползущий автомобиль с жесткой подвеской безжалостно трясло и качало. Никаких обезболивающих, кроме огромной банки с ибупрофеном, которую всегда возил с собой Сарфраз, не было. Но от этих таблеток было мало толку – к тому времени бедняга уже не мог глотать. Мучения, которые он испытал в течение того четырехчасового переезда, были невообразимыми.
Когда машина прибыла в Калаи-Пяндж, Сарфраз попросил остановиться. Он взмолился: «Оставьте меня здесь и дайте спокойно умереть! Дальнейшей дороги я не выдержу».
Однако Тед настаивал на том, чтобы двигаться дальше, и велел водителю ехать в Кундуз, где он надеялся достать транспорт получше и, возможно, получить в местном медпункте хоть какую-то помощь. Они доехали до деревни, подняли на ноги несколько человек, обыскали медпункт и все дома, но никаких лекарств не было и в помине. Сарфраз уже лежал почти в бессознательном состоянии, скрючившись в позе эмбриона. Тед принял решение дать ему отдохнуть в течение дня и только потом продолжать путь.
На следующий день после еще одного тряского путешествия в микроавтобусе они добрались до городка Ишкашим на таджикской границе. Тед разыскал врача; тому было достаточно лишь одного взгляда на больного, чтобы заявить, что его необходимо перевезти на вертолете в Пакистан. Однако даже маловменяемому на тот момент Сарфразу было ясно, что практически невозможно экстренно организовать частный перелет через границу. Но если бы это и было возможно, то вертолет перевез бы его через Гиндукуш в Читрал, а оттуда до ближайшей больницы в Пешаваре еще два дня пути на машине. «Может, лучше продолжать двигаться на запад, пробираясь в Файзабад, где есть аэропорт?» – предложил Сарфраз.
Ни он, ни Тед не знали, что к тому времени со мной связались военные из Баграма и сообщили, что готовы отправить вертолет, чтобы забрать нашего сотрудника из Ишкашима и перевезти в Кабул. Правда, вылет сильно зависел от погоды. Не успел я договориться об этом рейсе, как стало известно, что в Ишкашим прибыли два внедорожника, посланные Вохид Ханом, мигом подхватили Сарфраза и Теда и помчались в Файзабад. Даже за находившимся при смерти Сарфразом было трудно угнаться!
В столице Бадахшана они направились прямиком в больницу, где медики поставили диагноз – тяжелый сепсис. Требовалась немедленная операция. Но Сарфраз категорически не желал оперироваться в Афганистане. Он велел доктору, чтобы тот накачал его антибиотиками, и на следующее утро они с Тедом сели на самолет Красного Креста и отправились в Кабул. Там их уже ждал самолет – с этим нам помог наш старый друг, полковник Ильяс Мирза, отставной пакистанский летчик, в ведении которого сейчас находилась гражданская авиакомпания «Аскари». Самолет приземлился в Исламабаде, за считаные минуты Сарфраза доставили в Объединенный военный госпиталь в Равалпинди – прямо в хирургическое отделение. Его перевозка на родину заняла четыре дня.
На операционном столе выяснилось, что абсцесс поразил желчный пузырь (его удалили во время первой операции) и распространился на печень – с ней пришлось разбираться во «втором туре», через три дня. Все это время за больным присматривали Сулейман и Апо, которые по очереди встречались с врачами, следили за выполнением предписаний, покупали лекарства, собирали счета, кормили строптивого пациента и постоянно информировали меня о его состоянии.
В какой-то момент во время пятидневного пребывания в стационаре Сарфраз походя упомянул, что боль в животе впервые дала о себе знать еще до его последней поездки в Афганистан. Она была достаточно сильной, так что он даже проконсультировался с врачом в Гилгите. Доктор категорически не рекомендовал ему ехать в Вахан и предупредил о необходимости хирургического вмешательства. Реакция Сарфраза на эту новость была простой: он решил, что строительство школ в Афганистане – слишком важное дело и откладывать его нельзя. А операция может и подождать до его возвращения домой.
Сулейман и Апо решили до поры до времени скрыть от меня этот факт, так что я об этом узнал лишь через несколько месяцев.
Когда наконец Сарфраза выписали, я велел ему отдохнуть несколько дней в Исламабаде, а затем направиться домой в Зуудхан, где его ждали особые, специально составленные мной предписания.
Я подсчитал, что Сарфраз пребывал практически в непрерывных разъездах с ранней весны 2005 года. Почти шестнадцать месяцев он работал без отдыха.
«Ты должен провести минимум месяц, а лучше два в Зуудхане, в полном безделье, – кричал я в телефонную трубку чуть позже. – Разрешаю тебе пасти коз, расчесывать Казила и присматривать за женой. Всякая работа и переезды строго запрещены!»
– Вы мне приказываете, сэр? – спросил Сарфраз.
– Да, и эти приказы не обсуждаются. Езжай домой и отдыхай!
– Хорошо, сэр. Слушаюсь.
Сулейман и Апо решили до поры до времени скрыть от меня этот факт, так что я об этом узнал лишь через несколько месяцев.
Когда наконец Сарфраза выписали, я велел ему отдохнуть несколько дней в Исламабаде, а затем направиться домой в Зуудхан, где его ждали особые, специально составленные мной предписания.
Я подсчитал, что Сарфраз пребывал практически в непрерывных разъездах с ранней весны 2005 года. Почти шестнадцать месяцев он работал без отдыха.
«Ты должен провести минимум месяц, а лучше два в Зуудхане, в полном безделье, – кричал я в телефонную трубку чуть позже. – Разрешаю тебе пасти коз, расчесывать Казила и присматривать за женой. Всякая работа и переезды строго запрещены!»
– Вы мне приказываете, сэр? – спросил Сарфраз.
– Да, и эти приказы не обсуждаются. Езжай домой и отдыхай!
– Хорошо, сэр. Слушаюсь.
Через несколько месяцев, когда всплыли все подробности этой истории, я узнал, что он начал планировать возвращение в долину Нилум еще до того, как выписался из больницы в Равалпинди. Через сорок восемь часов после возвращения в Зуудхан он уже прижимался свежими, еще не зажившими швами на животе к рулю красного «Лендкрузера». Сарфраз направлялся в Азад Кашмир.
* * *Когда он прибыл в Музаффарабад, то поразился тому, как мало продвинулись дела за месяц, прошедший с его последнего визита в зону землетрясения. В северной части города, несмотря на все усилия наладить быт, женщины по-прежнему носили воду в пластиковых пакетах. В долине Нилум еще не все тела были извлечены из-под завалов, и спасатели находили все новые останки. Везде работали бульдозеры.
В последующие три недели Сарфраз занимался проблемами палаточных школ и прокладкой водопровода в горных районах. Однажды июльским днем он заметил новый пешеходный мост через реку Нилум, ведущий в Патику, и решил разведать, что происходит на другом берегу. Он пришел на базар в Патику, впервые услышал историю «Гунди Пиран» и подумал, что неплохо было бы зайти в школу и познакомиться с Саидой Шабир.
К его удивлению, она вовсе не обрадовалась посетителю. Визиты благотворителей, журналистов, заинтересованных официальных лиц начали раздражать ее. Саиду охватили гнев и разочарование: никто из визитеров до сих пор так и не приложил ни малейшего усилия для восстановления школьного здания. К моменту прибытия Сарфраза ее терпение было на исходе.
«Что вы здесь делаете и что вам нужно?» – строго спросила Сарфраза директор школы «Гунди Пиран», даже не предлагая ему чашку чая.
Сарфраз вежливо ответил, что был бы очень благодарен, если бы ему позволили осмотреть школу.
«Кажется, вы меня не поняли, – повысила голос она. – Я директор. И прошу вас немедленно покинуть наше учебное заведение. Уходите!»
Сарфраз умел расположить к себе людей. Он без единого звука выслушал последовавший за тем возмущенный рассказ госпожи Шабир о многочисленных гостях, являвшихся каждую неделю, ведших долгие разговоры и никогда не возвращавшихся. Затем он решил представиться: «Ас-салям аалейкум (вообще-то это приветствие обычно произносится перед началом разговора), уважаемая госпожа. Меня зовут Сарфраз Хан, я вырос в деревне, работал некоторое время учителем, а сейчас являюсь представителем Института Центральной Азии, в задачи которого входит развитие женского образования».
После такого заявления директриса неохотно позволила ему в течение десяти минут пройтись по школе. Однако запретила фотографировать, делать заметки, разговаривать с учителями и девочками. Они прошлись по устроенным в палатках классам, а после этого, выйдя на улицу, уселись на какие-то камни вдали от глаз учениц.
«Итак, вы увидели то, что хотели. Извините, что не могу предложить вам ни стула, ни ковра, чтобы присесть, – со вздохом сказала Саида. – Теперь объясните мне, зачем вы сюда пришли?»
«Госпожа Шабир, Институт Центральной Азии – не совсем обычная организация, – начал наш представитель. – Да, мы действительно ведем много разговоров, но помимо этого мы еще и строим школы». Он все же настоял на том, чтобы сделать несколько фотографий, записал размер нанесенного учреждению ущерба и пообещал найти деньги, вернуться и восстановить школу.
«Я поверю, когда увижу все своими глазами», – отрезала она, все еще сомневаясь, но в душе искренне желая верить ему.
* * *Сарфраз не был уполномочен раздавать такого рода обещания. И это озадачивало его. Но, кроме прочего, возникала и более серьезная проблема. Как правило, возводимые ИЦА постройки оказываются более качественными и прочными, чем среднестатистические афганские и пакистанские школы. Мы не сорим деньгами, стараемся экономить, но при этом не жалеем средств на архитектурное проектирование, хорошие материалы и системы обеспечения безопасности учеников. Однако нам никогда не приходилось строить сейсмостойкие сооружения. А школа в Азад Кашмире, безусловно, должна быть такой. В противном случае дети больше не придут туда.
Предшествующие несколько месяцев мы с Сарфразом беседовали со многими учениками и их родителями по всей долине Нилум и поняли: большинство людей не разрешат своим детям посещать занятия в помещении, напоминающем хлипкие бараки, сильно пострадавшие в октябре 2005 года. Чтобы рано или поздно превратить палаточные школы во что-то более капитальное, нам пришлось бы строить по-другому, не так, как это делали власти раньше. К счастью, нам стало известно, что существуют «ноу-хау», которые могли бы помочь решать стоящую перед нами проблему.
В китайской провинции Синьцзян, граничащей с Пакистаном, землетрясения случаются почти так же часто, как в Кашмире. Десятилетиями инженеры западного Китая работали над созданием сейсмостойких конструкций. Лет двадцать назад Сарфразу рассказали об этом китайские специалисты, работавшие на строительстве Каракорумского шоссе (оно как раз проходит через восточную часть его родной долины Чарпурсон). Но совсем недавно до него дошла информация, что китайцы активно пытаются экспортировать эти технологии в Пакистан. А вдруг можно будет использовать их в Кашмире?
В поисках ответа на этот вопрос Сарфраз через три дня после встречи с негостеприимной директрисой отправился в густонаселенный район Исламабада, известный под названием «сектор G9», в представительство китайской фирмы CAC, головной офис которой находился в городе Урумчи в провинции Синьцзян. Он явился в эту контору, чтобы познакомиться с проектами компании.
На первый взгляд постройки китайских архитекторов показались ему малоинтересными. Он почувствовал легкое разочарование: это все было совсем непохоже на то, что мы обычно возводили. Школы ИЦА были красивыми – их отличали необычная каменная кладка, декоративные элементы на фасадах или яркие цвета штукатурки, а здания САС выглядели неказистыми и сугубо утилитарными. К тому же все это выглядело как-то хлипко (хотя понятно, что о доме нельзя судить лишь по внешнему виду). Правда, надо было признать, что за всем этим стояли серьезные научные разработки.
Более пятидесяти лет назад китайцы, экспериментируя с деревянными балками, придумали новую конструкцию, все элементы которой соединялись друг с другом наподобие подвижно скрепленных бревен в хижине. Во время землетрясения такой каркас ходил ходуном, раскачивался из стороны в сторону, но не рассыпался.
Авторы идеи заявляли, что их здания способны выдержать толчки магнитудой до 8,2 балла, и предоставляли на них двадцатилетнюю гарантию.
Воодушевленный всеми этими фактами, Сарфраз решил, что я должен тут же одобрить найденный им вариант, и позвонил мне, тем самым, конечно, выдав себя с головой. Он нарушил все данные мною предписания и покинул Зуудхан! Не дослушав мою гневную тираду, он сразу перешел к деловым вопросам.
Для начала мы решили выяснить, подходит ли для строительства «китайского домика» место, где расположена «Гунди Пиран». Китайские специалисты ответили, что, вероятно, подходит, но нужно сначала посмотреть фотографии. «Ни в коем случае! – отрезал Сарфраз. – В вопросах человеческой безопасности нельзя полагаться на какие-то там снимки. Если вы и впрямь серьезно настроены вести этот проект, то должны немедленно сесть в красный «Лендкрузер» и отправиться в Азад Кашмир!»
За следующие три дня Сарфраз и три инженера из САС объехали несколько предполагаемых строительных площадок в долине Нилум, включая Нусери, Пакрат и «Гунди Пиран». В последнюю они даже привезли с собой чай и печенье, но эти скромные дары не смягчили суровую госпожу Шабир.
«Не беспокойтесь, скоро дело пойдет», – сказал ей Сарфраз перед отъездом.
«Иншалла, – ответила директор. – Но в следующий раз без строительных материалов не появляйтесь».
Во время этой поездки китайцы объяснили Сарфразу всю последовательность действий. Сначала на заводе в Урумчи изготовят алюминиевые рамы-каркасы нужного размера. Затем их перевезут на грузовичках через перевал Хунджераб высотой 4693 метра и доставят в Исламабад и только потом – в Азад Кашмир. После этого специалисты компании соберут всю конструкцию на месте. При этом ее придется монтировать на особом бетонном фундаменте, располагающемся на специальной «подушке» из каменной крошки и стирофома. Такое основание будет гасить подземные толчки. Сарфраз выслушал все и согласился с этим планом.