Заявок было много, и вскоре мое расписание оказалось до отказа забитым разными визитами. Еще в 2005 году я объехал восемь городов, чтобы рассказать о работе, которую мы ведем в западных Гималаях. За 2007 год я появлялся на публике 107 раз в 81 городе Америки. Результаты были впечатляющими. По сравнению с 2005-м денежные поступления в фонд ИЦА утроились. Но за это пришлось дорого заплатить: я был физически и эмоционально истощен. Только в январе 2007-го мне пришлось выступать 18 раз в 14 разных географических точках: от Гарвардского клуба путешественников в Бостоне и публичной библиотеки Рочестера до кофейни Blue Heron в городе Вайнона в штате Миннесота. В апреле я посетил 15 мероприятий в 13 городах. На осень в моем календаре были запланированы визиты в Роузмонт, штат Иллинойс; Шарлотт, штат Северная Каролина; Хелена, штат Монтана; Бейнбридж Айленд, штат Вашингтон и еще в 18 мест – все просто невозможно удержать в памяти.
Но 20 ноября со мной случился настоящий нервный срыв.
В тот день я должен был встретиться с аудиторией в пенсильванском Университете Вест Честер. Я только что прилетел из Калифорнии, где в течение семи дней пришлось выступать в 11 городах, в том числе в Сан-Франциско, Пало-Альто, Сан-Хосе, Колорадо-Спрингс и Карбондэйл. Все шло по плану: взяв напрокат машину, я направился в гостиницу, но по пути туда меня вдруг охватило ощущение полного изнеможения. Началась настоящая паника. Что же я скажу всем этим людям, в глаза которым придется смотреть через пять или шесть часов? У меня просто нет сил, чтобы снова выйти на публику. Так что же делать? Пришлось прямо из машины позвонить жене и сказать ей, что дело плохо.
Услышав мой голос, Тара сразу поняла, что происходит: в психиатрии это называется панической атакой. Мы поговорили о моих страхах и волнениях, она, как могла, успокоила меня, а затем посоветовала съесть что-нибудь, немного поспать и тщательно подготовить завтрашнюю речь.
Добравшись до отеля, я погладил рубашку и проспал два или три часа. На следующий день я вовремя явился в университет. Презентация прошла хорошо, а затем, когда слушатели стали подходить, чтобы задать вопросы или просто поздороваться, меня опять сразило неприятное чувство полного бессилия.
Обычно после лекции ко мне подходят сотни, а то и тысячи людей. Я подписываю купленные ими книжки, пожимаю руки. Нередко мы перебрасываемся несколькими словами об их поездках по странам третьего мира и приобретенном там опыте. Некоторые предлагают свои услуги для участия в волонтерских проектах. Я хорошо знаю, что в эти моменты очень важно не ввязываться в долгие беседы, а динамично «пропускать через себя» посетителей, чтобы не задерживать всю очередь. И все же интуиция подсказывает мне, что не надо уж слишком спешить и, бросив одного, тут же переходить к следующему.
Необходимо посмотреть человеку в глаза, внимательно выслушать слова, установить с ним контакт, пусть даже очень краткий. Однако все это требует сил и времени. Иногда я подписываю книги по пять часов. Бывало, что такое общение продолжается далеко за полночь. При этом повторю: я, как и все сотрудники ИЦА, высоко ценю именно этот момент общения с аудиторией. Участники встречи должны уйти из зала в приподнятом настроении, потому что они не только узнали что-то новое от лектора, но и смогли выразить свои мысли и были услышаны. К этому нас обязывают самые элементарные правила вежливости и благодарности, ведь именно эти люди дают деньги на строительство школ. Без их поддержки мы бы ничего не добились.
Но в тот день в Вест Честере я был совершенно не в состоянии идти на контакт с окружающими. Вместо того чтобы открыться навстречу им, мне хотелось убежать и спрятаться. Я чувствовал себя так, будто нахожусь в тоннеле, стены которого стремительно сжимаются. На мои плечи опустилась тяжесть – на них вдруг упал груз от всей этой многодневной кампании по продвижению книги. Тревога ледяными тисками сжала сердце.
В конце вереницы подходящих ко мне людей стояла девочка-третьеклассница, которая терпеливо ждала, когда можно будет передать письмо для пакистанских детей. Оно начиналось так:
«Мой далекий лучший друг в Пакистане, я восхищаюсь тобой! Дома у меня стоит коробка, в которую я собираю мелкие монетки. Я хочу передать их тебе, чтобы ты мог учиться…»
Так судьба напомнила мне, находящемуся на грани срыва, ради чего мы все трудимся.
В тот же вечер в университетском городке был намечен ужин с моим участием. Этого я уже вынести не мог. Сказавшись больным, я вернулся в гостиницу, упал на кровать и отключился. Через несколько часов я позвонил Таре и сказал, что не могу понять, где я и что происходит вокруг. Она снова немного меня успокоила, а потом велела немедленно садиться в самолет и возвращаться домой.
Я прилетел в Боузмен поздно ночью. Жена и дети встретили меня в аэропорту, крепко обняли и расцеловали. Мы отправились спать, отложив на потом все рассказы и обсуждение дел. Позже жена сообщила мне, что уже договорилась с советом директоров и Дженифер Сайпс, чудесной женщиной, исполнительным директором в ИЦА Боузмене, об отмене моего следующего мероприятия.
Впоследствии, вспоминая об этом эпизоде, я испытывал странные чувства – смутное беспокойство и даже страх. Ведь до того момента мне даже не приходило в голову, что я могу так вот взять и сойти с дистанции. Когда мы с Сарфразом или другими сотрудниками путешествуем по Афганистану или Пакистану, то иногда приходится трудиться неделями почти без сна, отдыха и нормальной еды. Но, как я начал понимать, работа в Азии и в Америке сильно различается. Там мы все время взаимодействуем с местными общинами, с учителями и школьниками. Для меня это общение всегда было и остается источником вдохновения. Оно заражает энергией и оптимизмом. А поездки по Америке, связанные с неустанной пропагандой деятельности ИЦА, продвижением наших идей, продажей книг и сбором средств, оказываются крайне утомительными и выматывающими.
Тара говорит так: «Некоторые люди подзаряжаются от общения с окружающими, а Грегу для восстановления энергетических запасов нужно отключиться от мира».
Но при этом мне было ясно, что сейчас важно не упустить удачу: неожиданный успех «Трех чашек чая» позволит ИЦА подняться на новый уровень, и второй раз такой шанс может и не представиться. А значит, мы просто обязаны им воспользоваться. Я лично, конечно, предпочел бы вместе с Сарфразом месить грязь на дорогах Балтистана и Бадахшана. Но в данном случае не имело значения то, чего я хочу и что мне нужно. Ведь Институт Центральной Азии требовал, чтобы родители наших стипендиаток пренебрегли своими личными интересами ради того, чтобы послужить чему-то большому и значимому, так почему же я не должен поступать таким же образом?
Отсюда следовал только один вывод: нравится мне это или нет, но придется быть мотором кампании по сбору денег для ИЦА. А значит, я пока остаюсь в США. Чем больше пожертвований я соберу, тем активнее мы сможем финансировать проекты Сарфраза и его коллег, которые там, на другой стороне земного шара, прекрасно справляются с работой и без меня. Итак, в 2008 году я снова вернулся в строй и провел 69 встреч в 114 городах. Я практически все время был в разъездах, и каждые несколько недель переживал приступы паники. В такие моменты я запирался в гостиничном номере и звонил домой в Боузмен.
В этот период я практически не бывал в Азии и подолгу не видел моих дорогих друзей, а также любимой мною и такой близкой мне природы. Разлука была болезненной. Но ведь я трудился прежде всего ради них. Сарфраз звонил часто и напоминал мне, что мои нынешние мучения не пропадут даром, а дадут возможность завершить начатые в Афганистане проекты. Их было немало, к тому же пора уже было приступать к выполнению обещания, данного киргизам и Абдул Рашид Хану. Для этого пришлось налаживать новые связи. И тут руку помощи нам протянули те, от кого мы совсем не ждали поддержки. В исключительно мирное занятие по возведению школ вдруг включились люди, посвятившие свою жизнь «искусству войны».
Часть III Школа на крыше мира
Глава 12 Письмо американского подполковника
Я поступил на военную службу через четыре дня после окончания школы и два года, с 1975-го по 1977-й, прослужил в Германии. У меня есть некоторый опыт общения с людьми в погонах; я хоть и немного, но знаю этот мир изнутри. С одной стороны, я с большим уважением отношусь к тем, кто посвятил свою жизнь американским вооруженным силам. Но с другой, у меня, как у сотрудника гуманитарной организации, ведущей борьбу с неграмотностью, накопилось за годы работы множество претензий к тем методам, к которым нередко прибегают военные ради достижения своих целей.
Образование помогает всерьез и надолго победить фанатизм.
Wall Street Journal, 26 декабря 2008 г.Я поступил на военную службу через четыре дня после окончания школы и два года, с 1975-го по 1977-й, прослужил в Германии. У меня есть некоторый опыт общения с людьми в погонах; я хоть и немного, но знаю этот мир изнутри. С одной стороны, я с большим уважением отношусь к тем, кто посвятил свою жизнь американским вооруженным силам. Но с другой, у меня, как у сотрудника гуманитарной организации, ведущей борьбу с неграмотностью, накопилось за годы работы множество претензий к тем методам, к которым нередко прибегают военные ради достижения своих целей.
Когда в 2001 году правительство США объявило о начале военных действий в Афганистане, я сперва горячо поддержал это решение. Но вскоре, узнав, сколько мирных граждан погибает в результате американских бомбежек, я изменил свое мнение. По данным, собранным Марком Херольдом, экономистом из Университета Нью-Гемпшира, число убитых в период с 7 октября до 10 декабря составило примерно 2700–3400 человек. Меня беспокоило не только то, что мы стали причиной новых страданий афганского народа, но и то, как отреагировали чиновники из министерства обороны США на эти человеческие трагедии. На ежедневных брифингах Дональд Рамсфельд гордо перечислял потери, понесенные талибами и «Аль-Каидой», а также ущерб, нанесенный им сброшенными в густонаселенные районы бомбами и крылатыми ракетами. Но только под давлением журналистов, да и то нехотя и в самом конце своих победных реляций он упомянул о «сопутствующем уроне».
С моей точки зрения, риторика Рамсфельда и в целом его манера держаться демонстрируют, насколько мало волнуют нашу «армию ноутбуков» боль и несчастья, которые военные действия причиняют женщинам и детям. Мою точку зрения подтверждало также и то, что администрация Буша отказывалась признать (не говоря уже о том, чтобы компенсировать) ущерб, нанесенный гражданскому населению Афганистана. Все это заставляло моих коллег по Институту Центральной Азии и друзей в Афганистане полагать, что жизнь не участвующих в вооруженном противостоянии мирных жителей одной из беднейших стран в мире не имеет абсолютно никакой ценности для американцев.
В конце 2002 года мне представилась возможность поделиться этими выводами с военными. Некий адмирал, пожертвовавший ИЦА тысячу долларов, пригласил меня в Пентагон. Я выступил перед небольшой группой офицеров и штатских специалистов и, в частности, рассказал им о традиционном подходе к разрешению конфликтов, которого придерживаются племена Центральной Азии.
Нередко перед боем противоборствующие стороны собираются на совместную джиргу. Там они договариваются, на какие жертвы готов пойти каждый из противников. Это важно, потому что победители обязаны будут позаботиться о вдовах и сиротах убитых ими врагов.
«Жители этого уголка планеты привыкли к смерти и насилию, – объяснил я. – И если вы скажете: «Мы сожалеем, что ваш отец или муж погиб, но он умер как мученик, положив свою жизнь за свободу Афганистана», а также проявите уважение к их потере и предложите компенсацию, думаю, люди поддержат вас даже в нынешних обстоятельствах. Но то, что мы делаем сейчас, немыслимо. Мы поступаем наихудшим из всех возможных способов – просто игнорируем человеческие жертвы, называя их «сопутствующим ущербом». Мы даже не пытаемся сосчитать количество погибших. Таким образом, мы как бы вообще отрицаем, что они когда-либо существовали. А для исламского мира нет хуже оскорбления. Этого нам не простят никогда».
В заключение своей речи я высказал мысль, которая посетила меня во время осмотра разрушенного крылатой ракетой дома в Кабуле.
«Я не военный эксперт, поэтому приведенные цифры могут оказаться не совсем точными, – сказал я. – Но, насколько могу судить, мы на нынешний момент выпустили по Афганистану 114 крылатых ракет «Томагавк». Кажется, одна такая ракета, оснащенная системой лучевого наведения, стоит около 840 000 долларов. Этих денег достаточно, чтобы построить десятки школ. Их выпускники, тысячи молодых людей с нормальным, сбалансированным, не имеющим ничего общего с экстремизмом образованием, сформируют «костяк» следующего, нового поколения афганцев. Может, это более надежный путь к безопасности в мире?»
Без сомнения, аудитории сложно было «переварить» такое заявление. Пригласившие меня офицеры были гостеприимны и вежливы, но могу себе представить, какое внутреннее отторжение могли вызвать у них мои слова. Поэтому меня очень удивило, когда в последующие месяцы меня приглашали снова, чтобы спросить совета и обсудить сложные вопросы. Во время этих встреч нас неоднократно благодарили за работу, которую мы ведем в регионе.
В апреле 2003 года после выхода статьи в журнале Parade к нам хлынули пожертвования. Полученные средства дали ИЦА возможность стабильно работать в Пакистане и одновременно начать более активное проникновение в Афганистан.
В течение следующих десяти месяцев после публикации нас завалили письмами – их с почтового отделения в Боузмене доставляли в холщовых мешках. Меня поразили проникновенные строки, написанные американскими солдатами и офицерами, служившими в горячих точках. Один из примеров – письмо Джейсона Б. Николсона из города Файетвиль в Северной Каролине.
«Я капитан вооруженных сил США, служил в Афганистане в составе 82-й десантной дивизии, – писал он. – Там мне выпала уникальная возможность поближе познакомиться с жизнью и бытом людей в сельских районах Центральной Азии. Кровавая и разрушительная война, продолжающаяся там по сей день, больнее всего ударяет по тем, кто меньше всего того заслуживает, – по мирным гражданам. Этим людям немного надо – они хотят спокойно работать, чтобы прокормить семью, и жить простой нормальной жизнью бок о бок со своими родными и соседями. Проекты ИЦА позволяют местным детям получить общее образование. Разве что-то может лучше обеспечить нам безопасное будущее, чем вложенные в развитие и обучение детей силы и средства? Построенные институтом школы служат достойной альтернативой экстремистским медресе, появившимся при талибах и проповедующим фундаменталистский подход к исламу. Институт Центральной Азии ведет именно ту благотворительную деятельность, в которой я сам хотел бы участвовать».
Это письмо открыло новую страницу в моих взаимоотношениях с военными. Сотрудничество с ними изменило наши подходы к работе, обозначило новые перспективы, преподало нам новые уроки. Именно их поддержка, в конце концов, позволила нам с Сарфразом завершить проект по строительству школы для киргизов в Вахане и выполнить данное мною обещание. То, как сложилось наше взаимодействие, я считаю большим везением и даже чудом – одним из самых больших чудес за все время работы в Афганистане.
* * *Письмо от капитана Николсона пришло как раз в тот момент, когда американские вооруженные силы снова столкнулись с эскалацией насилия в Ираке и Афганистане – поднималась новая волна сопротивления. Обе стороны действовали жестко, но в то же время все больше офицеров приходили к выводу, что им необходимо изменить стратегию. Преследование одной лишь цели – уничтожить противника – не имело смысла. Войска США не должны сеять смерть; они призваны обеспечивать безопасность, а также организовывать операции по восстановлению и развитию той страны, куда привел их воинский долг. В свое время администрацию Клинтона критиковали и даже высмеивали за идею «национального строительства», предполагавшую участие Соединенных Штатов в налаживании мирной жизни в Боснии, Косове, Сомали. Но теперь эта идея возродилась в рамках новой доктрины, сформулированной генералом Дэвидом Петреусом. Он пересмотрел «контрповстанческую (англ. counterinsurgency, официальный термин. – Ред.) стратегию» США и отредактировал основной документ, служащий для командования руководством к действию – Контрповстанческий полевой устав Корпуса морской пехоты армии США. Суть нового подхода американских военных к решению стратегических задач состояла в следующем: теперь достижение стабильности и безопасности в раздираемых военными конфликтами государствах приравнивалось по важности к победе над врагом.
Адмиралу Майку Муллену, председателю Объединенного комитета начальников штабов, удалось кратко и емко выразить эту позицию на заседании комитета по вооруженным силам палаты представителей конгресса США в сентябре 2008 года. Он заявил тогда: «Мы не можем идти к победе по трупам».
Такой подход к ведению войны требует более широких взглядов и разнообразных навыков, далеко выходящих за рамки того, что мы привыкли вменять в обязанности солдату. Военным теперь приходится много заниматься совершенно «гражданскими» или чисто хозяйственными делами – реконструировать водоочистные сооружения и электростанции, восстанавливать школы и решать другие важные бытовые и общественные проблемы. Теперь от всех, кто служит далеко от дома, и особенно от офицеров, требовалось понимание культурных особенностей страны, в которой они находятся. Для этого им пришлось осваивать азы антропологии, истории, социологии, политэкономии, а также учить языки. И все это ради того, чтобы добиться стабилизации обстановки в регионе, строя доверительные отношения с местным населением, старейшинами и вождями общин.