Захоронение не в склепе, но рядом, так сказать, под боком. Значит, либо незаконнорожденный, либо из младшей боковой ветви.
Плита тяжёлая, гладкая, приятная на ощупь. Не дешёвая. Не удержался, и провёл по ней рукой.
Тянет меня к этому месту, неспроста тянет. Так обычно бывает, когда там, под землёй, похоронен твой собрат по крови. Утверждать не берусь, тем более наличие тёмного среди дворян — позор, хоронить его с почётом не станут, но смутные подозрения терзают.
Бросил взгляд на имя покойника, осветив его магическим светлячком, — женщина. Обычная женщина, со всеми регалиями. Порядочная подданная Империи, только скажи мне, дорогая, почему мне так хочется порыться в твоей могиле, почему я тебя не воспринимаю, как прочих покойников? Чем-то ты отличаешься.
Постоял немного, пытаясь уловить отголоски чужих мыслей. Нет, не встаёт, мертва, как и положено. И на месте, в гробу. Значит, не вампирша, а то бы такой шабаш при луне устроила!
Может, просто примесь тёмной крови была. Такое возможно, особенно, если незаконнорожденная. Ведьмы часто от обычных людей рожают. Дар у них слабенький, а дочери и вовсе в отцов идут. Так что одно название, что полукровка, даже оскорбительно к нашему роду приписывать. Но почувствовать я могу.
Тёмная, придумал, право слово! Чтоб я всех тёмных в округе не знал! Вымирающий мы вид.
Отошёл, вновь прислушался к ощущениям. Ничего. Полукровка. Интересно, конечно, но обойдусь без её биографии.
Без проблем проник внутрь спящего господского дома и подсунул исписанный лист под дверь.
Всё, закончена моя работа, можно домой, только отосплюсь где-нибудь. Хорошо, что тепло, не окоченею.
Вампирчика, что ли, на страже поставить? Спокойнее будет. А, обойдусь, пусть резвятся, ко мне всё равно не полезут — проклятие Тьхери не шутки.
Помятый после не самой удачно проведённой ночи, я позавтракал тем, что припас в дорогу (вернее, припасли мне, потому как запихивала Одана) и отправился в обратный путь. Настроение было прекрасное — работу сделал, претензий нет, с некромантией развязался, но судьба всегда питала ко мне особую любовь. Наверное, тоже была из светлых.
В трактире, в котором я назавтра нагружал желудок обедом, главной темой для разговоров служили странности, творившиеся возле имения моего последнего клиента. Я не особо вслушивался, но, кажется, там пропал ребёнок. Пропал и пропал, дети часто пропадают, если за ними не следить. Но потом я насторожился, поняв, что история не столь безобидна, как казалась на первый взгляд.
Ребёнка нашли. На кладбище. Фамильном кладбище Айбвигилей. С признаками насильственной смерти.
Крестьяне, безусловно, преувеличивали, но картинка вырисовывалась, что надо. Либо дикий зверь, либо… Версия «либо» присутствующим нравилась больше, да и признаки указывали на то, что кто-то пытался провести тёмный ритуал.
А теперь с двух раз — кого во всём обвиняли? Правильно, некроманта. И белобрысый баронет наверняка уже во всех подробностях описывал мою личность. Больше ведь некому — тёмный, был на кладбище, знаю некромантию. Остаётся надежда, что побоится соучастия, не признается, а то без вариантов — ожидайте, сеньор Лэрзен Азарх, весёлой команды во главе с сотрудниками Имперского сыскного управления.
Округа полнилась слухами и гудела, как переполненный улей.
Я заметил, что знавшие меня или догадывавшиеся, кто я есть, начали подозрительно коситься в мою сторону.
А тут ещё новое преступление — гибель целой семьи. Хорошо, что хоть ближе к границе наместничества, а не у меня под боком. Только тень всё равно падает — для бешеной собаки сотня миль — не крюк, особенно с порталами.
Жертв обескровили и вырезали сердца. Причём, после смерти. На это были способны только мои собратья по дару, только ума ни приложу, на кого так солнце подействовало, у кого так нервы сдали, чтобы сорваться и в открытую… Я понимаю, месть, сам мстил, сам, бывало, ножом грудную клетку вскрывал, но никогда у случайных прохожих, людей, которые просто подвернулись под руку. И не у детей, я никогда ни за что не трону ребёнка, пусть он будет хоть единственным наследником и средоточием силы Белого магистра. Это против правил, подло, низко и недостойно.
Ехал и пытался понять: кто? Кого так довели, что он решил прибегнуть к подобным ритуалам? Надеюсь, всё-таки они посвящались Тьхери, а не Каашеру.
Власти, только и ждавшие удобного момента, объявили облаву. На всех тёмных. Так что домой приходилось пробираться тайными тропами, постоянно выискивая мысленным взором солдат, питаться подножным кормом и напоминать себе, что сам являешься первым кандидатом для переезда в тюремные застенки.
Ладно, я, как-нибудь выпутаюсь, но ведь они нагрянут домой, заберут детей, Одану. Или поступят ещё проще и логичнее: выманят меня собственными домашними. И ведь выползу, не смогу бросить. Тут уж не собственная шкура дороже.
Всегда начеку, собранный, как дикий зверь, я периодически наведывался в зверином обличии послушать последние новости. Вроде бы, преступления прекратились, а те, что были, не совпадали с моим местоположением, но расслабляться было рано.
Кажется, уже кого-то схватили. Сочувствую — вину на них повесят. Но, простите, ребята, я этому рад — не хочется быть главным обвиняемым.
Но проблемы меня нашли. Куда ж без этого. Я ожидал, так что был готов.
Я уловил их присутствие, хотя они и старались подобраться незаметно. Выследили и решили пополнить мной свою коллекцию.
Что ж, меня вынудили, я лапки складывать не стану.
Неужели без светлого мага? Ребята, вы слишком самонадеянны! Я же всех ваших солдат уложу, дайте только пару минут. Норданы — удобная и эффективная вещь, коллективного использования, так сказать.
Один из таких голубоватых шариков, таивших в себе концентрат смерти, возник в моих руках при виде двоих с нагрудными знаками с двумя драконами. Сыскари, а официально — сотрудники Имперского сыскного управления. Серьёзные, собранные. Приятно, что уважают, неприятны арбалетные болты, щерящиеся из-за их спин. Сами оружия не обнажили, но пальцы лежат в правильной позиции, чтобы за один миг… Амулеты. Не дешёвые игрушки, которые впаривают торговцы и продают прихожанам жрецы, а настоящие, оберегающие от магии. Моей магии — в них сила Светоносного. Подготовились.
Эх, не нужно было шутить насчёт канавы! Боюсь, что меня даже туда не выбросят.
Бедная Одана, да и дети… Надеюсь, их не тронут, но не особо верю. Хоть бы у Стьефа хватило ума их увести, спрятать. Но ничего, у Оданы в случае опасности мозги работают правильно, она не будет ждать, сбежит. Тогда, с Наместником, по первым намёкам ведь поняла, не дала себя сцапать. А материнский инстинкт ещё сильнее инстинкта самосохранения — так что, если их сразу не схватили, в моём доме сыскари уже ничего не найдут.
Паршиво, конечно, что я далеко, что не смогу им помочь. Хотя, хребет дракона, я умирать не собираюсь, так что ещё увидимся, жёнушка.
— Сеньор Азарх?
Ба, да тут всё официально! Не просто «вонючее тьхерино отродье», а вежливо, по фамилии. А что, новый закон вышел?
Один из сыскарей вышел вперёд и сделал едва заметный знак рукой.
Кольцо вокруг меня сомкнулось. Спине стало сразу неуютно. Значит, что-то там есть.
Орочья печёнка, тшерка в зад этим тварям!
Но шутки шутками, а тёмный неудомок, то есть я, крупно попал. По уши в дерьме. Вот и не верь после этого, что дети повторяют судьбу родителей. Но, хадершет, я не кончу, как отец!
Светлого они притащили, и он злорадно ухмылялся, глядя на моё красноречиво отражавшее эмоции лицо.
— Я вас внимательно слушаю.
Нордан переливается в моих руках, наводя трепет на солдат. Нервишки-то у них не железные. Для усиления эффекта подбрасываю шарик и заставляю его повиснуть в воздухе, покачнуться и, сорвавшись с места, очертить невидимую глазу дугу в нескольких футах от сыскарей.
Я не нападаю, я предупреждаю. Один раз.
— Сеньор Азарх, мы хотим просто поговорить. Надеюсь, вы в состоянии?
— Зависит от вас, многоуважаемый судья. Отзовите ваших цепных псов и не прячьтесь за чужими спинами — я вас не трону. Не имею привычки убивать людей просто так.
— Это радует.
Судья Кадех вышел из-за спин сыскарей и попросил оставить нас наедине. Рискует, но тем самым показывает уважение. И, сам того не желая, сообщает, что моя душонка действительно нужна ему для разговоров, а не лечения скуки палача.
С Кадехом мы знакомы, хотя и не тесно. Он один из тех служителей правосудия, кто иногда пользуется услугами тёмных. Крайне редко и неохотно, но хотя бы допускает подобное сотрудничество. Был бы таким же идиотом, как предшественник нашего лендлорда, — не стоял бы сейчас здесь. Он ведь из Дажера, поневоле бы жизнь лбами столкнула.
— Начну без предисловий — вы должны проехать с нами.
— Зачем? Допрашивать собрались, сеньор Кадех? Вам ли не знать, что добровольно я с вами не поеду. Я предполагаю, чем вызван столь пристальный интерес к моей особе, — цвет дара подходящий. Так вот, клянусь Тьхери, что я не причастен к тем событиям. Мы напрасно потратим время и чужие жизни. Полагаю, не стоит объяснять, что у меня в руках?
Судья кивнул и подозвал светлого мага.
Мы смотрели друг на друга, как самые верные заклятые враги.
Тот тоже подготовился, сплёл одно из атакующих заклинаний. Что ж, вас и учили нападать, а нас — обороняться.
Вздохнув, я обернулся к судье:
— Хватаете всех подряд? Помогаете Императору под благовидным предлогом перерезать нам глотки? А, может, вся эта история — банальная уловка, провокация, чтобы нашёлся повод очистить наместничество от тёмных?
— Давно пора, — подал голос светлый маг.
Он хотел что-то добавить, несомненно, унизительное, но мой взгляд отшиб желание.
Гонор-то поумерь, ты не сильнее меня, а смерть — моя работа. Не упущу, не упущу я возможность убить зарвавшегося светлого.
— Согласитесь, сеньор Азарх, у нас есть все основания подозревать вас.
— Видимо, недостаточно веские, иначе бы здесь давно была бойня.
— Сеньор Азарх, у вас семья, и…
Тут я не выдержал и, одарив судью взглядом, в котором плескалась вся необъятная дикая тьма. Тем самым, который заставлял людей испуганно шарахаться с нашего пути. И нарочито спокойно, медленно, выделяя голосом каждое слово, произнёс:
— Обещаю при свидетелях, всем присутствующим: тронете мою семью — убью. И вас, и домашних. Кровью захлебнётесь.
— Светлый, — я обернулся к магу, — что такое тёмное проклятие знаешь? Не хочешь заработать — держись от меня подальше и заклинание развей.
Оправившийся после приступа судья попытался сгладить нараставшее напряжение. Сообразил, чем может всё закончится. Отостал светлого и предложил мне прогуляться. Я хмыкнул, пожал плечами и, погасив нордан, последовал за ним.
Кадех был настроен поговорить, его мысли красноречиво свидетельствовали о том, что он не склонен к жёстким мерам. Сомневается, но боится. Меня боится, моего обещания — знает, что сдержу, дело чести.
Говорил он много, вернее, спрашивал, я же предпочитал хранить молчание — не люблю допросов, подо что бы они ни маскировались. Наконец судья потребовал клятвы именем Тьхери. Кровной.
Не люблю клятвы, но такую дать могу. Потому как о прошлом, не будущем, и я не причастен к тем событиям.
Под испытующим взглядом Кадеха, которого передёрнуло при виде моего любимого искривлённого кинжала (внимательно осмотрел его, кстати, видимо, следы жертвоприношения искал), надрезал запястье и, поднеся измазанные в собственной крови пальцы к губам, произношу слова клятвы. Так, чтобы не было никаких двусмысленностей.
— Довольны, или камеры некем забить?
Пристально посмотрел на судью и перевязал запястье. Платок тут же пропитался кровью — ну да, для таких целей вены вскрывают.
— Пределы наместничества не покидать. И в Дажер ко мне вам лучше съездить. Добровольно.
— Навещу, но говорить будем на нейтральной территории.
— Опасаетесь? — усмехнулся Кадех.
— Проявляю благоразумие. Всем же будет лучше. Что-то ещё, или я могу вас покинуть?
Странно, но судья меня отпустил. Значит, улик нет, а белобрысик не проболтался. Потому что в противном случае… И кого-то за это преступление уже казнили. Мир их душам!
Но расслабляться не стоит — моя хорошая репутация в глазах Кадеха растает как дым, если служащие Имперского сыскного управления сочтут, что погибшие собратья по дару не обладают достаточными знаниями и навыками. А я обладаю. И об этом судья догадывается. Нет, я никогда не афиширую свои некромантские способности, особенно с властями — смертный приговор, просто тёмные априори некроманты, так уж людское сознание устроено.
Меня, к сожалению, в тех краях видели, хорошо, что не на кладбище, так что впору затаиться и найти того «шутника». И я, кажется, догадываюсь, кто это может быть. Как-то само собой напрашивается.
Та полукровка. Некромантский обряд мог её потревожить, пробудить, если только… Если только её там и не было.
Нельзя, нельзя пренебрегать своими ощущениями. Раз толкнуло к её могиле, значит, следовало задержаться, проверить. Ну не верю я, что это кто-то из наших, я же всех их знаю. И маг один, я то есть, остальные — ведьмы. И следаки очень быстро поймут, что они на такое не способны.
Определённо, это чужак. И я его прижучу.
Проверю белобрысика и всю его семейку — раз началось на их кладбище, значит, у них рыльце и в пушку. И меня подставили по полной. Тьхери клянусь, обоими её рогами, это им выйдет боком — такого я не прощаю.
Но в первую очередь нужно семью куда-то утащить. Они у меня беззащитные до безобразия. А так соблазна для властей не станет: не на что ловить — развязаны руки.
Добравшись до дома, я окончательно уверился, что шалит кто-то из Айбвигилей.
Не люблю, когда меня используют, не терплю, когда дурят.
А с Кадехом я бы поговорил, разузнал подробности, только вот в Дажере меня с распростёртыми объятиями ждут солдаты. Судья, хоть и обещал, но бумажку одну составил и торжественно объявил. По ней, если вылезу из норы, — можно смело брать за жабры.
По словам дочери Марты, в городе сложилась нездоровая атмосфера. Свезли всех тёмных, описывали, допрашивали и не отпускали. Не хватало только меня для коллекции. Так что, увы, не заеду к вам, сеньор Кадех, вечерком подкараулю без свидетелей.
И в деревне на меня косились. Вот тебе и дружеское сосуществование — как запахнет жаренным, так сразу за колья возьмутся. Следят, провожают подозрительными взглядами, шушукаются. Стоит оглянуться — делают вид, что заняты своими делами. А в головах бродят мысли о том, что тёмные всегда остаются тёмными, то есть спящими демонами.
Но эти не нападут — побояться. Мой авторитет здесь непререкаем. Да и привыкли к моему соседству, хотя, кто их знает? Так что можно только на страх рассчитывать. Появится карательный отряд — помогут. Ему, не мне.
Встревоженная Одана встретила меня на пороге, молча протянула какую-то бумагу. С имперской печатью. Официальное предписание по приезду явиться в Имперское сыскное управление Дажера в трёхдневный срок. В случае невыполнения — насильственное водворение в тюремные застенки с нанесением увечий. Кадех открыто предупреждал, что будут применены любые меры воздействия, вплоть до физического уничтожения. То есть пришлёт увешанных оружием головорезов и светлых, дабы получить мой обескровленный труп.
— Лэрзен, что происходит? — она требовала ответа. И подозревала, что я, как минимум, пошёл по стопам покойного Дер'Коне. Но хоть не собиралась обвинять или подавать на развод.
Я промолчал, демонстративно разорвал гербовую бумагу и сжег остатки. Потом повернулся к жене, спросил, как дети, спокойно прошёл в дом, умылся, переоделся и поинтересовался, где моя заслуженная еда.
— Лэрзен, не уходи от ответа. Здесь были люди из сыскного управления, я их не пустила. Но они везде совали свой нос! И дали эту бумагу. Я её читала. Так что честно скажи, что ты натворил. Я, — вздох, — я не уйду. Я давала клятву.
— Освобождаю. Лучше накорми.
— Лэрзен, ты не получишь ни куска, пока мне всё не расскажешь!
У Оданы сдали нервы, и она перешла на крик.
Её страх и беспокойство я ощущал почти физически, настолько сильно они резонировали в воздухе.
Пытался игнорировать её, но не вышло. Моя тихая Одана встала в позу, загородив дверь в столовую, и велела Марте обождать с обедом.
— Так, это ещё что такое? Твой муж, голодный, уставший, вернулся домой…
— Мой муж никогда не был трусом и лжецом.
— Серьёзные обвинения. Докажи.
Стушевалась, опустила глаза. Вот так, не пытайся на меня давить. Если сочту нужным, я всё расскажу. Но после еды.
— Ты кого-то убил?
В голосе — обречённость.
А подумала совсем другое. Одно страшнее другого. Но по моей специальности.
— На оба предположения — нет. Что, опять клясться заставишь, на слово не веришь? Ты мне никогда не верила.
— Верю, просто хочу знать. Я имею право знать. И хочу помочь.
— На стол накрой. После поговорим.
Слово я сдержал, рассказал в общих чертах о неприятностях, не углубляясь в детали. Зачем — только панику разведёт. А совсем ничего не сказать нельзя — такого насочиняет! И уезжать откажется. А придётся — не оставлю я их здесь.
Но у Оданы было на этот счёт другое мнение. Она наотрез отказалась уезжать. Категорически. Заявила, что останется рядом со мной и поможет.
Смешно, право слово, чем она поможет? Своими страхами, визгами и истерией?
Попытался втолковать ей это, объяснить, что она делает только хуже, — и заработал такое… Еле сдерживался, чтобы не сорваться, не обругать по матери и её занятиям. Да хотя бы не зажать уши руками. Попытался покинуть поле боя, но получил новый виток упрёков. Под их градом пришлось сдаться. Нет, не из-за аргументов, а из-за шумового сопровождения разговора.