Гаруда вздохнул.
— Кэтрин, я не чудовище.
— В моем мире…
— Ты же не в каком-то другом мире, — резонно заметил Гаруда. — Ты в этом мире, и твое тело своим поведением все больше и больше походит на наши. А подтверждает это и наша связь с тобой, и то, как хорошо мы понимаем друг друга. Ты — одна из двух человек этого мира, способных на такое.
— Двоих? — вмешался Джек. — И кто же второй?
Гаруда твердо посмотрел Джеку в глаза.
— Аджани.
— Аджани? — повторила Кэтрин, сверкнув глазами, и, вскинув руку, наставила палец на Гаруду. — Он так же реагирует на веррот, а ты до сих пор и не думал сообщить мне об этом?! Или, по крайней мере, Джеку.
Она попыталась дотянуться до Гаруды и ткнуть его пальцем в грудь, но он перехватил ее руку.
— Сходство с моими соплеменниками делает тебя родственницей моего клана, но, Кэтрин, это не значит, что я стану терпеть оскорбления. — Удерживая ее руку без всякого видимого труда, хотя она и пыталась вырваться, Гаруда добавил: — Существует протокол, который нельзя нарушать. Я не мог сказать вам этого, пока не пришло должное время.
Он снова взглянул на Джека.
— Вы оба весьма темпераментны, и, зная вас, я не мог поручиться за последствия.
— Это из-за него ты запретил своему клану и союзникам создавать веррот, да? — догадался Джек и, когда Гаруда кивнул, продолжил: — Ни одно живое существо в Пустоземье не дает такой реакции на веррот, как Кэтрин и Аджани. А прежде бывало что-нибудь подобное?
— Нет. — Гаруда глядел на Джека, хотя было ясно, что по своей воле выкладывать все, что знал, он не намерен. Даже сейчас кровосос неукоснительно следовал законам своего племени. Однако это не значило, что, глядя на Джека, он не желал вложить в его сознание какие-то догадки. И, пожалуй, вложил бы, если б мог.
Впрочем, в этом не было необходимости. Джек знал ответ.
— Ты считаешь, что Аджани не из этого мира.
— Я в этом убежден, — спокойно ответил Гаруда. — И уже давно так считаю, но, покуда Кэтрин не поделилась с тобой своей тайной, у меня не было подобающего способа навести тебя на эту мысль. Таковы правила. Может быть, он этого не понимает, но ты-то, Джексон, не таков.
Кэтрин переводила взгляд с одного собеседника на другого.
— Может быть, у меня и есть какие-то ваши особенности, но эту я лучше погожу развивать. Говори прямо. Черт возьми, неужели это так трудно?
Гаруда ощутимо напрягся.
— Я и так говорю настолько прямо, что еще немного и нарушу этикет.
— Кэтр…
— Ты прав, — перебила она Джека. — Прошу прощения.
В этот момент к ним подошел кровосос, недавно дравшийся с Кэтрин, и протянул ей бутылку веррота.
— Мы принесли это для тебя. Для члена твоего клана.
Гаруда широко улыбнулся; его неприятно красные губы изогнулись в, пожалуй, самой довольной ухмылке, какую Джеку доводилось видеть у кровососов. Гаруда взглянул на кровососа, потом на Кэтрин с чуть ли не отеческой гордостью.
— Лекарство и веррот исцелят вашего Фрэнсиса. Были сомнения в том, заслуживаете ли вы этого, но вы их опровергли. — Он снова посмотрел на второго кровососа. — А ты, Стирр, заслужил право на владение участком пустыни.
Существо, которое, оказывается, звали Стирром, поклонилось.
— Я отвечаю за нее и мою территорию своей жизнью. — Он выпрямился и посмотрел на Кэтрин. — Надеюсь, ты не погибнешь в ближайшем бою.
Джек ожидал от сестры какого-нибудь едкого ответа, но она тоже поклонилась и негромко произнесла:
— Я тоже.
ГЛАВА 30
Китти посмотрела на заслужившего повышение в ранге кровососа, а затем на Гаруду. Ей было трудно четко сказать себе, как относиться к мысли о том, что ее нежелание признаться в странной реакции на веррот могло привести к таким последствиям. Потом она подумала, чего еще она не знает из-за непонимания правил и традиций различных культур обитателей Пустоземья. Горняки казались ей понятными, потому что имели некоторое сходство с людьми, которых она знала, когда жила в Калифорнии, а вот для того, чтобы понять кровососов, она никогда не прилагала усилий. Хотя, если честно говорить, она никогда не была полностью уверена даже в том, что ей понятны люди-пустоземцы.
— Ты веришь, что это Аджани восстановил против нас монахов? — спросила она.
Вместо ответа Гаруда посмотрел ей в глаза и сам спросил — одновременно и мысленно, и вслух:
— Кэтрин, ты принадлежишь к моему клану?
Ей показалось, что слова разносятся эхом, распространяют тончайшие щупальца, чтобы дотянуться до кровососов по всему Пустоземью, соединиться с ними на мгновение, которое может тут же закончиться, а может и растянуться на вечность.
— Да.
Связующие нити улеглись на места, и она поняла, что Гаруда позволил ей объединить восприятие с несколькими сотнями кровососов. Пока в ее крови будет присутствовать веррот, она сможет мысленно связаться с каждым из них. И в озарении, которым он одарил ее, стало ясно, что этот уровень доступа посилен только старейшим представителям этого вида.
— Не могу сказать наверняка, — сказал Гаруда в ответ на ее вопрос о монахах, но потом добавил уже мысленно: — Я мог бы поговорить с правителем Соанесом. Прислушайся к клану, посмотри, что они видели.
Так она и поступила. Никто не дал ей ничего такого, что подтвердило бы ее подозрения о том, что Аджани имел дело с братией; перед нею мелькали обрывки образов, заполнявшие ее сознание быстрее, чем она могла их осмысливать. Когда эти образы стали складываться в какое-то подобие связной последовательной картины, она, как бы со стороны, осознала, что опустилась на колени.
Аджани встретился с правителем. Они разговаривали прямо посреди улицы, а потом Аджани взглянул прямо на наблюдавшего за ними кровососа. В этом видении она и была этим кровососом, и не была им. Взгляд Аджани остановился на ней. На нас, на клане.
— Кэтрин? — Джек встряхнул ее за плечо.
Монахи посещали правителя; четыре фигуры в серых рясах гуськом вошли в его особняк.
— Что ты делаешь? — Джек обхватил ее рукой, но ей казалось, будто она может одновременно и чувствовать, и не чувствовать его прикосновение. Он не говорил с нею — хотя и говорил: она была объединена со всем кланом. Она слышала его не сама по себе, но через Гаруду.
— Поэтому его рука кажется такой странной, — сказала она Гаруде.
— Сосредоточься на знании, — ответил тот.
Китти отрешилась от того, что видела своими глазами, и вернулась к памяти клана.
«Держись подальше от мисс Рид», — рыкнул Аджани; в этот момент он казался истинным чудовищем, не то что обычно. Перед ним стоял на коленях человек, которого держали двое охранников. Она не видела его лица, но смутно подозревала, что знает его.
Аджани повернулся к третьему охраннику.
«Заставьте его помучиться, но я хочу, чтобы он выздоровел, прежде чем мы отправимся в Виселицы».
Она повторяла себе, что это лишь воспоминания, что это происходит не сейчас, но, когда она увидела, как охранники принялись лупить его, ей захотелось закрыть глаза. Она слышала шипение горящей человеческой плоти, крики, звуки ударов, и видела, как он лишился сознания от боли. Когда его выпустили, он повалился навзничь, и она увидела лицо. Оно опухло от побоев, было покрыто синяками и перепачкано кровью, но не узнать его она не смогла.
— Дэниел, — прошептала она вслух.
— Он ослушался своего хозяина, — сказал ей Гаруда.
Китти заставила себя пробежаться по другим нитям в поисках связей между Аджани и монахами, но так ничего и не нашла. Она еще раз, при других обстоятельствах, увидела монахов с правителем, но так и не увидела их с Аджани. Тот появлялся еще несколько раз, но мельком и редко. В конце концов ее связь с кланом Гаруды начала слабеть, а ей стало ясно, что Аджани знал о том, что кровососы следят за ним, и потому показывал им лишь то, что, по его мнению, следовало знать Гаруде.
— Не понимаю, почему он… почему я?
— Потому что Аджани знает, что ты, Кэтрин, такая же, как и он.
— Почему?
— Не знаю, — вслух ответил Гаруда. Теперь прервалась ее связь не только с кланом, но и с ним, а она почувствовала приступ боли — чужой боли.
Китти вдруг осознала, что только что произошло нечто беспрецедентное — такое, что довело до изнеможения самого Гаруду. И что он держится на ногах лишь благодаря силе воли.
Стоя на коленях, она смотрела на него снизу вверх и никак не могла заговорить вслух. Переход к обычной речи вдруг показался ей неприятным и утомительным.
— Я видела, — сказала она, — у меня есть пара вопросов к правителю.
Джек перевел взгляд с нее на Гаруду.
— Тебя не затруднит объяснить, что происходит?
— Кэтрин сама решит, что сообщить тебе. Существует непререкаемый закон, позволяющий мне говорить со своими сородичами, но не с тобой. — Гаруда взглянул на запястье стоявшего радом с ним кровососа, и тот без колебания поднес руку к губам своего господина.
Гаруда пил и поглядывал на Китти, а она впервые увидела в том, как кровосос помогал Гаруде восполнить растраченную энергию, что-то красивое. Его действия казались естественными — и трогательными. Как всегда после применения магии, она чувствовала сильную усталость, но сейчас к ней прибавилось нечто вроде легкого отравления. Восстановив в памяти последний миг своей связи с кланом, она поняла, что Гаруда, прежде чем прервать связь, направил в ее сторону поток энергии. Она улыбнулась старому кровососу; ей становилось все яснее, что все минувшие годы она была несправедлива к нему. Он отдал ей столько сил, что она сможет сама вернуться в Виселицы.
Джек, естественно, не знал о поступке Гаруды и протянул сестре руку, чтобы помочь подняться. Она встала и, опираясь на Джека, сказала:
— Монахи сотрудничают с правителем, и Аджани тоже посещает правителя. — Она сделала паузу, подбирая слова, которые лучше передали бы то, что она еще не сказала. — Он… Аджани знает, что кровососы следят за ним, и все же не препятствует им.
Необходимо было рассказать Джеку и о том, как издевались над Дэниелом, но она не хотела слишком удручать его подробностями сверх необходимого и потому ограничилась двумя короткими фразами:
— Аджани пытал Дэнни. Из-за меня.
— Что-что? — удивился Джек.
— Пытал его. Жег огнем, избивал… — Она попыталась выкинуть из головы то, что недавно увидела. — Джек, не зря Дэнни меня предупреждал. Мы не умираем насовсем, но если Аджани доберется до меня, я придумаю, как это сделать. Я просто… просто не перенесу того, что он делал с Дэнни. И все из-за меня.
Гаруда отлепил губы от запястья второго кровососа.
— Нет. Не из-за тебя. — Он вытер рот платком. — Аджани сделал это для того, чтобы припугнуть свою челядь. Твой Дэниел узнал, чего стоит разговор с тобой.
Китти взглянула на Гаруду и пробормотала:
— Спасибо тебе… за все.
Тот коротко поклонился.
— Я убью его, — прорычал Джек.
— Аджани или правителя?
— Их обоих, их всех… даже не знаю, как сказать. — Джек недовольно фыркнул. — Если монахи работают на правителя и Соанес встречается с Аджани… Да, я терпеть не могу Дэниела, но не стану стоять в стороне, зная, что его пытают. Как-никак, Дэниел был одним из нас. Пусть сейчас он не с нами, но мучить нельзя никого — тем более за то, что он ищет встречи с тобой.
— О, я была бы рада убить Аджани, — ответила Китти. — И если бы знала, как это сделать, то убила бы его давным-давно. А вот правителю Соанесу мы должны все же дать возможность объясниться, прежде чем будем делать выводы.
Растерянное выражение лица Джека чуть не рассмешило ее.
— Ты призываешь к осторожности? — Он взглянул на Гаруду. — Это твои штучки?
— Возможно, Кэтрин ощущает следы того спокойствия, которое я послал ей, когда разорвал контакт, — ответил Гаруда, как показалось Китти, обиженным тоном.
— Я способна читать эмоции кровососов, — мягко сказала она. Осознание своей неправоты изрядно потрясло ее. — Я прежде и не думала, что у вас вообще есть эмоции.
Гаруда рассмеялся; этот звук наяву прозвучал ничуть не менее странно, чем в ее голове.
— Думаешь, почему мы держим наших новорожденных в такой строгости? Для того чтобы научиться владеть столь сильными эмоциями, нужно немало времени.
— Мы с тобой… нам нужно хорошо поговорить. Думаю, что я кое-что узнаю. Много чего. — Китти качнула головой в сторону кровососа. — Готова поручиться.
— Если бы я не добивался этого столько лет, то, наверно, испугался бы, — весело ответил Гаруда.
Он шутит?
— Прошу прощения, — твердо сказала Китти, глядя ему в глаза. — Я столько лет обращалась с тобой как последняя дрянь.
— Страх то и дело заставляет нас делать глупости. — Гаруда выразительно улыбнулся.
Китти снова покачала головой и обратилась к Джеку:
— А теперь, когда этот костлявый тип ответил мне на несколько вопросов и снабдил нас лекарством для Фрэнсиса, нужно заняться делами. — Глядя на удивленное лицо брата, Китти добавила: — Если это спокойствие не выветрится до встречи с правителем, то хамить для разнообразия придется тебе.
Гаруда поклонился Джеку и снова повернулся к Китти.
— На тот случай, если ты захочешь выяснить, почему же Аджани так сходит с ума по тебе, у меня найдется подарок. Уверен, что мы в конце концов сумеем найти яд, который поможет нам избавиться от обеих наших главных трудностей. Мы будем просто разговаривать через Стирра. — Он указал на кровососа, который только что помогал ему восстановить жизненные силы.
Китти тоже взглянула на Стирра, и кровосос вежливо склонил голову.
Гаруда между тем продолжал:
— Теперь, Кэтрин, он отвечает за эту область и будет следовать твоим указаниям. Если тебе понадоблюсь я или клан, скажи ему, и мы придем на помощь. Как только яд будет готов, он сообщит мне, где ты находишься, и я принесу его тебе. — Гаруда поднял руку, в которой оказался флакон. — Это вторая часть того, что будет нужно для раненого члена вашего клана. Стирр знает, как составить лекарство.
— Благодарю тебя, — искренне сказала Китти. — Я очень сожалею, что так долго ничего не понимала.
— Я знаю, — ответил Гаруда и посмотрел по очереди на Стирра и Джека. — Смотрите, чтобы с нею ничего не случилось. — С этими словами он стремительно удалился, оставив посреди пустыни брата и сестру Риды и получившего повышение кровососа, которому было поручено надзирать за этими местами.
И впервые с того дня, когда она очнулась в Пустоземье, Китти почувствовала, что действительно может сродниться с этим невероятным миром. Она ощущала эхо от взаимосвязи с сотнями кровососов, гнев из-за поступков Аджани и была глубоко уверена, что он-то никогда не заслужит возможности вступить в контакт с кланом кровососов.
ГЛАВА 31
Когда Китти, Джек и следом за ними Стирр вошли в комнату Фрэнсиса, Эдгар почти не заметил ни кровососа, ни Джека. Китти знала, что это никоим образом не означало неуважения к Стирру, но, под впечатлением обретенной связи с кровососами, она очень хотела наладить общение между старыми и новыми друзьями. Возможно, со временем это удастся. Но сейчас ей следовало думать лишь о том, как помочь Фрэнсису.
— А вот и мы, — бодро сказала она. — С лекарством и Стирром, одним из соплеменников Гаруды.
Фрэнсис кивнул, но не заговорил и не попытался сесть. Его глаза закрывала пропитанная кровью повязка; Китти чуть не охнула вслух, глядя на друга. За время, прошедшее с того момента, когда его ранили, он должен был полностью выздороветь, тем более что в крови у него имелся веррот. Но его раны продолжали кровоточить, как будто их только что нанесли. От непрерывного кровотечения Фрэнсис побледнел и сделался вялым.
— Сейчас я приготовлю лекарство. — Стирр подошел к столу, налил в кружку немного веррота и накапал туда же немного лекарства из флакона. — Сначала нужно выпить. Станет легче.
Китти налила веррота в другую кружку и поставила рядом с кроватью, на которой лежал Фрэнсис.
— Сейчас я помогу тебе сесть, чтобы ты мог выпить.
За ее спиной звучали негромкие голоса Джека и Эдгара. Джек сообщал Эдгару о том, что произошло в пустыне.
— Сейчас я приведу в порядок Мелоди и Гектора. Через час мы выходим.
Как только он вышел за дверь, в комнате воцарилось напряженное молчание. Стирр и Эдгар смотрели на Фрэнсиса. Тот трясущимися руками ставил на место опустевшую кружку.
— Кто тут остался? — спросил он.
— Эдгар, я и Стирр…
Стирр взял кружку с лекарством, но не отдал ее Китти.
— Позвольте мне.
Китти подвинулась.
— Ляг поудобнее, — обратилась она к Фрэнсису. — Он займется твоими глазами, а я подержу голову.
— Помощь требуется? — спросил Эдгар.
Она покачала головой и крепко обхватила ладонями лицо Фрэнсиса. По одной его щеке все так же текли кровь и слезы, намочившие руку Китти, как только она прикоснулась к коже больного. Она почувствовала, что и к ее глазам подступили слезы.
— Действуйте, — сказала она Стирру.
— Будет больно, — предупредил кровосос.
— Мне и без того больно, — ответил Фрэнсис, но крепко стиснул зубы, прежде чем открыть глаза. Как и все его товарищи, он за годы, проведенные в Пустоземье, не единожды испытывал сильную боль. Смерть далеко не всегда оказывалась безболезненной — как, впрочем, и воскресение после нее.