Две женщины медленно побрели к палатке Кэтрин. Как только они вошли туда и Кэтрин задвинула клапан, Джек повернулся к Эдгару.
— Это новая Прибывшая.
— Это я уже понял, но обычно ты доставляешь их по-другому, — ответил Эдгар, протягивая ему вторую аккуратно свернутую сигариллу.
Джек покачал головой.
— Не могу. Нужно продолжать обход, а после вон этого курева я ничего не смогу учуять.
Эдгар молча убрал сигариллу.
— Останешься на воротах? — полуутвердительно спросил Джек.
Эдгар затянулся, выдохнул облачко дыма и лишь потом ответил:
— Джек, я не манкирую своими обязанностями. Поговорю с нею после дежурства. — Голос Эдгара звучал спокойно, однако можно было не сомневаться, что он все еще волнуется из-за того, что Кэтрин решительно настояла на том, чтобы отправиться с Джеком. Обычно вместе с Кэтрин в патруль отправлялся Эдгар, а когда она находилась в лагере, он стоял на посту в ночную смену. Но в последние дни Кэтрин взбунтовалась. Она всегда тяжело переживала смерть кого-нибудь из Прибывших, тем более сейчас, когда речь шла о Мэри, которую она называла своей подругой.
Джек кивнул. С учетом всех обстоятельств, это было лучшее, на что он мог рассчитывать.
— Какая она? — спросил Эдгар.
— Новая Прибывшая? Трудно сказать. — Джек заставил себя оторвать взгляд от палатки. — Все время называет нас галлюцинациями.
Эдгар фыркнул.
— Прямо как Фрэнсис. А она не говорила, что ее «настоящее имя» Росинка или Звезда?
Джек ухмыльнулся.
— Нет. Насколько я понимаю, она не из одного с ним времени. Она кажется… новее, чем все остальные.
Прибывшие являлись не из последовательно шедших лет, но из одного широкого периода. Джек и Кэтрин жили в конце 1800-х годов, Мэри — почти веком позже. Из времени, предшествовавшего появлению Джека, не было никого; все остальные жили в двадцатом веке. И жили все в разных местах. Эдгар — в Чикаго. Мелоди все время называла разные места. Фрэнсис утверждал, что его занесло в Пустоземье откуда-то из-под Сиэтла. Джек много лет пытался разгадать закономерность времени и места жительства Прибывших, но так и не смог.
Джек и Кэтрин были первыми; Джек потом не одну и не две ночи ломал голову: не могло ли их забросить сюда из-за чего-нибудь такого, что он когда-то сделал? О том, что именно могло явиться причиной, он не имел понятия, но за прошедшие с тех пор двадцать шесть лет вновь и вновь возвращался к этим размышлениям. А также к возможной взаимосвязи времени и места, но каждый раз без толку. Ему удалось установить наверняка только одно — тем, кто попадает в этот мир, нужна помощь, чтобы сориентироваться здесь, и эту задачу он взял на себя. Переход в этот мир давался тяжело. Будь в его силах сделать так, чтобы никто не подвергался этой участи, он сделал бы это.
Некоторое время тишину нарушало лишь потрескивание тлеющего табака в сигарилле Эдгара. Ни один, ни другой не упоминали о том, что ожидали появления Хлои — или кого-нибудь наподобие ее. Не хотели они говорить и о своих опасениях насчет того, что она может слишком уж быстро привлечь к себе внимание Аджани.
Джек в подобных случаях ожидал того странного зуда под кожей, который всегда извещал о появлении нового Пришедшего; не единожды он задавался вопросом, не мог ли Аджани ощущать нечто подобное, но так и не заметил никаких признаков того, что Аджани не просто пустоземец, с успехом использующий Прибывших у себя на службе. Впрочем, Джека при этом еще и тянуло к определенным местам, как правило, неподалеку оттуда, где умер предыдущий член их группы. Но даже и без этих ощущений Джек не мог не знать, что следует искать прибывшего. Со дня смерти Мэри прошло лишь чуть более недели, но ведь замена всегда появлялась в пределах месяца. Так всегда случалось — когда один умирал, в Пустоземье появлялся кто-то другой. Странным было лишь то, что Хлоя появилась гораздо раньше, чем это бывало обычно.
Эдгар прервал размышления Джека вопросом:
— Тебе нужно от меня что-нибудь? — Интонация объяснила то, что не было сказано словами: он сам никаких дел для себя не видел, но если бы Джек что-то предложил, выполнил бы требуемое. Это являлось одним из крупных достоинств Эдгара и помогало иметь с ним дело: если его что-то беспокоило, не нужно было строить догадки, что именно.
Джек задумался. Нередко случалось, что он лучше остальных понимал, как вести себя с новичками. Когда в Пустоземье оказался Эдгар, Джек с первого взгляда сообразил, что этого человека нельзя подпускать к оружию, покуда он не поймет, что Прибывшие не опасны для него. Некоторым другим — никого из них уже не было в живых — не следовало давать оружия по другой причине: чтобы они ничего не сделали с собой. Хлоя не относилась ни к одной из этих категорий.
— Пока не надо, — сказал Джек. — А вот завтра, пожалуй, возьми Кэтрин с собой, чтобы я мог поговорить с Хлоей без ее вечных насмешек и шуточек.
Эдгар кивнул.
— Не знаю, сказала ли она об этом, но вчера в Ковенанте мы встретили Дэниела, — понизив голос, сказал Джек.
— Она пока не говорила об этом. — Эти слова слегка поколебали обычное спокойствие Эдгара, его ноздри на мгновение раздулись, а губы поджались. Впрочем, уже через миг это выражение исчезло, и он спросил обманчиво спокойным тоном: — Было что-нибудь интересное?
— Кэтрин выстрелила в него, — сообщил Джек, а затем вкратце рассказал о драке и добавил после короткой паузы: — Он предупредил Кэтрин, что Аджани за последнее время спятил еще сильнее. Я доверяю моей сестре, но она вряд ли спустит кому-нибудь, если дело коснется Дэниела.
— Я его не трону.
— Я тоже. — Вопреки привычке, Джек проверил барабаны своих револьверов. Ни серебряные пули в правом, ни холодное железо в левом не могли толком помочь отбиться от демонов, но в темноте можно было встретить много других чудовищ.
Эдгар молча протянул ему один из дробовиков, которые они всегда держали у ограды для патрульных — или на случай любой попытки проникновения извне. Джек взял его и переломил ствол, чтобы убедиться, что оружие заряжено, пропустив мимо ушей короткий смешок Эдгара. Они оба отлично знали, что дробовик заряжен, и оба знали, что ни один из них не решится отправиться во тьму, не проверив оружие самолично. Доверяй, но проверяй.
— Вернусь часа через два, — сказал Джек и вышел из лагеря. Он старался воспользоваться любой возможностью для того, чтобы патрулировать в одиночестве. Все остальные обычно работали парами, но Джеку требовалось хоть немного свободы побыть наедине с собой, особенно после чьей-то смерти. Все они переживали смерти по-разному. Кто-то, казалось, вовсе не замечал потерь, но Джек подозревал, что он и Китти воспринимают каждую смерть тяжелее, потому что они дольше всех пробыли здесь. Очень уж много людей попадали сюда, входили в их своеобразную семью, а потом умирали.
Джек не мог понять смысла всего этого, не мог постичь, что наступает после этой жизни — и значит ли для этого что-нибудь из того, что они делали. Все они ждали от него ответа, а он уже и не надеялся, что сможет отыскать его. Наверняка он знал только то, что хоть в том мире, который был ему когда-то знаком, хоть здесь, в Пустоземье, думать, что где-то там может иметься великое могущественное божество, он мог только пребывая наедине с природой. И поэтому он ходил в патрульные обходы по пескам и каменным россыпям Висельной пустыни и высматривал демонов и монахов под созвездиями, не имевшими ничего общего с теми, которые он рассматривал в пустыне Калифорнии.
ГЛАВА 7
В затемненной комнате дома, расположенного вдалеке от изнуряющей жары и вездесущего песка, отдыхал Аджани. Пусть и не самый комфортабельный из принадлежавших ему домов, но все же достаточно роскошный и удобный, и поэтому годился, в общем, для того, чтобы здесь можно было прийти в себя после недавнего деяния. Где-то поблизости умиротворяюще журчал устроенный в доме декоративный водопад. Аджани не открывал глаз и старался сосредоточиться на этом расслабляющем звуке, на неизменном дуновении легкого ветерка, на чем угодно, кроме яростной головной боли, из-за которой ему казалось, что лучше умереть, чем терпеть эти страдания.
За несколько часов, минувших с тех пор, как новый Прибывший оказался в Пустоземье, головная боль немного ослабла. Аджани уже не казалось, что его тело корежит и месит изнутри, да и рвота прекратилась. И кровь не шла носом, пока он не двигался. Но «стало лучше» вовсе не то же самое, что «стало хорошо». Открытие ворот в другой мир представляло собой нечто вроде смеси магии и науки. Ощущения были как от магии, когда все тело словно выворачивается наизнанку и вталкивается в пространство, которое вовсе не желает удерживать в себе предметы в форме человеческих тел. И магия это была, или наука, или что-то среднее, боль при этом была чертовская.
Порой казалось, что с годами головная боль становится сильнее. А порой Аджани подозревал, что просто стал хуже переносить боль. Впрочем, это не имело никакого значения: великим людям всегда приходится страдать ради своей цели. У него была цель, ради которой он принимал страдания, и когда-нибудь туземцы будут благодарить его за принесенные им жертвы, а те, кто остался в его родном мире, узнают, что он был истинным пророком. Пусть он не проложил в новый мир такую же дорогу, какие открывало большинство путешественников, но, как и все остальные выдающиеся люди, расширявшие империю Ее Величества, он принес себя в жертву. Он готовил в подарок ее империи целый мир, а не какой-нибудь остров или даже материк. В многочисленных шахтах нанятые туземцы добывали из земли драгоценные металлы и самоцветы, которые предстояло доставить королеве.
Диковин, которые годились бы для музеев, здесь практически не было, не то что в Египте, а собирать обширные коллекции местных экзотических животных у него не было желания. Несколько экземпляров он держал в своем частном зоопарке, но драгоценные камни и металлы были, безусловно, куда полезнее, нежели линдвурмы или кинантропы. К тому же он все еще не представлял, удастся ли ему успешно переправлять живых существ туда. Даже перемещение их через пространство и время оттуда было очень трудным делом. И то, что ему удалось достичь столь многого, следовало считать блестящей победой.
Если глядеть с земли, расстояние между мирами кажется громадным. Широченные темные прогалы, пронизанные звездами, настолько неизмеримы в своей громадности, что и подумать нельзя о том, чтобы их пересечь, — до тех пор, пока не поймешь, что эти темные дали сходны с тканью. Человек, вооруженный необходимыми инструментами, может сложить эту ткань, уложить ее складками, а потом проткнуть, как игла протыкает обычную сложенную тряпку. Можно проделать крошечную дырочку — дверь в иной мир — и в мгновение ока преодолеть немыслимые расстояния.
К сожалению, после таких проколов он делался больным и совершенно лишался сил. Еще находясь в Англии, месте, находящемся невыразимо далеко от Пустоземья, он пришел к выводу, что эту дверь можно открыть разве что случайно. Египтология — изумительное занятие. Королева расширяла свою империю, и все старались ухватить побольше всяких языческих диковин. Аджани не был исключением.
Как третий сын, он не стал отцовским наследником, чему радовался, но его нисколько не привлекала и служба, которой пришлось бы посвятить всю жизнь. Аджани пребывал в растерянности до тех пор, пока не купил египетскую мумию, а вместе с нею канопы, ушебти и список текста из саркофага.[1] Текст кто-то нацарапал на полях книги, втиснутой в сосуд. Держа в руке канопу, он прочитал текст вслух.
И врата открылись. Вселенная собралась складками, и, повинуясь словам, возник туннель, ведущий из его весьма комфортабельной гостиной — а куда, он не видел.
Знай Аджани заранее, что его ждет, он бы, наверно, заколебался, но к тому времени он успел прилично выпить и, не имея богатой практики пьянства, допустил промашку, не разглядел отхода от тех логических принципов, которыми всегда руководствовался. К счастью, ступив через врата, он попал не в загробный мир. Он оказался в Пустоземье, забытом богом мире, где было полно язычников и чудовищ, уродцев и демонов и вовсе не было аристократии.
И тогда Аджани занялся тем, что подобало каждому из достойных подданных королевы — взялся за исправление недостатков Пустоземья, начал готовить туземцев к постижению благой участи стать подданными Британской империи, наставлять аборигенов этого примитивного мира и управлять ими.
Сегодня напоминание о том, что его деяния служат совершенствованию мира, хоть немного, но утешало его. Вчера он доставил в этот мир еще одного полезного солдата. Этот день он должен переждать, чтобы его тело восстановилось после уплаты той цены, которой стоил вчерашний успех.
ГЛАВА 8
Всю ту ночь Китти сидела рядом с Хлоей, пока ту трясло в лихорадке, которой, попадая в Пустоземье, страдали все пришельцы из другого мира. Однако в необходимости ухаживать за больной оказался и неожиданный плюс — Китти получила повод отложить встречу с Эдгаром. Сменившись с поста, он остановился возле ее палатки, но не стал заходить внутрь без приглашения, тем более сегодня, когда она нянчилась с новой Прибывшей.
Китти занималась этим так часто, через ее руки прошло столько людей, что дело это стало для нее чуть ли не обыденным. Обыденным, но, к сожалению, неизменно выматывающим. Она сидела подле той же кровати, где когда-то в лихорадке после перехода трясло Мэри, она смачивала салфетки в том же самом белом тазике и наблюдала задругой женщиной, которой предстояло очнуться в совершенно чужом для нее мире.
Первые несколько дней давались телу очень трудно. К полудню следующего дня Хлоя преодолела кризис лихорадки, но теперь ей был необходим глубокий отдых. Она редко приходила в себя, но это было нормально. Переход из знакомого им мира в Пустоземье всем давался крайне тяжело. Теперь, когда худшее миновало, присмотр за Хлоей можно будет на пару часов доверить Мелоди, а потом Фрэнсис сменится с караула и тоже немного посидит здесь. Обычно Китти старалась в это время поспать и за минувшую ночь, и за будущие сутки. К вечеру третьего дня Китти засядет в палатке и будет ждать, когда Хлоя придет в себя. Хоть это и не было правилом, но она старалась сделать так, чтобы, когда Прибывшие приходили в себя, рядом с ними находилась она или Джек. Все остальные были согласны с нею, хотя не все понимали толком, зачем это нужно. Остальным не доводилось приходить в себя в одиночестве, глубоко растерянными и ничего не понимающими; они не познали, насколько это ужасно. А Китти и Джек прошли через это.
Когда они вдвоем оказались в Пустоземье, им не было известно ровным счетом ничего об этом мире, о людях и существах, обитающих здесь, и еще менее — о том, каким образом они сюда попали. За двадцать шесть лет они очень много узнали о мире, людях, животных и иных существах. И делились этими знаниями с теми, кто вновь попадал сюда, помогали им пережить переход. Так надо было делать.
Но сегодня ей хотелось оказаться где-нибудь в другом месте — не отдыхать, не переживать из-за смерти Мэри, не готовиться успокаивать Хлою. После происшествия с братией группа уже неделю находилась в этом лагере. Китти требовалась смена обстановки, ей нужно было хоть немного побыть вдали от внимательных глаз, отвлечься от страшных предчувствий, которые сопровождали для нее каждую смерть.
Она переоделась во что-то мало подходящее для работы и, убедившись, что в поле зрения нет Эдгара, направилась к воротам, где обнаружила Фрэнсиса, который сидел, скрючившись в одной своих любимых поз, казалось бы, совершенно недоступных человеку. Он испытывал какой-то из кремов, которые делал из растений; этот крем придал его коже голубоватый оттенок. В отличие от большинства, Фрэнсис обгорал на солнце докрасна, даже если применял средства защиты от солнечных ожогов, которыми пользовались все остальные. Он сам изготовлял их, и всем остальным они приносили ощутимую пользу. Просто кожа у него была очень чувствительная. Глядя на его синее лицо, Китти не смогла сдержать улыбку.
— Мне нужно сходить в Виселицы, — сказала она.
— В одиночку? — Он лишь мельком окинул ее взглядом и снова принялся внимательно следить за раскинувшейся перед ним пустыней.
Китти принялась перебирать оружие, сложенное возле ворот, пытаясь выиграть время и решить, в чем ей сознаться, а о чем лучше умолчать. Оделась она так, что нечего было прикидываться, будто она идет не в таверну, а куда-то еще. Ее легкая юбка, подхваченная спереди ленточками, обеспечивала ей свободу движений и оставляла открытыми ноги выше колен. Сзади завязок не было, и подол чуть не волочился по земле, так что, даже не глядя на качество ткани, любой сказал бы, что эта одежда не для прогулок по пустыне. В кайму набьется песок и, как ни выбирай дорогу, юбка непременно будет цепляться за растения и скоро превратится в тряпку.
Она кинула в сумку несколько метательных ножей и наконец приняла решение.
— Джек в обходе, так что мы обязательно встретимся, прежде чем я доберусь до города.
Это не было совсем уж ложью. Она подозревала, что брат действительно догонит ее, правда, не могла сказать, случится ли это до того, как она доберется до города, или уже там. Это будет зависеть от того, насколько рано он обнаружит, что она ушла.