Джек сделал вид, что не заметил намека, и ослепительно улыбнулся Бетси.
— Надо попробовать.
— Ну уж нет. — Бетси энергично мотнула головой, но тут же объявила, подмигнув Джеку: — Скидка в честь линдвурма до тех пор, пока зверюга не уберется. Пинта по половинной цене. — С этими словами она повернулась и решительно направилась в бар, громко вызывая по пути уборщиков и стекольщика.
Тут же и посетителей словно втянуло обратно — всех, кроме кучки шахтеров, которые совсем недавно выступали главными заводилами скандалов. Как и все потомственные горняки, они были низкорослыми, коренастыми с большими, растопыренными, как у летучих мышей, ушами и глазами без белков. Ходили обильные слухи, что, дескать, и малым ростом, и громадными ушами, и темными глазными яблоками они обязаны тому, что бесчисленные поколения их постоянно работали под землей; по мнению Китти, эта теория имела смысл — ровно настолько, чтобы немного ослабить тревогу, которую она испытывала, когда смотрела на них.
— Полагаю, вряд ли можно рассчитывать на то, что у вас найдется цепь, способная удержать линдвурма? — вопросительным тоном произнес Джек.
Двое мужчин выступили вперед.
— Может, и найдется, — сказал один, сердито взглянув на Джека.
Второй же сразу перешел к сути:
— Ты нас обвиняешь в чем-то, что ли?
Китти шагнула к нему; грех было не воспользоваться тем преимуществом, что его глаза находились чуть ли не на уровне ее бедер. Покрой юбки позволял шахтерам видеть ее ноги чуть ли не целиком. Подойдя ровно настолько, чтобы забияке пришлось бы задрать голову (поступить иначе значило бы сознаться в том, что вид неприкрытой женской кожи полностью завладел его вниманием), она остановилась.
Дождавшись, когда же он все-таки вскинет глаза к ее лицу, она сказала:
— Мы же просто-напросто просим цепь. Неужели похоже, будто я прячу цепь для линдвурма где-то на себе?
Шахтеры пристально, напряженно уставились на нее, но очень быстро были вынуждены согласиться с тем, что ей действительно нужна цепь. Когда они принесли ее, ни Китти, ни Джек не стали обращать внимание на то, что она прямо-таки идеально подходит к сбруе, надетой на шею линдвурма. Еще несколько лет назад брат с сестрой сошлись на том, что на проступки тех, на ком неблагоприятно сказывается деятельность Аджани, можно иногда смотреть сквозь пальцы. Горняки, безусловно, возглавляли этот список.
— Вряд ли вам удастся быстро увести его отсюда, — продолжила Китти, обращаясь не к какому-то из вожаков шайки, а ко всем сразу. — Уверена, что если кто-нибудь сможет добраться до Кози за день или хотя бы сутки, он простит задержку на радостях, что получит обратно своего зверя.
Собеседники забубнили в ответ что-то одобрительное, а ей только это и требовалось. Кози, наглый и злой тип, откровенно плевал на многовековые традиции ради возможности набить карманы деньгами Аджани. Как и многие другие фермеры, выращивавшие линдвурмов, он так задрал цены, что шахтеры уже не могли не то что покупать, но даже нанимать зверей. Аджани зорко следил за поведением фермеров и круто задирал подати, если кто-то из них осмеливался заводить дела с теми, кого он не одобрял, а шахтеров он не одобрял безусловно. Много лет назад те отказались продать Аджани свои родовые шахты, и с тех пор он мстил, постепенно лишая их орудий труда и, соответственно, возможности продолжать свое ремесло. В результате единственный народ, занимавшийся горным делом, многие поколения которого буквально жили в шахтах, народ, физически эволюционировавший от такого образа жизни, начал голодать. А еще это значило, что шахтеры, не имея возможности законным образом нанимать линдвурмов, время от времени угоняли их.
Китти улыбнулась шахтерам. Ей было приятно, что найденное ею решение проблемы устраивало шахтеров. Она не получила удовольствия от борьбы со зверем, но и не могла упрекнуть коротышек за то, что они не помогли ей. Сейчас было важно, что никто не пострадал, что Аджани лишится хотя бы малой крохи из своих прибылей, а шахтеры запомнят, что она одолжила им линдвурма, и неважно, что того самого, которого они перед этим сами украли.
Разрешив ситуацию, Китти взяла Джека под руку, и они направились к лагерю. Неизбежная в Пустоземье пыль, казалось, висела в воздухе гуще чем обычно — хотя, возможно, так казалось, потому что обильнее ложилась на липкие от вина кожу и волосы.
Джек нарушил молчание, лишь когда они отошли на добрую милю от городка.
— Я сожалею, что так получилось с Мэри… и извини, что я не пускал тебя туда, пока… пока ждал.
— В ее смерти ты не виноват, но в следующий раз сам говори мне, что хочешь выставить меня, а не перекладывай грязную работу на Эдгара. — Китти знала, что Мэри много значила и для ее брата, но он не жаловался и не хныкал. Много лет назад он сам внушал ей, что слезы — для слабаков. Может быть, именно поэтому он и не хотел, чтобы я находилась с ним в палатке. Она знала, что Мэри любила его брата, но была уверена в том, что он не отвечал на ее чувство настоящей взаимностью. А если он и любил Мэри, то не сказал ей об этом — а Китти не сказал до сих пор.
Джек ничего не ответил, и Китти решила зайти с другой стороны.
— Раз уж мы дошли до извинений… — игривым тоном бросила она. — Между прочим, ты испортил мне вечер. В этом ты определенно виноват.
— Да уж, я сразу заметил, как тебе не хотелось уходить — после ванны из вина и танцев с линдвурмом, — усмехнулся Джек. — И кстати, просто из любопытства: сколько тебе пришлось считать, чтобы удержаться и не стукнуть меня?
Она не собиралась признаваться ему в том, что обрадовалась, когда он так вовремя пришел ей на помощь. А также и в том, что, будь у нее надежда разозлить его подначками, она так и сделала бы, потому что ему, как никому другому, требовалось спустить пар. Но она лишь закатила глаза и смиренно ответила:
— Когда до этого дойдет, я тебе скажу.
Джек рассмеялся. Дальше они шли уже не в столь напряженном молчании.
Уже почти у самых ворот лагеря Джек предложил:
— Я мог бы подойти сюда к тому времени, когда эта женщина придет в себя.
Китти улыбнулась.
— Потому что ты умеешь обращаться с рыдающими женщинами?
— Эта показалась мне не похожей на плаксу, — заметил Джек.
— Хлоя, Джексон, а не «эта». Ее зовут Хлоя. — Китти не стала говорить о том, что за ней самой водился такой же грех: мысленно она старалась не называть вновь прибывшую женщину по имени. Имена делают людей настоящими. Именно этого Китти подчас пыталась избежать: того, чтобы они становились настоящими. Если бы они не были настоящими, было бы куда легче переносить впоследствии их смерть.
— Верно, — кивнул Джек. — Не думаю, что Хлоя окажется плаксой.
— Давай надеяться хотя бы на то, что она окажется не из тех, которые перебегают к Аджани.
Джек поморщился, но ничего не сказал. Они оба знали, что Аджани обладает реальной возможностью привлечь Хлою на свою сторону. Раньше или позже, но он обязательно даст о себе знать. А до тех пор им оставалось одно: делать все возможное, чтобы помочь Хлое обосноваться в этом мире. Это все, на что они были способны; ну, и еще тревожиться.
За время своего пребывания в Пустоземье они много раз оказывались в таком положении. Будь Китти честнее перед собой, она признала бы, что именно это ей и требовалось — чтобы не пропасть в пьянстве или не погрязнуть в обществе местных жителей. Ей требовалось постоянное единство с единственным человеком, который мог испытывать те же тревоги, думать о тех же смертях, помнить лица давно ушедших людей. Этот единственный остаток ее семьи был ей совершенно необходим.
ГЛАВА 9
Джек оставил Кэтрин в лагере и сбежал. Ему казалось, что он свалял дурака, вызвавшись помогать Хлое, тем более что у него были другие важные дела. Нужно было отыскать монахов и призванного ими демона. Утром, до которого оставалось не так уж много времени, предстояло разобраться с недовольством Эдгара и доверчивостью Фрэнсиса. Джек привел Кэтрин домой невредимой, но ясно понимал — и не сомневался, что Эдгар видит это не хуже, — что ей просто необходимо отдохнуть. Ей тяжело далось появление Хлои, да и смерть Мэри была еще очень жива в душе. Его сестренка старалась сдерживать свои чувства, но сейчас дошла до предела. Она поскандалила с правителем, выстрелила в Дэниела, патрулировала вместе с Джеком, а потом выхаживала Хлою от болезни перехода в самый тяжелый первый день. Если бы ее не заставили отдохнуть, она и следующие несколько дней возилась бы с Хлоей, состояние которой представляло нечто среднее между тяжелым отравлением и безумием. Но, как бы ни бесили его многие поступки Кэтрин, он никогда не смел поставить ей в вину ее отношение к новым Прибывшим.
Все мы справляемся как можем.
Все мы справляемся как можем.
Кэтрин недавно отправилась искать себе приключений, а Джек одиноко шагал во тьме. Ему для поисков покоя лучше всего подходили открытые пространства. Он удалялся от лагеря, а вокруг него дышала пустыня. Иногда ему казалось, что он может затеряться здесь, что может позволить песку и небу целиком, без остатка, поглотить его. Это походило на возвращение в тот мир, где все они родились, туда, где вещи и события имели смысл. Что бы ни думали остальные, он был уверен, что их всех не может вынести обратно в мир, который они когда-то знали. Мало того что существовала очевидная проблема со временем — они не знали, в какой год их закинуло: наш год? год, современный кому-то из них? — но ведь в Пустоземье никогда не попадало больше одного человека за раз, если не считать случая с ним и Кэтрин. То неведомое, что переносило их сюда, делало это не спеша и захватывало людей поодиночке.
Он шел среди медленно перемещавшихся теней и думал о странной зыбкости пути, который они выбрали для себя, оказавшись здесь. Правитель Соанес взял их на службу, когда они с Кэтрин были здесь только вдвоем, а по мере того как появлялись другие, вокруг них сложилось нечто вроде разношерстного отряда. Спустя много лет он утвердился в мнении, что, убивая всяких чудовищ, которым самое место было бы в ночном кошмаре, он делает примерно то же самое, чем занимался во время своей непродолжительной карьеры федерального маршала[2] на Западе, и с тем же результатом — много шуму и очень мало толку.
Аджани при любой возможности переманивал вновь прибывших к себе, не жалея для этого ни сил, ни средств. Он предлагал им места в своей частной милиции. Способность этих людей воскресать после смерти он использовал не на благо этого мира, а в собственных крайне эгоистических целях. Джек старался держать своих людей вне поля зрения Аджани, но рано или поздно каждому приходилось иметь с ним дело. Для Пустоземья этот человек являлся нескончаемым источником проблем, он непрерывно и все решительнее переступал через традиции, правила поведения в общинах и этикет кровососов. Если он не мог чего-то купить, то крал. Тех, кого ему не удавалось склонить на свою сторону, — убивал. К сожалению, люди Аджани, по причине, которой Джек так и не сумел постичь, не умирали окончательно. Те из Пришедших, которые принимали сторону Аджани, жили вечно. До сих пор было именно так. Поэтому в глазах многих обитателей Пустоземья он выглядел чуть ли не богом — и казалось, что его самого убить невозможно.
Но Аджани был не из тех, кто оставляет следы в пустыне. Проклятье, ему вряд ли хоть когда-нибудь доводилось ходить там и осквернять песком и пылью обувь, которую ему делали на заказ. Этой ночью Джеку следовало разобраться с лежавшими перед ним следами. Возвращаясь недавно в лагерь в обществе Кэтрин, он заметил, что следов, подобных тем, которые он видел накануне, когда отыскал Хлою, прибавилось. И тянулись они гораздо ближе к лагерю. Будь это простые следы, ветер уже давно затер бы их. Сыпучие пески совсем не то что глина, отпечатки ног на них не держатся. Из того, что следы кружили вокруг лагеря и сохранялись в песке, следовало одно: кто-то специально хотел привлечь его внимание.
Джек присел на корточки и получше присмотрелся к следам. Их оставила обувь с крепкими каблуками и глубоким узором на подошве. Он мог бы принять их за свои собственные, если бы не чуть более резкий изгиб внутренней стороны ботинка и размер меньше, чем у него. Кроме людей, от которых происходило больше всего беспокойства, из всех обитавших в пустыне чудовищ обутыми ходили только кровососы. Любая тварь, обладающая двойственным обличьем, ходила бы в этих местах на лапах, ну а демоны и духи, как известно, следов не оставляют.
Внимательно озираясь по сторонам, Джек шел по следу, пока не увидел существо, оставившее для него приглашение на песке. Гаруда — длинный и тощий, с землисто-желтой кожей, слишком красными губами и слишком выразительными глазами — единственный из кровососов всегда доброжелательно относился к Джеку.
Гаруда разглядывал его с таким видом, с каким искушенный гурман смотрел бы на ожидавшую его трапезу.
— Вижу, ты пока выглядишь здоровым.
Джек ответил неопределенным звуком и с удвоенным вниманием посмотрел по сторонам. У кровососов имеются традиции, требующие неукоснительного соблюдения (как, впрочем, едва ли не все составляющие этикета Пустоземья), и пока не будет выполнено все, что этими традициями предусмотрено, нельзя будет перейти к деловой части, о наличии которой говорило столь настойчивое приглашение. Джек никого не видел, но продолжал всматриваться в темноту и ждал.
Гаруда, который устроился на камне в совершенно немыслимой позе, изогнув руки и ноги под углами, о каких человеку и подумать было бы страшно, сейчас очень походил на богомола. Повернув голову, он взглянул во тьму слева от Джека. Проследив за его взглядом, Джек увидел второго кровососа, который с угрожающим видом мчался к нему. Но Джек столько раз уже сталкивался с подобным, что не испугался бы и без очевидной подсказки Гаруды. Отработанным движением он выхватил револьвер и выстрелил в слюнявую тварь, прежде чем она успела добраться до него.
Джек повернулся к Гаруде.
— Новорожденный? Неужели?
Гаруда пожал плечами.
Второй кровосос кинулся на Джека сзади; он двигался так быстро, что Джек не заметил его, пока тот не впился зубами в толстую кожу куртки. По рукаву побежали две струйки яда.
Джек вонзил нож в мягкий участок под нижней челюстью твари.
Существо взвизгнуло и, схватившись одной рукой за рукоять ножа, второй замахнулось на Джека. Со временем — если оно проживет столько — из него может выйти опасный хищник. Ну а пока что оно представляло собой клубок не слишком хорошо повиновавшихся хозяину тощих конечностей и клыков, с которых обильно капала ядовитая слюна.
Сейчас оно уставилось на Гаруду в ожидании указаний.
Небрежным движением тонких, как прутики, пальцев Гаруда подозвал его к себе. В жесте имелась своеобразная элегантность, но все равно он походил на подергивание лапки насекомого.
Кровосос подошел к своему повелителю и застыл неподвижно. Гаруда вынул нож и кинул его Джеку.
Тот сделал намеренно неловкое движение, и нож упал наземь у него под ногами.
— Благодарю.
Кровосос ухмыльнулся и показал пальцем вниз.
— Ты промахнулся.
— Верно. — Джек носком ботинка покатал нож в песке и лишь потом поднял левой рукой, тщательно следя, чтобы не прикоснуться к крови, покрывавшей лезвие. Кровь не представляла такой опасности, как яд, но в ранах возле рта вполне могла с этим самым ядом смешаться. Вот тогда можно опасаться неприятностей. Ничего серьезного не случится, если только не попадет в вены, но кожу в любом случае обожжет так, что мало не покажется.
Для перестраховки Джек воткнул нож в песок, чтобы наверняка стереть с него все ядовитое.
— Мы закончили? Их было только двое?
Гаруда взглянул на двух неудачливых кровососов, которых привел с собой, и сказал, улыбнувшись:
— Я не решился тратить слишком много твоего драгоценного времени на любезности.
Объяснять, что драку с кровососами вряд ли следовало рассматривать как любезность, было бы бессмысленно. Традиции есть традиции, и ожидать, что они внезапно изменятся, так же глупо, как и рассчитывать на то, что вторая луна исчезнет с небес. Впрочем, от Гаруды вполне можно было ожидать сюрприза в виде вдвойне внезапного — после того, как решишь, что все уже кончено, — нападения, поэтому, направляясь к валуну, на котором устроился кровосос, Джек продолжал внимательно смотреть по сторонам.
— Ты хотел поговорить со мной?
— Джексон, до меня дошли кое-какие слухи. — Гаруда стучал по камню костлявыми пальцами, извлекая звонкий сухой звук. — У братства есть покровитель, имеющий определенный интерес к твоей маленькой компании.
Джек не стал исправлять лексику Гаруды. Воспринимая Прибывших, старый кровосос переносил на них образ существования своего собственного племени. Исходя из этого он решил, что Джек ровня ему, что, как выяснилось впоследствии, оказалось весьма полезным и лишний раз подтвердило, что не следует ни на что заранее навешивать метки, нужно сначала разобраться, что к чему. Вот только убедить в этом сестренку никак не удавалось. Когда дело касалось Гаруды, у нее пробуждалась непонятная Джеку предвзятость.
— Аджани? — осведомился Джек. — По моим последним сведениям, он находился в Рубеже. Ты точно знаешь?
Гаруда пожал плечами, вернее, чуть заметно приподнял их. Он не станет бездоказательно обвинять никого из обитателей Пустоземья, но в том, что Аджани причастен к этой истории, у него сомнений нет. Если бы он считал все это чем-то маловажным, то не стал бы утруждать себя поисками Джека. В обществе кровососов мелкие свары считали неизбежными и не придавали им значения. Там существовали правила, этикет, который надлежало соблюдать. В среде кровососов и рядом с ними все регулировалось этикетом.