Моя победа над раком - Анита Мурджани 2 стр.


«Хоть сердце вашей жены и бьется до сих пор, – сказала она моему мужу, – на самом деле она уже не с нами. Мы не можем сделать ничего, чтобы ее спасти. Слишком поздно».

«Да что за чушь она несет? – спрашивала я себя. – Да я в жизни себя никогда не чувствовала настолько прекрасно! И почему мама с Дэнни так напуганы и обеспокоены? Ну мам, пожалуйста, не плачь. Ты плачешь из-за меня? Не надо! Я в порядке, клянусь, мама, родная моя, я в полном порядке!»

Мне казалось, что я говорю вслух, однако из моего рта не вырвалось ни единого звука. Голос покинул меня.

Мне так хотелось обнять свою маму, успокоить ее, сказать, что со мной все хорошо, и я никак не могла понять, почему мне это никак не удается. Почему мое тело перестало слушаться меня? Почему, когда мне больше всего на свете хочется обнять и успокоить моих любимых родных, я вместо этого продолжаю безжизненно лежать на больничной койке? Они обязательно должны знать, что я в порядке, что я больше не чувствую никакой боли!

Посмотри же, Дэнни – я могу передвигаться без этой дурацкой инвалидной коляски. Это невероятно! Да и баллон с кислородом мне больше ни к чему, как же легко стало дышать! И больше никаких ран по всему телу – ничего не ноет и не болит. После этих четырех мучительных лет я наконец-то здорова!

Мне было настолько хорошо, что я была готова кричать и прыгать от счастья. Наконец-то я избавилась от вызванной разрушающим мое тело раком боли. Я так хотела, чтобы они тоже смогли за меня порадоваться. Так почему же они не радуются? Ведь мы победили, больше не нужно продолжать эту изнурительную борьбу за мое выздоровление, ни мне, ни им! Почему они не могут разделить со мной это счастье? Неужели им не видно, насколько мне хорошо?

«Пожалуйста, ну сделайте же хоть что-нибудь», – умоляли в два голоса мама и Дэнни моего доктора. «Ей остались лишь считаные часы», – был его ответ. «Почему ее не направили к нам раньше? Все внутренние органы отказывают, она впала в кому, из которой нет пути назад. Вряд ли ей удастся пережить эту ночь. Вы просите меня о невозможном. Что бы мы ни предприняли, любые медикаменты в ее состоянии будут для нее смертельны – ее тело не в состоянии справиться с токсинами, ее организм больше не способен даже работать самостоятельно!»

«Может, и так, – настаивал Дэнни, – но я не собираюсь просто так сдаваться!»

Мой муж все это время не переставал крепко сжимать мою безжизненную руку, и я очень переживала из-за тона его голоса, наполненного драматичной смесью страдания и ощущения собственной беспомощности. Больше всего на свете в этот момент мне хотелось освободить его от этого мучительного бремени. Я хотела, чтобы он почувствовал, насколько мне в данный момент хорошо, но никак не могла этого добиться.

Не слушай доктора, Дэнни, пожалуйста, не слушай ее! Зачем она несет весь этот бред? Ведь я все еще здесь, и я в полном порядке. Больше, чем в порядке, – я чувствую себя на самом деле просто великолепно!

Я не могла понять, как мне это удается, но в тот момент я была способна чувствовать все, что происходило с людьми вокруг, – я чувствовала страх, беспокойство, безысходность и беспомощность, которую испытывали мой муж, моя мама и даже мой лечащий врач. Как будто они поделились со мной своими эмоциями. Как будто я стала одновременно каждым из них.

Любимый, я чувствую всю твою боль, я ощущаю на себе все твои эмоции. Пожалуйста, перестань плакать из-за меня и маме скажи, чтобы она тоже больше не плакала. Пожалуйста, скажи ей!

Но как только я начала устанавливать эту эмоциональную связь со всей разворачивающейся возле меня трагедией, одновременно с этим я почувствовала себя оторванной от происходящего вокруг, как будто было что-то более важное, словно какой-то грандиозный план свыше приводился в действие. Я до сих пор ощущала себя привязанной к происходящему вокруг моей больничной койки, когда вдруг осознала, что все совершенно и происходит в точности по запланированному неведомой мне силой сценарию.

Именно тогда ко мне и пришло осознание того факта, что я на самом деле умираю.

Так все-таки… я умираю! Так вот как это происходит? Никогда не представляла себе это именно таким образом. Ведь мне так хорошо и спокойно… и я чувствую себя полностью здоровой!

Затем я поняла, что хоть мое физическое тело и перестало работать, все вокруг так и осталось безупречным с точки зрения высшего мироздания, для которого мы никогда окончательно не умираем.

Когда мое безжизненное тело повезли на каталке в реанимацию, я все еще была в курсе малейших деталей происходящего вокруг меня. Эмоционально возбужденные доктора, окружающие меня, пронзали меня иголками и впихивали в меня трубки, подсоединяя к аппаратам жизнеобеспечения.

У меня не осталось ни малейшей связи со своим обмякшим телом. Как будто оно мне больше не принадлежало. Оно казалось слишком маленьким и незначительным по сравнению с происходящим со мной в данный момент. Я чувствовала свободу и великолепие. Не осталось ни малейшего следа от былых боли, мук, горя и страданий. Я была абсолютно освобождена от всех проблем, я не могла припомнить, чтобы когда-либо раньше испытывала нечто подобное.

Я почувствовала, как меня окружает нечто неосязаемое, что я могу описать только как чистую, безграничную и беззаветную любовь, хотя даже слова любовь тут будет недостаточно. Это глубочайшее чувство заботы, которое до сих пор было мне неведомо. Это далеко за пределами любых, которые вы себе можете вообразить, физических форм привязанности и близости, и это чувство, оно было абсолютным, оно не зависело ни от чего, что я сделала или не сделала в своей жизни, оно просто мне принадлежало. Как будто оно изначально было моим , и мне не нужно было его заслуживать или добиваться определенным поведением или поступками. Эта любовь была здесь, для меня, несмотря ни на что!

...

Я наконец-то была дома.

Глава 1 Противоречивое детство

Индия – потрясающая страна, но мне не было суждено в ней пожить. Хоть мои родители и были этническими индийцами, выходцами из хайдарабатских синдхи [7] , родилась я в красивейшей стране под названием Сингапур.

Мой дед по отцовской линии руководил компанией на Шри-Ланке, торгующей по всему миру тканями и всевозможными текстильными изделиями из Европы, Индии и Китая. Это был семейный бизнес, так что моему отцу для нужд компании постоянно приходилось путешествовать из одного города в другой, пока наконец, когда мне исполнилось два года, мы не переехали жить в Гонконг, бывшую британскую колонию.

Так что уже с детства я была вовлечена в хитрое переплетение трех различных культур и языков. Гонконг, вечно суетящийся и непрерывно бурлящий жизнью мегаполис, был населен преимущественно китайцами, так что для общения с местным населением мне пришлось выучить кантонский диалект [8] . Родители решили отдать обоих своих детей – меня и моего брата Анупа – в британскую школу, где уроки проводились на английском, а большинство наших одноклассников были из семей британских эмигрантов. Дома же мы говорили на родном нам синдхи и старались следовать индийским традициям и обычаям.

Мой отец был высоким, статным мужчиной, требовавшим от своей семьи уважения и повиновения. Он сильно любил нас, однако его отношение зачастую было излишне строгим, он требовал беспрекословного соблюдения установленных им правил. Я побаивалась его и, будучи ребенком, старалась как можно меньше с ним пересекаться в течение дня. Мать же, напротив, была всегда очень ласкова с нами, и я никогда не боялась делиться с ней своими самыми сокровенными мыслями и переживаниями.

Анупа, своего брата, я просто обожала, мы остались с ним близки до сих пор. Он старше меня на пять лет. Конечно, в детстве пять лет – это целая непреодолимая пропасть. Мы почти никогда не играли вместе, ровно как и не ругались. Напротив, он был всегда для меня примером, защищал меня. Когда он был рядом, я чувствовала себя в полной безопасности, я рассказывала ему практически все. В моей жизни его мужское влияние всегда было значительнее отцовского.

По индийским традициям пару для брака детям подбирают их родители, а не они сами. Собственно, именно так познакомились и поженились мои родители. Они всегда планировали аналогичную участь и для нас – родители надеялись, что, когда придет время, они смогут найти подходящую пару для меня и для моего брата. Также по индийским традициям женщина должна беспрекословно подчиняться своему мужу или главе семейства, пока она не выйдет замуж.

Подобный сексизм – обычное дело в индийской культуре. Когда я была маленькой, я не подвергала сомнению подобный порядок вещей, воспринимая это как должное. Я не видела в этом ничего ненормального, пока в один прекрасный день, в чувствительном возрасте шести лет, я не подслушала ненароком разговор моей матери с какой-то другой женщиной, спросившей ее на нашем индийском диалекте, была ли она разочарована, когда оказалось, что ее второй ребенок – девочка, а не мальчик.

Пока я ждала маминого ответа, я чувствовала нарастающее с каждой долей секунды волнение.

«Конечно же нет, я люблю свою дочь!» – ответила мама, чем сильно меня успокоила.

«Но с девочками ведь одна морока, особенно когда они взрослеют, – настаивала ее подруга. – За ними постоянно нужен глаз да глаз, не дай бог, их кто-нибудь испортит раньше времени – как они тогда смогут найти достойного мужа? И не забудь про огромное приданое, которое нужно собрать, чтобы выдать ее замуж».

«Ты не в состоянии предсказывать будущее. У каждого ребенка, будь то мальчик или девочка, своя судьба в этой жизни» – никогда не забуду этот мудрейший ответ моей матери.

«Ну ладно, но я чрезвычайна рада, что у меня два сына и нет дочерей!» – гордо добавила женщина. Даже мое детское сознание почувствовало, насколько этот факт для маминой подруги являлся абсолютным показателем жизненного успеха.

Позже, когда мы остались одни, я спросила у мамы: «Мам, а это правда, что от девочек одни проблемы?»

«Ну что ты, конечно нет, дорогая бета», – ответила она. (Бета – это ласковое выражение в нашем диалекте, означающее «мое дитя».)

Затем она прижала меня к себе и крепко обняла, и в тот момент – я отчетливо помню свои мысли – я подумала, что никогда не доставлю своим родителям неприятностей только из-за того, что я девочка. Я не хочу, чтобы когда-нибудь они начали сожалеть о том, что я не родилась мальчиком.

Наша первая квартира в Гонконге находилась в девятиэтажном здании, возвышающемся над ипподромом в Счастливой долине. Я часами наблюдала за одетыми в разноцветные одежды жокеями, тренирующимися перед воскресными скачками.

Прямо рядом с домом проходили рельсы, и шумные трамваи частенько возвращали меня в реальность, когда я, замечтавшись, глядела на лошадок из окна нашей расположенной на седьмом этаже квартиры.

Почти каждое утро я просыпалась под знакомое благоухание сандалового дерева, розы и ладана. Мне всегда нравились ароматные запахи, они мне давали ощущение мира и спокойствия. Обычно я заставала свою маму, одетую в пестрый шальвар-камиз [9] , сделанный преимущественно из высококачественного индийского шелка и французского шифона, за приготовлением к молитве перед нашим домашним алтарем.

Каждое утро мои родители медитировали, молились и распевали мантры перед нашим алтарем, прямо напротив фигурок божественных Кришны, Шивы, Лаксми, Хануман и Ганеша. Они делали это для расширения своего сознания и приобретения внутренней силы. Мои родители свято следовали священным писаниям, включающим в себя Веды [10] , а также учения Гуру Нанак [11] и священную книгу «Гуру Грантх Сахиб» [12] .

Я частенько садилась напротив алтаря и пристально наблюдала за тем, как мои родители поджигают ладан и размахивают дымящимся кадилом, описывая им в воздухе круги вокруг статуэток и изображений различных божеств, распевая при этом пуджу [13] , и я пыталась им подражать, в точности повторяя за ними.

Затем обычно я проводила много времени с нашей китайской нянечкой, Ах Фонг. Ходила за ней по пятам, пока она занималась повседневной работой по дому, разговаривая со мной при этом на кантонском диалекте. Меня завораживала ловкость и отточенность движений ее маленького, облаченного в черно-белую самфу [14] тела, когда она суетливо хлопотала по хозяйству. Я была очень к ней привязана. Она была с нами с тех пор, как мне исполнилось два года, и, сколько я себя помню, всегда являлась частью нашей семьи.

По будням, как правило, я не видела родителей до вечера. Ах Фонг забирала меня из школы, мы обедали вместе дома, а затем она нередко брала меня с собой на рынок закупить продукты и товары для дома. Мы ездили на трамвае, и, помнится, я всегда была в восторге от этих совместных прогулок.

Остановка трамвая была прямо напротив нашего дома. Для меня каждая поездка была целым приключением. Я с упоением наблюдала через окно трамвая, как мы проезжаем оживленные улочки Гонконга, Счастливую долину, Козвэй-Бэй, Ван-Чай; пункт назначения – центральный рынок. Ах Фонг крепко сжимала мою ручонку, чтобы я не потерялась. Я с наслаждением впитывала в себя окружающие звуки, запахи и картины. Родители никогда не водили меня в столь потрясающие места. Они всегда ездили на машине и делали покупки только в местных магазинах, которые по сравнению с этим калейдоскопом красок и эмоций казались мне очень унылыми.

На рынке можно было купить все, что душе угодно, от свежайших продуктов и всевозможных товаров для дома до игрушек и безделушек. Продавцы постоянно громко кричали, предлагая каждому прохожему свои товары, а прилавки располагались в полном беспорядке.

Овощные палатки были хаотично разбросаны среди обувных, цветочных прилавков, следом за которыми находились ряды сковородок, дешевых пластиковых игрушек, бижутерии, свежей рыбы, мяса, фруктов, разноцветных полотенец и скатертей, этот список можно продолжать бесконечно, товары были повсюду. Я могла бы часами бродить там, полностью завороженная и очарованная всем этим беспорядочным великолепием.

«Ах Фонг, Ах Фонг! Посмотри! Что этот дядя вытворяет со змеей!» – взволнованно кричала я на своем беглом кантонском диалекте.

«Это торговец змеями. Он упаковывает змею, скручивает ее, чтобы вот эта семья могла взять ее домой и вечером сварить из нее суп», – спокойно отвечала Ах Фонг.

Я продолжала с выпученными глазами наблюдать, как скрученная змея пытается вырваться из ловких рук своего владельца – тщетные попытки. Мне было искренне жаль бедное создание, скрученное с помощью бамбуковых палок и помещенное в подобие клетки из проволоки.

Тем не менее я просто обожала эти походы на рынок вместе с Ах Фонг. Для моего жаждущего приключений детского разума эти непродолжительные вылазки каждый раз становились грандиозным и запоминающимся событием.

Несмотря на то что Ах Фонг жила с нами вот уже много лет, она до сих пор опускала глаза и отводила в сторону взгляд, когда в комнату заходили мама или папа. Будучи крайне любопытным ребенком, я постоянно доставала свою няню вопросами обо всем, что происходит вокруг, включая и ее собственное поведение. Я воображала, что могу сгладить культурные и социальные различия между Ах Фонг и своими родителями.

«Почему ты так делаешь?» – спросила как-то раз шестилетняя я на кантонском диалекте.

«Почему я делаю что?» – переспросила Ах Фонг.

«Почему ты всегда опускаешь взгляд, когда родители проходят мимо тебя?» – Мне действительно было очень интересно.

«Чтобы выразить свое почтение и уважение», – объяснила она.

«В смысле?»

«Я работаю на твоих родителей. Я хочу показать им, что я их уважаю и понимаю, что должна им подчиняться».

«Ты должна им подчиняться?» – Я была, мягко говоря, удивлена таким ответом.

«Да, ведь они дали мне эту работу».

«И мне ты тоже должна подчиняться?» – не останавливалась я.

Ах Фонг, привыкшая к моему настойчивому любопытству, добродушно рассмеялась:

«Ну нет, что ты. Я ведь не работаю на тебя, я за тобой присматриваю».

«А, ну тогда ладно» – И я продолжила играть со своей куклой.

Также мне очень нравилось проводить время с дочкой Ах Фонг, И Ах Мо. Когда мне исполнилось пять лет, она стала частенько оставаться вместе со своей мамой у нас на все выходные. Она была всего на год старше меня, и мы быстро подружились, так как могли общаться между собой на кантонском диалекте, которым я владела к тому времени в совершенстве. С ней было весело, мы вместе играли моими игрушками, а также ходили гулять в парк по соседству. Родители были очень довольны, что у меня появилась подруга, с которой я постоянно проводила время в выходные.

Воскресенье у Ах Фонг было выходным днем, она забирала свою дочь, чтобы пообедать вместе с ней, а затем отвозила ее к бабушке с дедушкой, у которых И Ах Мо и жила на протяжении всей рабочей недели. (Я не задумывалась об этом тогда, но теперь, конечно, я понимаю, что Ах Фонг была матерью-одиночкой, которая много работала, а воспитывать дочку ей помогали ее родители.) Ах Фонг забирала и меня, если у нас с родителями в этот день не было никаких планов, и я всегда с упоением ждала подобного случая.

Подобно нашим совместным поездкам на рынок, передвигались мы в такие дни преимущественно на трамвае. Начинали мы всегда с китайской столовой. Эти забегаловки, называемые на кантонском диалекте дай пай донг , располагаются обычно на открытом воздухе. Мы рассаживались на маленьких деревянных табуретках, прихлебывая из больших мисок горячую лапшу с клецками, в то время как совсем рядом с нами по дороге проносились машины. После обеда Ах Фонг отвозила нас к своим родителям, где и проводила большую часть времени ее дочка. Они жили в классической скромной китайской квартире с минимумом мебели, расположенной на верхнем этаже небольшого дома. Пока Ах Фонг распивала чай со своими родителями, я с любопытством исследовала каменный интерьер их скудно освещенного жилища. Мой пытливый разум старался не упустить ни одной малейшей детали. Они пили чай из маленьких эмалированных чашек, украшенных разноцветными изображениями животных, символизирующих различные знаки восточного календаря, таких, как тигры и драконы, в то время как я потягивала из стакана фруктовый сок или сладкий чай.

Назад Дальше