Он внимательно наблюдал за посадкой.
Он знал, что обнаружить его в зарослях невозможно, но все равно спину трогал нервный холодок. Из невидимого поселка тянуло сладковатым дымком. В вертолете запах вряд ли можно почувствовать, а если дон Каличе выйдет из вертолета, это уже не будет иметь значения. Главное, чтобы капрал вывел из игры пилота.
Белая рубашка, шорты, шнурованные башмаки, галстук — химик Жихарев даже на расстоянии казался франтом. Все равно вертолет сперва с ревом прошел над руинами. Пилот оценивал обстановку. Сверкающие винты грозно секли плотный воздух, пускали радуги. Химик развел руки в стороны и вертолет, раскачиваясь, ревя, блистая винтами, медленно опустился. Возможно, встречи так всегда и происходили. Возможно, дон Каличе и его люди именно так всегда высаживались на вершину лысого холма. Валентин не собирался ломать голову над этими вопросами. Уже не имело значения, ошиблись они в чем-то или все делали правильно. Спины выскочивших из вертолета людей заслонили химика. Щелкнул пистолетный выстрел, и сразу завели свою мантру автоматы.
— Морис! В машину! Гуси летят.
Если кто-то из людей дона Каличе остался в живых, Валентин мог не добежать. Он знал это, но бежать надо было. Автоматная очередь, к счастью, хлестнула по бронированному брюху, когда Валентин уже завалился на борт. Ревя и содрогаясь, плоская машина подпрыгнула над примятой травой и пошла вверх.
— Вытолкни пилота!
Мертвый пилот мешал капралу.
— Где второй зенитный комплекс? — крикнул Валентин, сталкивая тяжелое тело за борт.
— Остался внизу. Я не смог утащить оба.
— Тогда заваливайся на борт и уходи в сторону!
— Я уже делаю это. Зачем ты застрелил химика?
— Он занял неправильную позицию. Он должен был стоять чуть в стороне.
Ревущая машина круто разворачивалась над сельвой. В дымке, в листве, в сизоватом, дрожащем от жары воздухе они не видели поселка, никаких построек, даже догорающие малоки ничем себя не выдавали. Но на мгновение среди тухлой бурой воды возник тяжелый танк с длинным грозным стволом, впрочем, низко опущенным, будто и танк смирился с поражением.
— Что в кейсе? — крикнул капрал.
Объемистый металлический кейс стоял под ногами Валентина.
Штурмовым ножом он срубил замки, металлическая крышка откинулась.
— Сакре ном! — потрясенно выругался Валентин.
— Что там? — крикнул капрал.
— Доллары.
— Много?
— Думаю, несколько миллионов.
— Факин Крайст!
— Это знак свыше.
— Что он может означать?
— Как что? Мы богаты!
— Боюсь, это ненадолго, — покачал головой Валентин. — Среди людей Большого хозяина кто-то выживет. Уверен, что убиты не все. Одни сбежали из поселка, некоторые только ранены у вертолета. Когда коммандос полковника Вокулера захватят их, они все расскажут. И про этот кейс тоже. А если первыми в поселок прилетят люди Большого хозяина, то о пропавшем кейсе станет известно еще быстрее.
— Сколько там? — не оборачиваясь крикнул капрал.
— Думаю, около пяти миллионов.
— За каким чертом дон Каличе тащил деньги в сельву?
— Не обязательно сюда. Маршрут дона Каличе мог быть сложнее. Он мог заглянуть в Бразилию, в Колумбию, мало ли, мы ведь ничего не знаем о его распорядке. Где-то он мог расплачиваться с работающими на него компаниями. В поселок он мог заглянуть по пути на какую-то встречу. Жаль, что мы не убрали всех. Кто бы теперь ни наткнулся на уцелевших — о кейсе станет известно.
Двигатель мощно ревел. На фоне далеких угрюмых вершин пенилась густая зелень, тускло отсвечивали болота. И так до самого океана, подумал Валентин. Он не знал, что совсем недавно так думал майор Моро. До белых, окаймленных синевой океанских мысов. До медлительных плесов Марони и сизой дымки Суринама.
Сакре ном!
Несколько миллионов!
Вертолет резко накренился.
— Почему ты меняешь курс?
— Я кое-что забыл, — ухмыльнулся капрал.
— Хочешь вернуться? Нам не хватит горючего до Кайенны!
— Думаю, нас больше устроит Саюль. Там можно договориться с рейсом на Бразилию и купить документы. Приготовь зенитный комплекс, тебе придется стрелять по земле. У тебя три ракеты, Морис. Я кое-что обещал майору.
— Но в поселке остался второй.
— Я выскочу из-за холма, бей сразу по центру поселка. Там химикаты и взрывчатка.
— А другие варианты?
— Какие?
— Сдать людей Большого хозяина…
— Сакре ном! — выругался капрал. Он не оглядывался, он следил за приборами. — Через месяц, а то и раньше, их выкупят или выкрадут. Химик был прав. Если майор Моро не смог добраться до Большого хозяина, то мы что с ним сделаем? Поселок мертвецов, вот что меня устраивает. Только поселок мертвецов. Помнишь, что сказал Кул? Мы должны убить всех!
И закричал:
— Приготовься!
Вертолет с ревом всплыл над холмом.
Опять в болоте внизу промелькнул танк — ржавый, ужасный, с грязными металлическими ящиками на корме. Почему майора так интересовали танки? Как пятнадцатитонная махина оказалась среди болот?
— Давай, Морис!
Вспышка, отдача.
Ракета ушла в зеленое месиво.
Почти сразу взрывная волна подбросила вертолет метров на десять.
Чудовищный черный гриб накалился изнутри, в нем страшно сверкнуло и только тогда докатился рокочущий грохот. Рвались склады с химикатами и взрывчаткой. Черный столб, пронизанный молниями, разрастался над сельвой, как гигантская, на глазах стареющая и оползающая поганка. В стремительном разлете жирных завитков копоти и дыма беспрерывно что-то ворочалось, вспыхивало, взрывалось. Вряд ли кто-то мог спастись от этого бешеного огня.
— Я дал слово майору Моро.
— А если бы мы не нашли доллары?
Валентин постучал ногой по металлическому кейсу.
Капрал ухмыльнулся. Он смотрел на одиноко торчащее над сельвой дерево. Почти до самой верхушки оно было голым, ни одного листочка, но верхушку украшал яркий зеленый зонтик.
— Мы сядем в Саюле, — крикнул капрал. — Думаю, дня нам хватит. У меня везде есть приятели, они тоже хотят заработать. Служба в легионе закончилась. В ближайшее время рынок наркотиков тряхнет так, что нам не надо оставаться даже в Бразилии…
И заорал:
— Выброси кейс!
— Выбросить? — не поверил Валентин.
— Кейс! Только кейс! — орал капрал. — Содержимое переложи в сумку. Вон валяется под сиденьем. Через три часа мы будем в Саюле. Игра сделана, Морис!
— Пятнадцать минут назад ты рассуждал совсем по-другому.
— Пятнадцать минут назад я еще не был миллионером.
Совершенно секретно.
База S1-6. Генералу Бастеру.
Сэр!
18 ноября в два часа ночи офицер Джон Ф.Степлтон, обходивший посты северного сектора полигона, обнаружил у маскировочной загородки два трупа. Белый и индеец. Индеец был еще жив. Кровь текла по лицу, он выговорил какое-то слово. Что-то вроде араси, офицер так записал его. Рядом с индейцем лежал очень худой человек в изодранной военной форме. Офицер Степлтон утверждает, что знаком с этим человеком. Он утверждает, что это майор Моро из Спецотдела, несколько месяцев назад откомандированный в Кайенну (Французская Гвиана). В левой руке майора был зажат диктофон. Пленка частично размагничена, но некоторые фразы дивизионным специалистам удалось восстановить. Часть фраз произнесена по-русски. Привожу восстановленные обрывки.
…Quel est votre prenon?..
…De mal en pis… Mais que diable allait il faire dans cette galere…
…хочу знать о нем все. Понимаешь, Джегг, все! Привычки, тембр голоса. Как выглядят его глаза и усы…
…с закрытого частного аэродрома в Бразилии. Я не знаю, как он называется…
… А танки? Только один? Его доставили на планере?..
…не хочу, чтобы этот мертвец пристрелил меня. Ты же видишь…
…пятнадцать лет и никаких результатов! Или он правда думает, что наркоту можно остановить? Ты реальный человек. Ты ведь не веришь всему этому…
…люди, хорошо знающие Россию…
…хорошее приватизированное предприятие…
…если я не буду знать имен, значит, никому их не выдам. Понимаешь? Я великий химик, но всего только химик…
К сожалению, это все, что удалось установить.
Полковник Редноу.
ПРИПИСКА: Дивизионный лингвист отнес слово араси к языку индейцев араваков. Указанное слово можно перевести как мать дня, заря.
РЕЗОЛЮЦИЯ: Полностью засекретить все сведения о происшествиях в северном секторе полигона. Диктофон майора Моро передать в Спецотдел, связаться с РЕА и с командованием Иностранного легиона в Кайенне. Тело майора, так же, как и индейца, подвергнуть полному обследованию. С полученными данными незамедлительно знакомить меня.
Генерал Бастер.
Полковник Редноу.
ПРИПИСКА: Дивизионный лингвист отнес слово араси к языку индейцев араваков. Указанное слово можно перевести как мать дня, заря.
РЕЗОЛЮЦИЯ: Полностью засекретить все сведения о происшествиях в северном секторе полигона. Диктофон майора Моро передать в Спецотдел, связаться с РЕА и с командованием Иностранного легиона в Кайенне. Тело майора, так же, как и индейца, подвергнуть полному обследованию. С полученными данными незамедлительно знакомить меня.
Генерал Бастер.
ПРИПИСКА НА ПОЛЯХ (рукой генерала Бастера): Не допускать к расследованию никаких штатских крыс. Привлечь специалистов физиков, математиков и биологов из военного Исследовательского центра. Слишком заманчивые перспективы, чтобы упускать их.
Разворованное чудо
Глава I Белые великаны
Таких, как я, можно встретить в любом недорогом баре Солсбери, Стокгольма, Парижа, Брюсселя, Лондона. Среди нас есть французы, славяне, бельгийцы, немцы. За нами прошлое и большой опыт обращения с любыми видами оружия. О нас говорят: у них нет будущего. Это не так. Пока газеты и телевидение кричат о политических страстях и военных переворотах, терзающих ту или иную страну, пока существуют колониальные и полуколониальные зоны, пока в мире действуют силы, направленные друг против друга, мы всегда будем нужны тем, в чьих интересах совершаются эти перевороты, тем, кто пытается силой утвердить свое превосходство. Новоиспеченные диктаторы и специальные военные комитеты без каких бы то ни было колебаний снабжают нас оружием, и мы летим в очередной Чад, в очередную Уганду.
Мы — это солдаты Иностранного легиона.
И в Конго я попал с легионом.
Американский «Боинг-707» принадлежал бельгийской авиакомпании «САБЕНА» и пилотировался английскими пилотами.
Меня это не трогало.
Мне вообще наплевать, кому принадлежит самолет и кто его ведет, главное, чтобы он приземлился в запланированном пункте. Я летел работать, а не решать ребусы. К тому же я не люблю лишнюю информацию.
Катанга.
Бросовые жаркие земли с термитниками, возвышающимися, как дзоты, над мертвой сухой травой. Непривычно высокие, поросшие кустами, то оранжевые, то мертвенно-серые, как слоновья шкура, то красные, то фиолетовые, термитники, громоздясь друг на друга, тянутся, как надолбы, через всю Катангу — от озера Танганьика до Родезии.
Племен в Катанге не перечесть.
Я пытался что-то узнать о них, но в голове, как строки непонятных заклятий, остались одни названия — лунда, чокве, лвена, санга, табва, бвиле, тембо, зела, нвенши, лемба. Были и еще какие-то, я их не запомнил. Да и перечисленные остались в памяти только потому, что с одними, поддерживающими партизан-симбу, мы вели войну, а другие, признававшие власть премьер-министра Моиза Чомбе, нас поддерживали.
Наемникам, то есть нам, платил, понятно, премьер министр.
Бороться с партизанами-симбу оказалось не столь уж сложно. Оружием они владели никудышным — длинноствольными ружьями, попавшими в их руки чуть ли не во времена Ливингстона и Стэнли; кроме того, симбу были разобщены. Б тропических чащах прятались симбу Пьера Мулеле, симбу Кристофера Гбенье, симбу Николаса Оленга, симбу Гастона Сумиала, наконец, просто симбу без всяких кличек. Их разобщенность была нам на руку и не раз помогала брать большие призы: люди Моиза Чомбе хорошо платили за труп каждого симбу, вне зависимости от того, к какой группировке он принадлежал.
Понятно, были у нашей работы и свои темные стороны.
Например, отравленные стрелы.
Пуля может проделать в тебе дыру, но пуля иногда оставляет тебе шанс выжить, а вот отравленные стрелы бьют наверняка. Через час — полтора ты уже труп, ты валяешься под солнцем, вздутый, как дирижабль, и ни один лекарь не посмотрит в твою сторону.
Понятно, это не добавляло нам добрых чувств к симбу, хотя в принципе я не из тех, кто вообще относится к черным плохо. Просто я привык выполнять работу тщательно. Этому я научился у немцев, когда они вошли в Хорватию. Немцы в высшей степени аккуратные работники. Опыт, перенятый у них, пригодился мне в Конго, где я старался обучить новичков прежде всего основательности. Увидел черного — убей! Ведь на черном лице не написано — враг он тебе или просто в неудачное время вышел из хижины взглянуть, светит ли солнце. Наш главный шеф, командовавший рейнджерами (кстати, немец — майор Мюллер), одобрял подобные вещи, а уж майору Мюллеру можно было верить — с 1939 года не было, кажется, ни одной войны, в которой он бы не участвовал. Именно майор научил нас в занятых у симбу деревнях убивать прежде всего знахарей и кузнецов. Кузнецы штампуют наконечники стрел, а знахари снабжают партизан ядами.
После активных действий на юге мы рады были узнать, что наша группа выступает на патрулирование одного из самых глухих, но зато и самых спокойных уголков Катанги. Капрал, человек желчный и скрытный, давно, на мой взгляд, оставивший мысли о штатской жизни, в первый же день собрал нас вместе. Он прекрасно разбирался в местных диалектах и сразу спросил меня:
— Усташ, как прозвучит на местном диалекте команда: стой, пошел, вперед, сидеть, не глядеть по сторонам?
— Телема, кенда, токси, ванда, котала на пембените, — без особой охоты ответил я.
— А как ты поймешь просьбу черного друга — бета не локоло на либуму?
— Бей его по животу! — вмешался в беседу француз Буассар.
— А если черный спросит: мо на нини бозали кобета? То есть, за что бьете?
Буассар опять вмешался:
— Лично я в ответ поддам черному под ребра. И скажу — экоки то набакиса лисусу? То есть — хочешь еще?
И заржал.
Буассар любил посмеяться.
Пылища на тропах Катанги невероятная.
Когда мы ввалились в лес, от пыли мы избавились, зато джип сразу начало бросать на корнях, будто мы на небольшом судне попали в приличную болтанку. Со всех сторон обрушилась на нас влажная горячая духота, в которой, как в бане, глохли все звуки. Откуда-то сверху прорывался иногда вопль обезьяны или птицы-носорога, но внизу все тонуло в душном обессиленном безмолвии, нарушаемом лишь рычанием джипа.
Я никогда не забирался в тропический лес так глубоко и чувствовал себя несколько неуверенно. Наверное, и остальные чувствовали себя не в своей тарелке. Только на капрала ничто никогда не действовало. Кроме, пожалуй, темноты и замкнутых помещений, о чем я случайно узнал еще в Браззавиле. Могу поклясться, что в прокуренном темном кинозале капрал интересовался не тем, что происходило на экране, а тем, что могло происходить за его спиной.
Не знаю, кого он боялся и боялся ли, но что-то такое с ним происходило.
Впрочем, какой рейнджер любит позиции, не защищенные с тыла?
Да и скелеты в шкафу у каждого свои.
Место для лагеря мы отыскали удобное — огромные деревья наглухо и со всех сторон окружали большую, поросшую травой поляну, редкие кусты на поляне мы сразу вырубили.
Буассар завалился на брошенный в траву брезент, и дым его сигареты приятно защекотал ноздри.
Я присел рядом.
Малиновый берет и пятнистую рубашку я сбросил, подложив под локоть, чтобы не чувствовать жесткость брезента. И не торопясь потянулся к вскрытой французом банке пива.
— Ба боле, ба-а-а… Ба би боле, ба-а-а… — отбивал такт Буассар.
В нехитрой песенке, мелодию которой он насвистывал, речь шла о том, как хорошо, когда нас двое, а ночь тиха и безлюдна.
Типичная французская песенка, хотя на чернокожий манер.
Впрочем, какое дело до манер тем, ночь вокруг которых тиха и безлюдна?
— Ба боле, ба-а-а! — подмигнул я Буассару.
Несмотря на некоторую болтливость француз мне нравился, я старался держаться к нему поближе. Занимаясь такой работой, как наша, нелишне знать тех, на кого можно положиться в деле.
Мы курили, потягивали теплое пиво и смотрели, как негриль бабинга, взятый капралом месяца три назад в сожженной глухой деревушке, возится у костерка, собираясь готовить обед, а голландец ван Деерт, глухо обросший густой бородой, здоровенный, как буйвол, жуя резинку и щуря маленькие свирепые глазки, что-то негру внушает. Мы не слышали — что, но примерно догадывались. Голландец терпеть не мог черных, у него была на черных аллергия, он пятнами шел, когда видел двух, а то, не дай бог, троих черных.