Впрочем, на этом этапе нам не удалось выведать ни полслова. Легенда оставалась прежней: тех, кто пройдет обследование, будут готовить для участия в новом космическом проекте. И на этом – точка, подробностей – ноль.
По-моему, доктора проверили каждый мой внутренний орган. Прощупали и даже заглянули внутрь. Не приходит в голову хотя бы один вид анализов, который не пришлось бы сдать. Убедившись, что в обычном состоянии со мной все путем, они взялись проверять меня на самые разные воздействия. Вестибулярный аппарат тестировали на специальном, воистину адском кресле. Затем испытали на устойчивость к перегрузкам в центрифуге, в барокамере – к перепадам давления. Это помимо обычных нагрузок вроде беговой дорожки или турника. А после – снова перебирали по органу.
Мне везло. Организм работал как часы. Других добровольцев Козлов выбраковывал без сомнений и сожалений, стоило ему найти хотя бы малейший изъян в ломаной линии кардиограммы или в сухих цифрах с данными по биохимии.
Козлов, работая с нами, как будто получал садистское удовольствие. Испытания в центрифуге проходили следующим образом. Скорость вращения постепенно нарастала. Время от времени раздавался звуковой сигнал, после которого мы должны были подтвердить, что с нами все в порядке. Когда перегрузки становились такими, что говорить уже было невозможно, Козлов заставлял нас мычать. Если врачи на очередной сигнал ответ не получали – это происходило потому, что испытуемый терял сознание, – центрифугу останавливали и в медкарту записывалось, что доброволец не способен выдержать перегрузок с таким-то значением.
Это длилось три долгие недели. И по утрам нужно было бодро впихивать в себя манную кашу, хлеб с маслом да чай; каждую секунду приходилось держаться огурцом, делая вид, что с тобой все в порядке и что испытания – так, пустяк, плюнуть и растереть. Беседовать с медперсоналом, улыбаться всем. Я ведь уже говорил, что шестеро из нас пожелали отступить. Они вернулись на службу без какого-либо осуждения со стороны остальных.
Но зато теперь мы были полностью уверены, что после этой больнички нас ждет отряд космонавтов. Иначе зачем нас было так мучить? Не в трактористы же нас готовили…
Я не отступил, я прошел все испытания. Моему соседу Гришке тоже повезло, Горобцу повезло, хотя ему пришлось вообще сурово, поскольку он был тяжелее остальных: во время испытаний в центрифуге собственный вес раскатывал Горобца в блин. Всего же из сорока пяти офицеров, отобранных для прохождения обследования, Козлов подтвердил пригодность лишь девятнадцати… Пригодность к чему? Это нам предстояло выяснить в ближайшие дни.
Ветреным утром в институт приехал низенький и круглый, похожий на пушечное ядро, майор и приказал всем, прошедшим обследование, собирать вещи. Пришла пора второго этапа моей космической эпопеи. Но на сей раз пришлось покинуть столицу и переехать в город Калининград Московской области.
Автобус миновал железнодорожный переезд, на несколько секунд притормозил перед КПП, затем проехал за железобетонный забор и остановился перед двухэтажным зданием, которое выглядело словно усадьба помещика. Чуть правее «усадьбы» располагалось строение пониже и посовременнее с рядом высоченных дверей. К дверям мы и направились. «Особое конструкторское бюро-1», – прочитал я на табличке, и сердце мое радостно заухало. Честно говоря, тогда я еще не знал, что именно в «ОКБ-1» проектируют ракеты-носители и космические корабли и что тут находится центр подготовки космонавтов. Но, получается, вроде как предчувствовало сердце-то.
А дальше был недолгий перекур, чай-пирожные в буфете, а потом – подписка о неразглашении в пропахшем лежалыми бумагами кабинете, потом – полутемный конференц-зал, над которым солнцем вспыхнула хрустальная люстра, освещая и нас, и людей, расположившихся во главе стола для совещаний.
Двое – в гражданской одежде, один – в форме. Генерал-майор – ого-го!
Я рефлекторно вытянулся струной, рука судорожно рванула вверх, дабы отдать честь. Само собой, то же самое произошло и с остальными добровольцами. Секундой позднее я с удивлением понял, что генерал – не наш, а бронетанковых войск. Что он тут делает? Ведь не мимо же проходил.
– Вольно, – отмахнулся генерал. – Рассаживайтесь, ребята.
Я посмотрел на гражданских и сразу узнал человека, который проводил со мной собеседование на НИПе. Второй гражданский был постарше, но с таким же пронзительным, почти рентгеновским взглядом. Он-то и начал беседу:
– Меня зовут Михаил Клавдиевич Тихонравов. Я – научный руководитель проекта, для участия в котором выбрали вас, друзья. Мой коллега, – он кивнул в сторону человека, проводившего собеседование, – Семен Степанович Черников, конструктор. Тимофей Иванович Тур, – кивок в сторону генерал-майора, – заместитель командующего бронетанковыми войсками СССР, курирует проект со стороны Министерства обороны. Всех вас, конечно же, волнует вопрос, для чего именно вы понадобились Родине. Должен вам сообщить, и Тимофей Иванович подтвердит, что состояние, в котором находится наша страна сегодня, характеризуется как предвоенное. – Тихонравов сделал паузу, ожег нас рентгеновским взглядом и продолжил: – Ваша служба была, так или иначе, связана с космосом, поэтому нет необходимости читать лекцию о том прорыве, который был совершен в области ракетостроения и космонавтики в течение минувшего десятилетия. Однако в связи с этим появились и новые угрозы. Учитывая, что и советская, и американская космические программы нацелены на Луну, есть основания полагать, что именно там, на Луне, возможны столкновения наших интересов… Столкновения, так сказать, с применением разных типов оружия и боевой техники.
Добровольцы одновременно выдохнули. Шорох такой пронесся, словно роща зашумела.
Война! На Луне! Это нечто невероятное!
Нет, безусловно, война – это плохо. Любая война – это зло. И мы боремся с теми, кто жаждет войны. Выходит, теперь придется побороться за мир и в космосе. Оказаться с такой миссией на Луне, без преувеличения, – почетно. Это честь, черт возьми, для простого офицера вроде меня.
– Сфера ведения боевых действий расширяется, – сухо проговорил генерал-майор. – Мы умеем воевать в поле, на воде и под водой, в воздухе. Теперь мы учимся сражаться в космическом пространстве и на поверхности других небесных тел. И Луна – первая в списке внеземных объектов. Верховный главнокомандующий СССР Никита Сергеевич Хрущев распорядился создать силы быстрого реагирования с постоянным базированием на Луне и на ее орбите. Силы будут включать в себя спутниковую группировку и «танковый кулак», состоящий из специальных, приспособленных для работы в лунных условиях боевых машин. Из добровольцев же предполагается сформировать несколько экипажей для непосредственного управления новыми танками. Вы вызвались, чтобы участвовать в космическом проекте один раз, еще не ведая, чем вам предстоит заниматься, и вам предстоит подтвердить свое намерение снова. Тех из вас, кто согласится продолжить работу с нами, мы начнем готовить, можно сказать, с нуля.
Дух захватывало от слов генерал-майора! Сердце выдавало такую чечетку, что в ушах вибрировало. Нет, страшно, конечно же, стало. Шутка ли: на Луну, и не за камнями-сувенирами, а воевать. А на войне, знаете ли, убивают. И во сто крат опасней воевать в условиях космического пространства – среды, бесконечно враждебной по отношению к человеку. Но я уже твердо для себя решил: соглашусь, что бы генерал-майор ни предложил. Хоть в связисты, хоть в танкисты, хоть в пехоту. Космос, Луна – подумать только! Похоже, судьба предоставила мне и моим друзьям шанс сделать что-то по-настоящему значительное в своей жизни. Что-то, ради чего не жаль и голову положить.
Какая-то неувязка портила картину. Какая-то мелочь…
Ах, точно: ни один из нас не умел управлять транспортными средствами. А танк – это вам не самокат.
Поскольку наш куратор по линии Министерства обороны вроде бы закончил излагать, я поднял руку, как в школе.
– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться?
– Обращайтесь, лейтенант, – отозвался тот незамедлительно.
Я спросил насчет нашего умения водить машину, точнее – об отсутствии такового навыка.
– Черников, поясните товарищам, – попросил генерал-майор.
– Так точно, – кивнул знакомый по собеседованию на НИПе человек. – Вам предстоит управлять совершенно новой техникой в особых условиях. Там другая сила тяжести, другая инерция, другой коэффициент сцепления… Нет ничего такого, к чему вы могли привыкнуть на Земле. Поэтому наработанные навыки не помогут, а скорее навредят. Допустим, забуксуете вы на склоне. Машинально дадите по газам, а на Луне от такого маневра танк подбросит и перевернет. Да будь вы хоть летчиками, хоть велосипедистами, в проект мы бы вас не взяли. Всему предстоит учиться с нуля, приобретать совершенно новые, особые рефлексы. Более того, мы сами будем учиться вас учить. Нет однозначно утвержденной программы подготовки операторов лунных танков, но мы над этим работаем. Поэтому для начала мы отправили вас на медобследование, словно вам предстоит обычный полет в космос. А вообще тренировки у вас будут особыми. Это все, что я имею сказать в ответ на ваш вопрос, товарищ Левицкий.
– Танком будет управлять экипаж из шести человек, – подхватил Тихонравов. – Есть опасения, что меньшему числу спецов с лунной машиной не справиться. В экипаж войдут: командир, водитель, штурман, бортинженер, стрелок и оператор остронаправленной антенны. Позднее мы определим, кому из вас какую функцию поручить.
Шесть человек на один танк? Это какой же размер должен быть у машины? Настоящая гусеничная крепость, выходит. Чудовище вроде танков времен Первой мировой войны.
– Товарищ Тихонравов, – подал голос Апакидзе. – Это ведь, не в обиду будет сказано, мы как селедки в банке окажемся.
Я молча кивнул. Григорий был, конечно же, прав.
И следом поднял руку Горобец.
– Разрешите узнать, службу предстоит нести вахтенным методом или на Луне для нас построят гарнизон? – У Горобца имелась семья: жена и сыновья-близнецы, в институте он показал мне их фото. Поэтому его беспокойство понимали все. Даже холостякам вроде меня было что терять на Земле. Но я бы мог решиться на такие жертвы, а вот ему нужно было миллион раз все обдумать…
Генерал-майор Тур хмуро хмыкнул. Тихонравов прищурился.
– Это почему же – как селедки в банке? Построим для вас просторный пункт управления, – сказал научный руководитель, пожимая плечами.
– Давайте не будем заблуждаться, товарищи, – проговорил Черников, и сердце мое защемило от нехорошего предчувствия. – В космос вы не полетите. Вы будете управлять танками дистанционно, в режиме реального времени, находясь на одном из НИПов. Вам предстоит стать, так сказать, земными, «сидячими», космонавтами.
Черников закончил говорить, и повисла тишина. У меня же возникло такое чувство, будто я либо что-то неправильно понял, либо не до конца расслышал. И что стоит мне задать уточняющий вопрос, как все встанет на свои места. Но это чувство владело мною всего несколько секунд. А дальше я ощутил себя ребенком, у которого перед носом повертели леденцом на палочке, но стоило открыть рот, как вместо конфеты туда сунули ложку с касторкой. Дальше участия в беседе я не принимал, потому что все основное уже было сказано, – чего переливать из пустого в порожнее. Я стал жертвой обмана. И что самое неприятное: я обманул себя сам. Никто ведь заранее не обещал, что мы станем космонавтами, речь шла только об участии в космическом проекте. И вот он – проект, участвуй, сколько душа пожелает…
– Мы не полетим на Луну? – все же переспросил капитан Прокофьев.
– Нет, – ответил как отрезал Черников. – Учитесь воспринимать информацию с первого раза, капитан.
– Зачем же тогда нас… – пробормотал Идрис Алиев. – И на центрифуге… – Он сглотнул, а затем развел руками в жесте, полном обиды. – И в барокамере…
– Операторы наших танков должны быть здоровыми, крепкими ребятами с хорошими нервами, – терпеливо пояснил Черников. – Мы выбрали среди большого числа добровольцев тех, кто нам подходит.
– Товарищи, никто вас взашей не гонит, – сказал генерал-майор. – Кто не захочет участвовать в проекте, тот отправится на прежнее место несения службы. Только учтите, что мы вас не потехи ради отбирали, не для вашего собственного форсу, а для дела. Вы Родине нужны.
– Все так, товарищ генерал-майор, – сказал капитан Прокофьев, разглаживая брюки на коленях. – Дайте нам покурить, подумать, обсудить. И мы вам доложим, что да как.
Тихонравов вопросительно взглянул на Тура, затем кивнул.
– Что ж, подумайте. Думать – не вредно. А вот курить лучше бросайте.
Мы друг за дружкой вышли из конференц-зала. Майор, сопровождавший нас в поездке, читал в приемной свежий выпуск «Советского спорта». Он не задавал вопросов и в ответ на просьбу Прокофьева молча вывел нас во двор. Мы оказались по другую сторону двухэтажной «усадьбы». Тут же отыскалась увитая диким виноградом беседка, в которую мы и ввалились всей гурьбой. В беседке общались два молодых майора, лица которых показались мне странно знакомыми. При нашем появлении майоры встали со скамейки и, небрежно козырнув в ответ, пошли, продолжая разговор, в сторону одного из множества расположенных на территории «ОКБ-1» лабазов.
– Надо соглашаться, – убежденно сказал Прокофьев. – Понятно, что это не то, на что мы рассчитывали. Но если мы можем быть полезны…
– Говорите сами за себя, товарищ капитан, – перебил его Горобец. – Купились мы с потрохами, сейчас только поменяем шило на мыло. Мы и раньше на НИПах вроде не бездельничали, а теперь – заново учись, да ответственности навалят…
Горобцу тяжелее, чем другим, пришлось в центрифуге, поэтому теперь он и вымещал свою обиду словами.
– Вот Левицкий вообще не собирался карьерой заниматься, отслужит срочную – и домой, – сказал Горобец, тяжело хлопая меня по плечу. – Ему тоже прока нет застревать на НИПе на всю жизнь.
Я же обратился к сопровождающему нас майору.
– А вы знаете, кто были эти двое? – я кивнул вслед отдалившимся офицерам.
– Попович и Быковский, – ответил тот как ни в чем не бывало. – Космонавты.
Все наши сейчас же притихли. Кто молча пыхтел сигаретой, кто просто глядел на отошедших на порядочное расстояние космонавтов. Попович и Быковский тем временем завернули в открытые ворота лабаза, из которого доносился металлический лязг и вкрадчивый рокот мощного двигателя. Мне показалось, что в проеме ворот виднеется дульный тормоз артиллерийского или танкового орудия.
Я, кажется, говорил, что решение было у меня уже на тот момент, когда я вызвался добровольцем, еще не зная, собственно, во что ввязался. Не люблю я людей, которые юлят, постоянно меняя решение. Они скользки, и на них никогда нельзя положиться. Свое согласие на участие я уже дал, к тому же генерал-майор дельно заметил – нас позвали не для того, чтобы мы форсили, не для собственных амбиций, стало быть, а потому что страна нас звала.
Тем не менее четверо из нашего отряда пожелали выбыть. Их посадили в тот же автобус, на котором мы сюда приехали, и отправили в Москву. Горобец опять учудил: попрощался со всеми, сел в автобус, но выскочил обратно, не успев выехать за КПП.
…Есть такое распространенное заблуждение, что в Крыму больше всего солнца на южном берегу. На самом деле наибольшее количество солнечных дней в году – в Симферополе и в Евпатории. Поэтому именно в этих городах были построены Центры дальней космической связи. Ясная погода и отсутствие гор, закрывающих горизонт, – самые важные условия для качественной коммуникации. В Евпатории на НИП-16, не считая рутины с нашей орбитальной группировкой, работали в основном по Марсу и Венере. Если в репортажах программы «Время» осторожно сообщали о работе Центра космической связи, то имели в виду Евпаторийский НИП-16. Симферопольский же НИП-10 был тайной за семью или, скорее, семьюдесятью печатями. Хотя огромную чашу радиотелескопа ТНА-400 было заметно ну уж очень издалека. Помню, как я увидел это сооружение в первый раз. Контур гигантской антенны проступил из жаркого марева, что поднималось над убранными полями и стелющейся меж них трассы «Симферополь – Евпатория».
После хрущевского постановления о создании на Луне советского «танкового кулака» мощности НИП-10 были полностью переориентированы на работу с естественным спутником Земли. В чуть холмящейся степи, изобилующей балками и небольшими карстовыми скалами, на площади сто пятьдесят на двести пятьдесят метров нам сделали «песочницу» – полигон, имитирующий участок лунной поверхности с кратерами, трещинами и возвышенностями. Каждый день наша «Оса» выползала в «песочницу», чтобы экипаж мог потренироваться в дистанционном управлении.
И когда день, прошедший в учебе, в которой, как известно, тяжелее, чем в бою, подходил к концу, мы всем экипажем собирались возле танка. Мы сидели – кто на броне, кто на теплой земле, привалившись спиной к пыльным каткам, – курили, пили крымскую минеральную воду или чай из термоса, любовались закатом. Иван Прокофьев – командир, Григорий Апакидзе – штурман, Идрис Алиев – бортинженер, Николай Горобец – стрелок, Владимир Дорогов – офицер с НИП-10, коренной симферополец, присоединившийся к команде в последнюю очередь – оператор остронаправленной антенны… Ну и я – Василий Левицкий, приказом командующего бронетанковых войск повышенный в звании до капитана и назначенный на должность водителя «Осы». Каждый вечер мы болтали, всякий раз вспоминая, как однажды чуть было не стали космонавтами.
Глава 2
«Не болтай!» – такой плакат в стиле совок-панк с девицей в косынке, прижимающей к губам палец, висел в танковом боксе частной военной компании «Дозор». Поэтому уорент-офицер Антон Левицкий следил за своим языком, но держал ухо востро. Поговаривали, что радиоактивные руины поселка Морозово, уничтоженного китайской баллистической ракетой в результате алтайского инцидента 2018 года, используются в качестве полигона для испытания принципиально новых видов танкового вооружения. Здесь до середины нулевых хозяйничал НИИ им. Жукова – одиозное предприятие, обеспечивающее оборонку Российской Федерации всякими смертоносными железяками. После того как НИИ было захвачено рейдерским путем корпорацией «Гелий Про», институт продолжил свою деятельность, но уже в частнособственнических интересах совета директоров и его председателя – Дональда Макарова. Слышал Антон, что в Морозово отрабатывали экспериментальную пушку «Близзард», которая была чем-то вроде огнемета, только с точностью до наоборот: била из сопла особым хладагентом, снижающим энергию молекулярных связей. Опять же – по слухам, броню, по которой прошелся «Близ», можно было крошить пальцами, как краюху черствого хлеба. Оружие завтрашнего дня, мать-перемать!