Среди слушателей было замешательство. Двойник начал раздражаться. Хорошо, - сказал он, - взгляните сюда. - Он нарисовал на скатерти петлю со стрелками: - Вправо идет обычное наше с вами прямое время, влево - обращенное. Чертеж изображает линию бытия. Она похожа на петлю и отражает путешествие тела в прошлое и обратно. Тело непрерывно существовало до старта в прошлое, тут повернуло во времени назад, существовало до финиша в прошлом, потом опять повернуло во времени и стало существовать обычным порядком. Линия бытия здесь сложена втрое. Значит, пока есть петля, существует три тела: одно в обратном времени и два в прямом. Это ясно?
- Ясно, - раздался голос студента.
- Допустим, - сказал Двойник. - А теперь представьте себе, что на линии бытия в результате внешнего вмешательства возникла вторая петля. - Он нарисовал нечто похожее на канцелярскую скрепку: - Сколько тут сосуществующих параллельных участков?
- Раз - два - три - четыре - пять, - сосчитал студент.
- То-то! - сказал Двойник и расставил стрелки. - Два в обратном и три в прямом времени. На экране локатора будущего эта кривая и зафиксирована. Она послужила сигналом о неизбежной осуществимости эксперимента.
- Здорово! - восхитился студент. - А может быть, какая-нибудь другая, более сложная петля?
- Видимо, да, - сказал Двойник. - Например, такая... - Он нарисовал: - Тут из одного тела получается одиннадцать. Пять благополучно путешествуют из будущего в прошлое, а шесть пребывают в мире прямого времени. Если говорить о бытии вне камеры, то тело умножается в шесть раз.
- Блеск! - сказал студент. Умножение тел
После того как публика, пошумев, уяснила сущность умножения тел в простых и сложных петлях времени, посыпались вопросы:
- Извините, товарищ Рубцов, - сказал журналист из ежемесячника "Март" и встал со своего места, щелкнув каблуками, - возможно ли таким способом увеличить численность, э... футболистов?
- Возможно, - сказал Двойник, - хоть почти невероятно. Но только при условии, что в играх их не будут калечить и убивать.
- Почему? - спросил разочарованно бравый журналист.
- Потому что ни одно из размноженных тел нельзя уничтожить. Ведь тогда линия бытия прервется, и никакой петли не получится - некому будет залезать в камеру, чтобы ехать в прошлое. Локатор будущего не увидит заказанного процесса, ибо он просто не состоится.
- А танцовщиц и певиц? - спросил журналист. - Можно умножать?
- Да, можно. В принципе, конечно.
- А студентов? - спросил студент. - Хотя бы на денек перед экзаменом?
- О, боже! - Двойнику надоели чепуховые вопросы. - Я думаю, если уж умножать, то неодушевленные предметы - электрограммофоны, пылесосы, автомобили. Их можно было бы сдавать на прокат с полной гарантией исправности на сутки вперед. И еще... Как вы думаете, что еще? Нечто очень нужное...
- Деньги, деньги! - воскликнули вместе студент и фотограф.
- Наконец-то! - одобрил догадку Двойник. - Позавчера я проверил установку на обыкновенном двугривенном. Правда, он был умножен только на два и только на полчаса. Вот он... - Двойник поднял над головой беленькую монетку. - Эту реликвию я оставил как доказательство того, что иногда можно брать деньги взаймы у будущего. К сожалению, с неминуемым возвратом. Сумму, полученную сегодня, вы обязаны завтра послать в прошлое.
- А больше, чем на сутки, можно занимать? - с надеждой спросил студент.
- Любое умножение только на сутки, не более, точнее на 23 часа 49 минут и 22 плюс-минус 3 секунды.
Студенту стало грустно. Прочая публика тоже затосковала о невозможности занимать деньги у отдаленного будущего. Выразили надежду, что всемогущая наука преодолеет этот запрет. И в это время вернулся Иосс. Взоры устремились к нему. Объяснение прозрачности
- Разумеется, все в порядке, - сказал Двойник.
- Да, - сказал Иосс. - В порядке. У меня до сих пор трясутся руки... Это было привидение, а не человек. Май Сергеевич. Черт знает что... Домой не мог идти, вот вернулся...
- Это был я, но почти весь в обратном времени, - Двойник встал, чувствуя, что надо дать следующую порцию разъяснении. Он откашлялся и начал. - Прошу внимания. Дело вот в чем. Процесс обращения времени есть процесс перевода объекта из области положительных энергий в область отрицательных энергий. У меня в аппарате перевод выполняется на тоннельном эффекте. Объект как бы проваливается под пустоту. Для этого служит устройство, которое я назвал поворотным приводом. Оно включается дважды - на старте и на финише. Причем, при повороте на старте выделяется значительная энергия. Она идет в достаточно емкие аккумуляторы. А при повороте на финише эта энергия, наоборот, расходуется. Объект как бы выталкивается обратно в область положительных энергий. Должен сказать, для живого существа операция не из приятных. Итак, тело, существующее в отрицательном времени, есть тело отрицательной энергии. Иными словами, энергия его частиц и полей меньше, чем нуль. И благодаря этому в нашем мире оно не может быть воспринято и зафиксировано через посредство обычных и даже весьма сильных воздействий. Таковы общеизвестные следствия из элементарной теории Дирака. Я понятно говорю?
- Смотря для кого, - сказал фотограф.
- Вполне понятно и популярно, - сказал студент.
- Значит, непонятно, - сказал Двойник. - В таком случае прошу верить мне на слово. Вот что надо понять: тело, существующее в обращенном времени, для тел прямого времени является просто пустотой. Вы можете освещать его прожекторами, стрелять в него из пушки - оно останется неуязвимым, неощутимым и невидимым.
- Вот так понятно, - сказал фотограф.
- Очень рад, хоть и не уверен, - сказал Двойник. - Идем дальше. Полностью обращается время в моей установке лишь при прочно закрытой камере. Когда камера открывается, в нее проникает внешний мир, просачивается вместе с ним его прямое время. Так что же происходит, когда объект отрицательной энергии соприкасается с объектом положительной энергии?
- Аннигиляция! Взаимное уничтожение! - радостно воскликнул студент.
- Ошибаетесь! Врете в простейших вопросах! - недовольно сказал Двойник. На каком вы курсе?
- На втором, - студент потупился.
- Вам пора понимать, что тут нет столкновения антител, а значит, не может быть никакой аннигиляции. Тело отрицательной энергии - не антитело. Странно теперь учится молодежь!..
Студент сидел пунцовый.
- Так вот, - заключил Двойник, - никакого взрыва не будет. Влияние внешнего мира весьма медленно начнет поворачивать тело обращенного времени в свою сторону. Будут происходить повороты атомов и целых молекул. В первый внешний час тело воспринимается не полностью, а лишь теми частицами, которые успели встать в прямое время. Значит, оно будет полупрозрачным и полупроницаемым для внешнего мира. Наоборот, для него полупроницаемым и полупрозрачным будет внешний мир. Вам ясно?
Слушателям было не ясно, исключая, разумеется, физиков. Но Двойнику надоело объяснять. Подмигнув Иоссу, он объявил:
- Кто не понял, поступайте в университет. Другие вопросы есть?
После недолгого молчания раздался твердый голос журналиста:
- Есть один вопрос, товарищ Рубцов. Разрешите?
- Слушаю, - сказал Двойник.
- Удалось ли установить личность преступника, совершившего незаконное открытие камеры?
- Нет, я же говорил, что не смог разглядеть лица.
- И до сих пор не произведено его задержание?
- Нет, конечно!
- Ну, я спешу, до свидания, - сказал журналист и вышел, чеканя шаг.
Присутствующие многозначительно переглянулись.
Опять зазвонил телефон. Двойник ответил:
- О! Добрый вечер, Федор Илларионович!.. Не ожидал, никак не ожидал... Очень хорошо... Давно пора... Конечно, конечно... Спасибо. - Произнося эти вежливые слова, Двойник не верил своим ушам: профессор Барклай заявил о своем полном согласии с работой Рубцова; о пересмотре своего отношения к нему, Рубцову; о том, что утром, как понял профессор, был возврат Рубцова из суточного прогноза; что завтра, на старте, по приглашению Барклая, будут присутствовать представители прессы, кино, телевидения... Конец дня
Лита ушла из редакции в приподнятом настроении. Этот богатый событиями, сумбурный, острый день уже не удивлял ее. Сейчас, в конце, он вылился в безотчетную праздничность. Лита не помнила своих страхов, болезненных недоумении и слез. Ее не пугало раздвоение Мая. Теперь это было интересно и даже смешно. Там, в редакции, было весело отличать сегодняшнего Мая от завтрашнего. Лита это делала так безошибочно, что Юра Бригге охал и восхищался, будто Литино чутье было удивительнее самого раздвоения.
Сидя в полупустом троллейбусе, Лита мысленно прикинула, в чем же заключается отличие Маев. Завтрашний, решила она, мужественнее, ловчее, увереннее. Пожалуй, порой он бывал слишком уверен, самоуверен больше, чем хотелось бы Лиге. Зато сегодняшний Май тише и теплее. И в нем было послушание - послушание завтрашнему. Это было немножко неприятно. Оба они другие, не такие, каким был единый Май вчера. Подумав об этом. Лита немножко пофантазировала на тему о раздвоении мужчин.
Впрочем, главным в ее состоянии было чувство здорово сделанного дела, чувство газетной удачи, в которой она была прямой участницей и исполнительницей. Такого еще не случалось в маленькой редакционной жизни Литы. И еще ее смешило любопытное поведение главного редактора, который оказался таким умелым интервьюером и ловким кавалером.
Недалеко от дома Мая сверкал огнями "Гастроном". Он был яркий и манящий. Прикинув сумму гонорара, неожиданно заработанного сегодня, Лита решила, что вполне уместно истратить в этом "Гастрономе" двадцать рублей, отложенные в прошлую получку на туфли. К Маям она явилась с двумя тяжелыми пакетами.
Когда Лита вошла, Саша Гречишников мягко выпроваживал посторонних. Он говорил, что Двойнику надо отдохнуть после перенапряженных суток, а Маю перед путешествием во вчера. Гости понимающе кивали, одевались и искоса поглядывали на шеренгу бутылок, которую Лита выстраивала на подоконнике.
Наконец, дверь за гостями закрылась, и Саша спросил Литу:
- Ну как, сестрица, готов завтрашний чудо-номер?
- Ой, мальчишки, это был фурор! На газете, которую привез Май, была маленькая клякса на третьей полосе внизу, а на нашей газете ее сперва не получилось. Так рабочие в типографии совсем обезумели. Технолог цеха сам мудрил над матрицей, чтобы эта клякса вышла. В общем, наша газета как две капли воды похожа на твою, - она кивнула Двойнику. - Фотографии абсолютно одинаковые. А текст одной корреспонденции сперва был немножко другой, но главный его поправил, и стала точная копия!..
Юра возвестил:
- Внимание! Благодаря тонкой сообразительности, яркому темпераменту и щедрому бескорыстию научно-газетной феи Аэлиты Усковой объявляется внеочередная разрядка атмосферы! - Он хлопнул пробкой и разлил вино по бокалам. - Отныне налагается запрет на научные темы! Да здравствуют умноженные Май! Ура!..
- Ура! - подхватили все. Перед стартом
Май устроился на кровати, Двойник - на диване. Не спали и дымили сигаретами. Говорить не хотелось. Оба устали.
Двойник пытался догадаться, кем бы мог быть злоумышленник, открывший камеру. Климов? Что-то он пропал, как в воду канул - Барклай вот объявился и больно уж бодро высказал признание, сам себя высек. Не очень похоже на Барклая...
А Май вспоминал начало. Припомнил, как набрал кодированный запрос, как вставил его в локатор будущего, надеясь хоть на пятиминутную петлю с разрешенным прогнозом. И как экран заполнило сплошной зеленью. Это был знак удачи - резко выраженной интерференции волн бытия. Тогда он набрал на коммутаторе заказ на разрешение максимального - суточного прогноза с полной загрузкой камеры. И завертел ручку строчного сжатия и увидел то, на что не смел и надеяться: суточную двойную петлю. Она была яркая и гладкая. И именно двойная! Май только сейчас вспомнил эту подробность. В памяти четко встал ее характерный рисунок.
Значит, решил Май, с Двойником что-то творилось в пути из завтра. Сказал громко:
- Петля на локаторе была двойная.
- Разумеется, - не сразу отозвался Двойник, он уже начал дремать.
- Что там произошло?
- Я рассказывал. Не надо было тебе уединяться на кухне и заниматься мировой скорбью.
- Расскажи.
- Нет. Не положено. Во-первых, тебе будет неинтересно, во-вторых, не судьба. Я точно повторил то, что слышал вчера от Двойника.
Май не стал отвечать. Значит так надо, ничего не поделаешь.
- Давай-ка спать, - изрек, зевая, Двойник. Май закрыл глаза и вспомнил, что было утром дальше: щелчок автомата, отключившего поворотный привод, и этот грохот, урчащий, почти инфразвуковой гром обращения времени в камере. И перепуганные лица Климова, Иосса, парня из охраны, врача... Хотел спросить у Двойника, насколько неприятен поворот, больно ли переходить в отрицательное время и отрицательную энергию. Прислушался - Двойник уже уснул. Нет так нет. И едва ли был резон задавать подобные вопросы. * * *
...Серое осеннее утро. И треск будильника. Диван был пустой. Двойника не было. На столе лежала записка - "Из гуманности даю тебе поспать лишний час, иду кое-что подготовить, начало в 10.40. Двойник".
Май машинально помахал руками и ногами, считая, что делает зарядку. Принял холодный душ, крепко обтерся и только тогда сбросил с себя остатки сна. Перечитал записку Двойника, крякнул и пошел бриться. Ни о чем особенном не думалось. Состояние было нормальное - выспался хорошо. Настроение тоже ничего, только чуть напряженное, как у студента перед экзаменом. Замурлыкал себе под нос привязавшееся вчера "Пустоведы-дармоеды".
Завтракая, размышлял о матричном представлении функции бытия. Даже положил перед собой лист бумаги. Но никаких идей в голову не приходило. * * *
Было самое начало одиннадцатого, когда Май вышел из дому. И тотчас почувствовал себя в окружении зорких глаз. Какой-то парень торчал на лестничной площадке. Когда Май проходил, он смотрел вниз, облокотясь о перила. Внизу тоже были какие-то молодые люди. Они стояли кучкой и нарочито не взглянули на проходившего Мая. На углу стояла "Волга", которая двинулась с места, как только Май ее миновал. "Наверное, у меня началась мания преследования", - подумал Май;
"Волга" проехала за троллейбусную остановку и остановилась. Май, назло "Волге", решил не ждать троллейбуса и идти пешком. Через некоторое время оглянулся - "Волга" стояла на прежнем месте, но шагах в двадцати вслед за Маем шел один из тех молодых людей, что были возле его дома. Другого из той же группки увидел на противоположной стороне улицы.
"Ну и судьба!" - подумал Май и сел на скамейку, стоявшую у стены. Ему захотелось удрать от непрошенных телохранителей. И было досадно, что так скоро, через полчаса - начало эксперимента.
Парень, шедший за Маем, показался вблизи. Вот он совсем рядом. Идет, не спеша, прогуливается. И не глядит на Мая.
- Эй, гражданин! - громко позвал Май.
- Вы меня? - обернулся парень.
- А вы кого? Не меня?
- Чего? - парень запнулся.
- Не меня ли, говорю, стережете?
Парень не ответил. Стоял вполоборота к Маю и молчал. А в это время подъехала "Волга". Она затормозила возле самой скамейки, и из нее выскочил вчерашний гость-журналист, который спрашивал об умножении футболистов.
- Приветствую вас, Май Сергеевич! Не подвезти ли? - осведомился он.
- Куда?
- В институт, я полагаю. У меня, видите, транспорт.
- Неужели вы не понимаете, что ничего не будет! - заговорил раздраженно Май. - Ничего, ровным счетом, не помешает! Зачем же вы лезете!
Журналист ни капельки не смутился:
- Для порядка, Май Сергеевич, и для безопасности. Прецеденты имеются. Наш долг...
- Катитесь вы к чертовой бабушке!
- Ну, хорошо, - начал успокаивать собеседник, - отдохните, только не надо волноваться.
Он сел в машину и медленно тронул ее. Парень тоже тихонько зашагал вперед.
Май выждал с минуту и почувствовал, что не может этак безропотно повиноваться. Им, как вчера утром, завладело вдруг отчаянное стремление испытать эту жесткую предрешенность событий, сделать что-то нелепое...
Оглянулся... Юркнул в парадное. Под лестницей была дверь во двор. Во дворе было пустынно, тихо после шумной улицы и росло несколько деревьев. Май бросился к одному из них, стоявшему в глубине двора у забора. Спрятался за ствол и огляделся. Никого. Подскочив, схватился за толстую ветку, держась за нее, взобрался на высокий забор. По ту сторону был узенький переулок. Спрыгнул за забор в переулок и услышал отрывистый собачий лай. Он слышался со двора. "Ищейку спустили, скоты", - мелькнула догадка. Побежал по переулку вправо, и в ушах стоял этот мерзкий лай. За поворотом стоял "Москвич", дверца была полуоткрыта, водитель стоял недалеко и пил газировку из автомата. Май по-обезьяньи впрыгнул в машину, поспешно отпустил тормоз и нажал газ. Рванул вперед. "Стой! - истошно заорал водитель,- стой!" И опять почудился собачий лай. "Вперед, вперед", - подстегивал себя Май. Прямо перед глазами маячили автомобильные часы. На них было двенадцать минут одиннадцатого.
Май гнал машину, петляя по переулкам и проездам. Сверлило чисто мальчишеское желание: перехитрить телохранителей и явиться в институт без эскорта, одному. Захваченный озорной безнаказанностью, он резал углы по тротуарам, лихо мчался под запретными знаками. Еще два поворота, беззаконное пересечение широкой улицы - и он у цели. Остановил "Москвич", выскочил из него и... увидел впереди ту самую "Волгу", от которой хотел избавиться. Она явно прибыла сюда раньше. А возле "Волги" стоял Двойник в белом рабочем халате. И рядом - журналист, который, увидев Мая, помахал ему поднятой рукой. В жесте этом были приветливое успокоение и великодушное прощение шалости.
Маю не хотелось смотреть на него. Пошел прямо в проходную.
Вместо привычного вахтера в проходной были два солдата с автоматами. Выгнув груди, они стояли по стойке "смирно" и держали равнение на Мая. Вот тут-то Май отрезвел от рецидива детской необузданности. И покорно опустил руки.