«Будь настороже»,– шепнула Клодия, неумолимо продвигаясь вперед. Только на секунду она остановилась: дикий виноград обвивал камни и сплетался над головой, и с первого взгляда казалось, что это беседка. Но руины были древние чума, пожар или набеги чужеземцев опустошили некогда этот город. Остался только монастырь.
Из темноты донесся звук – но не ветер и не шум листьев. Клрдия насторожилась, замедлила шаг, потом махнула рукой в сторону. Я посмотрел туда. Горный ручей медленно спускался по склону, петлял между камней и обрывался отвесным, бурлящим водопадом; брызги воды сияли в лунном свете. На фоне водопада мелькнул силуэт Клодии: она схватилась за корень, торчащий из влажной земли, и полезла вверх по откосу, подтягиваясь на руках; ноги в маленьких ботинках нащупывали опору. Ручей был холодный; я вдохнул влажный свежий воздух, и на мгновение мне стало легче. Я прислушался: журчала вода, листья шелестели на ветру, но больше – ни звука, ни движения. И вдруг страшная догадка поразила меня, руки похолодели: здесь было слишком тихо, безжизненно. Будто лесные звери и птицы нарочно избегали этих мест. Клодия стояла на выступе надо мной; она попыталась дотянуться до фонаря, ее накидка коснулась моего лица. Я поднял фонарь, свет озарил ее замкнутое ангельское лицо. Она протянула мне руку, чтобы помочь подняться в гору. Мы двинулись дальше, вверх по течению ручья.
«Ты чувствуешь? – прошептал я. – Здесь слишком спокойно».
Но рука Клодии легла на мою, словно успокаивая. Подъем становился все круче, и в бездушной тишине я старался разглядеть каждую новую деталь, выплывавшую из темноты. Вдруг что-то шевельнулось в траве, я бросился к Клодии, рывком притянул ее к себе. Но это всего лишь ящерица скользнула по ли-jстьям длинным хвостом. Переполошенные листья улеглись, но Клодия сильнее прижалась ко мне, спряталась под мой плащ и вцепилась в полу пиджака. Так она и вела меня, окутанная моим плащом поверх своей свободной накидки.
Вскоре прохлада реки осталась позади, из-за облаков выглянула луна, и я увидел прямо над нами проход между деревьями. Клодия схватила фонарь и закрыла его металлическую заслонку. Я дернулся, чтобы остановить ее руку, но она тихо сказала:
«Закрой глаза на минуту, потом медленно открой, и тогда ты все увидишь».
Я взял ее за плечо, зажмурился, холодея, открыл глаза и увидел вдалеке, за деревьями, длинные низкие стены монастыря и квадратную верхушку высокой массивной башни. Еще дальше, над необъятной черной долиной, виднелись шапки горных вершин.
«Идем. Только тихонько, как будто мы невесомы»,– сказала Клодия и без колебаний двинулась к стене, навстречу неизвестности.
Мы быстро отыскали проход – черный, еще чернее, чем увитые виноградом стены. В ноздри ударил сырой запах камней. Я поднял голову: крыши не было, высоко в небе, в разрывах облаков, мерцали звезды. Огромная лестница зигзагами уходила вверх к узким окнам, выходящим на долину. Под первым пролетом лестницы темнел вход в остальные помещения монастыря.
Вдруг Клодия словно окаменела, даже кончики ее волос не колыхались. Она прислушивалась. Я же слышал только тихий гул ветра. Клодия медленно и осторожно двинулась вперед, носком ботинка расчищая себе дорогу на мокрой земле. В углу лежал большой плоский камень. Она стукнула по нему каблуком, тот отозвался низким, глухим звуком. Он был такой огромный, и я тут же с жуткой отчетливостью представил себе, как эти крестьяне из деревни окружают ка-мень, поднимают его с помощью гигантского рычага. Взгляд Клодии скользнул по лестнице и остановился на полуразрушенном дверном проеме под ней. В окне наверху мелькнула луна, и вдруг Клодия молча бросилась ко мне и прошептала:
«Ты слышишь?!» – И замерла.
Ни один человек не смог бы услышать это. Звук доносился издалека, но не с той стороны, откуда долгим кружным путем приехали мы, а с вершины холма, прямо из деревни. Сперва это был всего лишь шорох, но постоянный, ритмичный, и мало-помалу стала различима тяжелая, энергичная поступь. Клодия сжала мою руку, мы бесшумно скользнули в проем под лестницей. Передо мной взметнулся подол ее платья.
Неизвестный хромал: шаги приближались, и я слышал, что одна нога ступает твердо, а вторая медленно волочится по земле. Мое сердце тяжело ухало в груди, кровь стучала в висках. Я дрожал и чувствовал, как царапает кожу жесткий край воротничка, как пуговицы цепляются за плащ.
Ветер донес слабый запах. Это был сладкий запах свежей человеческой крови, и против воли жажда охватила меня. Потом я почувствовал запах живой плоти, расслышал сухое, хриплое дыхание. Шаги приблизились к монастырским стенам, и я различил еще один звук: неровный ритм сердца, учащенный от страха пульс. Но под этим сердцем все громче и отчетливее, ровно, как мотор, билось другое, такое же сильное, как мое, и вот в зазубренном проеме, через который вошли мы, я увидел ЕГО.
Сначала появилось огромное плечо и длинная рука со скрюченными пальцами, потом – голова. Через другое плечо было перекинуто тело. Остановившись у полуразрушенного входа, он выпрямился, поправил свою ношу и вгляделся в темноту, в нашу сторону. Контуры его головы вырисовывались на фоне ночного неба; я напряг глаза, но не смог разглядеть его лица, только глаз стеклянно поблескивал в свете луны. Вот сверкнули и зашуршали пуговицы, качнулась рука, и, чуть согнув длинную ногу, он двинулся внутрь, прямо на нас.
Я прижал к себе Клодию, чтобы успеть спрятать ее за спиной и первым встретить это существо. Вдруг я с изумлением понял, что он не видит меня. Он шел с трудом, шатаясь под тяжестью тела. Луна осветила его склоненную голову, волнистую гриву черных волос, ниспадавших на согнутые плечи, и широкий темный рукав его пальто. Странное пальто: карман сильно порван, рукав лопнул по шву и на одном плече просвечивало тело. Человек, которого он нес, ше-велился и жалобно застонал. Темная фигура на миг остановилась, чтобы ударить его свободной рукой. Я шагнул навстречу.
Ни слова не слетело с моих губ, да я и не знал, что сказать. Я стоял прямо перед ним, в лунном свете. Черная кудрявая голова рывком поднялась, и я увидел его глаза.
Он посмотрел на меня, глаза его светились, сверкнули два острых собачьих клыка, глухой, сдавленный крик поднялся из самой глубины его глотки. Мне показалось, что кричу я сам. Он отбросил человека на камни, тот снова застонал. С тем же криком вампир ринулся на меня, дыша зловонием, скрюченные пальцы вцепились в мех моего плаща. Я упал назад, ударился головой о стену, но мои руки нашли его голову и стиснули грязный спутанный клубок его волос. Мокрая сгнившая ткань пальто тут же лопнула, но рука держала меня мертвой хваткой. Я старался оттолкнуть его голову, клыки уже касались моего горла. Клодия закричала. Что-то ударило его по голове, он остановился, и снова на него обрушился удар. Вампир повернулся, чтобы ответить ей, но я со всей силы послал кулак ему в лицо, и снова Клодия бросила камень. Я навалился на него веем телом и почувствовал, как прогибается подо мной его искалеченная нога. Помню, что снова и снова бил его по голове, выдирал волосы; он царапал меня когтями, пытался добраться клыками до шеи. Мы долго катались по земле, наконец я подмял его под себя, и луна осветила монстра: огромные глаза, выпирающие из голых глазниц, два маленьких отвратительных отверстия вместо носа, разлагающаяся кожа, обтягивающая череп, противные, гнилые, толстые от грязи, слизи и крови лохмотья, висящие на скелете. Я тяжело дышал. Я понял, что боролся с бессмысленным трупом, с ожившим мертвецом Только и всего.
Откуда-то сверху в лоб ему ударил острый камень, брызнул фонтан крови. Он еще пытался сопротивляться, но следующий камень опустился с такой силой, что было слышно, как затрещали кости. Из-под спутанных волос потекла кровь, впитываясь в траву, грудь подо мной затрепетала, руки чудовища дернулись и застыли. Я поднялся, ловя ртом воздух, сердце было готовы выскочить из груди, и каждая мышца ныла после страшной схватки. На мгновение мне показалось, 'что башня опрокидывается. Опустившись на пол у стены, я смотрел на это существо, в ушах шумела кровь. Я не сразу понял, что Клодия стоит коленями на груди вампира и рассматривает смесь волос и костей, которая была некогда его головой. Она отбрасывала в сторону куски черепа. Так мы повстречались с европейским вампиром, представителем Старого Света И он был мертв.
Я лежал на широкой лестнице, толстый слой земли холодил голову. И смотрел на бездыханного монстра. Клодия стояла у него в ногах, вяло опустив руки. На секунду она прикрыла глаза, опустила веки и застыла в лунном свете, как маленькая статуя. Потом она покачнулась.
«Клодия»,– окликнул я ее.
Она очнулась. Редко я видел ее такой усталой. Клодия указала на человека, лежавшего неподвижно на поду у противоположной стены башни. Он был еще жив. Я совсем забыл про беднягу: тело мое по-прежнему саднило, а сознание было затуманено зловонием окровавленного трупа. Я догадывался, какая судьба уготована человеку, но мне было уже все равно: до рассвета оставалось не более часа
«Он шевелится», – сказала Клодия».
Я попытался встать со ступеней. Лучше бы он не шевелился, лучше бы вообще никогда не встал, подумалось мне. Клодия пошла к нему, равнодушно ми-
Он посмотрел на меня, глаза его светились, сверк-нули два острых собачьих клыка, глухой, сдавленный крик поднялся из самой глубины его глотки. Мне показалось, что кричу я сам. Он отбросил человека на камни, тот снова застонал. С тем же криком вампир ринулся на меня, дыша зловонием, скрюченные пальцы вцепились в мех моего плаща. Я упал назад, ударился головой о стену, но мои руки нашли его голову и стиснули грязный спутанный клубок его волос. Мокрая сгнившая ткань пальто тут же лопнула, но рука держала меня мертвой хваткой. Я старался оттолкнуть его голову, клыки уже касались моего горла. Клодия закричала. Что-то ударило его по голове, он остановился, и снова на него обрушился удар. Вампир повернулся, чтобы ответить ей, но я со всей силы послал кулак ему в лицо, и снова Клодия бросила камень. Я навалился на него веем телом и почувствовал, как прогибается подо мной его искалеченная нога. Помню, что снова и снова бил его по голове, выдирал волосы; он царапал меня когтями, пытался добраться клыками до шеи. Мы долго катались по земле, наконец я подмял его под себя, и луна осветила монстра: огромные глаза, выпирающие из голых глазниц, два маленьких отвратительных отверстия вместо носа, разлагающаяся кожа, обтягивающая череп, противные, гнилые, толстые от грязи, слизи и крови лохмотья, висящие на скелете. Я тяжело дышал. Я понял, что боролся с бессмысленным трупом, с ожившим мертвецом Только и всего.
Откуда-то сверху в лоб ему ударил острый камень, брызнул фонтан крови. Он еще пытался сопротивляться, но следующий камень опустился с такой силой, что было слышно, как затрещали кости. Из-под спутанных волос потекла кровь, впитываясь в траву, грудь подо мной затрепетала, руки чудовища дернулись и застыли. Я поднялся, ловя ртом воздух, сердце было готовы выскочить из груди, и каждая мышца ныла после страшной схватки. На мгновение мне показалось, 'что башня опрокидывается. Опустившись на пол у стены, я смотрел на это существо, в ушах шумела кровь. Я не сразу понял, что Клодия стоит коленями на груди вампира и рассматривает смесь волос и костей, которая была некогда его головой. Она отбрасывала в сторону куски черепа. Так мы повстречались с европейским вампиром, представителем Старого Света И он был мертв.
Я лежал на широкой лестнице, толстый слой земли холодил голову. И смотрел на бездыханного монстра. Клодия стояла у него в ногах, вяло опустив руки. На секунду она прикрыла глаза, опустила веки и застыла в лунном свете, как маленькая статуя. Потом она покачнулась.
«Клодия»,– окликнул я ее.
Она очнулась. Редко я видел ее такой усталой. Клодия указала на человека, лежавшего неподвижно на поду у противоположной стены башни. Он был еще жив. Я совсем забыл про беднягу: тело мое по-прежнему саднило, а сознание было затуманено зловонием окровавленного трупа. Я догадывался, какая судьба уготована человеку, но мне было уже все равно: до рассвета оставалось не более часа
«Он шевелится», – сказала Клодия».
Я попытался встать со ступеней. Лучше бы он не шевелился, лучше бы вообще никогда не встал, подумалось мне. Клодия пошла к нему, равнодушно миновала мертвое чудовище, которое чуть не убило нас обоих. Человек лежал перед ней, раскинув в траве ноги. Я ожидал увидеть насмерть перепуганного крестьянина, какого-нибудь жалкого бродягу, которому довелось взглянуть в лицо существа, притащившего его сюда. Я подошел и не сразу понял, кто лежит передо мной. Это был Морган. Луна освещала его бледное лицо и отметины вампира на горле; мутные и бессмысленные глаза глядели в пустоту.
Я подошел поближе, его глаза расширились, он прошептал изумленно:
«Луи! – Губы не слушались его. – Луи…» – повторил Морган и улыбнулся. Он попытался встать на колени и потянулся ко мне. Бледное, искаженное лицо вытянулось, звук застрял в горле. Морган отчаянно тряс головой, его длинные, спутанные рыжие волосы упали на глаза. Я повернулся и бросился прочь.
Клодия догнала меня, схватила за руку и прошипела:
«Ты видишь, небо уже светлеет!»
Морган приподнялся на руках.
«Луи!» – звал он меня.
Казалось, он ничего не видит вокруг, узнал только одно лицо, только одно слово срывалось с его губ. Я зажал уши и попятился; он протягивал ко мне руку, по которой текла кровь, и меня сводил с ума ее запах. Клодия тоже почувствовала его, стремительно бросилась на Моргана и опрокинула его на каменный пол. Молодой человек попытался поднять голову, провел ладонью вокруг ее лица и вдруг погладил ее золотистые локоны. Клодия вонзила зубы в его горло. Руки Моргана бессильно упали.
Она нагнала меня на границе леса.
«Иди к нему, возьми его»,– сказала Клодия.
Я чувствовал запах крови на ее губах, тепло, разлившееся по щекам, горячее прикосновение ее руки и все же не двигался с места.
«Послушай, Луи,– сказала она отчаянно и сердито. – Я оставила его для тебя, но он уже умирает… Осталось мало времени».
Я схватил ее на руки и пошел вниз по длинному склону. Не нужно было прятаться и осторожничать: дверь к секретам Восточной Европы захлопнулась перед нами. В предрассветной темноте я пробирался обратно к дороге.
«Ты выслушаешь меня, наконец! – кричала Клодия. – Посмотри на небо, уже светает!»
Но я не слушал ее и быстро шел вниз. Она цеплялась за мои волосы, за плащ, Она чуть не плакала. Я перешел ледяной ручей и побежал по дороге в поисках фонаря кареты.
Когда мы отыскали свой экипаж, небо было уже темно-голубое.
«Дай мне распятие, – крикнул я Клодии, щелкнув кнутом. – Есть только одно место, куда мы можем сейчас поехать».
Карета резко развернулась, Клодия опрокинулась на меня, мы поскакали к деревне. Я смотрел вокруг со странным чувством. Туман поднимался меж бурых деревьев. Воздух был прохладен и свеж, запели птицы, казалось, вот-вот взойдет солнце, но я не волновался. Я знал, что еще рано для восхода. У нас еще есть время. Мне было легко и спокойно. Тело ныло от царапин и порезов, сердце болело от голода, но голова была удивительно ясной. Наконец показались уже слишком отчетливые серые очертания постоялого двора и церковной колокольни. Звезды над нами стремительно гасли.
Через минуту я уже стучался в дверь постоялого двора. Она открылась, я надвинул поглубже капюшон и крепко прижал к себе под плащом Клодию.
«Ваша деревня избавлена от вампира,– сказал я изумленной хозяйке и отдал ей распятие. – Слава Богу, он мертв. Его останки в башне. Идите и расскажите остальным».
И я прошел мимо нее в дом.
Крестьяне тут же поднялись, чтобы отправиться к монастырю, но я сказал, что безмерно устал, что должен помолиться и отдохнуть, велел им перенести мой ящик из кареты в какую-нибудь приличную комнату, где можно было бы спокойно поспать. Я предупредил, что будить меня следует, только если приедет посланник от епископа из Варны.
«Когда прибудет святой отец, сообщите ему, что вампир мертв, накормите и напоите его и попросите подождать меня».
Женщина перекрестилась.
«Понимаете, сказал я, поднимаясь по ступеням, – я не мог открыть вам цель моей миссии, пока вампир…»
«Да, да, – поспешила ответить женщина. – Но ведь вы не священник… У вас ребенок!..»
«Нет, я всего лишь сведущий в этих делах человек, но нечестивцу со мной не справиться», – сказал я и замер: дверь в маленькую комнату под лестницей была открыта, внутри было пусто, остался лишь дубовый стол, накрытый куском белой материи.
«Ваш друг, – сказала женщина, глядя под ноги. – Он совсем сошел с ума… и убежал в ночь».
Я лишь кивнул в ответ…
Закрывая за собой дверь комнаты, я слышал крики людей: казалось, они бегут во всех направлениях, а потом тревожно ударил церковный колокол. Клодия соскользнула с моих рук, я запер замок, пока она мрачно следила за мной. Я осторожно приоткрыл ставни, и бледный луч света просочился в комнату. Она смотрела на меня. Потом подошла ко мне и протянула руку.
«Вот», – сказала Клодия.
От слабости мне казалось, что ее лицо мелькает передо мной и голубизна глаз плясала на бледных щеках.
«Пей»,– прошептала Клодия, подвинулась ближе и поднесла к моим губам теплую и нежную кисть.
«Нет,– ответил я. – Я знаю, что делать. Так бывало уже не раз».
Она плотно закрыла окно, а я опустился на колени возле маленького камина. Древняя отделка давно сгнила под лакированным слоем и легко подалась под моими пальцами. Я пробил ее кулаком, зазубренные края пролома царапали руку. Там, в темноте, я натолкнулся на что-то теплое, пульсирующее, и крепко сжал пальцы. В лицо мне дохнул сырой, холодный воздух, темнота вокруг стала сгущаться, словно ледяной мрак из черной дыры в камине заполнил комнату, и она исчезла, а я пил из нескончаемого источника теплую кровь, которая текла в мое горло, к моему бьющемуся сердцу по венам, согревая меня в холодном сумраке. Поток крови стал ослабевать, но все мое тело умоляло, чтобы он не кончался. Мое сердце тяжело билось, пытаясь заставить другое сердце биться в унисон. Я почувствовал, что поднимаюсь, плыву во мраке. Но бешеное сердцебиение стало успокаиваться, темнота рассеивалась, и в моем затуманенном сознании мелькнуло видение. Оно вздрагивало от шагов по лестнице и половицам, от стука колес и топота лошадиных копыт, оно звенело. Сквозь мерцание в деревянной рамке появилась фигура человека. Я знал его. Высокий, тонкий, с черными волнистыми волосами, зеленые глаза смотрели прямо на меня, его зубы вцепились во что-то большое и мягкое.