– Не существует? Мы же разговаривали с ней?
– Ну да. Но когда я еще раз проверила номер, оказалось, что он больше не действует. Она живет, но под другим именем. Двадцать лет назад произошло что-то, после чего она исчезла из всех баз данных. Что-то, что заставило Викторию Бергман уйти под землю.
– А ее отец? Бенгт Бергман. Который насиловал ее?
– Да, вероятно, дело в нем. И что-то подсказывает мне, что след, связанный с Бергман, не совсем безнадежен.
– След, связанный с Бергман? И где тут связь с нашими случаями?
– Я ее нутром чую. Называй меня фаталисткой, если хочешь, но, имеет это отношение к судьбе или нет, я все время спрашиваю себя: почему эти двое постоянно всплывают у нас перед глазами почти одновременно? Судьба? Случай? Какая разница. И проклятая связь между Лундстрёмом и семейством Бергман тоже имеется. Кстати, тебе известно, что они многие годы пользовались услугами одного и того же адвоката? Вигго Дюрера? Едва ли это случайность.
Хуртиг хохотнул, но Жанетт видела: он понял всю серьезность ее слов.
– И Бенгт Бергман, и Карл Лундстрём, помимо посягательств на собственных дочерей, насиловали других детей. Помнишь заявление против Бенгта Бергмана, насчет детей из Эритреи? Двенадцатилетняя девочка и десятилетний мальчик. Биргитта Бергман, как всегда, обеспечила алиби. То же касается Аннет Лундстрём: она всегда покрывала своего мужа, даже когда он признался, что имел отношение к торговле детьми из стран третьего мира.
– Понимаю. Есть ниточки, которые куда-то ведут. Единственное отличие – Карл Лундстрём признался, а Бенгт Бергман все отрицал.
– Да. У нас чертов моток таких ниточек, но я уверена – все они где-то связаны в один узел. Связаны друг с другом и с нашим случаем. Эту гору дерьма хорошо прикрыли. Солидные люди: Бергман из СИДА, Лундстрём из «Сканска». Много денег. Позор в семье. И судебное дело, которое начинали недостаточно компетентно, а то и сознательно некомпетентно.
Хуртиг вздохнул.
– И вокруг этих семей есть люди, которых не существует, – продолжала Жанетт. – Виктории Бергман не существует. И ребенка, которого купили по интернету, кастрировали и спрятали в кустах, – его тоже не существует.
– Ты приверженец теории заговора?
Если в реплике Хуртига и была ирония, Жанетт ее не заметила.
– Нет. Я скорее всеист, если есть такое слово.
– Всеист?
– Я считаю, что целое больше, чем сумма частей. Пока не поймем контекст – не поймем деталей. Согласен?
Хуртиг как будто задумался над ее словами.
– Ульрика Вендин. Аннет и Линнея Лундстрём. Вигго Дюрер. Виктория Бергман. С кого начнем?
– Предлагаю начать с Ульрики Вендин. Я ей позвоню ближе к делу.
Посягательство на детей, подумала Жанетт. С самого начала все вертелось вокруг посягательства на детей. Двое мальчиков-иммигрантов – белорус Юрий Крылов и Самуэль Баи, бывший ребенок-солдат из Сьерра-Леоне. И три девушки, подвергшиеся в детстве сексуальному насилию. Виктория Бергман, Ульрика Вендин и Линнея Лундстрём.
Ресторан «Цинкенс Круг»
В последний раз Жанетт была в ресторанчике возле стадиона «Цинкенсдамм» после хоккея с мячом. Их с Оке встретил тогда в дверях рослый официант, который, пожав плечами, сообщил, что ресторан закрыт из-за драки.
Не в меру освежившийся гость уснул с рюмкой в руке и свалился на пол. Очнувшись, он вбил себе в голову, что кто-то столкнул его со стула, и не придумал ничего лучше, как направиться к барной стойке. После тридцатисекундного кулачного боя пол украсился красными пятнами и осколками стекла.
Сейчас ресторан был открыт, скучающий официант указал Жанетт на столик у окна.
Ульрику Вендин пришлось ждать сорок пять минут. Жанетт сразу заметила, что девушка очень похудела. На ней был тот же свитер, что и в прошлый раз, но теперь он стал ей велик размера на два.
Ульрика упала на стул перед Жанетт.
– Чертово транспортное управление! – сказала она, швыряя сумку на стул. – Полчаса просидела с говнюком контролером, который не хотел признавать, что мой билет действителен. Тысячу двести монет пришлось отдать из-за того, что идиот шофер поставил мне на билете не то время.
– Что будешь? – Жанетт сложила газету, которую держала перед собой. – Я собираюсь перекусить. Присоединишься? Я угощаю.
Улыбка на истощенном лице девушки выглядела натянутой, взгляд блуждал, тело выдавало беспокойство.
– То же, что и вы.
Жанетт поняла: девушка хоть и хочет казаться крутой, но чувствует себя неважно.
– Ну а как поживает коп?
Жанетт подозвала официанта и попросила меню.
– Сносно. По обстоятельствам. Я развожусь, и все несколько черт знает что. Но в остальном – нормально.
Ульрика с отсутствующим видом смотрела в меню:
– Закажу картофель с беарнским соусом.
Обе сделали заказ, и Жанетт откинулась на спинку диванчика.
– Покурим, пока ждем? – Ульрика поднялась, прежде чем Жанетт успела ответить. В каждом движении девушки сквозило беспокойство.
– С удовольствием.
Они вышли на улицу. Ульрика присела на подоконник ресторана, и Жанетт протянула ей пачку сигарет.
– Ульрика, я понимаю, что тебе нелегко, но я хотела бы поговорить о Карле Лундстрёме. Ты как-то говорила, что хочешь рассказать все. Ты рассказала?
Ульрика закурила и сквозь сигаретный дым смерила Жанетт взглядом:
– Какая теперь разница? Он же умер.
– Разобраться в этом деле получше не помешает. Ты вообще говорила с кем-нибудь о том, что случилось?
Девушка глубоко затянулась и вздохнула.
– Нет. Но расследование же свернули? Никто мне не верил. По-моему, мне даже мама не верит. Прокурор трепался, что для таких, как я, существуют социальные службы поддержки, но оказалось, он просто решил, что мне нужна помощь психолога, с моим-то все объясняющим поведением. Я в его глазах была просто начинающей проституткой. И еще тот чертов адвокат…
– А что насчет него?
– Я читала, что он написал в заключении. Документ защиты, как фон Квист его назвал.
Жанетт кивнула. Случается, что адвокат ответчика включается в дело уже на стадии предварительного расследования, хотя это и не назовешь обычным явлением.
– Да, заключение защиты. Продолжай.
– Он написал, что мне не хватает убедительности, что у меня просто проблемы… Все припомнил, и школьные дела, и мое увлечение алкоголем. Он никогда меня не видел, однако сумел выставить полным дерьмом, которое гроша ломаного не стоит. Мне было так больно, что я решила никогда не забывать, как его зовут.
Жанетт подумала о Вигго Дюрере и Кеннете фон Квисте.
Прекращенные дела.
Может, были и другие? Надо проверить обоих. Как следует покопаться в прошлом и адвоката, и прокурора.
Ульрика затушила сигарету о подоконник.
– Ну что, идем?
Заказанное уже стояло на столе. Жанетт принялась за еду, но Ульрика даже не взглянула на тарелку с картошкой. Девушка смотрела в окно. О чем-то думала, беспокойно барабаня пальцами по столу.
Жанетт ничего не говорила. Выжидала.
– Они знают друг друга, – выговорила наконец Ульрика.
Жанетт отложила вилку и ободряюще взглянула на девушку:
– Что ты хочешь сказать? Кто «они»?
Ульрика поколебалась, но потом принялась что-то искать в мобильном телефоне. Одна из последних моделей, фактически маленький компьютер.
Откуда у нее деньги на такой?
Ульрика несколько раз коснулась пальцем дисплея и повернулась к Жанетт:
– Я нашла это на сайте Flashback. Читайте.
– Flashback?
– Да. Прочитайте – и вы все поймете.
На дисплее была интернет-страница с лесенкой комментариев.
Один из комментариев содержал список шведов, финансировавших фонд под названием Sihtunum i Diaspora.
Список содержал двадцать фамилий. Бегло взглянув на него, Жанетт поняла, что имела в виду Ульрика.
Помимо двух упомянутых девушкой имен Жанетт узнала еще одно.
Вита Берген
София сидела на диване, уставившись в темноту, – придя домой, она не стала включать свет. Несмотря на уличные фонари, в гостиной стояла почти непроглядная чернота.
София чувствовала, что больше не может сопротивляться. К тому же она понимала, что сдерживаться неразумно.
Они обречены на сотрудничество – она и Виктория. Иначе будет только хуже.
София понимала, что больна. И знала, что должна сделать.
Они с Викторией составляли сложный продукт совместного прошлого, но разделились на две личности в отчаянной попытке справиться с жестокими буднями.
У них были разные способы защищаться, разные пути излечения себя. София держала болезнь на расстоянии, цепляясь за рутину. Внутренний хаос утихал благодаря упорядоченному приему клиентов.
Викторией руководили ненависть и ярость, простые решения и черно-белая логика, благодаря которым все в худшем случае можно было выбросить из жизни.
Виктория ненавидела слабость Софии, ее желание раствориться, приспособиться. Попытки закрыть глаза на несправедливость, равнодушно принять роль жертвы.
С тех пор как Виктория вернулась, Софию переполняло презрение к себе, она утратила способность видеть простые пути. Жизнь превратилась в болото.
Ничто больше не было само собой разумеющимся.
Двум совершенно разным волям предстояло прийти в согласие и слиться в одну. Безнадежно, подумала София.
Существует утверждение, что человека формируют его страхи. Личность Софии развилась из страха быть Викторией. Виктория скрыто пребывала в Софии – как противоположность, трамплин.
Без Виктории София прекратит быть и станет пустой оболочкой.
Без содержания.
«Откуда взялась София Цеттерлунд?» – подумала она. И не смогла вспомнить.
София провела руками по плечам.
София Цеттерлунд, подумала она. Попробовала имя на вкус. Ее поразила мысль, что ее кто-то создал. И руки ее на самом деле принадлежат другому человеку.
Все началось с Виктории.
Меня придумал другой человек, подумала София. Другая я. От этой мысли закружилась голова и стало трудно дышать.
Где найти общую точку? Какую потребность Виктории сможет удовлетворить София? Надо найти эту точку, но для этого надо перестать бояться мыслей Виктории. Осмелиться открыто взглянуть ей в глаза. Принять то, изгнанию чего из своей жизни она посвятила эту самую жизнь.
Для начала следует найти ту точку во времени, когда ее воспоминания сделались только ее воспоминаниями и перестали быть воспоминаниями Виктории.
Она подумала о фотографии, сделанной «поляроидом». Ей лет десять, она одета в отвратительную красно-белую одежду, стоит на пляже. Разумеется, она этого не помнит. То время, те обстоятельства принадлежат Виктории.
София погладила себя по руке. Светлые шрамы принадлежат Виктории. Она резала руки бритвой и осколками стекла позади дома тетушки Эльсы в Дала-Флуда.
Когда появилась София? Была ли она во времена Сигтуны? Когда они колесили по Европе с Ханной и Йессикой? София путалась в воспоминаниях и понимала, что они становятся нелогичными, а структуру обретают только в университетское время, когда ей уже исполнилось двадцать.
София Цеттерлунд поступила в университет и пять лет прожила в студенческой квартирке в Упсале, после чего перебралась в Стокгольм. Практика в больнице Накки. Два года в судебной психиатрии в Худдинге. Потом она встретила Лассе и открыла частную практику.
Что еще? Сьерра-Леоне, естественно.
Собственная жизнь вдруг показалась Софии печально короткой, и она понимала: причина тому – один-единственный человек. Ее отец, Бенгт Бергман, украл у нее первую половину жизни, а вторую половину заставил ее страдать, сделав заложницей рутины. Работа, деньги, амбиции, быть хорошей девочкой и где-то на периферии – неловкие попытки личной жизни. Держать собственные воспоминания подальше от себя, а для этого – с головой погрузиться в повседневность.
В двадцать лет София оказалась достаточно сильной, чтобы забрать жизнь Виктории себе, оставить ее за спиной и начать свою собственную.
Вероятно, она обрела опору задолго до этого.
В университете остался только один человек – София Цеттерлунд. София вытеснила Викторию так же, как отцовские посягательства. Она выбросила Викторию из своей жизни – и в то же время утратила контроль над ней.
Ресторан «Цинкенс Круг»
Три имени. Трое мужчин.
Сначала – Карл Лундстрём и Вигго Дюрер. Двое людей, между судьбами которых странным образом усматривается некая связь. Но в то же время, думала Жанетт, это не так уж странно. Оба – члены одного и того же фонда, встречались на собраниях и обедах. Попав в беду, Лундстрём связался с единственным известным ему адвокатом. С Вигго Дюрером. Так все и работает. Рука руку моет.
Список тех, кто финансировал неизвестный Жанетт фонд Sihtunum i Diaspora, включал также Бенгта Бергмана.
Отца пропавшей Виктории Бергман.
Жанетт почувствовала, как сжимается пространство.
– Как ты это нашла? – Жанетт отложила блокнот и посмотрела на сидящую напротив девушку.
– Ничего сложного, – улыбнулась Ульрика. – Просто погуглила.
Наверное, я плохой полицейский, подумала Жанетт и спросила:
– Flashback? Насколько ему можно доверять?
Ульрика рассмеялась:
– Вообще там довольно много чепухи, но и правда попадается. По большей части – сплетни про опозорившихся знаменитостей. Про них там пишут, а вечерние газеты перепечатывают и ссылаются на сайт. Иногда задумываешься, не сами ли журналисты распускают эти слухи.
Жанетт подумала, что девушка права.
– А что это за организация? Sihtunum i Diaspora?
Ульрика схватила вилку и принялась ковырять в тарелке с жареной картошкой.
– Какой-то фонд или вроде того. Я про него не так много нашла…
Что-то там должно быть, подумала Жанетт. Отправлю на это дело Хуртига.
Она смотрела на истощенную фигуру девушки. Взгляд пустой, словно она смотрит сквозь тарелку, вилка вяло чертит полоски в лужице соуса.
Девушке нужна помощь.
– Послушай… ты не думала о терапии?
Ульрика коротко взглянула на Жанетт и пожала плечами:
– Терапия? Это вряд ли.
– У меня есть подруга-психолог, работает с молодежью. Я же вижу, ты что-то носишь в себе. По тебе заметно. – Жанетт помолчала. – Сколько ты весишь? Сорок пять кило?
Ульрика снова равнодушно пожала плечами:
– Нет. Сорок восемь.
Ульрика криво улыбнулась, и Жанетт наполнило теплое чувство.
– Не знаю, подойдет ли мне это. Таким дурам, как я, терапией не поможешь.
Ты ошибаешься, подумала Жанетт. Чертовски ошибаешься.
Несмотря на изломанность Ульрики, Жанетт видела в девушке силу. Ульрика сможет укрепить ее – надо только, чтобы кто-то протянул ей руку помощи.
– Психолога зовут София Цеттерлунд. Если хочешь, приходи к ней прямо на следующей неделе.
Она догадывалась, что рискует, но знала Софию достаточно хорошо и понимала: София согласится. Если только Ульрика сама захочет ходить к ней.
– Я дам ей твой номер, согласна?
Ульрика заерзала:
– Ну согласна… Только без фокусов, ладно?
Жанетт рассмеялась:
– Даю честное слово. С Софией можно иметь дело.
Вита Берген
София встала и подошла к зеркалу в прихожей. Улыбнулась своему отражению, увидела зуб, который Виктория сломала в номере копенгагенской гостиницы. Шею, на которую Виктория накинула петлю. Почувствовала, какая жилистая эта шея, какая сильная.
Она расстегнула блузку, руки скользнули под ткань. София ощутила тело зрелой женщины, вспомнила их прикосновения – Лассе, Микаэля и Жанетт.
Руки мягко касались кожи. София закрыла глаза, вслушиваясь в себя. Внутри было пусто. София сняла блузку, увидела себя, стоящую в прихожей. Проследила в зеркале контуры своего тела.
Завершенность тела так очевидна. Там, где кончается кожа, берет начало внешний мир.
Все, что внутри кожи, – это я, подумала София.
Я.
Она обняла себя, руки коснулись плеч. Погладила щеки, губы. Закрыла глаза. Тошнота застигла ее врасплох: кислый привкус во рту.
Знакомый и незнакомый одновременно.
София медленно стянула брюки и трусы. Рассмотрела себя в зеркале. Откуда ты взялась, София Цеттерлунд? Когда Виктория передала тебя мне?
София смотрела на свою кожу, читая ее как карту своей жизни и жизни Виктории.
Она ощущала свои ноги, ноющие пятки, кожа на которых никогда не становилась достаточно крепкой, так как ее постоянно покрывали мозоли.
Это пятки Софии.
София провела руками по икрам. Ощутила шрамы, и пришло ощущение острых камешков, коловших кожу. Бенгт брал ее сзади, и его тяжесть вжимала ее колени в гравий дорожки.
Колени Виктории, подумала она.
Бедра. Руки гладят мягкое. Она закрыла глаза, представила, как они выглядят со стороны. Синяк, который она пытается скрыть. Почувствовала, как болят сухожилия с внутренней стороны – так они болели, когда он хватал ее за бедра, а не за лодыжки.
Бедра Виктории.
Она провела руками выше, по спине. Почувствовала неровность, которой раньше не отмечала.
Закрыла глаза, ощутила запах нагретой земли – особый запах красной земли Сьерра-Леоне.
София помнила Сьерра-Леоне, но не помнила шрама на спине, не видела связи, на которую хочет указать ей Виктория. Иногда приходится удовлетворяться символами, подумала она и напомнила себе, как пришла тогда в себя в прикрытой сверху яме, уверенная, что ее похоронят заживо охваченные ненавистью дети-солдаты. София ощутила тяжесть в теле, угрожающую темноту, запах затхлой ткани. Ей тогда удалось выбраться оттуда.
Сейчас это казалось Софии нечеловеческим подвигом, но тогда она не думала, что сделанное ею превосходит людские возможности.
Она оказалась единственной в поселении, кто выжил.
Единственной, кому удалось перекинуть мост между реальностью и фантазией.
Прошлое
Когда они собирались на пляж, то спрашивали: на чьем велосипедном багажнике она хочет ехать, его или ее?