– Да кому ты нужна!
– Это ты никому не нужен!
– Ну да, как же, не нужен! Ты бы видела свое лицо, когда Сергеенко ввалилась. Небось подумала, что бабочки – тебе. Дура!
– Сдались мне твои бабочки! Можешь забирать это уродство.
– Хорошо повеселились, – Парщиков тяжело засопел.
– И с шариками ты облажался. День рождения сегодня у меня. А Сергеенко терпеть все это, – она махнула рукой, – и, как по команде, раздался взрыв, – не может. Ты бы ей еще серенаду спел! – захохотала Ира. Экая Митька, однако, сволочь! – Она бы послушала. И своего бы парня привела.
Это был какой-то замкнутый круг повторения. Стандартный набор – цветы, коробка конфет, поход в кино. С Катей ничего стандартного быть не могло, и вот уже Митька усложняет задачу – покупает бабочек, ведь собака уже есть. Вспомнил старую влюбленность… Решил тряхнуть стариной. Интересно, поместится ли он в школьный шкаф? Вряд ли, отъелся, раздался в плечах. Правильно, что Катя его отшила еще тогда, во втором классе. Так ему и надо!
– Они расстались, – заклинанием произнес Парщиков.
– Их любовь вечная! – Как же приятно бить наотмашь, зная, что сдачи не дадут.
– Ага… любовь… У тебя небось такая же «любовь». Что-то парня твоего не видно. Или он привидение?
– Вампир. Жди ночных гостей. За оскорбления надо отвечать.
– А было приятно видеть твою удивленную морду. Влюбленные дуры! Все заканчивается одинаково.
Он еще хотел задеть, наговорить гадостей, но его самого душила обида. Митька качнулся, словно собирался упасть. Оторвал от земли правую ногу, сделал первый шаг. Прочь от Иры. Прочь от дома. Он уходил. Ира боялась услышать, как он плачет. Нет. Только ветер стучит надутыми шариками о голые ветки сирени.
Ледяным холодом тянуло по ногам. Тапочки промокли, болотная стылость вымораживала последнее тепло.
Порыв ветра – еще один хлопок. Разорвавшиеся шарики бесформенными тряпочками висели на ветках. Выглядело это ужасно.
Подъездную дверь ей открыла Аня. Уже в домофон начала быстро что-то наговаривать, но Ира не стала слушать. Писк заглушал голос одноклассницы.
Аня успела похозяйничать. Лужи в прихожей не было, на паркете лишь осталась вмятина. Ходасян бродила по коридору с тряпкой в руке, не зная, куда ее пристроить, подбирала разлетевшиеся осколки.
– В туалет тряпку выжми. – Ира устала. Смертельно.
– Там Курбанова рыдает, – грустно доложила Аня. Ей было понятно все, что происходит вокруг. Словно она прожила не свои пятнадцать лет, а три тысячи. За себя и за весь свой род.
Лешка сидел один за накрытым столом и ел салат. На тарелке два куска пиццы. Так и хотелось сказать, что он лопнет. К горлу подкатил неприятный комок. Ира сглотнула и вышла. В ванной и правда рыдали. С шумом лилась вода.
Ира вернулась в комнату.
– Чего они там, не подрались?
– Он шарики на кустах развесил.
– Идиот! Говорили ему, не спеши!
– Я подумала, для меня. – Так хотелось с кем-нибудь поговорить, а рядом был только Щукин. Пока все не съест, не уйдет, значит, минут двадцать у нее есть.
– Ты-то тут при чём? – Лешка вгрызся в куриную ножку. – Он собирался через тебя все о Сергеенко узнать – типа, влюбился. Она сама проговорилась, что со своим парнем рассталась, вот он и побежал за бабочками. Мы их вместе с ним выбирали. У тебя было такое лицо, когда мы пришли!
– Убирайся! – Ира дернула скатерть, заставляя Лешкину тарелку отъехать. – Беги за своим Митенькой, специалист плешивый!
Лешка демонстративно вытер пальцы о салфетку и выбрался из-за стола.
– Да ладно, – дожевывая, пробормотал он. – Я ему сразу сказал, что идея – дерьмо.
– И не появляйся больше.
Лешка вынул из кармана плоскую коробочку.
– Ну, типа, с праздником.
Это был брелок с каким-то восточным символом. Ира сбросила его под стулья.
Щукин пошаркал в прихожей ботинками. Хлопнула дверь.
– Куда он пошел? – ворвалась в комнату зареванная Ленка.
– В аптеку за успокоительными.
– Дура!
Курбанова искала и все никак не могла найти свои сапоги.
– Зачем ты его выпустила?
– Не переживай, догонишь.
– Дура! – снова выдохнула Ленка.
Отвечать не хотелось. А то еще задержится. Ну ее. Дверь за Курбановой закрылась очень громко.
– Со стола помочь убрать? – Взгляд у Ани был довольный. Она впервые попала в центр таких событий.
Ира покачала головой. Ходасян удовлетворенно вздохнула и поплыла на выход.
Стол являл собой реконструкцию Бородинского сражения. Все разворошено, перекопано, потрепанные редуты полупустых тарелок. Самое сложное во всем этом было то, что завтра придется начинать жить сначала. Вставать, одеваться, идти в школу, смотреть в лица все тех же людей. Парщиков, Щукин, Курбанова, Сергеенко… После каникул два дня прошло, а уже невыносимо тяжело, сил нет дожить до ближайших выходных.
Под потолком на плафоне черным пятном застыла Александрия. Все, больше никого. Победитель на разбитом поле боя.
Ира упала на кровать и зажмурилась. Давайте решим, что ничего не было. Что сейчас только начало пятого. Все можно переиграть заново.
Дал о себе знать сотовый. В первую секунду Ира не могла понять, что это вообще за звуки. На каждую группу звонков у нее установлена специальная мелодия. Для одноклассников, для родителей, для сестры. Музыка была незнакома. Лисова осторожно взяла в руку телефон.
Номер не определен.
– Алло. – В горло словно иголку воткнули. Говорить больно. Простыла? Так быстро?
– Привет! – Голос далекий. Сквозь шипение и треск. Слова не столько услышала, сколько угадала.
– Привет… – Прошептала на выдохе, и внутри стало пусто.
– Поздравляю тебя с днем рождения. – Звуки уплывали. Говорил парень.
– Спасибо. – А в голове вертелось: «Кто?»
– Извини, что я не пришел!
Саша? Нет! Не хочу! За что?
– Мы обязательно встретимся!
– Конечно! Конечно! – Заторопилась, испугавшись, что он не дождется ответа.
– Хорошего тебе праздника!
Грудь была полна воздуха. Надо говорить! Обо всем! И вдруг поняла, что с ужасом ждет – вот сейчас придется соглашаться на встречу, записывать новый номер телефона, врать, что любит.
– Спасибо, – только и смогла выдавить из себя.
Он что-то говорил, но слова относило в сторону звездным ветром. Телефон пискнул и замолчал. Секунды еще падали. Три сменялось четырьмя, перекрывалось пятью, из нее вырывалась шестерка. Цифры пожирали друг друга и, не успев насладиться победой, умирали.
«Звонок завершен». По руке пробежал холодок. Ира смотрела на гаснущий экран и не верила. Это она? Только что? Говорила с Сашей? Но его ведь не существует.
И тут же пришла другая мысль – обманули, разыграли? Но зачем? Кому это нужно? Кате от такого розыгрыша ни тепло ни холодно. А больше никто и не знает об этом. Или знает?
Глава восьмая Забытая записка
Записи на вырванных листочках:
«Я свободен!» – говорил он всем. И даже пел песенку. Ту, глупую, Валерия Кипелова. Помнишь? «Я свободен, словно птица в небесах…» «Под холодный шепот звезд мы сожгли последний мост…» Он вообще очень много улыбался, был шумный, громко хохотал. И каждому говорил: «Все прошло! Я вернулся!» Как раньше, ходил с друзьями по барам и на дискотеки, зависал в кино, тусовался по клубам. Он не появлялся дома, каждый вечер заваливался к кому-нибудь в гости, засиживался допоздна, пока ему не намекали, что не мешало бы отправляться восвояси. Тогда он хватал телефон и звонил – Вовану, Петьке, Гере. «Где вы? Что? Уже спите? А я потусить решил, домой не хочется». Но наступал час волка, время, когда человек остается один, когда врать и смеяться сил больше нет, когда приходит то, от чего ты так стремительно бежал. И тогда он сжимался, обхватывал себя за плечи, шептал сам себе: «Я просто устал. Уже три часа ночи. Кинотеатры закрыты, клубы ждут окончания вечного праздника жизни. А мне и так хорошо. Особенно без нее. Я теперь свободен. От постоянного страха ее потерять, от вечного взрыва сердца, ведь любить – это так сложно. Нет, пускай кто-нибудь другой ее любит. Взбивает пальцами ее дурацкую челку, задыхается от жалости, видя худые коленки, замирает, сталкиваясь с ее острым, бьющим под дых взглядом…»
Он останавливается, закрывает лицо руками. А где-то там, над его головой надрывается Кипелов:
На следующий день только и разговоров было, что о бабочках. Лена, ахая и хватаясь за щеку, рассказывала, каких красивых бабочек Митька подарил Сергеенко и как «эта ненормальная» натравила на них свою не менее ненормальную собаку. Интрига разгорелась бы нешуточная, но ни Митька, ни Катя в школу не пришли. Парщиков все-таки залез в шкаф, но уже дома. А Катя, наверное, свою Цуцку от поноса лечит. Еще бы – столько непривычной еды стрескать. Не каждый день удается отведать экзотических бабочек. Теперь обоих неделю не будет, а там неизвестно, что еще произойдет. Конец ноября, к Новому году надо готовиться. Контрольные на подходе. Они, как перелетные птицы снегири, подтягиваются к декабрю, поближе к морозам.
Курбанова снова прочно обосновалась рядом с Лешкой. Ира невольно вспоминала Ленкину истерику, когда Щукин прервал с ней отношения. Как она бегала, хлопая дверями. Зачем все возвращать обратно? Ведь он ее бросил. Влюбился в другую. Все закончилось. И даже если он сейчас поссорился с Ликой, это ничего не значит. Он не вернулся, а просто остался один.
Ира смотрела на веселящуюся Курбанову и пыталась представить, как бы поступила сама? Предположим, Саша существует, у них нормальные отношения – еще в сентябре они познакомились. И вот сейчас она получает от Кати фотографии, где он обнимается с черноволосой. Что тогда? Уйти без слов и слез? А если он появится на пороге и скажет: «Я вернулся»?
Голова пылала. Все это были какие-то странные искусственные схемы, которые никак нельзя было приложить к жизни. Ведь жизнь, это живое. У каждого своя история. Саша не Щукин, он все объяснит, будет длинный хороший разговор, после которого придет ясность. А не этот балаган, что сейчас происходит в классе.
Рядом вздыхала Ходасян.
– Тебя бросали когда-нибудь? – Говорить было не с кем, только Аня.
– Конечно.
Не верилось, что у маленькой Ходасян были такие сильные влюбленности, что это хрупкое личико искажалось ненавистью или болью.
– И что? Все так похожи друг на друга?
Ничего подобного! Разве ее чувства могут совпадать с эмоциями Курбановой или Сергеенко? Разве они способны ощущать то же самое, что и она? У нее же такая необычная история!
– Ну… как-то да, – протянула Аня. – Самое клевое – это начало отношений. Когда ухаживают, когда слова говорят. Потом уже не так интересно. Ну, встречаетесь, ну, в кино ходите. Ну, на дискотеку. Целоваться они все равно не умеют. Ходишь, ходишь с ними, обнявшись, а потом надоедает.
– Много было похожего?
Ира смотрела на Ленку. Но ведь она, Ира Лисова, не такая. Когда она встретит того, кого сейчас так ждет, у них будут совсем другие отношения. Не такие, как у Кати с Никотином, и тем более не как у Курбановой с Лешкой. Вранье, что первая любовь неудачная. Если так думать, то она и будет вне удачи, как вне зоны действия сети.
Щукин склонился к Ленке, что-то сказал. Она довольно зажмурилась, кивнула. Неужели он подарит ей бабочек? Чтобы все было так, как уже однажды у кого-то случилось. Как видели в кино, прочитали в книге.
Аня рассказывала про своих приятелей. Георгий, Герман, Владимир, Акоп. Она неслась по жизни и по своим историям, не задерживаясь, радуясь внезапному слушателю.
После школы Ира решила сходить к Кате. Надо было понять, что с выходными. Может, какие новости от Митьки. Жив ли? А то со своей нервозностью может и глупостей натворить. Тоже ведь сюжет! Такое и не придумаешь. Нет, придумаешь. «Гранатовый браслет». Все уже было. Он ее любил много лет, подарил браслет, она отказалась взять, он застрелился. Вот понаписали, романисты!
– Ира!
Чуть не споткнулась. Разве можно так пугать?
Никодим Полуэктович стоял на детской площадке около Катиного дома. Он в школу ходит или вообще забил на нее?
– Слушай, – начала злиться. – Ты уверен, что я похожа на голубя мира?
– Ты же к ней идешь? – Руки держит в карманах. – Передай записку.
– Посылай по почте.
– Ну, чтобы было точно.
– Точно только в аптеке.
Посмотрела на его несчастное лицо. Должно было стать жалко, но не получалось. Сам виноват. Как будто сразу не было понятно, что Катя это Катя, что здесь ничего не сделаешь, хоть вприсядку иди, хоть гопак пляши. Она будет ломаться и выделываться всю жизнь. Без отдыха.
Стоит, смотрит. Ладно, поговорим:
– Ты едешь с нами?
– Я уже сегодня буду в Тучково. Это рядом.
Катя, это, конечно, фигура. Стихийное явление природы, от которого не спрятаться, не убежать. И даже Луна это еще не так далеко, все равно притянет. Надо дальше. На Марс или Сатурн.
– А ты здесь, чего, весь день сидишь, что ли?
– Она сотовый выключила. И дверь не открывает.
– Звони на домашний.
– Трубки бросает.
– Я могла и не прийти.
– Кто-нибудь пришел бы.
– Ты совсем не учишься?
– Учусь. В институте. У нас сегодня практика.
В институте? Это сколько ему лет, что такая мелюзга, как Катя, заставляет его вокруг ее дома плясать?
– Из-за чего вы поссорились?
Никита молчал. Смотрел на Иру и молчал. Игра называется: «Догадайся сама». С Катей можно поссориться по любому поводу.
– Давай свою записку.
Лист бумаги, сложенный вчетверо. Сунула в карман джинсов.
Почтальон Печкин, не меньше, пора требовать суточные и прогонные.
Никодим не уходил, словно решал, стоит ли ей передать еще с десяток писем, потом еще десяток. И еще сотню. Интернет у Сергеенко не работает, что ли? Хотя у нее может и не работать. А если и работает, то ничего не принимает, никакую почту. А в социальных сетях она не зарегистрирована, только ЖЖ ведет, и то раз в месяц.
– Как вчера праздник прошел? – спросил Ник.
– Весело. – В вопросе чувствовался подвох, но Ира не могла понять, что пытаются у нее выспросить. Или Никодим решил сцену ревности устроить? Про бабочек-то все в округе уже знают. – Заготовку насекомых на лето делали. Весной приходи на компот.
– Знаешь… – Никодим пошел следом. Этого только не хватает! Сейчас начнутся слезные признания и просьбы склеить развалившуюся любовь.
– И знать не хочу!
– Почему ты общаешься с Катей?
– Почему ты ее любишь? – Вопрос жестокий, но с занудами только так поступают.
– Она особенная.
– И я потому же.
Ира хотела спрятаться в подъезде, но дверь скакнула навстречу, чуть не наградив хорошим шишаком. Вовремя подставила руку. Кисть зазвенела от боли.
Из дома выкатился огненно-рыжий парень в очках.
– Извините, – крикнул он, убегая.
– Щаз, – прошипела Ира. Боль была адская. Надо у Кати лед к запястью приложить, а то все походы тут же отменятся.
– Погоди! – крикнул ей в спину Никодим. – Я чего хотел сказать-то!
– Потом! – Дверь сильно распахнулась, завалившись к стене. Ира тянула ее на себя, но она за что-то зацепилась. Как нарочно.
– Понимаешь, вчера…
Он что, с дверью договор заключил?
– Завтра скажешь! – Железо неприятно цапнуло по асфальту.
– Ты не жди…
– Да я уже ничего не жду! – выпалила Ира, захлопывая дверь подъезда.
Вот привязался! Если она чего и ждет, так это чтобы Ник поскорее растворился в тумане.
Катя открыла сразу же, не успела Ира коснуться звонка.
– Никиту видела?
– Стоит около окна верным стражем.
– Разговаривала?
– Рыдает, просил передать свое сердце и записку. – Ира похлопала себя по карманам. Этот Никодим совсем ее с толку сбил своими попытками задушевной беседы.
– Что-нибудь про вчерашнее говорил?
– Пытался, но я не стала слушать. Он ревнует?
– К кому?
– К Парщикову.
– Не начинай! О чем еще говорили с Ником?
– А он про бабочек знает?
– Он тебя спрашивал про бабочек?
– Нет. Что-то хотел сказать, я не поняла.
– Прекрасно!
– А чего вы поссорились?
– Много глупостей говорит. И вообще – забудь о нем! Он мне тут уже все глаза намозолил. Не может до завтра исчезнуть. А! Надоело! Ты лучше расскажи, как дела на тонущем корабле? Что в школе?
– Все в порядке! Холера скосила половину экипажа.
– Он не пришел?
– Смотря кого ты имеешь ввиду?
– А кто еще был? – быстро переспросила Катя. Слишком быстро для простого вопроса.
– Митька не пришел.
Катя, не заинтересовавшись новостью, побрела на кухню, заставив следовать за ней. Здесь под столом лежала убийца бабочек. На появление людей даже глаз не открыла. Обожралась, что ли?
– А я думала, Сашка до тебя все-таки добрался.
– Он звонил!
– Вот видишь! Может, завтра с нами соберется. Извини, что вчера так получилось, – как бы между делом сказала Сергеенко. – Завтра мы отметим нормальный день рождения!
– Зачем ты так? – спросила Ира и, лишь договорив, поняла, что вопрос звучит двусмысленно. – Вчера. С Митькой.
– Ты знала, что он мне подарок готовит?
– Нет, он сказал, что для мамы.
Катя закатила глаза, демонстрируя, насколько она поражена глубиной недогадливости подруги. Ну, кто будет делать мамам такие подарки?
– Вот и дарил бы своей маме.
– А если он влюблен? – Это слово за последние два месяца показалось Ире слегка затертым. Кто сейчас не влюблен? Через одного! Если всех выстроить в шеренгу, экватор обогнуть можно.
Подруга молчала. Смотрела в окно. Пора менять тему разговора. Но Катя сейчас выглядела такой отстраненной, что поменять уже хотелось собеседника.
Во дворе никого не было. Ник ушел. И правда, о чем он хотел поговорить? Да и не в разговоре дело. Сергеенко видела их вместе, могла напридумывать себе все, что угодно. Поссорилась с парнем, а он сразу к подруге. Вот вам и интрижка. Надо было напоследок Ника обнять, чтобы Катя почувствовала, как это – когда тебе делают больно. Нет, Катя не почувствует. Она вообще ничего не чувствует.