Воистину: "голоса вопиющих в пустыне."
За всем этим помоечным ореолом мученичества и (еще бы!) гениальности как-то забываешь даже, что они были - людьми, просто - немножечко умеющими говорить. Это не мало, но это и не много. Это - в высшей степени обыкновенно.
И повторим ещё раз: ирония спасала.
И повторим ещё раз.
"Она обнимает... обнимает..."
"...Многие люди не живут, а просто медленно гибнут душевно, проживают, так сказать, самих себя, не в том смысле, что живут полною, постепенно поглощающую их силы жизнью, нет, они заживо тают, превращаются в тени, бессмертная душа как бы испаряется из них, их не пугает даже мысль о бессмертии, - они разлагаются заживо." Опять о себе? Неужели было так больно? Неужели правда: "...бессилие. Знание оказалось даром... Мидаса: все обращалось в золото..."
Чувствуя мир через себя, неизменно - убиваешь его в себе. В живом теле - заводится зверек: несчастное умирающее сердце. Оно заражает весь организм. Страшно: любовь к людям. "Ты не меня, ты мое полюби..." Любить "их" - любить то, чем они есть на самом деле. И вот - влюбленное сердце ("у которого больше нет сил") - уже ненавидящее сердце, потому что приходиться любить и их ненависть тоже.
"...Если б Свифт действительно ненавидел людей, он бы не делал это так страстно."
Мертвец внутри живого. Старик в ребенке. Ужас и - бессилие.
"И всех подобных Нерону людей можно сравнить с детьми: они именно дети по нетронутой, непроясненной мыслью непосредственности своей натуры. ...Отживший старик, в отдельных же случаях - дитя."
*
"Я похож на Люнебуpгскую свинью. Мышление - моя стpасть. Я отлично умею искать тpюфели для дpугих, сам не получая от того не малейшего удовольствия. Я подымаю носом вопpосы и пpоблемы, но все, что я могу сделать с ними - это пеpебpосить чеpез голову."
Спасибо. Къиркегор не давал полезные рецепты, он ставил лишь диагноз себе: "Если переход от бессознательной непосредственности к сознательному просветлению чересчур замедляется - начинается меланхолия. Что ни делай после того, как не старайся забыться, работай, развлекайся... меланхолия остается."
Меланхолия уничтожается лишь знанием о причинах её. Но меланхолик как правило не знает причин своего недуга. А если и знает, - то: "предпочитает, чтоб его все считали развратником и негодяем, чем чтобы они узнали его тайну." Боится потерять свой страх - свою спасительную гавань?
"Истерия духа."
А чем же ещё являются все эти сочинения, где - вопит, выкореживаясь из понятий и формул, из любви и ненависти - в бесконечном пространстве между пустотой и осознанием этой пустоты, - больной несчастный Серен Къиркегор?
Теряя разум, заборматывая жизнь, заговаривая боль, камлая над самим собой, обвиняя и оправдывая себя, пытаясь снова и снова, снова и снова пытаясь что-то ещё объяснить, доказать, пытаясь снова и снова, и снова...
"Если б у меня была вера..."
"Он отрекся от веры, чтобы обрести знание... Но знание оказалось даром, подобным тому, которое выпросил у богов Мидас: все обращалось в золото, но все умирало или превращалось в прекрасный призрак, в тень, в подобие реальности, как обратилась для него в тень или призрак Регина Ольсен."
Так писал о нем Л.Шестов.
Да. Мидас.
Тени, призраки... карусель.
Бесконечный разговор с Региной.
Тоскливый и умный.
"Люди тают" - остается пустота. Но природа не терпит пустоты, пустота - заполняется страхом. Страх очищает. Ирония добавляет в страх то восхитительное чувство сомнения, без которого любовь - невозможна.
"Я только что пришел из общества, душою которого я был... А я... я погибал и хотел застрелиться."
Но - не застрелится, он слаб. То, что у Вертера снаружи, у Йоханнеса внутри. Боль, тоска, страх, зависть. Кавалеровщина...
"- Вы прошумели мимо меня, как ветвь, полная цветов и листьев."
Вот фраза - вполне из арсенала нашего "обольстителя". Комично, не так ли? она звучит в устах Кавалерова, циника, пошляка и - безумно влюбленного в тень, в призрак, в тень... Регины Ольсен.
Но нельзя близко подходить к тени.
Когда пропадает дистанция - пропадает ирония - пропадает уважение. Тогда - должна начаться любовь, но... чуда, как правило, не происходит.
"Но теперь все кончено, я не желаю более видеть её. Раз девушка отдалась - она потеряла всю свою силу, она всего лишилась. ...Лишь пока существует сопротивление и прекрасно любить."
*
/ноябрь 1996г., продолжение/
Когда прочитал "Дневник обольстителя" Къиркегора - усмехнулся: да, все так, иногда проще, иногда - сложнее, но как говорится: мне нравится ход ваших мыслей. По моим настоятельным рекомендациям прочла "Дневник" и кукла. Вероятно, её несколько взволновал этот текст. Однажды, едва я затеял разговор о Къиркегоре и его Йоханнесе, она (и что её так растрогало?) обиженно пробормотала:
- Все только про себя, все про себя да про себя.
- Почему же? Для нее: "...я влюблен в самого себя?.. Потому что я люблю тебя, люблю все, принадлежащее тебе, люблю, между прочим, и себя: мое "я" принадлежит тебе." Ну как?
- Позерство.
- Но ведь он вправду жил для нее, она ещё об этом не знала, а он - уже жил...
- А потом бросил...
- Что такое "бросил"? - что она вещь, чтоб её бросать? Гордая, независимая, влюбленная. Да - он воспользовался её независимостью, но он лишь дал имя её свободе, свое имя. Он заставил мир вертеться вокруг нее, он построил для неё потрясающие декорации, где блистательно сыграл свой спектакль, - о чем ей жалеть, о том, что спектакль не может продолжаться вечно?
- Испортил девушку... кто её возьмет после этого... в Копенгагене? соблазнил и бросил!
- А плата?
- Плата?!
- Он же платил своим рассудком, своим мастерством, своим, извини уж, воздержанием - когда готовился к той единственной встрече с ней, когда... ну, говоря твоим языком, расставлял сети. Он, талантливый садовник, взращивал цветок - сколько сил ушло на это! Но вот цветок сорван - и подарен прекраснейшей...
- После чего благополучно завял...
- Кто? (ха-ха-ха!) Сорванный цветок должен завянуть! А ты бы предпочла, чтобы все старания Йоханнеса пошли прахом? Чтобы его цветок умер, так и не познав...
- Секса?
- Света... ну, (тут я, будучи ханжой, слегка замялся) - наслаждения, греха, грехопадения...
- Но это жестоко!
- Вероятно, но человек, относящийся жестоко к себе, автоматически начинает относится жестоко и к другим, человек, которой готов к тому, чтобы от него требовали всего, - всего требует и от других.
- Очень удобное и пустое слово "всего".
- Каждый наполняет это слово своим содержанием.
- Ну и что? опять - пустота, ведь "все" кончается.
- Но, поверь мне, они провели потрясающую ночь, поверь, ей не было плохо, потому что - мы знаем её письма: "...как я буду любить тебя, боготворить!.. я все ещё люблю тебя...", ну, там и так далее; такие слова, согласись, просто так не говорятся.
- Погоди, но вот же здесь написано: "...нельзя ли так поэтически выбраться из сердца девушки, чтобы оставить в ней горделивую уверенность в том, что, в сущности, это ей надоели отношения?"
- Ты только что выдала ему индульгенцию, получается так, что он дал ей гораздо больше, чем она ему...
- Это софистика, кажется так, да? к тому же - пошлятина... Тебе так не терпится его оправдать?
- Оправдать, зачем? знаешь, я в прошлом году написал работку "Апология Тартюфа", там - я пытался "оправдать" Тартюфа, но после всей этой своей писанины - понял - Тартюф не нуждается в оправдании, "он сам - оправданье"; и здесь, нет, не оправданье, но уже по другой причине - самая страшная шутка Къиркегора заключается в том, что - Йоханнес в высшей степени нормален, нормален снаружи, для тех кто хочет видеть его простым бабником, нормален до тех пор, пока они не заглянут внутрь и - ужаснутся, с другой же стороны - сперва ужаснувшимся он показывает: сукин кот, этот Йоханнес "Я чувствую себя сильным, светлым, всеобъемлющим, как божество!" Наверно, им правду было хорошо вместе, а?
- (Пожимает плечами.)
- Вот лучше посмотри, ещё цитата...
- Погоди, я тут придумала. Йоханнес говорил, что замужние женщины ему не интересны, так? Ведь замужняя уже не может играть столь искренне, столь невинно, - её уже нечему учить!
- Да, эти замужние - они не поверят в его искренность...
- Искренность? скажи лучше - не дадут так себя охмурить! С ними как раз и проще, они уже знают, куда их ведет твой обольститель.
- Ведет, не ведет. Что за эгоизм. А куда он себя ведет? Посмотри, он же - альтруист, он отдает всего себя...
- Скорее, навязывает, да и ты...
- Допустим, я подарю тебе фотоаппарат, а ты станешь им забивать гвозди, кто посмеет меня осудить, если я укорю тебя за это? или - "довольна старушка, а пудель не рад и просит подарки отправить назад"?
- Однажды ты читал мне одну странную историю о том, как Брюсов подарил Наде Львовой свой пистолет.
- И правильно сделал.
- Ах вот как?!
- Конечно, из этого пистолета в него и в Андрея Белого стреляла "бедная Нина", их Рената, а Надя должна была стать новой Ренатой.
- Однажды ты читал мне одну странную историю о том, как Брюсов подарил Наде Львовой свой пистолет.
- И правильно сделал.
- Ах вот как?!
- Конечно, из этого пистолета в него и в Андрея Белого стреляла "бедная Нина", их Рената, а Надя должна была стать новой Ренатой.
- Должна. Как просто!
- Конечно, - все желания должны исполняться; и есть люди - как Орины из "Бесконечной Книги" Энде - они исполняют все желания, отбирая тем временем у человека, носящего этот Орин воспоминания, увы, такой смешной мир - за все надо платить: закон сохранения энергии.
- Она просто хотела быть любимой...
- Он сделал её бесценной.
- В каком смысле?
- В обоих!
- Ты вообще это к чему?
- Погоди, я что-то ещё хотел сказать... А, ну да, как я уже говорил, Йоханнес любит отдавать, он не может не отдавать, это уже какое-то патологическое состояние альтруизма, когда - стремишься во что бы то ни стало с кем-то поделиться, кому-то проболтаться, проговориться, помнишь? "мне нужно чуткое ухо".
- Но для себя, любимого.
- Человек в одиночку не может быть счастлив...
- Одноразовая любовь...
- Он настолько заполнил её своими иллюзиями, что для него самого там, в ней, места-то и не осталось, теперь она должна либо выплеснуть чай из пиалы, чтобы мог налиться новый, либо...
- Писать ему унизительные письма?
- А ты заметила? она сильно изменилась, она стала такой же, как, может быть, и те, кого он бросал, бросал потому что они менялись, они изменяли ему; помнишь субретку из "Капитана Фракасса"? - "любя меня как женщину, он жалел об актрисе..."
- Но Корделия не была актрисой! она просто любила.
- Человека которого нельзя было "просто любить", она была хорошей ученицей, но не стала учителем.
- "Какие яйца? какие китайцы?!" при чем здесь это? Ты выгораживаешь этого похотливого мизантропа из компании твоих любимых танцоров "Края Времен" - ещё бы! как он похож на Джерека Карнелиана!
- Да, похож! Там - умели жить!..
- Глупо, искусственно!
- А ты думаешь, в этом дерьме...
"...И только голос Лотты, кричавшей мне: "Пора домой!" - отрезвил меня. И как же она бранила меня за дорогой: "Нельзя все принимать так близко к сердцу! Это просто пагубно! Надо поберечь 2 0себя"..." Ну, и т.п.
Найти в себе силы, чтобы не-помочь, не-исправить ошибку, не переделывать, не прощать, но и - не осуждать.
...Но я разволновался. Кукла умнела. Чтение переписки Серебряного века, а также трудов Свифта, Къиркегора и Андерсена - пошло ей на пользу.
Что она чувствовала, когда узнавала о чужих чувствах? Ее оскоpбила их недоступность? Ее обидело ощущение "красивой пустоты", находящейся внутри нее? Она стала завидовать "нормальным людям"?
Ты помнишь мы были, но были вчера,
И словно судьбой нам казалась игра
В банальные сказки косматых поэтов
Ах, если б не мы - они канули в лету...
Игрушечный морок - как будто пустяк.
Ты спросишь: мы куклы? Прости, это так.
Писатели пишут высокие книги,
О том, как случаются ложь и интриги:
Насилуют, грабят, громят, убивают
Живут ведь как люди и горя не знают...
Но ты вот попробуй, пойди, поживи
В том мире, где можно - без грез и любви.
Среда обитанья, как храм, безупречна
Дает нам возможность жить чуточку вечно.
Безмерная похоть, бессмеpтная стаpость
Столь много в малом - вот все, что осталось.
Но полно, pодная, бездарных идей,
У кукол, увы, не бывает детей!
Так было иль не было? Помнишь? Забудь.
Смотри, улыбаясь, на пройденный путь
От стенки до стенки, от шкафа к трельяжу,
Тогда я в окошке луну видел даже...
Там были дома и сияли огни...
Проснись, мне примстилось, что мы не одни!..
ансамбль "Навь" "Баллада о пастушке и трубочисте"
*
"Есть необъяснимая тоска во всем, когда видишь этого гения дружелюбно склонившимся над умирающим и гасящим своим поцелуем последнее дыхание последней искры жизни, между тем как все, что было пережито, уже исчезает одно за другим, а смерть остаются здесь как тайна, которая, будучи сама необъяснимой, объясняет все; она объяснит, что вся жизнь была игрой, которая кончается тем, что все - великие и ничтожные - уходят отсюда, как школьники по домам, исчезают, как искры от горящей бумаги, последней же, подобно строгому учителю, уходит сама душа. И потому во всем этом заложена также немота уничтожения, поскольку все было лишь детской игрой, и теперь игра закончилась."
Но "2-го октября 1855 года он упал - от истощения сил - на улице, его перенесли в госпиталь, где он и скончался спустя несколько недель..."
"Она обнимает... облако..."
Так зачем же мне понадобился Къиркегор? Объяснить себя? В чем-то обвинить? Доказать что-либо и себе, и, может быть... кому? Попытаться повторить эксперимент М.Зощенко?
Зачем?
Вновь спрашиваю себя: к чему все эти цитаты, аллюзии, реминисценции? Но... что я могу поделать - так хочется быть честным. Может быть, эти цитаты - почти единственное, что связывает меня с реальностью. Надеюсь...
...Опять октябрь. Может, он вспомнил что? Или - нет? О том, что ей было тогда семнадцать? Там - уже в трансцендентном - помолвка опять расторгается. И Йоханнес опровергает сам себя. Иов улыбается: он понял. "Моя жизнь - вечная ночь... Умирая, я мог бы воскликнуть, как Ахиллес: ты завершилась, ночная стража моего бытия!"
Копенгаген. Октябрь. "Компостеров, гад, притворяшка, вставай..."
"...Только что пришел из общества, душою которого я был... А я погибал и хотел застрелиться."
"Впервые за всю свою долгую жизнь Джерек Карнелиан, чье тело всегда могло быть модифицировано, чтобы не нуждаться во сне, познал муки бессонницы. Он хотел одного лишь забвения, но оно не приходило."
"...Все обращалось в золото... в прекрасный призрак, в тень..."
"Взывай. Господь не боится. Говори, повышай голос, вопи. Ответ Бога, если он даже разбивает человека вдребезги..."
"...Валя, я ждал вас всю жизнь, пожалейте меня."
"Где путь к жилищу света и где место тьмы? Ты, конечно, доходил до границ её и знаешь стези к дому ее... Есть ли у дождя отец? или кто рождает капли росы?.. Можешь ли ты веревкою привязать единорога к борозде, и станет ли он боронить за тобою поле?"
"...Любили друг друга наши двойники, встречающиеся друг с другом где-то там, вне пространства и времени... Значит, мы полюбим друг друга, когда встретимся там, за смертью..."
"Это вовсе не отчаяние, это уверенность, что я выстрадал свое и жертвую собой ради тебя... Я был спокоен, когда начал писать, а теперь все так живо встает передо мной и я плачу, точно дитя..."
"Можно ли вести речь об этике с кафедры, может ли кафедра создать такую обстановку? Я сильно сомневаюсь. У этики вообще нет своего предмета, этику невозможно "преподавать". Познать этическую истину, можно только одним путем - экзистенциально повторяя, воссоздавая познаваемое в своей лично экзистенции. В самом деле, возможно ли таковое воссоздание на докладе, где говорящий и слушающие экзистенциально отсутствуют? Разве что на лекциях по физике - там действительно проводятся "настоящие" эксперименты. Я, со своей стороны, повторяюсь в своем творчестве представить и воссоздать все то, о чем я веду речь, но как бы на театральной сцене, позволяя себе даже иногда вывести на эту сцену и тебя, мой читатель..."
"At last, Tubular Bells!.."
Глава 6.
"Pоман в стихах - 2" (nigredo).
*
Спите, пусть вам приснится аттракцион.
Подул фиолетовый ветер, шевелящийся звон.
Утром гуляют сову, асфальт полюбил траву,
И вода говорит огню: ты сильней.
Спите, пусть вам приснится мой телефон.
На свой проездной билет запишите его.
Вы что-то шептали во сне, пассажиры улыбались мне,
Наивно полагая, что я в вас влюблен...
Спите, ещё ваши полчаса до Москвы,
Пусть вам приснится цифра середины зимы.
Любимый напиток - сок, любимая музыка - рок.
Ах, просыпайтесь скорей, идемте со мной.
А.Горохов "Пассажир".
/декабрь 1996г./
- А почему?.. Ты не обидишься?
- Не знаю, должно быть, нет, а что?
- Почему ты говоришь со мной всегда в насмешливом тоне, будто издеваешься, как с...
- Куклой? Постой, но я таким тоном говорю почти со всеми, ты же подслушиваешь мои телефонные разговоры, неужто не заметила?
- Для тебя все - куклы...
- Ну, да, наверное. А что, так плохо быть куклой? или вы все хотите, чтобы я вас воспринимал всерьез?
- Но они такие же, как ты, неужели...
- Постой. Во-первых, не такие же, а как раз совершенно иные. Кто тебя подобрал с помойки? Я. Никто другой бы это не сделал! Скажи, разве относясь серьезно к тебе, ко всему миру, ко всему его искусству, я бы смог писать стихи, песни, картины? Разве относясь серьезно к своим собственным чувствам, я не валялся бы сейчас на койке в Ганушкина или ещё подальше. Я бы спился, сошел с ума, стал таким же быдлом, как те многие, кто "воспринимают всерьез"! Я живу, дура, я хочу жить, чего бы мне это ни стоило! Если бы я "воспринимал всерьез" религию или политику, разве я сидел бы сейчас в этом говне? Ведь, когда мне было лет двенадцать, я хотел уйти учиться в Духовную семинарию, кроме шуток, я мечтал стать попом, монахом. Ну, и тем бы стал - таким же дебилом, как они, напыщенным самодовольным ублюдком со значительным выражением лица?!