Михайловский Златоверхий монастырь. Основан в начале XII в. Киев
Феодосий – сооснователь Печерского монастыря, один из первых учеников Антония
Так, в это время уже написано было житие первых основателей Печерской обители: Антония и Феодосия и положено было преподобным Нестором, печорским летописцем, начало Патерика, или сборника житий печерских святых, сочинения, которое, расширяясь в объеме от новых добавлений, составляло впоследствии один из любимых предметов чтения благочестивых людей. В этот же период написаны были жития св. Ольги и св. Владимира монахом Иаковом, а также два отличных одно от другого повествования о смерти князей Бориса и Глеба, из которых одно приписывается тому же монаху Иакову. От современника Мономахова, киевского митрополита Никифора, родом грека, осталось одно Слово и три Послания: из них два обращены к Владимиру Мономаху, из которых одно обличительное против латин. Тогда уже окончательно образовалось разделение Церквей; вражда господствовала между писателями той и другой Церкви, и греки старались привить к русским свою ненависть и злобу к Западной церкви. Другой современник Мономаха, игумен Даниил, совершил путешествие в Иерусалим и оставил по себе описание этого путешествия. Несомненно, кроме оригинальных и переводных произведений собственно религиозной литературы тогда на Руси была еще поэтическая самобытная литература, носившая на себе более или менее отпечаток старинного язычества. В случайно уцелевшем поэтическом памятнике конца XII века «Слово о полку Игоря» упоминается о певце Бояне, который прославлял события старины и между прочим события XI века; по некоторым признакам можно предположить, что Боян воспевал также подвиги Мономаха против половцев. Этот Боян был так уважаем, что потомство прозвало его Соловьем старого времени.
В. М. Васнецов. Боян. 1910 г.
Сам Мономах написал «Поучение своим детям», или так называемую Духовную. В ней Мономах излагает подробно события своей жизни, свои походы, свою охоту на диких коней (зубров?), вепрей, туров, лосей, медведей, свой образ жизни, занятия, в которых видна его неутомимая деятельность. Мономах дает детям своим советы как вести себя. Эти советы, кроме общих христианских нравоучений, подкрепляемые множеством выписок из Священного Писания, свидетельствующих о начитанности автора, содержат в себе несколько черт любопытных как для личности характера Мономаха, так и для его века. Он вовсе не велит князьям казнить смертью кого бы то ни было. «Если бы даже преступник и был достоин смерти, – говорит Мономах, – то и тогда не следует губить души». Видно, что князья в то время не были окружены царственным величием и были доступны для всех, кому была до них нужда: «Да не посмеются приходящие к вам ни дому вашему, ни обеду вашему». Мономах поучает детей все делать самим, во все вникать, не полагаться на тиунов и отроков. Он завещает им самим судить и защищать вдов, сирот и убогих, не давать сильным губить слабых, приказывает кормить и поить всех приходящих к ним. Гостеприимство считается у него первою добродетелью:
«Более всего чтите гостя, откуда бы он к вам ни пришел: посол ли, знатный ли человек или простой, всех угощайте брашном и питием, а если можно, дарами. Этим прославится человек по всем землям», завещает им посещать больных, отдавать последний долг мертвым, помня, что все смертны, всякого встречного обласкать добрым словом, любить своих жен, но не давать им над собою власти, почитать старших себя как отцов, а младших как братьев, обращаться к духовным за благословением, отнюдь не гордиться своим званием, помня, что все поручено им Богом на малое время, и не хоронить в земле богатств, считая это великим грехом.
Относительно войны Мономах советует детям не полагаться на воевод, самим наряжать стражу, не предаваться пирам и сну в походе и во время сна в походе не снимать с себя оружие, а проходя с войском по русским землям, ни в каком случае не дозволять делать вред жителям в селах или портить хлеб на полях. Наконец, он велит им учиться и читать и приводит пример отца своего Всеволода, который, сидя дома, выучился пяти языкам.
Мономах скончался близ Переяславля у любимой церкви, построенной на Альте, 19 мая 1125 года, семидесяти двух лет от роду. Тело его было привезено в Киев. Сыновья и бояре понесли его к Св. Софии, где он и был погребен. Мономах оставил по себе память лучшего из князей. «Все злые умыслы врагов, – говорит летописец, – Бог дал под руки его; украшенный добрым нравом, славный победами, он не возносился, не величался, по заповеди Божией добро творил врагам своим и паче меры был милостив к нищим и убогим, не щадя имения своего, но все раздавая нуждающимся». Монахи прославляли его за благочестие и за щедрость монастырям. Это-то благодушие, соединенное в нем с энергическою деятельностью и умом, вознесло его так высоко и в глазах современников, и в памяти потомства.
Вероятно, народные эпические песни о временах киевского князя Владимира Красное Солнышко, так называемые былины Владимирова цикла, относятся не к одному Владимиру Святому, но и ко Владимиру Мономаху, так что в поэтической памяти народа эти два лица слились в одно. Наше предположение может подтверждаться следующим: в Новгородской летописи под 1118 годом Владимир с сыном своим Мстиславом, княжившим в Новгороде, за беспорядки и грабежи призвал из Новгорода и посадил в тюрьму сотского Ставра с несколькими соумышленниками его, новгородскими боярами. Между былинами Владимирова цикла есть одна былина о Ставре – боярине, которого киевский князь Владимир засадил в погреб (тюрьмами в то время служили погреба), но Ставра освободила жена его, переодевшись в мужское платье. Имя Владимира Мономаха было до того уважаемо потомками, что впоследствии составилась сказка о том, будто византийский император прислал ему знаки царского достоинства, венец и бармы, и через несколько столетий после него спустя московские государи венчались венцом, который назвали «шапкою» Мономаха.
Рассуждая беспристрастно, нельзя не заметить, что Мономах в своих наставлениях и в отрывках о нем летописцев является более безупречным и благодушным, чем в своих поступках, в которых проглядывают пороки времени, воспитания и среды, в которой он жил. Таков, например, поступок с двумя половецкими князьями, убитыми с нарушением данного слова и прав гостеприимства; завещая сыновьям умеренность в войне и человеколюбие, сам Мономах, однако, мимоходом сознается, что при взятии Минска, в котором он участвовал, не оставлено было в живых ни челядина, ни скотины. Наконец, он хотя и радел о русской земле, но и себя не забывал и, наказывая князей действительно виноватых, отбирал их уделы и отдавал своим сыновьям. Но за ним в истории останется то великое значение, что, живя в обществе, едва выходившем из самого варварского состояния, вращаясь в такой среде, где всякий гонялся за узкими своекорыстными целями, еще почти не понимая святости права и договора, один Мономах держал знамя общей для всех правды и собирал под него силы русской земли.
Великий князь Ярополк II Владимирович. Портрет из Царского титулярника. 1672 г.
Ярополк II Владимирович – сын Владимира Мономаха, вел. кн. киевский (1082–1139). В 1116 г. принимал участие в походе отца против Глеба Всеславича Минского и взял приступом г. Друцк. После примирения Владимира Мономаха с Глебом Я. не хотел было возвращать ему Друцка; тяготясь малонаселенностью своей степной Переяславской волости, часто, притом, опустошаемой половцами, Я. вывел жителей Друцка в Переяславское княжество и срубил для них там г. Желни (по мнению С. М. Соловьева, г. Желни был построен на том месте, где теперь находится местечко Жовнин или Жолнин Полтавской губ., Золотоношского у., на р. Суле). В том же 1116 г. Я. вместе с кн. Всеволодом Давидовичем отнял у половцев три города. В это время Я. успел уже захватить все течение р. Сейма, посадил по всем городам своих посадников, а в Курске – племянника Изяслава Мстиславича. По смерти Мономаха (1125) Я. опять пришлось вести борьбу с половцами. Этот князь, достойный по храбрости сын Мономаха, «благоверного князя корень и благоверная отрасль» (по выражению летописца), гроза кочевников, не дожидаясь помощи от братьев, с одними переяславцами ударил на половцев и разбил их у р. Удая (в нын. Полтавской губ.). По смерти Мстислава (1132) Я. был приглашен киевлянами занять после брата великокняжеский стол. С этого момента начались распри в самой семье Мономаховичей. Нарушив права братьев, Ярополк II по уговору с Мстиславом передал переяславский стол старшему своему племяннику, Всеволоду-Гавриилу Новгородскому. Юрий Суздальский, не желая уступать старшинство племяннику, выгнал его из Переяславля. Я. в свою очередь изгнал оттуда Юрия и отдал Переяславль другому племяннику, Изяславу Мстиславичу, потом переменил решение и отдал его брату своему Вячеславу, а от последнего Туровский удел перешел к Изяславу. Смуты этим не прекратились. Пользуясь ими, Всеволод Ольгович Черниговский задумал возвратить себе некоторые утраченные волости (Курск и др. города по р. Сейму) и призвал половцев. Южная Русь подверглась страшному опустошению.
Наконец Я. решил примириться с Юрием: яблоко раздора, Переяславль, был отдан ими младшему брату, Андрею Владимировичу, а его удел, Владимир Волынский, перешел к Изяславу Мстиславичу. Междоусобие в среде Мономаховичей Я. таким образом удалось покончить, но борьба с Ольговичами продолжалась. Всеволод Черниговский в 1135 г. напал на Переяславль. Я. пришел на помощь брату Андрею и, не дожидаясь киевских полков, с одной дружиной кинулся на Ольговичей, но был разбит (на р. Супое). Вскоре враги заключили мир, и Ольговичи получили отнятые у них города по Сейму, свою отчину (1135). Мир не был продолжителен: прежняя причина вражды Ольговичей – исключение из старшинства – еще оставалась во всей силе. Изгнание брата Всеволодова, Святослава, из Новгорода грозило новой войной (1138). До нее, однако, дело не дошло: Я., по выражению летописца, будучи добр, милостив нравом, богобоязлив, заключил мир с Ольговичами у г. Моравска, на р. Десне (в нын. Черниговской губ.).
В 1139 г. между ними был заключен новый договор, неизвестно на каких условиях. В том же году Я. умер, до самой смерти оставаясь вел. кн. киевским. По летописным сведениям Я. отличался мужеством и приобрел громкую славу удачными походами на половцев.
Энциклопедический словарь Брокгауза и ЕфронаО. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Князья Владимиро-Суздальской земли
Далекой окраиной Древнерусского государства была Ростово-Суздальская земля. До X в. здесь жили угро-финские племена, потом с северо-запада сюда приходят ильменские славяне, а с запада – кривичи, вятичи. Кстати, вятичи лишь при Владимире Мономахе подчинялись власти Древнерусского государства, а до этого оказывали ей отчаянное сопротивление.
Северо-Восточная Русь была одним из важнейших районов, где происходил процесс формирования древнерусской государственности, древнерусской народности. С первых страниц русской летописи можно встретить упоминания о городах северо-востока: «В лето 6370 (862). ‹…› И принял власть Рюрик, и раздан мужем своим грады»: Полоцк, Ростов, Белоозеро.
В X в. Ростов являлся центром Ростово-Суздальского княжества. Позже город именуется Ростовом Великим. Построен он был в живописном месте на берегу озера Неро. В течение многих веков вплоть до наших дней Ростов Великий – украшение Русской земли. В состав Ростово-Суздальской земли входила территория от Белоозера до Владимира. Ей доведётся сыграть важную роль в политической истории Руси.
В X – XII вв. появятся также города Галич, Стародуб, Переяславль-Рязанский, Юрьев-Польский, Переяславль-Залесский, Тверь, Кострома, Городец. Из названий некоторых городов видно, что их имена заимствованы из южных русских земель.
Если большинство городов Древней Руси – Киев, Чернигов, Смоленск, Любеч, Новгород Великий, Псков, Полоцк, Витебск – находилось на территории главного торгового водного пути (Днепр – Волхов), то Ростов выдвинулся далеко к востоку, к району верхней Волги. Большая часть городов Северо-Восточной Руси до поры до времени не имела такого экономического развития и политического влияния, как города Киевской и Новгородской Руси.
Территория Ростово-Суздальской земли окружена была непроходимыми лесами. Они являлись естественной защитой от врагов, поэтому сюда довольно активно пошёл поток славян из Приднепровья, когда оно стало подвергаться нашествию половцев. Сюда трудно было пробраться и западным соседям из Польши и Венгрии, которые, с одной стороны, угрожали западнорусскому населению, но с другой – тоже приходили при разных обстоятельствах на эту землю спасаться.
Памятник князю Владимиру и святителю Федору во Владимире
На активную христианизацию местных жителей влияло перемещение в Залесскую землю славянского населения. В различных летописях можно найти сообщение о том, что ещё в конце X в. (991) в Ростове была учреждена епископия. Сохранилось даже имя первого епископа – Федора Гречина. Он упоминается в Тверской, Воскресенской, Никоновской летописях, а также в Степной книге как строитель первой соборной церкви в Ростове[19]. Этот собор, к сожалению, сгорит в 1161 г. Та же участь постигнет многие деревянные храмы Древней Руси, об архитектурном облике которых мы можем только догадываться.
Из Киево-Печерского патерика узнаём о первой монументальной постройке Северо-Восточной Руси – соборе в Суздале. Он был создан стараниями киевского князя Владимира Мономаха и митрополита Ефрема на рубеже XI и XII вв. А в Лаврентьевской летописи говорится о замене этого собора новым.
Так что Залесский край стал со временем привлекателен для завоевателей и переселенцев своими огромными площадями малозаселённой, хотя и не очень плодородной по сравнению с Приднепровьем земли. И всё же значительная часть населения занималась тяжким для этих мест трудом – сельским хозяйством, а также охотой, рыбной ловлей, бортничеством. Леса были полны ягод, грибов, орехов. И эти дары леса были не менее важным продуктом питания. Приходилось заниматься и товарообменом. Боярские вотчины здесь появились позже – лишь в XII в. Прибывавшее население становилось не только земледельческим. Оно оседало и в городах, которых строилось всё больше и больше в XI–XII вв. А значит, существовала потребность в строителях, ремесленниках разных специальностей, иконописцах.
Не случайны неоднократные упоминания в древних источниках о возведении суздальских соборов. Это свидетельствует об утверждении христианства в Залесской земле и окончательном установлении там центральной княжеской власти. В Киево-Печерском патерике говорилось, что прообразом Суздальского собора стал Успенский собор Киево-Печерекого монастыря.
Владельцем небольшого городка Москва в Ростово-Суздальской земле был боярин Юрия Долгорукого Степан Андреевич Кучка. За какую-то провинность князь казнил боярина, но своего старшего сына Андрея женил на его дочери.
Князь Андрей Юрьевич (около 1112–1174) только лет тридцати от роду впервые пришёл на юг Руси. Он прибыл туда с полками своего отца – Юрия Долгорукого, который вёл долгую и упорную борьбу за киевский стол. Вместе с отцом он участвовал в княжеских войнах и проявил бесстрашие и силу. Но если Юрий Долгорукий всю свою сознательную жизнь стремился владеть Киевом, то Андрей был равнодушен к древней столице. Возможно, это было и потому, что родился он и рос в Суздальской земле. Её центр – город Суздаль выделялся и тогда красотой и богатством архитектуры. В его строительство много сил и средств вложил Юрий Долгорукий, продолжая дело своих предшественников. И это с детства осталось в памяти Андрея. Родное гнездо наглядно воспитывало любовь к родному Залесскому краю.
Памятник Юрию Долгорукому в Костроме
Там и провёл Андрей всю свою молодость и мало был знаком с родственниками, жившими в южных землях. О некоторых он не знал даже, как они выглядят, и воспринимал их чаще всего только в качестве заклятых врагов своего отца, стремившихся принизить должное значение его семьи. Когда же Юрий после смерти своего старшего брата и племянника утвердился в Киеве и посадил Андрея в Вышгороде (недалеко от Киева), рядом с собой, то Андрей подчинился отцу, очевидно, скрепя сердце. Как послушный сын своего отца, а вернее, как дисциплинированный князь-воин, он по указанию Юрия Долгорукого княжил не только в Вышгороде, но и в Турове, Пинске. Но в Вышгороде Андрей и года не прожил.
Юрий Долгорукий, которому накануне смерти было уже больше семидесяти лет, планировал северные земли оставить младшим сыновьям, а южные, в том числе Киев, – старшим. Андрею от Вышгорода до Киева остался один шаг. После смерти Юрия ростовцы и суздальцы, как отмечал С. М. Соловьёв, «не считали своею обязанностью исполнить волю покойного князя», как, впрочем, это часто бывало и в других городах Руси.
После смерти Юрия Долгорукого Андрей как старший из его сыновей мог сесть на стол в Киеве (тем более, что этого желал его отец), но его тянуло в Суздальскую землю. По преданию, посоветовали ему туда вернуться родственники по линии жены – Кучковичи, служившие у него. Для них это тоже были родные, дорогие сердцу края.
Ушёл князь Андрей из Вышгорода во Владимир ещё и потому, что чувствовал себя неуютно и одиноко среди своих южных двоюродных братьев и других родственников, которые были знакомы друг с другом с ранней молодости. Они решали свои проблемы сообща и в мирное время, и в период родовых столкновений и распрей. Не раз они оказывали сопротивление его отцу. И это трудно было забыть, трудно было привыкнуть к их совещаниям, неинтересно, мучительно было выполнять чужую волю.