Дежурные сутки - Вячеслав Денисов 2 стр.

Максимыч на старости лет получил от начальства пистон за лоховской поступок — регистрацию непроверенного сообщения о совершенном преступлении.

Он и так ничего не забывал, а помнить это сам бог велел.

— Не нужно здесь устраивать цирк, товарищи офицеры. А здесь, между прочим, все — офицеры. — Напоминание Максимыча о том самом неудачном дежурстве окончательно испортило настроение Лоскутову. — Одному, понимаете, заняться нечем, на дежурство просится. Другой — на память жалуется. Не туда едем…

— Эт точно, — подтвердил Максимыч.

Кравцов, желая прекратить этот ненужный разговор, тогда отрезал:

— Ну, хватит! Меня люди под дверью ждут. Я понял. Завтра дежурным опером. Я могу идти?..

Глава 2

Выслушав на селекторном совещании про все неприятности, случившиеся с отдельными гражданами, проживающими в городе, и получив наставление работать «качественнее и эффективнее», поняв, что в государстве все еще не заканчивается операция «Вихрь-антитеррор», Кравцов вышел из кабинета начальника и направился в «дежурку». Заряжая пистолет, поинтересовался у дежурного, майора Буркова:

— Вить, кто сегодня со мной?

— Следователь — Ширшов. Участковый — Гурт.

Сегодня был первый день работы Буркова. Только вчера он вернулся с женой из Сочи. Резкая смена обстановки — от счастливого безделья к столу оперативного дежурного — не могла не повлиять на его состояние. Отпуск закончился быстрее, чем хотелось, да еще вчера он выяснял отношения с женой по поводу недожаренных котлет. У той, видно, тоже после месяца расслабления притупились кое-какие навыки. В дополнение к этому ее направляли в командировку. А Бурков страшно не любил, когда жена оставляла его одного. Детей у них не было, и отъезд жены означал одиночество, скуку и самостоятельное приготовление обедов и ужинов.

Сейчас он рассовывал дежурные журналы по ящикам стола, и явственно чувствовалась схожесть его настроения с настроением Кравцова. А у того оно было ни к черту. Марк сейчас с удовольствием поспал бы на городском пляже, не думая о жуликах и местах их обитания. Хорошо еще, что смена подобралась толковая, ребята что надо.

— Что, Марк, «Вихрь» продолжается?

— Ага. Ты, кстати, заметил странную тенденцию? О том, что «Вихрь» начинается, объявляют официально и во всеуслышание. А о том, что он закончился, мы узнаем друг от друга через день-другой. Таким образом, происходит наинелепейшая вещь — «Вихрь» никогда не заканчивается. Он всегда только начинается.

— Мне в этом отношении нравятся «федералы». Они честно в эфире признаются, что знают обо всех передвижениях и местонахождениях Басаева и Хаттаба. Им, наверное, нравится, что у нас «Вихрь» и продолжается, и продолжается… Что нового в отделе?..

Дверь в «дежурку» распахнулась, и ввалились Гурт и Ширшов.

— А-а! Смотри, Гурт, Кравцов уже ствол получил! А где «дежурная» папка дежурного опера? Все бы воевал… Нет чтобы ножками, да по территории, да головой подумать…

— Подслушивал? — Кравцов, не глядя на Гурта, засовывал в «оперативку» табельный «ПМ».

— А как же. Я такое пропустить не в силах. Процесс поучения «крутыми» яйцами курицы я пропустить просто не имею права! Кравцов, скажи, почему тебя Лоскутов так не любит?

— Почему не любит? Он меня очень любит.

— По-настоящему? — допытывался надоедливый Ширшов. — Как у взрослых?

Марк вздохнул и устало посмотрел на следователя.

— Ширшов, твоему фэйсу мелькать передо мной еще двадцать четыре часа, а ты мне уже до смерти надоел. Сразу говорю — помогать делать осмотры не буду. Твоя работа. А мы станем своей черной и неблагодарной оперативной работой заниматься.

— Ну, и будем на каждой заявке по три часа висеть…

— А у нас больше восьми заявлений за сутки и не выходит. Тик в тик.

— А отдыхать?!

— Отдыхать дома будешь.

— А ужинать?!

— Жрать сюда приехал?

— Ты мне определенно перестал нравиться, Кравцов. Такое впечатление, что тебе седло на спину положили.

— Все, мальчики по вызову, хватить «тереть». — Бурков оторвал телефонную трубку от уха и положил ее на аппарат. — Заявочка прилетела. Труп на улице Василевского.

— Пошла массовка!.. — обозначил ситуацию Гурт, и опергруппа в полном составе направилась к выходу…

— Не люблю трупы, — вздохнул Ширшов. Кравцов, выезжая на подобные заявки с этим следователем, постоянно слышал эту фразу. — Душа не приемлет. Марк, а Бурков не сказал, что за труп? Суицид или просто «мотор» остановился у бродяги?

— Нет. Сказал лишь, что около водонапорной колонки лежит, недалеко от киоска.

— Только бы не «криминальный». Про «ножевые» Бурков ничего не пояснял?..

— Да отвяжись ты от меня! Что ты привязался, как репей?! Ты что, рядом не стоял, когда Бурков говорил?! Труп, он сказал, лежит рядом с колонкой! Все!!!

— Нет, Кравцов, — вздохнул Ширшов, — тебе отдохнуть надо. Устал ты, устал… Работа, работа, одна работа. Семьи не видишь…

— Ширшовы еще, как банные листы к заднице, прилипают, — добавил Гурт.

«Уазик», медленно переваливаясь, преодолевал естественные преграды частного сектора. А препятствий было хоть отбавляй. Кучи золы, мусора и разбросанных по дороге досок.

— Твоя территория, Гурт, — заметил Кравцов. — Ты на туземцев когда в последний раз административные протоколы выписывал?

— Я, Марк, каждый день выписываю, только народ здесь проживает с неблагополучных гинекологических древ.

— Ге-не-а-ло-ги-чес-ких, — поправил Кравцов. — А что так?

— Здесь испокон веков живут те, кто сидел, сидит или скоро сядет.

— Тем более. Все карты в руки. Пару-тройку раз свози особо отличившихся в озеленении родной улицы в суд, да пусть там их осудят суток на пять-десять. Сразу зола станет сыпаться из ведер туда, куда положено, а не на середину проезжей части.

— Мужики, — обратился к мирно беседующим Леха-водитель, — вон она, эта колонка. Только что-то я трупа возле нее в упор не вижу…

Трупа действительно не было. Колонка — была. А трупа не было.

Коллеги выбрались из машины и в недоумении принялись изучать местность. Кравцов пошел к киоску, Гурт — к дому около колонки, а Ширшов — к соседнему дому. Все делали четко и быстро, словно заранее договорились.

— Привет, Маринка, — обратился Кравцов к рыжеволосой молоденькой продавщице. Оконце было маленькое и расположено очень низко, так что Марку пришлось согнуться почти в половину своего роста. — Как торги?

— Какие, Марк, тут могут быть торги? Издеваешься?

— Почему издеваюсь? Отнюдь. Я образцовый покупатель. — Опер протянул в оконце купюру. — Желаю приобрести в личное пользование пачку «Элементс»…

— Будешь первым за сегодня. Заходи, Кравцов, чего ты там в позе пьющего оленя стоишь…

Прикрыв за собой дверь и закурив, Марк спросил:

— «Бодяжкой»-то приторговываешь, а, Мариш? Дух у тебя здесь какой-то сивушный. Не иначе вон под тем прилавком бутылки с самогоном стоят. Я еду сюда, смотрю, у Евдокимовны утром из трубы дым валит столбом… На торнадо похож. Думаю, два варианта — либо старая замерзла в девять утра двадцать первого июля, либо опять Маришке самогон гонит для продажи. И сдается мне, второе вернее будет…

— Нюх у тебя, Кравцов, собачий какой-то на всякие гадости. Чтобы хорошее увидеть — тут ты слепой на оба фонаря, а пакость через стены видишь!

— Это чего же я такого хорошего не замечаю?.. — опешил Марк.

— Да вот я, дура, все жду, может, пригласишь куда-нибудь. Только ты этого и не видишь, и не чувствуешь. А вот евдокимовский торнадо и бутылки с самогоном увидел моментально. Да, Кравцов, продаю из-под прилавка. Знаю, что запрещено. Осознаю. Опять разбивать о киоск будешь? Там десять бутылок, смотри, не провоняй, а то жена нагоняй устроит!

— Успокойся. Где у тебя пепельница?.. Я вот что спросить хотел. Ты ничего подозрительного около киоска не видела?

— Когда?

— Да вот буквально с полчаса назад.

— Балбес какой-то подходил, магнитофон за сотку предлагал. Я отказалась.

— А около во-о-о-н той колоночки?

— А! Я еще сходила за водой, пол помыть, воду набирала — никого не было. А когда пол в киоске помыла и воду выливала, смотрю — мужик какой-то лежит.

— Кровь была?

— Кровь?.. Нет, крови не было. Я ее боюсь, и если бы была, я бы испугалась. А я не испугалась, значит, крови не было.

— С памятью хреново, зато с логикой полный порядок, — то ли похвалил, то ли поругал Кравцов. — А потом что было?

— Потом подъехала иномарка, кажется, «японец»… Да, точно! — воскликнула продавщица. — У моего брата точно такая! А я все думаю — на чью машину она похожа?..

— Ближе к телу.

— Я всегда для тебя готова, Кравцов…

— С памятью хреново, зато с логикой полный порядок, — то ли похвалил, то ли поругал Кравцов. — А потом что было?

— Потом подъехала иномарка, кажется, «японец»… Да, точно! — воскликнула продавщица. — У моего брата точно такая! А я все думаю — на чью машину она похожа?..

— Ближе к телу.

— Я всегда для тебя готова, Кравцов…

— Не соблазняй меня, Максейкина, бесполезно. Я «голубой».

— Ага. Я вижу. Двоих спиногрызов «застрогали» с женой как за здорово живешь! «Голубой» он…

— Так что дальше было?

— А дальше вышли из «Висты» двое добрых молодцев, взяли под ручки лежащего, засунули в машину да и уехали.

— А как лежащий был одет? — Кравцов после этих слов уже клещом вцепился в ситуацию и не собирался ее отпускать.

— Хорошо был одет. Не чета тебе. Хочешь, на день десантника новые джинсы подарю? Ты ведь десантник у нас?

— Нет, не хочу. Не отвлекайся, Максейкина, говори все сразу, без моих вопросов: во что был одет, как выглядел, сколько лет.

Продавщица вздохнула:

— Фригидный ты какой-то.

— Мужики фригидными не бывают, Максейкина. Короче, ты будешь говорить или нет?!

— Не ори, клиентов распугаешь. Мужик был в дорогом строгом костюме, серой рубашке. На вид лет тридцать пять, коротко стрижен. Вот как ты… Да, чуть не забыла. У него обуви не было.

— Обуви не было?..

— Да, я еще обратила внимание, что на нем черные шелковые носки, а туфель нет.

— Номер машины, конечно, не записала?

— Кравцов, ты что, дурак, что ли? Мне зачем эти проблемы нужны?

Марк помолчал и потянулся за второй сигаретой. Действительно, зачем это ей?

— А из машины, кажется, Вагон выходил… — неожиданно произнесла Марина, и опер резко вскинул голову. — Второго не знаю.

— Вагон? Ты ничего не перепутала?

— Как я могу перепутать, если хозяйка ему платит? Я тебе ничего не говорила.

— Само собой. А давно уехали?

— За пять минут до твоего прихода.

— Понял. Ну ладно, Маришка, пока! Меня уже заждались, наверное.

— Забегай. Может, чего надумаешь…

Кравцов вышел из киоска и засеменил к «УАЗу».

— Ты бы там еще на пару часиков стопорнулся. — Ширшов был недоволен. — Не зря хоть там задыхался?

— Нет, не зря. — И Марк, забыв упомянуть про джинсы и еще некоторые моменты, коротко передал разговор с продавщицей.

Ожила рация, Бурков поинтересовался: «что по трупу?» и «где находитесь?».

Гурт тут же вошел в связь:

— Отъезжаем от колонки.

— А что с трупом?

— Нет трупа.

— В смысле?

— Пока голову искали, ноги встали и ушли.

— Заканчивай эфир засирать. Что с трупом?

— Да нет никакого трупа. «Синяк» какой-нибудь отоспался у водопоя и ушел.

Кравцов забрал трубку у Гурта.

— Витя, приеду — доложу. А трупа действительно нет.

— Понял. Тогда давайте мчитесь на Лазурную, восемь, квартира сорок. Кража…

Кражи, как и песни, бывают разные. Бывают грустные, бывают веселые. Есть кражи, отработанные до мелочей, как государственный гимн, а еще есть спонтанные, как недоразумение, словно песня чукчи, плывущего на каяке по течению. Кражи, как и песни, разделяются на содержательные и бестолковые. А еще представьте себе песню в исполнении хора имени Александрова и тот же материал, изложенный под гитару дембелем на армейской койке.

Кража на улице Лазурной не подходила ни под одну из вышеописанных характеристик.

Расстроенные хозяева квартиры и их дочь-подросток стояли на лестничной площадке последнего, пятого, этажа и вполголоса переговаривались с соседями. Появление опергруппы они встретили с известной долей раздражения и недовольства.

— Наконец-то. А мы думали, что уже не дождемся. Вот пожарные, так те через три минуты приезжают, — в сердцах выговорилась хозяйка.

— Их бы и вызывали, — ляпнул страдающий одышкой Ширшов.

— Что случилось? — громко и весело спросил Марк.

— Что случилось? А вы не видите? Замки открыты, в квартире свет. Мы заходить не стали — вдруг следы. Правильно?

— Правильно, — похвалил Кравцов. — Леха, дуй в управление за экспертом. Он уже сидит, ждет… А почему вы решили, что это кража? Открытые двери и свет в квартире — это еще не есть факт совершенного преступления. Я вот, например, знаю одного товарища, который постоянно забывает закрывать двери, выходя из дома.

— Мы в отличие от вашего товарища лунатизмом не страдаем, — заявил муж хозяйки. А может, и не муж. Кто их поймет, этих «новых русских»? У них вся жизнь — сплошная «Санта-Барбара».

В том, что семья более чем преуспевающая, Кравцов уже не сомневался. Общая стоимость «прикидов» мамы, папы и дочки по подсчетам Марка перевалила за «пятерку» баксов. И это — летом. В просвет приоткрытой двери виднелась прихожая из мореного дуба, стеновые панели, шелкография обоев и подвесные потолки. Кравцов безошибочно определил — «армстронг». Безошибочно, потому что они с женой однажды решили потолок в детской отделать точно такими же, подвесными… Когда узнали о цене, передумали.

Марк знал, что вопрос глуп и не совсем уместен, но нужно было как-то убивать время до приезда эксперта. Без него заходить в квартиру нельзя, а только попав внутрь, можно начать делать какие-либо выводы. Он спросил:

— Вам никто не угрожал в последнее время?

Те, кто угрожают, не станут «ставить» квартиру жертвы. Они сожгут машину, похитят эту чудную девочку в трехсотрублевых джинсах, с брюликами в не до конца сформировавшихся ушных раковинах или просто пристрелят в этом же подъезде, как собаку, папу-бизнесмена.

А папа на самом деле очень был похож на пит буля. Очевидно, всех «новых русских» разводят в одном месте, в одних климатических условиях, с добавлением одних и тех же биодобавок. Одного «нового русского» от другого часто могут различить только родинки на животе да шрамы от бейсбольных бит на голове. У половины из них даже биографии схожи: таксист — «пивник» — торгаш — «новый русский». Многие из них становятся депутатами. Их путь к государственной власти тернист и однообразен, как жизнь несчастной инфузории-туфельки. В предвыборной борьбе проявляются их лучшие качества. Детские дома пополняются секонд-хэндом, по квартирам ветеранов войны и труда начинают шастать яйцеголовые отроки и интересоваться: «Старая, в натуре, кран не капает, очко не сломано? Если чё, мы махом слесарей подгоним». Это пришли помощники кандидата в депутаты Буромякина. И кран действительно, в натуре, починят. Причем бесплатно. Буромякин все сделает для своих избирателей за свой счет. Старикам везде у нас почет. Ну, и вы, старые, поймите — молодым везде у нас дорога. Не забыли, что в апреле выборы? Мы напомним.

А какой болью захлестнуло сердце Буромякина, когда ему доложили, что в Чечне уже шесть лет идет война и гибнут пацаны!.. Как он стал страдать! За два месяца до выборов… Как стал страдать!.. И тут же граждане города стали обнаруживать в почтовых ящиках двухстраничные газеты с изображением страдающего Буромякина и огромным шрифтом над передовицей «ЧЕЧНЯ — БОЛЬ МОЯ». Потом бывший «пивник» Буромякин, как и остальные буромякины, внезапно почувствовавшие способность управлять не только краном и шлангом, но и государством, излагает довольно зрелую программу, как все взять и перестроить, чтобы у нас не было богатых и бедных, а были лишь одни богатые.

Вот такой папа из «обнесенной» квартиры…

Мама являла собой образец первой леди, отсюда и «тактичное» напоминание про «пожарных». В любой семье мама — имиджмейкер папы. Эта пара, судя по всему, исключением не была. Кравцов пригляделся и сделал следующий вывод- у мамы с женским вкусом все в порядке, а как одевать мужчину, она имела весьма смутное представление. Одеты они были практически одинаково. Имеется в виду стиль и материал. Но если маме все подходило и прослеживался вкус, то на папе это выглядело как седло на корове. Вывод: папа не имеет собственного мнения и подчинен маме, раз позволяет себя одевать в то, что нравится ей. Кравцов, сейчас приедет эксперт, а ты бери-ка папу и беседуй с ним без стервы-мамы. С ним удобнее получится. Человек без собственного мнения — это твой клиент, Кравцов…

А вот дочка Кравцову сразу не понравилась, и он не мог понять почему. Судя по всему, она не нуждалась ни в чем и прекрасно отдавала себе отчет, что эта кража — просто этап их жизни и если что-то украли, то мама с папой это купят снова. Даже лучше, чем было. Однако, несмотря на то что прошло довольно много времени и пора бы успокоиться, тем более что в текущем разговоре не было никаких признаков нервозности, взгляд девочки был испуган, и чем дальше, тем больше на ее лице отображалась тень волнения. «Это нехорошая девочка! — бубнило что-то в районе селезенки у автора «наиболее удачливого маршрута движения…» — Зацепи ее, а дальше — будем посмотреть…»