Монтегю Родс Джеймс Кукольный дом с привидениями
– Наверно, через ваши руки часто проходят подобные вещицы? – спросил мистер Диллет, указывая тростью на предмет, который будет описан – в свое время. Произнеся эту фразу, он бессовестно лгал, причем знал, что лжет. Ни разу за двадцать лет, а быть может, и за всю жизнь, мистеру Читтендену еще не доводилось иметь дело с такой вещью, при всем его нюхе на забытые сокровища, которые он откапывал в полудюжине графств. Это была уловка коллекционера, и мистер Читтенден сразу это понял.
– Вещь такого рода, мистер Диллет! Да ей самое место в музее!
– Так ведь, надо думать, есть музеи, которые примут что угодно.
– Я видел подобную вещь много лет назад. Правда, она была не так хороша, как эта, – задумчиво произнес мистер Читтенден. – Но та вряд ли появится на рынке. А еще мне говорили, что за океаном есть несколько чудесных вещиц этого периода. Нет, мистер Диллет, я не кривя душой скажу: если бы мне заказали самое лучшее, что я могу достать – а вам известно, что у меня неограниченные возможности, к тому же нужно заботиться о репутации, – так вот, если бы мне сделали такой заказ, я бы тотчас же подвел вас к этой вот вещи и сказал: «Я не смогу раздобыть для вас ничего лучше этого, сэр».
– Браво! – с иронией в голосе воскликнул мистер Диллет, вместо аплодисментов постукивая тростью об пол. – И сколько же вы за нее сдерете с наивного американца, а?
– О, я не запрошу слишком много – неважно, американец это или кто другой. Видите ли, мистер Диллет, дело обстоит так: если бы я знал чуть больше о ее происхождении…
– Или чуть меньше, – ввернул мистер Диллет.
– Xa, xa! Любите вы пошутить, сэр. Итак, если бы я знал чуть больше об этой вещи – хотя любому ясно, что она подлинная, а когда поступила в магазин, никому из моих приказчиков не было дозволено даже дотронуться до нее – так вот, знай я побольше об этой вещи, цена была бы совсем другая.
– И какова же она – двадцать пять?
– Умножьте на три. Моя цена – семьдесят пять.
– А моя – пятьдесят, – начал торговаться мистер Диллет.
Разумеется, соглашение было достигнуто где-то между двумя этими цифрами – неважно, где именно; полагаю, они сошлись на шестидесяти гинеях. И через полчаса покупка была упакована, а еще через час за ней заехал мистер Диллет на своем автомобиле. Мистер Читтенден с чеком в руке проводил покупателя, стоя на пороге и расточая улыбки. Затем, все еще улыбаясь, он вернулся в гостиную, где его жена накрывала на стол к чаю. Он остановился в дверях.
– Его увезли, – сообщил он.
– Слава богу! – воскликнула миссис Читтенден, ставя на стол чайник. – Мистер Диллет, верно?
– Да, он.
– Ну что же, лучше пусть он, чем кто-нибудь другой.
– О, не знаю. Он неплохой малый, моя дорогая.
– Может, и так, но, по-моему, ему не помешает небольшая встряска.
– Раз таково твое мнение, то, пожалуй, он сам на это напросился. Во всяком случае, у нас его больше нет, и мы должны быть за это благодарны.
И мистер и миссис Читтенден уселись пить чай.
А что же мистер Диллет и его новое приобретение? Что именно он купил, вам должно быть ясно из названия рассказа. Мне же, по мере моих сил, придется описать эту вещь.
В машине на заднем сиденье хватило места лишь для нового приобретения, поэтому мистеру Диллету пришлось сесть рядом с шофером. Ехать пришлось медленно, так как, хотя комнаты кукольного дома тщательно проложили ватой, в них было такое множество крошечных предметов, что следовало избегать толчков. Таким образом, мистер Диллет пребывал в тревоге во время всей поездки в десять миль, несмотря на все предосторожности, на которых он настоял. Наконец они добрались до парадного входа, и на пороге показался Коллинз, дворецкий.
– Коллинз, вы должны мне помочь: это хрупкая вещь, с ней нужно обращаться осторожно. Ее нельзя наклонять, видите? Там полно малюсеньких вещиц, и надо постараться, чтобы они не сдвинулись. Так, куда же мы его поставим? – (После непродолжительной паузы.) – Пожалуй, в мою комнату, во всяком случае, для начала. На большой туалетный стол – вот так, прекрасно.
Кукольный дом с превеликими предосторожностями перенесли в просторную комнату мистера Диллета на втором этаже, окна ее выходили на подъездную аллею. Затем размотали тряпки, в которые он был завернут, и сняли переднюю стенку. Следующие два часа мистер Диллет был занят тем, что вынимал вату и приводил в порядок комнаты домика.
Когда с этим приятным занятием было покончено, то, нужно заметить, трудно было бы вообразить более совершенный и очаровательный образец кукольного дома в готическом стиле Строберри-хилл,[1] нежели тот, что стоит сейчас на большом туалетном столе мистера Диллета. Косые лучи вечернего солнца освещали его, проникая через три высоких окна.
Он был длиной не менее шести футов вместе с церковью или часовней, которая располагалась слева от него; справа была конюшня. Как я уже говорил, дом был построен в готическом стиле: окна со стрельчатыми арками, ажурный орнамент – такой можно увидеть на каменных балдахинах надгробий в церкви. Присутствовал здесь и готический орнамент в виде листьев. По углам – нелепые башенки. У церкви имелись шпили и контрфорсы, а также колокол на башне и витражи. Когда сняли фасад дома, стали видны четыре большие комнаты: спальня, столовая, гостиная и кухня, и каждая была должным образом обставлена. Конюшня справа была двухэтажной, и там имелось все, что полагается: лошади, кареты и грумы, а наверху – часы и колокол под готическим куполом.
Конечно, можно было бы исписать не одну страницу, рассказывая о хозяйстве этого игрушечного особняка: сколько там было сковородок и позолоченных стульев, какие картины висели на стенах, какие были ковры, канделябры, кровати на четырех столбиках с пологом, какая посуда, столовое серебро, бокалы – но я должен предоставить все это вашему воображению. Скажу лишь: дом стоял на фундаменте, и это позволило сделать несколько ступенек, ведущих к парадному входу, а также террасу с балюстрадой; в" этом фундаменте имелось несколько неглубоких ящиков, в которые были аккуратно уложены вышитые шторы, смена одежды для домочадцев, постельное белье – словом, все, что необходимо для бесконечных вариаций самого захватывающего и увлекательного свойства.
– Квинтэссенция идей Горация Уолпола[2] – вот что это такое. Наверно, он каким-то образом причастен к созданию этого шедевра, – пробормотал в задумчивости мистер Диллет, стоя перед домиком на коленях в благоговейном экстазе. – Просто чудесно! Да, сегодня мой день, и я правильно поступил. Утром пришли пятьсот фунтов за горку, которая никогда мне не нравилась, а теперь прямо в руки свалилось это чудо, и уплатил я за него самое большее одну десятую от того, что с меня запросили бы в городе. Так, так! Даже начинаешь опасаться, как бы не случилось что-то неприятное – уж слишком мне сегодня везет! Как бы то ни было, взглянем-ка на обитателей этого дома.
И он разложил их перед собой, расположив в ряд. Здесь опять-таки предоставляется возможность описать костюмы кукол, за которую ухватились бы некоторые, но я на это не способен.
Тут были джентльмен и леди, в синем атласе и в парче соответственно. И двое детей, мальчик и девочка. А еще кухарка, няня, ливрейный лакей, а также слуги на конюшне: два форейтора, кучер и два грума.
– Кто-нибудь еще? Да, может быть.
Занавеси на кровати в спальне были плотно задернуты со всех четырех сторон, и мистер Диллет просунул палец внутрь и провел им по кровати. И тут же отдернул, так как ему почудилось, будто что-то… не то чтобы шевельнулось, а скорее подалось, словно живое, когда он надавил. Тогда он раздвинул занавеси, которые скользили по прутьям, как и полагается, и извлек из кровати старого джентльмена в длинной ночной сорочке и колпаке и положил рядом с остальными. Теперь все были в сборе.
Приближалось обеденное время, поэтому мистер Диллет задержался всего на пять минут, чтобы поместить леди с детьми в гостиную, джентльмена – в столовую, слуг – на кухню и в конюшню, а старика – обратно в постель. Он удалился в гардеробную, находившуюся рядом, и мы больше не увидим его до одиннадцати часов вечера.
У мистера Диллета была одна причуда: он любил почивать в окружении жемчужин своей коллекции. Рядом с большой комнатой, в которой мы его уже видели, была смежная комната, где размещались ванна, гардероб и все необходимое для совершения туалета. Но кровать на четырех столбиках с пологом, сама по себе бывшая ценным сокровищем, стояла в большой комнате, где он любил посидеть, иногда писал и даже принимал посетителей. Сегодня он удалился туда спать, весьма довольный собой.
В пределах его слышимости не было часов с боем – в спальню не доходил бой часов ни с лестницы, ни с конюшни, ни с отдаленной церковной колокольни. Однако не вызывает никаких сомнений, что приятный сон мистера Диллета был нарушен колоколом, пробившим один раз. Он был так поражен, что немного полежал с широко открытыми глазами, затаив дыхание, а затем сел в кровати.
Мистер Диллет ни разу не задал себе вопрос, почему так отчетливо виден кукольный дом на столе, хотя в комнате не зажжен свет. И тем не менее это было так. Создавалось впечатление, будто луна ярко светит на фасад белого каменного особняка, и каждая деталь его была удивительно четкой, как на фотографии.
Вокруг были деревья – они высились за церковью и за домом. Мистер Диллет, казалось, ощущал холодный воздух тихой сентябрьской ночи. Время от времени до него доносились топот или звон упряжи из конюшни, словно там переступали с ноги на ногу лошади. И тут он снова изумился, внезапно осознав, что над кукольным домом уже не стена его комнаты с картинами, а глубокая синева ночного неба.
В некоторых окнах домика горел свет, и тут он увидел, что это уже не кукольный домик с четырьмя комнатами и съемным фасадом, а настоящий дом с множеством комнат и лестницами – только мистер Диллет смотрел на него как бы с обратной стороны телескопа. «Ты хочешь мне что-то показать», – пробормотал он себе под нос и внимательно вгляделся в освещенные окна. Ему подумалось, что в реальной жизни они обязательно были бы закрыты ставнями или портьерами, но сейчас ничего не мешало наблюдать за тем, что происходит в комнатах.
Освещены были две комнаты – одна на первом этаже, справа от двери, вторая – наверху, слева. В первой свет был достаточно яркий, во второй – тусклый. Комната внизу была столовой: стол накрыт, но трапеза уже закончена, остались лишь вино и бокалы. Мужчина в синем атласе и женщина в парче находились в комнате одни, они сидели за столом, поглощенные серьезной беседой. Время от времени они умолкали, прислушиваясь к чему-то. Один раз мужчина встал, подошел к окну, открыл его и высунул голову наружу, приложив руку к уху. На буфете стояла тонкая восковая свеча в серебряном подсвечнике. Отойдя от окна, мужчина, по-видимому, вышел из комнаты. Леди осталась и стояла теперь со свечой в руках, прислушиваясь. Судя по выражению ее лица, она прилагала большие усилия, чтобы подавить страх – и это ей удалось. Лицо у нее было отвратительное: широкое, плоское и хитрое. Теперь мужчина вернулся, и она, взяв у него какой-то небольшой предмет, поспешила из комнаты. Он тоже исчез, но всего на пару минут. Парадная дверь медленно отворилась, и он, выйдя на крыльцо, стоял там, озираясь по сторонам. Потом обратил взор к верхнему окну, которое было освещено, и погрозил кулаком.
Пора взглянуть на это верхнее окно. За ним была видна кровать с пологом, сиделка в кресле, которая, очевидно, крепко спала. В постели лежал старик. Он бодрствовал и, вероятно, пребывал в тревоге: беспокойно ворочался, а пальцы выстукивали дробь на одеяле. Дверь в комнату отворилась. На потолке появился отблеск, и вошла леди. Она поставила свечу на стол и, подойдя к камину, разбудила сиделку. В руке она держала старомодную винную бутылку, уже откупоренную. Сиделка взяла ее, отлила немного содержимого в маленькую серебряную кастрюльку и поставила на огонь подогреваться. Между тем старик с усилием сделал жест, подзывая леди, и она, с улыбкой подойдя к постели, взяла его за руку, словно желая сосчитать пульс, и закусила губу, изображая испуг. Он взглянул на нее в тревоге и что-то сказал, указывая на окно. Она кивнула и, открыв окно, прислушалась – пожалуй, это было сделано несколько нарочито. Затем покачала головой, глядя на старика, и он вздохнул.
К этому времени посеет[3] на огне закипел, и сиделка налила его в маленькую серебряную чашку с двумя ручками и присела на постели.
Старик, по-видимому, не хотел это пить и отмахивался от сиделки, но она вместе с леди склонилась над ним, уговаривая. Должно быть, он сдался, так как они усадили его в постели и поднесли чашку к губам. Старик выпил почти все в несколько глотков, и они уложили его. Леди удалилась из комнаты, с улыбкой пожелав ему доброй ночи и захватив с собой чашку, бутылку и серебряную кастрюльку. Сиделка вернулась в кресло, и в комнате снова воцарился покой.
Вдруг старик подскочил на кровати и, вероятно, что-то выкрикнул, так как сиделка встала с кресла и сделала шаг к кровати. Зрелище было ужасное: его лицо побагровело до черноты, глаза выпучились, обе руки были прижаты к сердцу, на губах выступила пена.
Сиделка оставила старика на минуту и, подбежав к двери, широко ее распахнула и стала звать на помощь, потом в панике метнулась обратно к постели и попыталась успокоить больного – уложить его, – сделать хоть что-нибудь. Но когда в комнату с перепуганным видом влетели леди и ее муж, а также несколько слуг, старик обмяк и откинулся на подушки. Черты его лица, искаженного мукой и яростью, медленно разгладились и застыли.
Спустя несколько минут слева от дома показались огни, и к дверям подкатила карета с факелами. Человек в черном, с белым париком на голове, проворно вышел из нее и взбежал по ступеням. В руках у него был кожаный дорожный сундучок. На пороге его встретили муж с женой. Она комкала носовой платок, у него было трагическое выражение лица, но тем не менее он сохранял самообладание. Они провели вновь прибывшего в столовую, и он, поставив на стол свой сундучок с бумагами, повернулся к супругам и выслушал их рассказ; на его лице был написан ужас. Человек в черном кивал, разводил руками, а затем, по-видимому, отклонив предложение подкрепиться и заночевать, через несколько минут спустился по лестнице, сел в карету и уехал в ту же сторону, откуда прибыл. Мужчина в синем наблюдал за ним, стоя на верхней ступеньке, и на его толстом белом лице появилась неприятная улыбка. Когда исчезли огни кареты, сцена погрузилась во мрак.
Но мистер Диллет не лег, а остался сидеть в кровати: он полагал, что последует продолжение, и не ошибся. Прошло немного времени, и фасад дома снова осветился; но теперь тусклый свет появился и в другом окне верхнего этажа. Загорелись и витражи церкви. Непонятно, каким образом мистеру Диллету удалось что-то разглядеть сквозь разноцветные церковные окна, но тем не менее это так. Церковь была так же тщательно обставлена изнутри, как и дом: тут и крошечные молитвенники на алых подушечках, и балдахины над сиденьями в алтаре, и западная галерея, и орган с золотыми трубами. В центре церкви, на полу, выложенном черно-белой мозаикой, стоял гроб; по его углам горели четыре высокие свечи. Гроб прикрывал покров из черного бархата.
Вдруг мистер Диллет увидел, как складки покрова зашевелились. Он как будто приподнялся на одном конце и соскользнул вниз. Когда покров упал на пол, показался черный фоб с серебряными ручками и дощечкой с именем. Один из подсвечников покачнулся и опрокинулся. Больше ни о чем меня не спрашивайте – лучше повернитесь, как это поспешно сделал мистер Диллет, и взгляните на освещенное окно верхнего этажа дома. Там лежат в своих кроватках мальчик и девочка, а рядом возвышается кровать няни. Ее сейчас не видно, но отец с матерью здесь, оба они в трауре. Правда, если судить по их поведению, они не очень-то горюют. Родители смеются и оживленно беседуют, то друг с другом, то с детьми, и их смешат ответы детей. Затем отец на цыпочках выходит из комнаты, прихватив на ходу какое-то белое одеяние, висевшее на крючке за дверью, и прикрывает за собой дверь. Через пару минут она снова открывается, и в комнату просовывается закутанная голова. Зловещая согбенная фигура шагнула к детским кроваткам, но вдруг остановилась, вскинула руки – и, конечно, это оказался хохочущий отец! Дети ужасно напугались: мальчик спрятался под одеялом с головой, а девочка бросилась с кровати в объятия матери. Родители старались их успокоить, усадили к себе на колени, ласкали и, подобрав с пола белое одеяние, показывали, что оно совершенно безобидно. Наконец они уложили детей в постель и вышли из комнаты, помахав им, чтобы подбодрить. Когда родители удалились, появилась няня, и вскоре в комнате погас свет.
Но мистер Диллет продолжал наблюдать, замерев в своей постели.
Вдруг какой-то странный свет – не от лампы и не от свечи, – зловещий, бледный свет замерцал вокруг двери в задней части комнаты. Она отворилась. Любой увидавший того, кто вошел в комнату, не захотел бы подробно останавливаться на его описании. Это было нечто вроде лягушки высотой в человеческий рост, а на голове у этого существа были редкие седые волосы. Оно ненадолго задержалось у детских кроваток, что-то там делая. Раздались слабые крики, словно доносившиеся издалека и тем не менее внушающие безмерный ужас.
В доме началась страшная суматоха: огни перемещались из комнаты в комнату и вверх по лестнице, двери открывались и закрывались, за окнами метались фигуры. Часы на башне конюшни пробили один раз, и снова все потонуло во мраке.
Темнота рассеялась в последний раз, и стал виден фасад дома. У подножия лестницы в два ряда выстроились темные фигуры, которые держали в руках пылающие факелы. По ступеням спустились другие темные фигуры, несущие один за другим два маленьких гроба. И два ряда факельщиков, между которыми плыли эти гробы, безмолвно двинулись влево.