— Да что ты говоришь?
— Могу и еще кое-что добавить. То, в чем ты сейчас признался, где угодно считается преступлением. Если она захочет, тебя будут судить на Терре. Но мне, честно-то говоря, безразлично, хоть так, хоть этак. Патруля это уже не касается.
— Но здесь же ты меня не собираешься оставлять?
— Вот лейтенант Турлов очнется, сам с ним и будешь все обсуждать. Что до меня, то я не собираюсь ставить под угрозу нашу задачу. И чего, собственно, ради? Чтобы спасти тебя от наказания за убийство? Да-да, убийство — вот именно! Ты сам в этом признался.
— Но… — Берк оглянулся по сторонам. — Текс! Мэтт! Неужели вы позволите ему встать на сторону говорящих лягушек?
Мэтт промолчал, не сводя с Берка холодных глаз.
— Заткнись, Вонючка, — ответил Текс.
— Это точно, — кивнул Оскар, — заткнись и ложись спать. У меня рука болит, и вообще — не хочу я больше с тобой разговаривать.
В комнате мгновенно настала тишина, хотя никто из них не смог заснуть сразу. Мэтт лежал и думал, получится ли у Оскара убедить лягушачью мать — так он называл ее про себя — в честности их намерений. И в который раз мучал себя вопросом — как это так вышло, что он не смог уберечь джип. Наконец уснул и он.
Разбудил его громкий стон. Мэтт вскочил и подбежал к лейтенанту. Оказалось, что не он первый — Текс уже был на ногах и стоял, склонившись над Турловым.
— В чем дело? — спросил Мэтт. — Ему хуже?
— Он все время пытается что-то сказать.
Глаза Турлова приоткрылись и он посмотрел на Мэтта.
— Матап, — голос его дрожал. — Матап… Pourquoi fait-il nuit ainsi?[54]
К ним подошел Оскар.
— Что он говорит?
— Похоже, маму зовет, — ответил Текс. — Остальное — чушь какая-то.
— Куда девался этот пузырь? Надо ему дать попить. — Мэтт приложил сосок пузыря к губам лейтенанта, тот напился и мгновенно заснул.
Вот что, ребята, — сказал Оскар. — Вы ложитесь, а я попробую переговорить с охранником, когда он снова принесет нам поесть. Нужно договориться о встрече с этой главной мамашей. Все-таки надо бы как-нибудь организовать ему медицинскую помощь.
— Оскар, хочешь, я подежурю? — предложил Мэтт.
— Нет, Мэтт, ты отдыхай. Я все равно не смогу уснуть. Эта проклятая штука все время чешется.
— Ладно.
Мэтт уже засыпал, когда раздались шаги и чья-то рука откинула занавес. Оскар, сидевший у самой двери со скрещенными ногами, как только охранница отодвинула занавес, чтобы поставить на пол поднос с едой, — просунул руку в образовавшуюся щель.
— Убери руку, — сказала охранница.
— Послушай, — начал уламывать туземку Оскар, — мне надо поговорить с твоей матерью.
— Убери руку.
— Ты ей передашь мою просьбу?
— Убери руку!
Оскар убрал, и охранница задвинула занавес.
— Что-то непохоже, чтобы они хотели вступить с нами в переговоры, — заметил Мэтт.
— Поживем — увидим, — ответил Оскар. — Завтрак подан. Буди остальных.
На блюде лежала все та же сомнительного вида жвачка.
— Дели на пятерых, Текс, — скомандовал Оскар. — Вдруг лейтенант очнется и захочет есть.
— Я не буду, — Берк брезгливо взглянул на пищу.
— Отлично. Значит, на четверых. — Текс кивнул и сделал как было сказано.
Кадеты принялись за еду. Наконец Мэтт откинулся назад, посмотрел на товарищей и сказал задумчиво:
— Неплохо бы, конечно, сейчас апельсинового сока и кофе, но в общем кормят нас не так уж и плохо.
— Я вам не рассказывал, как дядя Боди попал в мексиканскую тюрьму в Хуаресе? По ошибке, естественно.
— Естественно, — согласился Оскар. — И что дальше?
— В тюрьме их кормили кашей из прыгучих мексиканских бобов. Так вот, дядя…
— Живот у него, что ли, заболел?
— Да нет. Он их тарелку за тарелкой сметал, а через неделю перепрыгнул четырехметровую стену и пошел домой.
— Если б я сам не видел твоего дядю, ни за что б не поверил. Слушай, а что бы он делал на нашем месте?
— Что делал? Стал бы любовником этой ихней старушки и через три дня отдавал бы приказы направо-налево.
— Что-то и мне поесть захотелось, — вдруг объявил Берк.
— Это порция лейтенанта, — предупредил его Оскар. — Тебе предложили, нечего было отказываться.
— Не имеешь права мной распоряжаться.
— Да что ты говоришь — не имею? Имею, и сразу по двум причинам.
— Какие еще причины?
— Мэтт и Текс.
— Врезать ему как следует, командир? — Текс встал.
— Пока не надо.
— Ну вот!.. — разочарованно вздохнул Текс.
— Между прочим, — заметил Мэтт, — тут есть и постарше тебя, так что придется подождать очереди.
— Замолчите, ребята, — оборвал их Оскар. — Никто ему не врежет, если только он не схватит порцию лейтенанта.
У входа послышался шум и занавес приоткрылся.
— Моя мать согласилась видеть тебя. Пошли.
— Меня одну или со всеми сестрами?
— Всех вместе. Идем.
Они направились к выходу. Берк хотел выйти тоже, но две амфибии оттолкнули его и держали до тех пор, пока еще четверо не подняли лейтенанта Турлова и не вынесли его в коридор. После этого группа двинулась по коридору.
— Хоть бы свет в этой крысиной норе сделали, — сказал Текс, споткнувшись в очередной раз.
— Для них здесь и так светло, — сказал Оскар.
— Понятно, — ответил Текс, — но мне-то от этого не легче. Мои глаза в инфракрасном не видят.
— Тогда поднимай повыше ходули.
Они оказались в большой комнате. Это был не тот зал при входе, куда их привели в первый раз — здесь не было бассейна. Амфибия, та, что говорила с ними тогда и после разговора с которой их увели, сидела на возвышении в дальнем углу комнаты. Из пленников ее узнал один Оскар; для его спутников она ничем не отличалась от прочих амфибий. Оскар ускорил шаги и поравнялся с сопровождающими.
— Приветствую тебя, старая и мудрая мать многих.
Амфибия выпрямилась и пристально посмотрела на него.
В комнате стояла тишина. У каждой ее стены выстроились представители Маленького народа, то и дело переводя взгляд со своей предводительницы на землян и снова на свою предводительницу. Мэтт чувствовал — от ее ответа зависит сейчас их судьба.
— Приветствую, — амфибия отказалась взять на себя инициативу в переговорах, поскольку никак не назвала Оскара. — Ты хотел говорить со мной. Можешь говорить.
— Что это за город, в который я попал? Может быть, я приехал в такую даль лишь затем, чтобы оказаться в городе, где не соблюдают обычаи?
Венерианское слово «обычаи» значило много больше, чем в языке землян, и охватывало все обязательные правила поведения, при которых старшие и более сильные охраняют младших и слабых. Туземцы, услышав слова Оскара, зашевелились. Мэтт подумал: а не слишком ли тот увлекся. Выражение на лице амфибии изменилось, но Мэтт так и не понял, к добру это или к худу.
— Мой город и мои сестры всегда соблюдали обычаи… — она использовала другой, более широкий термин, охватывавший и табу, и прочие обязательные действия, а не только закон помощи… — Ия никогда не слышала раньше, чтобы нас обвиняли в том, что мы их избегаем.
— Я слышу тебя, о благородная мать многих, но твои слова приводят меня в замешательство. Мы прибыли сюда, мои сестры и я, в поисках помощи как для нас, так и для нашей матери, которая серьезно больна. Я тоже ранена и не могу защитить своих младших сестер. И как нас приняли в твоем доме? Ты лишила нас свободы, наша мать лежит безо всякого ухода, и здоровье ее ухудшается.
Более того, нам даже не предоставили отдельных комнат для того, чтобы есть.
Из толпы присутствующих донесся вздох, который Мэтт правильно истолковал как возмущенный возглас. Оскар вполне сознательно употребил непристойное слово «есть» вместо объяснений обиняками. Но он продолжал говорить, и подозрения Мэтта нашли новое подтверждение.
— Разве мы рыбы, чтобы с нами так обращались? Или таковы обычаи твоих дочерей?
— Мы следуем обычаям, — коротко ответила амфибия; гнев в ее голосе был настолько очевиден, что это заметили даже Мэтт с Тексом. — Мне казалось, что у твоего рода исчезло всякое приличие. Это будет исправлено.
Она что-то сказала одной из своих сопровождающих; маленькая фигурка тут же исчезла.
— Что касается твоей свободы, то я поступила по закону, потому что должна защищать своих дочерей.
— Защищать своих дочерей? От кого? От моей больной матери? Или от меня со сломанной рукой?
— Твоя сестра, не знающая обычаев, лишила тебя свободы.
— Защищать своих дочерей? От кого? От моей больной матери? Или от меня со сломанной рукой?
— Твоя сестра, не знающая обычаев, лишила тебя свободы.
— Я слышу твои слова, о мудрая мать, но их смысл ускользает от меня.
Амфибия недоуменно посмотрела на Оскара. Она спросила о Берке, произнося его земное имя «капитан-Берк» как одно слово. Оскар заверил ее, что Берк не является «дочерью матери» Оскара или даже «матери матери» Оскара. Амфибия-старейшина задумалась.
— Если мы вернем тебя в верхние воды, ты обещаешь покинуть нас?
— Но что будет с моей матерью? — спросил Оскар. — Неужели ты просто выкинешь ее наверх больной и слабой, чтобы она умерла и была уничтожена существами из слизи?
На этот раз Оскар постарался избежать венерианского выражения «быть съеденным». «Мать многих» распорядилась, чтобы лейтенанта перенесли на возвышение, где сидела она, и положили рядом. Несколько представительниц Маленького народа собрались вокруг и осмотрели его, переговариваясь друг с другом высокими шепелявыми голосами. Наконец сама амфибия-старейшина присоединилась к осмотру и после этого повернулась к Оскару.
— Твоя мать спит.
— Это — нездоровый сон. Ее голова повреждена ударом.
Оскар подошел к группе, окружающей лейтенанта, и показал на опухоль на голове Турлова. Амфибии сравнили очертания головы лейтенанта с головой Оскара, с любопытством проводя по ней мягкими лапками. Снова обмен мнениями. Мэтт не понимал даже того, что удавалось расслышать, слова по большей части были ему незнакомы.
— Мои ученые сестры считают, что было бы слишком рискованно разобрать голову твоей матери на составные части, потому что боятся, что не сумеют снова поставить все на свои места, — заявила наконец «мать многих».
— Хоть здесь успокоили, — тихо пробормотал Текс.
— Ос не дал бы им это сделать, — шепнул в ответ Мэтт.
Предводительница распорядилась о чем-то, четверо амфибий подняли бесчувственное тело лейтенанта и понесли из комнаты.
— Послушай, Ос, — ты считаешь, с ним ничего не случиться? — обеспокоенно спросил Текс.
— Нет, успокойся, — ответил Оскар и тут же объяснил амфибии-матери многих: — Моя сестра беспокоится о безопасности нашей матери.
Старая амфибия сделала жест, внезапно напомнивший Мэтту о его двоюродной бабушке Доре: она самым натуральным образом фыркнула.
— Передай ей, что ее ноздри могут не дрожать.
— Старая дама посоветовала тебе не поднимать шухер, Текс.
— Слышал я. О’кей, ты начальник, — ответил Текс и пробормотал: — Ноздри! Во сказала.
Когда Турлова унесли, повелительница повернулась к людям.
— А сейчас отдыхайте, и пусть ваши сны будут о дочерях.
— Пусть же и твои сны будут не менее прекрасны, о благородная мать.
— Мы еще вернемся к этому разговору.
Она величественно выпрямилась во все четыре фута своего роста и вышла из комнаты. После ее ухода эскорт земноводных повел кадетов по другому коридору. Наконец они остановились перед входом в другую комнату. Возглавлявшая эскорт амфибия пожелала им всего доброго, точно повторив формулу, произнесенную старейшиной. Кадеты вошли в помещение, занавес задвинулся, но остался чуть-чуть приоткрытым. Мэтт сразу обратил на это внимание. Он повернулся к Оскару:
— Да, Оскар, просто нет слов. Такой силы убеждения я еще не слышал. Если тебе когда-нибудь надоест Патруль, могу предложить отличную работу — продавать снег эскимосам. Для тебя это пара пустяков.
— Все верно, — согласился Текс, — полностью присоединяюсь к Мэтту. Ты был просто великолепен, Оскар. Мой дядя Боди, и тот не втерся бы к старушке в доверие лучше тебя.
— Сравнение что надо. Спасибо, Текс. Честно говоря, у меня у самого словно гора с плеч. Если бы Маленький народ не был таким честным и доверчивым, у меня точно бы ничего не вышло.
Главная комната их «квартиры» — всего комнат было две — по размерам не превышала ту, где их держали до этого, но отличалась от нее благоустроенностью и уютом. Вдоль стены, из конца в конец, тянулся мягкий, широкий диван. В центре комнаты располагался бассейн, вода в котором при тусклом освещении казалась черной.
— Ос, как ты думаешь, соединяется эта лохань с озером? — поинтересовался Текс.
— Так делается почти всегда.
Мэтт заинтересовался.
— Тогда, возможно, мы сумеем отсюда выплыть.
— Валяй пробуй. В темноте только не заблудись. И кстати, ты правило помнишь? Никогда не оставайся под водой больше половины того времени, на которое можешь задержать дыхание, — с ухмылкой посоветовал Оскар.
— Ясненько.
— Да и вообще надо у них еще погостить, пока не разберемся с этой историей окончательно.
Тем временем Текс отправился взглянуть на вторую комнату.
— Эй, Ос, иди посмотри, что тут есть.
Мэтт и Оскар присоединились к нему. Вдоль стен здесь тянулись ряды маленьких закутков, и у каждого был свой собственный занавес.
— Да это же клетушки для приема пищи.
— Знаешь, Ос, я только что вспомнил. Когда ты заговорил о еде, я думал, что все — допрыгались. А ты так ловко выкрутился из этого ляпа.
— Не из чего я не выкручивался, я знал, что говорил.
— Как это?
— Попробовал рискнуть. Мне нужно было стегнуть их как следует, показать им, что они ведут себя по отношению к нам неприлично или во всяком случае, нам кажется, что неприлично. Это дало им понять, что мы тоже «людет» — с их точки зрения. Теперь, когда Маленький народ признал в нас «людей», надо вести себя очень осторожно. Мне тоже не слишком нравится есть в этих темных комнатушках, но рисковать нельзя. Даже задвигать за собой занавеску — и то совершенно необходимо: на случай, если кто-то из них заглянет в этот момент к нам. Не забывайте, что еда — это единственное занятие, считающееся у них интимным.
— Понятно, — кивнул Текс. — Пирог нужно есть вилкой.
— Что?
— Ладно, не обращай внимания. Это из печальных воспоминаний моей юности. Можешь не сомневаться, мы с Мэттом сделаем все как надо.
16. ПРК «АСТАРТА»
На следующее утро Оскара опять пригласила к себе повелительница Маленького народа, и он принялся осторожно и не спеша закладывать основание для установления дипломатических отношений. Сначала он выслушал ее версию происшествия с кораблем «Гэри» и его капитаном. Она почти не отличалась от того, что рассказал Берк, хотя и была изложена с другой точки зрения. Затем как бы невзначай он спросил, почему болото, интересовавшее Берка, — табу. Его беспокоило, не в религии ли причина такого запрета. Но так или не так, а узнать причину было необходимо: сомневаться не приходилось — скоро здесь высадятся другие экспедиции, привлеченные слухами о залежах трансурановых элементов. И если Патруль не хочет новых беспорядков, ситуация должна быть прояснена.
Амфибия-старейшина без колебаний ответила: болото объявлено табу потому, что глина, содержащая руды, ядовитая. У Оскара отлегло от сердца. Вполне естественно, что руды, содержащие трансурановые элементы, считаются ядовитыми. Но условные или практические запреты уже не раз преодолевались Патрульной службой: все решали переговоры — требовалось лишь терпение.
Потом он спросил ее о Патруле. Нечто подобное она слышала, причем использовала для него слово, которым приполярные туземцы называют вообще все органы колониального управления. Значило оно: «хранители обычаев», или «стражи законов». Это название оказалось для Оскара как нельзя кстати, потому что ему так и не удалось объяснить повелительнице земноводных, что задачей Патрульной службы было не допустить войну; понятие «война» оказалось совершенно непостижимым для старой амфибии.
Но по консервативности склада своего ума она была естественным образом расположена в пользу организации, именуемой «хранители обычаев». С этой-то стороны и подъехал к старой амфибии Оскар. Он объяснил ей, что вскоре сюда начнут прибывать люди, сотни людей; по этому-то «великая мать многих» его собственного народа и послала Оскара с товарищами посланниками с предложением, чтобы сюда прибыла «мать» их народа, чтобы помочь в устранении разногласий между двумя народами.
Вот так, ненавязчиво, он заложил основы для последующей организации консульства, экстерриториальных судов и состоящей из землян — и исключительно землянами и занимающейся — полиции. Задание, с точки зрения Оскара, было выполнено — если, конечно, они смогут вернуться с докладом на базу прежде, чем здесь начнут шнырять другие разведчики руды, горные инженеры и просто любители легкой наживы.