И Сухов, поразмышляв, признал, что погорячился.
Дважды за месяц срабатывала «печать зла»: сначала рухнула крыша гаража, когда танцор полез в подвал за полиролем для машины, а потом на кухне упал навесной шкаф с посудой. Ни в том, ни в другом случае Никита не пострадал — спасала какая-нибудь случайность, но и видимых причин происшествий он не обнаружил. Изломы балок крыши гаража, сделанных из бруса, указывали на их прочность, и тем не менее они не выдержали веса крыши. Шкаф на кухне помогал крепить ему Такэда, всегда делавший все основательно, не торопясь, на совесть, и все же кирпичная стена вдруг выщербилась в местах установки деревянных втулок с винтами, причем именно в тот момент, когда танцор полез в шкаф за тарелкой.
Кроме этих событий, Сухову трижды пришлось отбиваться от хулиганских шаек, о чем он не любил вспоминать, ибо каждый раз встревал в разборки между членами этих шаек с намерением «помочь».
Такэда на сообщения Сухова о происшествиях лишь пожимал плечами, отказавшись их комментировать, зато стал чаще ночевать у танцора или оставлять его у себя дома. Последнее нравилось Никите больше, потому что у него появлялся прекрасный спарринг-партнер и учитель.
В одно из посещений квартиры Сухова Такэда застал его танцующим.
— Я не могу не танцевать, — смутился Никита. — Все время тянет на сцену.
— Я бы удивился, если бы не тянуло. Танец — творческий акт, требующий вдохновения и чувства эстетического удовлетворения, и без него ты — спортсмен-середняк, так что находи время и на танцевальный тренинг. Что вы сегодня проходили?
Никита пошел в душ и уже оттуда сообщил:
— Прыжок с колен и удар.
— Один из приемов иаи-дзюцу. Я же говорил: россдао впитывает все лучшее, что было известно в мировой практике единоборств. Но в айкидо этот прием изучается обычно на третьем году обучения. Не спешит ли Роман?
Никита не ответил, отфыркиваясь под струями душа.
— Что еще вы проходите?
— Контратаку при защите, передвижение; блоки и расчет дистанции и подходящего момента для защиты или нападения. — Сухов появился из ванной с мокрыми волосами, на ходу вытираясь полотенцем.
— До-ай и ма-ай,[19] — пробормотал Такэда. — Или я ничего не смыслю в борьбе, или Роман спешит. Или ты гений.
— Что ты там бормочешь?
— Я вижу, русский стиль очень многое взял из айкидо.
— Это тебя удивляет? Россдао, как и айкидо, этически можно отнести к разряду защиты против не спровоцированного нападения, и работают мастера-родеры на уровне рефлексов.
— В том все и дело, Ник. Мастера айкидо никогда серьезно не ранят нападающего, особенно более низкого уровня. А для этого в первую очередь требуются навыки концентрации внутренней энергии и колоссальная психологическая и психическая подготовка — рефлекс-прием должен быть адекватен нападению.
— Почему ты думаешь, что мы это не тренируем? Мы начали с концентрации. Я, например, уже могу добиваться эффекта «несгибаемой руки». Хочешь проверить?
— Потом как-нибудь, в спарринге. — Такэда был ошеломлен, и лишь привычка сдерживаться не позволила ему выразить удивление вслух. — Я рад, что у тебя получается. Но не обольщайся быстрыми успехами, это может сыграть над тобой злую шутку.
Никита сделал обиженный вид.
— Ясумэ,[20] Толя, все идет нормально. Пару вопросов можно? Зачем мне знание кэндо, вернее, фехтования? Мне что, придется с кем-то драться на мечах? Роман у меня спросил то же самое, а ответа я не знаю.
— И я не знаю, — спокойно сказал Такэда. — Однако без этого знания тебе не осилить Пути стопроцентно. Твой противник усечет это сразу.
Никита задумался, устраиваясь на диване в позе размышления, потом встрепенулся:
— Ты говорил, что нам придется путешествовать из… э-э… хрона в хрон, да? Из одного Мира Веера в другой. Каким образом? Ведь Миры отделены друг от друга твоим потенциальным порогом, иначе давно перемешались бы.
— Во-первых, не порогом, а барьером, а во-вторых, он не мой, это физическая реальность Веера. А вопрос интересен. Помнишь, я тебе говорил, что Люцифер-Денница нашел способы проникновения в соседние хроны? Так вот, по тем сведениям, которые у меня есть, его дороги — тоннели, червоточины, скважины, называй как угодно, сохранились. Владыкам-магам они в общем-то не нужны, маги сами способны преодолевать барьер, просачиваться в другой хрон, а вот волшебникам рангом пониже и тем более простым смертным «скважины» Люцифера нужны. В том числе и боевикам СС, ЧК и другим слугам СД. Есть два варианта поиска входа в сеть этих «хроноскважин». Первый: найти древнюю Книгу Бездн, в которой зашифрована нужная информация.
— Что еще за книга?
— В разные века ее называли по-разному: Влесова Книга, Черная, Вафли, Шестокрыл, Воронограй, Астромий, Зодей, Альманах, Звездочетьи, Аристотелевы Врата, Мистериум. Существует легенда, что она была спрятана в стенах Сухаревой башни в Москве, которую взорвали еще до Отечественной войны. Так что найти ее теперь довольно проблематично.
— Так, ясно. Дохлый номер. А второй вариант?
— Второй — проследить за одним из «десантников» СС при их следующем появлении.
— Вариант дохлей первого. Ты думаешь, они появятся?
— Непременно. Дай Бог, чтобы попозже и чтобы мы вовремя заметили! Сам понимаешь, оба варианта из разряда никудышных, но больше у меня ничего нет. Может быть, Весть проснется раньше и ты узнаешь все, что необходимо, сам? Не знаю. Кстати, она тебя не беспокоит?
Никита посмотрел на плечо: коричневая звезда Вести накрыла собой две родинки в форме семерок, и те были едва видны.
— Если о ней не думать — почти не беспокоит, а к ощущению тяжести — знаешь, будто гиря висит на плече, я уже привык. Но иногда она начинает «вибрировать», особенно если ее задеть, и тогда я получаю весьма ощутимый нервный укол, сопровождаемый фейерверком странных видений, голосов и музыкальных отрывков. Звезда говорит со мной, но я ее не понимаю. Зато смотри. — Никита напрягся, глядя на звезду, и родинки, еле видимые на коричневом фоне, вдруг изменили форму: из семерок они превратились в девятки, держались так несколько секунд и снова стали семерками.
— Любопытно, — сказал Такэда. Глаза его загорелись и погасли. — Ладно, я пошел, мне еще нужно заняться кое-какими личными делами.
— Ты видел? Девятки. Что там говорит математика-мистика Пифагора насчет девяток?
— Потом расскажу, сейчас некогда. Но приятного в этом мало.
Никита проводил инженера удивленным взглядом, не ожидая такой реакции.
А Такэда на протяжении всего пути домой думал об увиденном. В магию цифр он поверил давно, еще до «вербовки» его Посланником, и за полтора года наблюдений за «отмеченными» людьми убедился в справедливости законов, выведенных Пифагором. Но девятки среди других цифр занимали особую позицию, их обладатель, в зависимости от их количества, был отмечен особыми качествами: остротой ума или скрытой жестокостью. Выходило, что звезда Вести предупреждала хозяина об этом и ей не нравился такой вариант событий.
— Посмотрим, — сказал Такэда сам себе. — Если предупреждение повторится, придется корректировать учебу, а без Ксюши это невозможно. Но и возвращать ее сюда — безумие!
Несмотря на очищающие контакты мира людей с толкователями универсальных законов справедливости и толерантности, а также с исполнителями их реалий в форме Принципа-регулятора вроде Посланника или Великих посвященных, мир этот продолжал сползать в пучину распада. Медленно, исподволь, с задержками на время вспышек устойчивого сотрудничества, но неотвратимо. Хаос — субстанция «идеальной смерти» — разъедал не только пространство и время, физические основы мира, но и его социальную ткань. Дестабилизационные процессы на Земле, утихая на короткие периоды всеобщего мира, все же продолжали развиваться, свидетельством чему был и недавний распад одного из самых могучих тоталитарных государств — СССР, и усиливающиеся националистические конфликты, и возникновение неофашистских режимов — в странах Балтии, Ближнего и Дальнего Востока, Южной Америки, и увеличение числа локальных войн, и все учащающиеся вспышки терроризма, и наркобизнес. Несмотря на «флер» демократизации общества, в сложнейшей социальной структуре Земли продолжал развиваться страшный принцип психологической кабалы: государство — все, человек — ничто! В большинстве самых развитых стран существовала криминальная пирамида власти: чиновники, плюс мафия, плюс сплотившиеся воры в законе, — и ни одна политическая или общественная сила в этих странах не в состоянии была обуздать эту власть.
Все это недвусмысленно указывало на проникновение ударной волны зла во все Миры Веера… о чем знали только Наблюдатели вроде Такэды и «статистическая служба информации Сатаны», доступ к материалам которой надежно охранялся слугами дьявола — вторым эшелоном «свиты».
Сделав такой вывод, Такэда записал его на кассету, положил кассету в хрустальную складную пепельницу в виде бабочки, раскрывшей крылья, и долго сидел за столом неподвижно, привычно продолжая уточнять формулировки и думать о своих друзьях, волею судьбы вынужденных вступать в борьбу с неведомым противником. Думал он и о том, что человек в этой борьбе, существо жестоко противоречивое, — не самое главное и совершенное существо. Тысячи лет назад, в последней битве Тьмы и Света, если под Тьмой подразумевать силы зла, а под Светом — силы добра и справедливости, семеро Владык предвидели возникновение агрессивного разумного вида — человека — и, уходя в свои Миры, изменили константы хрона Земли таким образом, что развитие человеческого мозга не стало максимально вероятным событием. Если бы не этот запрет, человечество, потенциально могучее интеллектуальное племя, в силу изначально заложенного в него эволюционного закона, основанного на агрессии, властолюбии, любопытстве и обмане, давно присоединилось бы к силам Тьмы, и Веер неминуемо погиб бы. Как ни горько было признавать этот факт, Такэда пережил стыд и муку, включившись в борьбу на самой низкой ступени, понимая, что никто наверняка не станет искать его, не поверит и не оценит. Кроме, может быть, самого Веера Миров, существование которого зависело и от самых малых движений души и ума населяющих его существ.
пробормотал Такэда.
Зазвонил телефон.
Инженер очнулся, сложил крылья бабочки-пепельницы, раскрыл — кассеты внутри уже не было. Тогда он снял трубку. Звонил Роман:
— Оямович, мне кое-что непонятно, можешь зайти поговорить?
— Что случилось?
— Да, в общем… странно все это. По твоей просьбе я четырежды сопровождал нашего подопечного домой, и трижды он втюхивался в какие-то неприятные истории. Один раз, ну два, допустить такое можно, но три — это уже закономерность.
— Что за истории?
— Пытался спасать от хулиганья девиц, которые потом оказывались той же породы. Естественно, ему бы крепко доставалось, если бы не какая-нибудь случайность: то милиция подоспеет, то довольно умелые парни, так что мне и вмешиваться не приходилось. Но каждый раз сценарий развития событий типичен до удивления, будто писан одним сценаристом и разыгран одним режиссером. Что за ерунда? Ты об этой опасности намекал? Рассказал бы толком.
— Как-нибудь расскажу. Инциденты на улицах — не самое страшное, и, пока он не научится владеть собой, нам с тобой придется его подстраховывать. Понимаешь?
— Слишком мудрено, по-моему. Парень он неплохой, не злой, сильный, схватывает все быстро, но относится к учению слишком утилитарно. Россдао — не просто техника приемов самозащиты, это прежде всего особая философия жизни, где нет места воинственным настроениям, агрессивности, алчности, хвастовству.
— Он поймет это, я знаю его лучше, не дави на его психику. Что касается техники, то в первую очередь его надо обучить управлению жизненной энергией организма, это по-настоящему абсолютное оружие. Если Ник сможет концентрировать волю на развитии интуитивного, сверхчувственного восприятия действий противника, он добьется любой цели.
— Задатки у него есть, но их проявление — в его воле, а не в моей. Чтобы развить их, надо заниматься двадцать четыре часа в сутки, и не месяц, а годы, тут ты меня не переубедишь. Заходи, потолкуем. Заниматься с твоим акробатом интересно, однако я хочу знать, ради чего все это затевается.
Такэда повесил трубку, и в это время на пульте компьютера замигал красный огонек, задребезжал звонок, и под картой города на дисплее побежали строки: «Уровень два — татакинаоси[22]».
Инженер не раздумывал ни секунды: взглянул на карту — где Сухов? (Лебяжий переулок. Что там? Библиотека, столовая, ЖЭО… Зачем его туда понесло?) Прыжок к шкафу — забрать сумку с нунчаками и мечом, и — вон из квартиры. Термином «татакинаоси» он зашифровал возможное пришествие «десантников» СС — либо в качестве профилактики, либо для конкретного дела, то есть акции по обезвреживанию потенциальной угрозы, — если им стало известно о попытке вступления танцора на Путь. Компьютер мог и ошибаться, но, как правило, его прогнозы сбывались.
Лебяжий переулок начинался от Северного рынка и был достаточно коротким — метров двести, не более. Такэда пробежал его почти весь за минуту, поглядывая на черный камень индикатора, впаянный в перстень из сизо-голубого металла. Возле двухэтажного здания библиотеки камень стал мутно-прозрачным, и внутри него зажегся крохотный контур рогатого чертика.
На входной деревянной двери, прятавшейся в нише за двумя колоннами (зданию было лет шестьдесят с гаком), висела табличка: «Ремонт». Но Такэда обратил внимание на свежую краску — надпись даже не просохла как следует, и ему все стало ясно.
Дверь оказалась незапертой.
Инженер, выхватив из сумки нунчаки, а саму сумку повесив на шею, бесшумно пробежал по коридору первого этажа, пробуя двери. Ремонтом здесь не пахло, и все двери были закрыты на замок. Зато на втором возились трое угрюмых мужчин в касках и оранжевых жилетах дорожных рабочих, заделывая кирпичом торец читального зала. Строители такие жилеты не носили. Вселение! — понял Такэда. Они привлекли оперативников «бархатного вмешательства». Хорошо, что не ЧК!
Под вселением инженер понимал внедрение психоматрицы конкретного субъекта, в данном случае оперативного работника из технической группы СС, в мозг нормального человека, который начинал действовать по приказу вселенного. Дорожные рабочие попались «эсэсовцам» случайно, им было все равно, кто выполнит задание по нейтрализации угрозы в лице Сухова.
Увидев Такэду, «дорожники» прекратили работу, переглянулись, двое двинулись к нему, а третий принялся доделывать начатое. Когда до инженера, ждавшего «рабочих» на верхней ступеньке лестницы, осталось метра три, в руках незнакомцев появились короткие, мерцающие голубым огнем копья.
Инженер прыгнул им навстречу, начиная первым. Он знал, с кем имеет дело. Взметнулись нунчаки, и копья вылетели из рук «рабочих», врезались в стену коридора, пронзив ее, как бумагу. Второй выпад оружия Толи пришелся по каске первого «рабочего» и по челюсти второго. Последний беззвучно лег, но первый, весь какой-то серый, пыльный, перекошенный, успел перехватить гладкую дубинку нунчака, змеистый зеленый огонь стек с его руки на дубинку, достиг бечевы, связывающей обе палки нунчаков, и… сорвался на пол, потому что Такэда выпустил нунчаки из рук. В следующее мгновение он вытащил меч.
Тускло блеснуло лезвие, проделав зигзаг и вонзившись в широкое запястье «рабочего». Убивать инженер не хотел, потому что ему противостояли обычные люди, не понимающие, что творят. Вселенные уйдут, а они снова станут людьми. Но остановить их было необходимо.
На кисти руки «рабочего» заалела глубокая царапина, он вскрикнул и отшатнулся, глядя на ручеек крови, стекающий на пол из пореза. Такэда сделал угрожающее движение — «рабочий» поспешно отступил. Но прыгнул Толя не к нему, а к третьему члену группы, который доставал из-под жилета знакомое копье. Бросить не успел: меч инженера коснулся его лица, проделав борозду от лба к подбородку, минуя глаз. «Рабочий» взвыл, инстинктивно поднимая руку к лицу, и нарвался на синюю молнию сработавшего копья. Это не был разряд электричества или плазменный выстрел — повеяло ледяным ветром, как из гигантского морозильника, и полголовы «рабочего» будто срезало бритвой: она исчезла, растаяла, испарилась! Боевик еще падал, когда Такэда прыгнул назад, к тому из «рабочих», которому досталось по челюсти. Но не успел. «Рабочий» выстрелил в него сгустком зеленого огня, сорвавшегося, как показалось инженеру, с костяшек пальцев левой руки.
Он по-кошачьи извернулся в воздухе, одновременно защищая грудь мечом, и это его спасло: сгусток огня в форме когтистой медвежьей лапы врезался в лезвие меча, срикошетил и пропахал плечо лезвием жуткого холода. В голове Толи взорвалась ледяная глыба, и на какое-то мгновение он потерял способность видеть и чувствовать, упав за одно из кресел возле лестницы, а когда очнулся, увидел заключительный акт драмы.
«Рабочий», стрелявший в него огнем, засовывал в портфель типа «дипломат» или «атташе-кейс» черного цвета копья и предметы, похожие на черные кастеты. Затем коснулся «дипломата» головой и упал навзничь рядом. «Дипломат» свернулся в шар, прочертил черную линию в воздухе и исчез через окно. «Рабочие» лежали не шевелясь: двое без сознания, третий был мертв. Вселение закончилось. На стене, требующей побелки, остался след от копий — два пыльных кольца и дыры в форме черных клякс.
Не чувствуя плеча, Такэда дотащился до стены, потрогал ее кончиком меча — твердая. Огляделся. Вздохнув, поплелся дальше по коридору, заглянул в читальный зал. Два тела на полу у полок — юноша и девушка, и третье — старушки библиотекарши за столом — уронила голову на книги. Живы, дышат. Слава Богу! Но где же танцор?