— Молодец, соображаешь. Только у Неплюева была не вся Книга, а фрагмент. Как и у трех других свидетелей взрыва Сухаревой башни. Книга Бездн вечна, она уцелела во всех катаклизмах в течение многих столетий и нашла способ уцелеть и при взрыве башни. А теперь она в руках некоего таинственного типа, кочующего по Земле в своих интересах. Кто он, я не знаю. Но не из «свиты Сатаны» и не из стана наших друзей. Если бы СС завладела Книгой, она бы ее уже унесла в Миры Синклита. Итак, попытаемся?
Никита скептически хмыкнул.
— Честное слово, не очень-то верится в существование Книги. Все расплывчато, туманно, неконкретно… как во сне. Но если нет других путей, почему бы не попытаться? Удача — награда за смелость, а не за трусливую дрожь в коленках.
— Речь не мальчика, но мужа. — Такэда придвинул к себе «дипломат». — Как бы нам его открыть еще раз?
— Я думаю, открыть его может только человек, доведенный до стрессового состояния. Так что придется ждать, когда нас вынудят действовать на пределе. — Сухов помолчал. — Толя, если я… мы… представляем такую опасность для Люцифера, то почему он не пошлет более подготовленных ребят? «Черных коммандос», например, джиннов каких-нибудь…
— На этом этапе было бы достаточно «бархатного вмешательства»… если бы тебе не помогали. Да и вряд ли сам Денница знает о нашем существовании, как и Синклит Четырех. Нами пока занимаются его клевреты рангом пониже, на уровне шепота, без лишнего шума. Ведь если вмешается кто-то из магов «свиты», всколыхнется весь Веер, и деятельность Люцифера станет известна… скажем так, общественности, Собору Веера.
— Ясно. Значит, впереди у нас встречи поопаснее встреч с ЦРУ, СС и ЧК? Это нормально. Ну, и куда мы теперь?
— В Турцию. Оттуда в Афганистан. Тот, у кого Книга Бездн, думаю, в том районе, у границ Таджикистана. Там мы и попробуем разбудить твою Весть.
Никита невольно коснулся плеча пальцами, и ему показалось, что у ног его раскрывается бездна.
— А если я предложу другой маршрут?
— Какой?
— Москва — Таджикистан!
— В Москве нас наверняка ждут.
— Вот именно.
Такэда покачал головой.
— Я имею в виду СС.
— А я Ксению. Я ее почти год не видел, понимаешь? Впрочем, если хочешь, двигай своим маршрутом, а я своим. Встретимся на границе.
Такэда поднял брови. Он видел, что Сухов готов настоять на своем, и не знал, радоваться этой его решимости или нет.
Глава 5
В Россию они вернулись накануне Нового года, попытавшись изменить внешность. Такэда настаивал даже на пластической операции, но Сухов его не поддержал. Он снова отрастил длинные волосы, падающие на шею, а также бороду и усы. Толя, наоборот, свои привычные усы сбрил и стал носить накладные, рыжие, под цвет парика.
В Петербурге, куда прибыл поезд из Хельсинки, задерживаться не стали, и через день экспресс «Новая эра» доставил их в Москву.
Целый час друзья, ошалев от шума и воздуха родины, гуляли по столице, толкались в толпе москвичей и гостей города, любовались набережной и пили квас на Тверской. Такэда очнулся первым, эмоциям он был подвержен меньше, чем артистическая натура танцора.
— Предлагаю разделиться. Я пойду поищу Романа, а ты Ксюшу. Встречаемся в двенадцать у Никитских ворот.
— А кейс куда? Может быть, сдадим в камеру хранения на вокзале? Таскать неохота.
— Возьми пока с собой, оставлять его опасно, потом решим, что с ним делать. Об осторожности, надеюсь, предупреждать не надо? Если в Москве оставлена сеть ЦРУ, то все наши знакомые находятся «под колпаком». Вот тебе на всякий случай эрцхаор… э-э… индикатор. — Толя снял перстень с камнем. — Видишь, мигает оранжевый пятиугольник? Это означает, что в городе повышен «демонический фон». А это, в свою очередь, говорит о том, что ЦРУ здесь. Или прикрытие «свиты». Если форма знака и цвет изменятся на алый полумесяц, значит, кто-то из них рядом.
Никита отодвинул руку Толи.
— Тебе он больше пригодится. У меня обострилось восприятие… после включения Вести. Я и так почую неладное.
Такэда не стал настаивать, постепенно свыкаясь с ролью ведомого. Инициатива постепенно переходила в руки танцора, что говорило об изменениях его характера. Год тренинга россдао, изматывающие душу попытки бегства от смерти закалили Сухова, заставили собраться, сделали более решительным и жестким. Он все больше убеждался в исключительной важности предназначенной ему роли, сумев при этом не скатиться до высокомерия, апломба и зазнайства, но и не потерять честолюбия, толкающего творческие личности на риск и подвиги.
Студия оказалась закрытой, несмотря на обычный рабочий день — четверг. На двери висел клок бумаги с двумя буквами: «Не…» — остальное оторвали. Чувствуя, как тревожно забилось сердце, Никита незаметно огляделся, никого не обнаружил, отошел в раздумье: что же означает это «не»?
На углу Малого Козихинского он позвонил Ксении домой и долго вслушивался в длинные гудки. К трубке так никто и не подошел. Что делать дальше, Сухов не знал, но потом, поразмыслив, решил довести дело до конца.
Сначала он съездил на Леваневского, в Союз художников, и час потратил на выяснение — знает ли кто из завсегдатаев Дома художников Ксению Краснову и когда ее видели в последний раз. Кое-кто из молодых художников, не отличающихся от Никиты «одухотворенностью» — то есть наличием бород и усов, Ксению знал, но ни один не смог ответить на вопрос, когда встречал ее в последний раз. «С месяц назад» — вот и вся информация.
Тогда Сухов поехал к девушке домой, начав тревожиться всерьез. Правда, мелькнула в голове мысль, что Ксения именно в этот момент куда-то уехала, может быть, и на поиски их, но Никита отогнал эту мысль: они дали о себе знать еще с Камчатки, и Ксения не могла помчаться в белый свет, как в копеечку, искать их след. А в метро танцор вдруг понял, что его «ведут». Ощущение было острым, как укол в ягодицу, и Никита чуть было не запаниковал, с великим трудом заставив себя не вертеть головой во все стороны. Украдкой оглядел вагон — никто в его сторону не смотрел. Но заноза чужого взгляда осталась. С ней он вышел из метро, ехал в троллейбусе и шел через мост над железнодорожными путями. Лишь у самого дома Ксении ощущение исчезло, будто где-то выключили телекамеру. Никита вздохнул с облегчением, хотя тут же подумал, что наблюдатели поняли, куда он идет, и просто передали его другой смене. Напряжение вернулось.
Замедлив шаг, Никита перешел на глубокое дыхание, сконцентрировал психику на немедленный ответ на любое внешнее воздействие и «проиграл» встречу с СС в квартире Ксении или около нее. Пришла уверенность в своих силах и спокойствие сжатой пружины — он был готов. Никита усмехнулся в душе: он был готов к действию в гораздо большей степени, чем думал Такэда, а тем более — чем знали парни из «свиты Сатаны».
В сумке за плечом шевельнулся «дипломат». Вернее, так показалось Никите. Все же транскоф реагировал на его состояние, и он это чувствовал. Плечо со звездой Вести покрылось пупырышками, словно от холода. И оно в свою очередь реагировало на мысли и эмоции хозяина, на состояние его психики, и снова Сухову почудилось, будто стоит он у крутого обрыва в глубокую пропасть. Еще один шаг — и откроется дно ада… или истина!
— Рано! — сказал сам себе Никита, покрываясь испариной. — Погоди чуток. Вот найдешь Ксению…
Квартира художницы была заперта, на звонки никто не отвечал, но Cухов нажимал кнопку звонка до тех пор, пока не щелкнул замок соседской квартиры и на пороге не возникла сухонькая старушка. Никита знал ее, старушку звали Анна Павловна, шел ей восемьдесят пятый год, но бодрости ее могли бы позавидовать и молодые.
— Добрый день, — поздоровался Никита, хотел было добавить «Анна Павловна», но вовремя прикусил язык: вряд ли соседка узнает его в этом обличье. — Вы не знаете, где Ксения… э-э… Константиновна? На работе ее нет, дома тоже.
— А уехала она, мил человек, — певуче ответила старушка. — Приезжали к ней какие-то хлопцы, суровые больно, а глаза у них нехорошие такие. Я как раз от мусор выносила, а они идут. И молчат все. Только когда выходили они, Ксения вроде бы всплакнула…
— Когда?! — Никита внезапно охрип. — Когда они приходили?
— Да с месяц назад, мил человек. А вы кто ей будете? Где-то я вас видела.
Глазастая бабуля, подумал Сухов, а в голове вертелась одна фраза: «Здесь была „свита Сатаны“… здесь была „свита Сатаны“…»
— Она ничего вам не сказала, не передавала?
— Ничего, сынок, только поглядела так искоса, сквозь слезы… а может, то и не слезы были, я ведь подслеповата чуток. Только главный из их компании, с тебя ростом, но посолиднее, пробурчал что-то. Мне послышалось: «Никуда не денется…»
У Никиты, наверное, заметно изменилось лицо, потому что старушка заволновалась, всплеснула руками:
— Ай случилось что с нашей Ксеньюшкой?
— Не знаю, — прохрипел Сухов непослушными губами. — Ключ… у вас есть ключ от ее квартиры?
— Да откуда ж, мил человек? Ксения — девушка самостоятельная, строгая, живность не держит, а стало быть, и присматривать не за кем, случись отлучка. А вы кто ей будете, ежели не секрет?
— Родственник… брат двоюродный, — сказал Никита первое, что пришло в голову. Опомнился. — Извините, что побеспокоил. — Повернулся, чтобы уйти.
— Ах, подождите, молодой человек.
Никита обернулся. Старушка смотрела на него ясными, живыми, проницательными глазами.
— Запамятовала я, ключик-то оставила Ксюша, еще до этих… угрюмых. Сейчас принесу. Но вы уж со мной к ней пройдете. Хоть и не тать, видно, а все ж я как в ответственности за квартиру.
Сухов только кивнул, сглатывая комок в горле.
В квартире Ксении он бывал раз пять и ориентировался в ней хорошо. Маленькая передняя, такая же кухня, гостиная и спальня. Везде чистота, уют, продуманность интерьера — ничего лишнего, но и не аскетизм. И ни одной картины! Имеется в виду — своей. Ксения не любила выставлять напоказ свое мастерство в бытовой обстановке. Хотя картины — современных художников — на стенах висели: два пейзажа Селиванова в гостиной и сказочный сюжет Мегрели в спальне.
Никита обошел комнаты, кухню — нигде ничего, ни следа борьбы или поспешного бегства, лишь тонкий слой пыли на книжных полках и серванте говорил о долгом отсутствии хозяйки. Вернулся в спальню — соседка следила за ним, склонив сухонькую седую головку на плечо, — заглянул в шкаф, а потом вдруг приподнял книгу, брошенную на тахту. Интуиция его не подвела: клочок бумаги и на нем три торопливых слова: «Не ищи — погибнешь!» И все.
Никита ощутил в груди холод и пустоту. В голове больно запульсировала жилка, лопнула с тихим звоном, словно стеклянная, и под черепом прозвучал знакомый гулкий шепот:
— Саммай…
— Что? — от растерянности Сухов заговорил вслух, хотя хорошо понимал, что слышит «голос» Вести.
— Саммай… — Шепот втянулся в кости черепа и стих. Никита хотел выругаться — он не понял, чего от него хотели, и вспомнил: саммай — состояние просветления в философии Дао, и Весть напомнила ему о единственной формуле, способной помочь.
Больше в квартире Ксении делать было нечего, и Сухов поспешил уйти, поблагодарив соседку за доверие. В памяти остался ее жест — она перекрестила его тихонько, но танцор не придал этому жесту значения.
В двенадцать часов пополудни они встретились с Такэдой у Никитских ворот и зашли в кафе: на улице было холодно. Первым информацией поделился Толя:
— Роман в больнице. Месяц назад на него напали, попал в реанимацию, но выжил. Сломаны два ребра и обе руки.
— О, черт! СС?!
— Без сомнения. К сожалению, Роман не учел, что против него действовала не обычная молодежная банда и даже не боевики-профессионалы мафии. Ни чести, ни совести не имеют ни те, ни другие, ни третьи, но «свита Сатаны» применяет, кроме всего прочего, оружие, против которого нет защиты.
— Излучатель холода?
Никита имел в виду короткое копье со светящимся наконечником, с помощью которого они ушли год назад из камеры РОМБ в Хабаровске. Картина странного боя встала перед глазами.
«Дипломат», отобранный у подполковника, открылся тогда только после вспышки ярости и гнева, которую пережил Сухов, надеясь, что заговорит Весть. Она и заговорила — удар по сознанию был настолько силен, что танцор на мгновение отключился, а когда пришел в себя — «дипломат» транскофа был уже открыт. Оставалось сунуть туда руку и вытащить… но что? Почему он тогда вытащил именно копье — вардзуни, как оно называлось на самом деле? Потому что думал о таком оружии?…
Остальное произошло в течение двух-трех секунд: Никита направил острие копья на решетку окна и… оно сработало само! Синий-синий сноп прозрачного огня, вызвавшего волну острого холода, вонзился в окно, решетка и стекло исчезли беззвучно, испарились, осталось лишь выпрыгнуть наружу, что и сделали арестанты один за другим…
— Слава Богу, что Роман жив! Пусть только попробуют сунуться к нам! Толя, я чувствую слежку. Надо срочно будить Весть и… искать Ксению. — Никита скупо рассказал о своих поисках девушки. — И теперь она у них.
Такэда перестал есть и некоторое время сидел сгорбившись, прикрыв глаза ладонью. Глухо произнес:
— Это я виноват… надо было учесть все шаги «свиты»… Мы их здорово разозлили, отобрав транскоф, и они не остановятся ни перед чем, чтобы оправдаться… вернуть транскоф и уничтожить нас. А заодно и всех свидетелей.
— Я одного не понимаю. — Никита скатал из хлеба шарик и щелчком послал его по столу, сбив наглого таракана. — Ксения сама по себе «свите» не нужна, им нужен я, почему же тогда похитители не оставили мне записку: мол, ищи ее там-то и там-то, иначе — секир-башка заложнице?
Инженер продолжал сидеть в той же позе, казня себя жестоко и больно.
— Надо было сразу лететь в Москву, как только мы вырвались из РОМБ Хабаровска. Они же на уши встали из-за потери транскофа… Что ты сказал?
Сухов терпеливо повторил вопрос.
— Я их логику не анализировал, — ответил Такэда. — Может быть, они, как и все маги или демоны, владеют футур-прогнозом. Просчитали, что ты так или иначе появишься на Пути, вот и ждут тебя у входа в хроноскважину, в засаде.
— Проще было бы устроить засаду в квартире Ксении.
— Проще для тебя, как землянина, для человека вообще, но не для них. Они не люди и мыслят не человеческими категориями. Ты прав в одном: пора выходить в Путь.
— Как?
— Есть только один вариант — Весть. Пора ее будить всерьез. И дай Бог тебе выдержать!
Никита поежился, но не позволил голосу дрогнуть.
— Выдержу.
Они вышли из кафе, и сразу же у Никиты заныли зубы.
— О черт!
— Что? — покосился на него Такэда.
— Снова это проклятое ощущение: кто-то глядит сверху и вот-вот шарахнет по голове!
— У тебя заработала экстрасенсорная система, поздравляю. Привыкай. Но рядом никого нет, я имею в виду СС или ЧК, иначе у меня сработал бы инди… — Такэда замолк, глядя на пульсирующий алым светом полумесяц в камне. — Не может быть! — Глаза инженера остекленели, лоб покрылся испариной.
— Что с тобой? — Сухов поддержал друга под локоть, оглядываясь, куда бы усадить его, и решая, не нужно ли звать на помощь. Они стояли возле арки длинного желтого здания, в котором размещались кафе и магазин «Оптика». Народу было мало, все торопились по своим делам, кутаясь в пальто и шубы, и никому не было дела до остановившихся мужчин.
— Пошли. — Такэда, пошатываясь, толчками, зашагал в арку. Было видно, что внутри него происходит какая-то непонятная борьба.
Никита, недоумевая, направился за ним. Что сработало, какое чувство — «шестое» или «седьмое», он не понял, но на внезапный удар Толи среагировал точно.
Это был ин бран — удар кулаком между бровями в стиле леопарда, и попади Такэда — Сухов вряд ли скоро очнулся бы, но включенный интуицией рефлекс и знание приемов россдао — блок работы «с хода» — спасли его от смерти.
— Ты что, с ума сошел?! — возмутился он, отскакивая, и язык прилип к гортани. Взгляд инженера сказал ему все: это был взгляд «десантника» СС: пустой, равнодушный и в то же время беспощадный, полный угрозы и силы.
Такэда прыгнул, целя в голову, в горло и одновременно пытаясь выбить «дипломат» из рук танцора. Защищаясь, Никита вынужден был пустить в ход обе руки, поэтому транскоф он отбросил в сторону, за урну с мусором, чтобы его не достал Толя. Тот сразу начал строить бой таким образом, чтобы оттеснить Сухова от «дипломата». Никита сам понимал, что, если это произойдет — он покойник, и дрался отчаянно, призвав все свое умение и навыки, полученные им у Романа и Красильникова.
Это был не очень красивый — мешала зимняя одежда, — но быстрый бой, и закончился он неожиданно: на какое-то неуловимое мгновение Такэда смог освободиться от вселенного, чуть промедлил, и Сухов не смог удержать удар; дрался он на рефлексе, почти без участия сознания, во всяком случае — без обдумывания тактики боя.
В арку заглянула какая-то парочка и шарахнулась прочь, только каблуки застучали. Никита постоял, опустив руки, приходя в себя, ни о чем не думая. В голове стоял звон, и хрип, и гул, и чей-то лепет… Потом сердце перестало гнать кровь в темпе силовой отдачи, гулы и звон из головы ушли и стал слышен голос второго «я» Сухова:
— Как ты мог?! Это же твой друг! Как ты мог воспользоваться его промашкой? А тем более, он сделал это специально…
— Заткнись! — огрызнулся Никита. Нагнулся над лежащим на боку Толей, приподнял голову.
Такэда заворочался, ощупал челюсть, нос, лоб, зашипел от боли.