Толя и не ждал чуда, стоически воспринимая любые повороты судьбы, как своей собственной, так и друзей, хотя за них он переживал больше.
С интересом наблюдая взаимодействие Сухова и бронезавра Суубха по имени Сеттутеп, Толя пришел к выводу, что тот в какой-то мере исповедует принципы земных восточных цивилизаций. Если земная западная медицина лечила конкретную болезнь, то восточная — конкретного больного, и Сеттутеп пользовался второй моделью, идя путем психофизического отождествления с объектом исцеления, коим был Сухов. Правда, «исцелить» надо было, по мнению Толи, слишком много, причем избирательно, не касаясь этических норм и человеческой сути, но он надеялся, что Зу-л-Кифл не благословил бы этот контакт, предвидя отрицательный результат. На вопрос же Толи: «Почему не вы помогаете Посланнику овладеть новым знанием?» — маг ответил:
— Потому что Суубха сделает это лучше. По сути, вы шли к нему. Помните, Сухов говорил о некоем целителе-маге, который способен «включить» Весть? Информацию об этом целителе он расшифровал правильно, но неверно интерпретировал ее, посчитав, что я и есть тот самый целитель.
— Но ваша дочь говорила, что вы «излечиваете» мир.
— Она сказала правду. Но я лечу мир не как врач, а скорее, как ассенизатор, очищаю его от следов войны и контролирую попытки просачивания Хаоса. Что, кстати, не всегда удается.
Такэда подумал о трех функционерах ЧК, проникших на Айгюптос. Зу-л-Кифл согласно наклонил голову.
— Вы угадали. Конечно, на моей территории, то есть в моем хроне, они не могут открыто делать все, что им вздумается, но и я, в свою очередь, не могу запретить им посещать этот мир через темпорал. — Маг с сомнением посмотрел на Толю. — Я вас не убедил, кажется, в вопросе с Посланником.
— В общем-то, не совсем, — признался инженер.
— Дело в том, что Сеттутеп — бывший Посланник. Он был Посланником еще до Битвы и с тех пор живет здесь, на родине, где родился и вырос. Его возраст достиг десяти тысяч лет. Но не это главное. Посланники отбираются Собором Веера по одному качеству, которое нельзя выразить одним словом земного языка. Ближе всех по значению слов, способных хоть как-то это качество обозначить, будут такие далекие по смыслу слова, как — индивидуализм, благородство, честолюбие, стыд, патриотизм, успех, слава, признание, искусство. Профессионализм, доброта.
— Так много?! — Такэда был потрясен.
— Немало. Но качество это синтезировано именно таким количеством понятий. И Суубха Сеттутеп работает с Суховым в резонансе, что намного ускоряет процесс.
«Кажется, я вступаю в область запретного для нормального человека знания, — подумал Такэда с мимолетным сожалением. — Скоро Никита сможет обходиться без моей помощи, а мне… мне придется вернуться на Землю. Что ж, у каждого свой путь. Хорошо, если Никите удастся избавиться от „мусора“ вредных привычек и налета спеси. Вряд ли они входят в необходимые качества Посланника».
Как выяснилось уже в скором времени, Такэда не зря сомневался в скором исчезновении «мусора».
После очередного сеанса общения с Суубха Толя стал замечать любопытные вещи: то Сухов, сам того не замечая, перепрыгнул без разбега шестиметровую трещину в земле, то сломал кресло, упав в него с видом полного изнеможения, то замедлил полет бокала с напитком, так что тот не разбился. Никита уверенно приобретал навыки мага. А когда Толя сообщил ему о своих наблюдениях, танцор, поэкспериментировав на природе, поверил в свои силы и решил, что встреч с бронезавром достаточно. Тем более что и те маленькие чудеса, которыми он овладел, действовали на Селкит в превосходной степени.
Решение Сухова заставило Зу-л-Кифла отложить свои дела, отослать Селкит в одну из провинций якобы для выполнения неотложного задания и вызвать танцора на разговор. Выслушав доводы Никиты, маг не стал осуждать его открыто, зная, что упрямство от этого становится только крепче. Помолчав, он сказал:
— У вас на Земле существует притча о трех мастерах кунгфу. Слава о каждом из них обежала всю Поднебесную, и однажды они встретились, чтобы продемонстрировать свои искусства и выявить, чье мастерство выше. Собрав народ, они объявили о состязании, предложив бросать в них камни. Первый очень ловко увертывался от града камней, так что в него никто не мог попасть, до второго камни просто не долетели, а в третьего мастера — Зу-л-Кифл совсем опустил веки, пряча проницательный взгляд, — никто не бросил ни одного камня.
— Спасибо, я понял, — нетерпеливо кивнул Никита; его мысли витали далеко отсюда. — Конечно, мне еще многому предстоит научиться, и все же с этим я справлюсь сам. Куда вы спрятали Селкит?
— Она помогает мне… в некотором роде.
— У меня ощущение, что вы прячете ее от меня.
Зу-л-Кифл нахмурился, затем вздохнул и сказал с грустью:
— У вас кружится голова, Посланник. Впрочем, как и у моей дочери. Но Суубха Сеттутеп прав: вы, люди, все еще живете в этическом неолите. Поступайте как хотите, но я бы все-таки посоветовал вам познать все свои возможности, чтобы не ошибаться в оценке ситуаций. Даже в нынешней.
— Вы так и не ответили на мой вопрос: вы согласны стать одним из Семерых или нет?
Зу-л-Кифл отвернулся от Сухова и прошелся вокруг бассейна с изумительной прозрачно-голубой водой, разговаривали они на «веранде» во дворце мага.
— В принципе я — на стороне сил закона, света, созидания и творчества, хотя и не за счет узурпации свободы и творческой инициативы других. Но Люцифер выступил не только против воли создателей, подвергнув смертельной опасности все цивилизации Шаданакара, но и против Универсальной Этики Веера, имеющей характер и силу закона, которому подчиняются хроны-Вселенные. Поэтому я с вами. В нужный момент я приду.
— Благодарю. — Никита сделал шаг к выходу, но остановился. — У вас есть какие-то принципиальные возражения против моих встреч с вашей дочерью?
— Принципиальных нет. Но…
— Я понял. Извините. Я найду ее. А завтра, вероятнее всего, покину ваш дом… и мир.
— Поступайте как знаете, Посланник, хотя я и не одобряю поспешных действий.
— Один вопрос. — Никита заколебался, руководствуясь ложной гордостью, ослепленный своими успехами в овладении Вестью. Но все-таки пересилил себя. — Мне все время талдычат об этике Пути, о поисках своего оружия, то есть меча… Почему обязательно меча? Разве меч — лучшее оружие?
— Вы убедитесь в этом при Посвящении, когда найдете его. Овладение мечом — это по сути овладение энергиями, необходимыми для преодоления Пути. И еще: ваш меч не только универсальное оружие, равного которому нет во всех Мирах Веера, но и концентратор волевых усилий, генерирующих любое гипервоздействие, а также одновременно эффектор, реализующий эти воздействия. Я понятно выражаюсь?
— Более или менее, — кивнул Никита. — Еще раз спасибо за все.
Ушел он в менее радостном настроении, чем явился сюда, но Зу-л-Кифл скептически оценил свои усилия по воспитанию строптивца. Он знал, что мудрость не приходит мгновенно, как озарение, и Сухов все равно поступит по-своему.
Такэда дважды пытался уговорить друга продолжать контакты с бывшим Посланником, но Сухов был непреклонен. Каким образом он отыскал Селкит в горах Суангай, Толя не знал: может быть, с помощью Сеттутепа, а может, и сам, воспользовавшись новыми возможностями. Но вернулся танцор из похода в горы один, угрюмо-разочарованный, обиженно-злой, полный решимости добиться поставленной цели. Какой — не знал, наверное, он сам.
— Собирайся, — сказал он обрадованному Такэде. — Жив, неслух! Уходим.
— Прямо сейчас?
— А у тебя здесь остались какие-то дела?
— Нет, но… некрасиво как-то… уходить неожиданно. Попрощаться хотя бы надо.
— Зу-л-Кифл знает, а Селкит… с ней я… попрощался.
Толя с любопытством оглядел лицо Сухова, переодевшегося в голубой комбинезон, начал переодеваться сам.
— Ты что, поссорился с ней?
— С чего ты взял?
— На тебе лица нет.
Никита натянул комбинезон, поправил рукава, пояс, потом вдруг швырнул на пол нервайлер.
— Я вел себя как свинья!
— Ну это нормальное твое состояние, — произнес Толя.
Сухов шутки не принял. Он вообще ничего не слышал, заново переживая, видимо, встречу с Селкит. Но подробности встречи пересказывать не стал, заметил только:
— Она права. Нельзя обнимать одну, вспоминая при этом другую. Кто-то околдовал меня. То ли Селкит, то ли… Ксения. Не знаю. Но разберусь! — Последние слова Сухов произнес с угрозой, будто забивая гвоздь. — Готов, оруженосец?
Толя был готов. Однако он помнил и о другом.
— Те трое ждут нас где-то неподалеку.
— Пусть сунутся! — Глаза Никиты сверкнули. Он поднял вардзуни, и с наконечника копья слетел рой маленьких молний, вонзился в стену комнаты, проделав в ней множество отверстий, образовавших буквы, которые в свою очередь сложились в слова: «До свидания, Седьмой!»
Толя был готов. Однако он помнил и о другом.
— Те трое ждут нас где-то неподалеку.
— Пусть сунутся! — Глаза Никиты сверкнули. Он поднял вардзуни, и с наконечника копья слетел рой маленьких молний, вонзился в стену комнаты, проделав в ней множество отверстий, образовавших буквы, которые в свою очередь сложились в слова: «До свидания, Седьмой!»
— Э-э… кхе-кхе, — сказал Такэда, прокашлялся. — Мне кажется, ты все равно не прав. Кое-чему ты, конечно, научился, спору нет, но осторожнее не стал.
— Следуй за мной, самурай.
— Куда? Разве мы пойдем к темпоралу пешком?
— Нет, но я хочу посмотреть на город в последний раз. Оттуда и прыгнем через транскоф.
Никто их не задерживал, не интересовался, куда они направляются, никто не смотрел им вслед. Такэде стало грустно, он не привык уходить, не поблагодарив за гостеприимство, однако и ссориться с упрямцем не хотел, подумав, что Зу-л-Кифл поймет их и простит. Он не знал, что маг давно определил все нюансы поведения землян и вычислил траекторию их «свободного полета».
Город встретил их зноем — Зу-л-Кифл снял метеорологический контроль — и неприятным сухим ветром, гнавшим по аллеям и площадям потоки текучей, похожей на зелено-серый дым пыли. Некоторые из этих потоков казались живыми, подолгу кружа возле людей, но Никита ничего не замечал, упорно шагая вперед, пока Толя не понял, что танцор идет к колодцу с призраком Веб-Шабель. Догнав, встал на его пути:
— Зачем тебе это?
Сухов остановился, с изумлением глядя на Толю, огляделся, провел рукой по лицу, словно стирая паутину.
— О дьявол! Где мы? Я же только хотел посмотреть на город сверху, на сфинксов…
Липкий, обволакивающий сознание страх пронзил Такэду, заставил оглянуться, схватиться за оружие. Закружилась голова, ноги стали рыхлыми и слабыми, будто из них вынули кости.
— Дьявол! — повторил Сухов спокойнее. — Он меня вел!
— Кто?
— Веб-Шабель… тень Люцифера. Надо же, какая могучая тварь!
— Не ходи туда. Зачем он тебе?
— Вопрос стоит так: зачем ему я. Может быть, затем, чтобы еще раз заглянуть в меня, попытаться подчинить изнутри… Хорошо, что это не сам Денница. Пожалуй, ты прав, к колодцу мы не пойдем. Но я не уверен, что не вернусь сюда.
Успокоившись, они сделали круг по городу, попрощались со сфинксами и храмами, постояли у моста, а возвращаясь, наткнулись на лошадиноголовых кинноров. Однако «кентавры наоборот» и на этот раз не стали нападать на людей, поглазев на них с безопасного расстояния и растворившись в колоннаде ближайшего здания. Никита задумчиво смотрел им вслед, пока Толя не напомнил о себе. Тогда Сухов раскрыл транскоф, приготовился прыгнуть в зеркальный прямоугольник входа, но вдруг задержался и поднял голову:
— До встречи, Седьмой.
— До встречи, Посланник, — раздался из ниоткуда, с небес, могучий и грозный голос, так что дрогнули дома вокруг, сфинксы и даже земля. И Толя Такэда.
Никита вскинул руку, сжатую в кулак, и прыгнул в зеркало транскофа, держа наготове копье вардзуни, прошептав: «Не обижайся, Зу-л-Кифл». Такэда последовал за ним и не услышал, как невидимый маг засмеялся в ответ.
Глава 7
Программа новостей закончилась.
Толя поколдовал с переносным пультом, переключая каналы, но ни одна программа не заинтересовала его, и он выключил телевизор.
Из ванной вылез распаренный, разомлевший и счастливый, что наконец отвел душу, Никита, одетый в чужой махровый халат. Волосы его блестели, рассыпавшись по плечам. Он был тщательно выбрит, хотя и оставил бакенбарды, но отсутствие усов и бороды вернуло ему прежние двадцать с лишним лет.
— Что нового? — Кивок на телевизор.
— Ситуация стабилизируется медленно, — сказал Такэда, разглядывая похудевшее лицо танцора. — Видимо, наш друг Вуккуб за время нашего отсутствия мало что успел сделать. Во всяком случае, в Афганистане и Ираке он не был, война там длится до сих пор. Да и в Лиге не все в порядке, Закавказье все еще воюет.
— А у нас дома?
— Лиги в принципе больше не существует. Украина окончательно откололась, закапсулировалась, там сейчас режим не лучше, чем в фашистской Балтии. К сожалению, со сменой президентов границы не перестали существовать, как и таможни-волкодавы. Россия выживет, судя по стабилизации рубля и медленному, но подъему производства. Что тебя еще интересует?
Никита подошел к стене, на которой висела картина в стиле Константина Васильева: русский воин в кольчуге и доспехах срубает голову гиганту-татарину.
Новая квартира, в которой они находились, принадлежала Роману, первому тренеру Никиты по россдао. Хозяин отсутствовал, предоставив нежданным гостям все три комнаты, и друзья кайфовали, впервые за много месяцев почувствовав себя как дома.
— Что ты там увидел? — проворчал Толя, продолжая неторопливое чаепитие, от которого уже успел отвыкнуть.
— Эмоциональная вещь, — кивнул на картину Сухов. Отошел от нее и сел в кресло напротив Такэды. — Помнишь «видеомы» Вознесенского, поэта, так сказать? Я только сейчас понял, насколько этот «поэт» презирает и ненавидит своих читателей и зрителей. Ну не любишь ты себя и презираешь — Бог тебе судья! Но зачем же говорить об этом вслух? Это что — высокая поэзия? Сигарета в заднице — это высокое искусство?
— Поэзия дерьма.
— В самую точку, Оямович. Сатана его задери, Вознесенского. А хорошо быть дома, а, самурай? Конечно, в своей квартире я чувствовал бы себя лучше, но прошлого не вернуть. Кстати, и машина не помешала бы, а?
Такэда согласно кивнул.
— Кстати, а как мы расплатимся с Романом за квартиру, которую мы сожгли? — Это твоя забота, ты мой квартирьер.
Сухов налил себе чаю и на время замолчал, блаженно отхлебывая пахучий напиток. А Толя вспомнил, как они возвращались на Землю…
Посыл транскофа на сей раз был точным (Никита научился управлять им без ошибок и сбоев) — вышли они прямо в камере сдвига, залитой сиреневым светом. Но Такэда оказался прав: их ждали.
Их ждали во всех помещениях темпорала, в том числе и в камере сдвига, и единственным преимуществом беглецов было их незнание того, что внутри темпорала нельзя применять оружие. Таков был один из основных законов жизни этого объекта, по сути — разумного, существующего сразу во всех Мирах Веера, выращенного искусственно в одном из хронов-лабораторий Люцифера, но «откорректированного» Семеркой магов-создателей после Битвы таким образом, чтобы сетью темпорала могли пользоваться не только демономаги: игвы, раругги, маги рангом пониже из «свиты Сатаны» и просто исполнители дьявольских приказов, но и законопослушные жители Веера.
Такэда вывалился из тоннеля транскофа в тот момент, когда Сухов барахтался под наброшенной на него двумя «коммандос» сетью, и с ходу выстрелил в одну из черных фигур из хардсана. Тусклый в сиреневом свете камеры луч пронзил «чекиста» насквозь и воткнулся в стену кокона, образовав в ней яркую светящуюся опухоль. В то же мгновение внутри Такэды — не то в голове, не то в груди — лопнула граната боли, лишив его подвижности и контроля над мышцами. Видимо, то же самое, только в разной степени, почувствовали и все, кто находился в камере. Пронзенный лазерной трассой «коммандос» съежился, как проколотый воздушный шарик, но не лопнул, не упал и не умер, а его напарник отскочил к стене, растопырив руки — целых четыре! — как гигантский черный богомол.
Сухов выпростался из-под сети, поднял вардзуни, поморщился, потер виски:
— Чем это ты их угостил?
— Лазером.
— Такое впечатление, что ты выстрелил мне в ухо.
— Да и себе тоже. Наверное, это реакция темпорала.
— Да уж, наверное. — Никита навел вардзуни на замершего «чекиста». — Забирай приятеля и выметайся. Живо!
— Не надо. Энергия, — четко выговорил «чекист», лицо которого смертно белело из-под капюшона. — Мы уйдем. Еще энергия — небытие. Всем внутри. Независимо. Захлоп слоя. Небытие.
Сухов двинул копьем.
— Убирайтесь. Передай всем своим в коконе: чтобы через минуту ноги вашей здесь не было!
Четырехрукий монстр убрал под плащ нижнюю пару рук и, поддерживая приятеля, уменьшившегося в объеме втрое, вывел его из камеры. Опухоль на стене камеры перестала светиться и оплыла, рассосалась. Такэда почувствовал, что может двигать руками и ногами.
— Переведи, что он сказал.
— Я не знал, что здесь нельзя стрелять, то есть «выделять энергию». Темпорал может «обидеться» и схлопнуть местную станцию хроносдвига, уничтожив все и всех, кто находится внутри. «Небытие». Понял?
— Он что — живой?
— А разве ты не слышал его крика? Он многомерен и живет не так, как мы с тобой, но живет. Пожалуй, он единственное на весь Веер существо, живущее сразу во всех хронах.