Хедёр получает руку Нанны и отправляется с нею в Швецию. Его — победителя — почитают как бога простые люди. Но Бальдр берет реванш и разбивает Хёдера в битве. Ночью к победителю является призрак, имеющий облик Нанны, и от этого видения Бальдр лишается сил — он может передвигаться только в повозке (мы можем подозревать, что этот ночной кошмар — мара — результат магических действий Нанны).
Однако полубог продолжает преследовать Хёдера, и в решительной битве силы оказываются равны. Когда войска расходятся на ночь, Хёдер отправляется к лагерю врага и видит, что три девы покидают этот лагерь. Он следует за ними, но те обнаруживают его присутствие и спрашивают, кто он. Герой прикидывается певцом-министрелем и даже играет на лире (только здесь мы вспоминаем о Лот, который прикинулся старухой, чтобы выведать тайну Бальдра). Это позволяет ему увидеть колдовской ритуал — девы готовят пищу для Бальдра, добавляя в нее яд трех змей — это и делает полубога неуязвимым. Как всегда случается с норнами, одна из них оказывается воплощением злой судьбы своего подопечного: эта дева дает Хёдеру пояс, приносящий победу (мы помним, как добрая помощница дала свой пояс Тору, когда тот оказался без молота и Пояса силы).
Хёдер и ранит Бальдра в поединке. Тому является Прозерпина (она заменяет богиню Хель у латинского автора) и предвещает Бальдру смерть. Тот умирает, и над ним воздвигают огромный курган.
Один жаждал отмщения и получил пророчество, что родит мстителя от девы Ринд. Он трижды сватался к этой дочери русского конунга — первый раз, возглавив его войско и одержав великие победы, второй раз, явившись чудесным умельцем-кузнецом, третий — доблестным рыцарем, но дева всякий раз отказывала старику (тем временем некий Оллер занял престол Одина в Царьграде). Наконец Один нарядился колдуньей (и ему это было не впервой), и случилось так, что Ринд заболела. Тут ряженая ведунья и добилась своего. Вместе со спасительным зельем она предложила деве любовь. Так родился мститель по имени Бо, которому с детства внушалась мысль о неотомщенном брате. Тот действительно сразился с Хедером, и в бою погибли оба соперника.
Мотив мщения и пышных похорон объединяет повествование Снорри и Саксона. Все роды сверхъестественных существ собрались у погребального костра. Конечно, первыми были Один и Фригг, а с ними валькирии и вещие вороны Отца богов. Фрейр подъехал на колеснице, запряженной вепрем Золотая Щетина, а Хеймдалль — верхом на коне Золотая Челка. Фрейя правила повозкой, в которую запряжены были ее кошки. Явились даже инеистые великаны и горные исполины — ведь они были родичами богам. Корабль с пылающим костром отплыл в море к жилищу Хель на Береге Мертвых.
Хермод же девять ночей скакал без передышки сумрачными долинами, пока не подъехал к реке Гьёлль. Дева Модгуд, стерегущая крытый золотом мост, как положено, спросила Хермода об имени и какого он роду, — пять полчищ мертвецов не производили такого грохота, когда проезжали днем раньше по этому мосту, да и лицом всадник не похож на мертвого. Хермод отвечал, что он разыскивает Бальдра, и Модгуд говорит, что Бальдр проезжал по мосту в Хель, а дорога туда ведет вниз и к северу.
Наконец Хермод добрался до решетчатых Ворот Мертвых и пришпорил Слейпнира, чудесный конь перескочил через преграду, даже не задев ее. Тут Хермод спешился и вступил в палаты Хель, где увидел брата, сидящего на почетном месте. Бог остается богом и в преисподней — мы помним, как заботливо для него было наварено пиво и котел накрыт щитом, чтобы напиток не выдыхался. Нашлось место в покоях и для Хермода, он заночевал в мрачном жилище Хель. Наутро он принялся просить хозяйку мертвых отпустить с ним Бальдра — ведь не только боги, но и все живое оплакивает его смерть. Великанша же сказала, что отпустит бога, если действительно ни одно живое существо не воспротивится его возвращению из Хель. Бальдр проводил Хермода из палат и, как положено, передал дары в царство богов: Одину он послал его кольцо Драупнир, Нанна же отправила Фригг свой плат, а Фулле — перстень.
Хермод же пустился в обратный путь и рассказал в Асгарде о трудной задаче, которую задала ему Хель. Боги тут же разослали гонцов во все стороны, призывая весь свет оплакивать Бальдра. И правда, весь мир зарыдал — мы до сих пор можем видеть эти слезы даже на камне или металле, когда их приносишь с холода в тепло. Лишь одна старуха-великанша, сидящая в пещере, сказала, что она оплакивает Бальдра сухими слезами — он ей не нужен ни живой, ни мертвый, пусть хранит его Хель. Имя этой старухи было Тёкк, что значило «Благодарность»; на такую издевку могло быть способно лишь одно существо, умеющее менять пол, — это был Локи.
Смерть Бальдра была отомщена — сын Одина Вали убил несчастного Хда, но «убийцу советом» — Локи — не так легко было изловить.
Впрочем, он сам явился на пир богов в палаты Эгира, но там расправиться с ним было нельзя: пир — это священное действо.
Перебранка Локи
Специальная песнь «Старшей Эдды» повествует о продолжающейся распре в царстве богов, вызванном злокозненным Локи. Она выдержана в уже знакомом нам по «Песни о Харбарде» стиле перебранки, в которой острый на язык Локи не имеет себе равных. Своим злословием он исчерпал терпение богов.
Все боги, кроме Тора, который был, как обычно, на востоке, собрались вокруг огромного котла Эгира. Там было много асов и альвов. Были и слуги Фрейра — Бюггвир и Бейля. Сверкающее золото освещало палату, и пиво само лилось в кубки. Боги не могли нахвалиться на слуг Эгира Фимафенга («Ловкий добытчик») и Эльдира — («Повар»). Похвалы были нестерпимы для Локи, и он убил Фимафенга, осквернив священный пиршественный обряд. Асы, потрясая щитами, изгнали Локи, и он скрылся в лесу.
Но вскоре он вновь явился на пир, чтобы разбавить мед мирного пиршества своей злобой.
Боги смолкли, увидев этого непрошеного гостя. Локи же прикинулся миролюбивым, измученным жаждой путником — поднесет ли кто-нибудь из богов ему меду, или он будет изгнан?
Браги, который сидел во главе стола, ответствовал, что боги не пустят незваного на свой пир. Тогда Локи обратился к самому Одину — помнит ли он, как они смешали кровь, став побратимами, и Один дал обет, что не станет пить пива, пока не нальют его названому брату?
Отец богов не мог преступить данного обета — он попросил Видара подняться, чтобы дать место Локи, иначе тот устроит нечестивую перебранку в доме Эгира. Локи же, приняв кубок от Видара, провозгласил здравицу во славу всех асов и асинь, кроме одного — Браги.
Божественный скальд предложил Локи откуп: он даст коня, меч, драгоценное кольцо — только бы зловредный ас не затевал распри во время священного пира. Но не за подарками явился Локи, он говорит, что Браги не может дать ничего, ибо дар — это привилегия героя, а Браги — самый трусливый из богов.
Браги готов был бы снести голову клеветнику, если бы не священная обязанность соблюдать мир.
Тогда Идунн попыталась примирить вспыхнувшую ссору, но Локи напоминает ей о ее собственных прегрешениях: она более всех богинь жадна до мужчин и обнимала даже убийцу брата. Тогда Гевьон пытается обратить все в шутку — ведь Локи слывет шутником, и за это его любят боги. В ответ достается и Гевьон: Локи напоминает, как некий юнец подарками добился ее любви. Из других мифологических песен «Эдды» мы ничего не знаем об этих проступках богинь — неясно, водились ли за ними эти грехи, или злоречивый Локи просто клевещет на асинь. Но в том то и заключается сила слова, что даже клевета и несправедливое оскорбление, да еще на священном пиру, совершенно нестерпимы.
Сам Один вмешивается в словесный поединок и обвиняет Локи в безумии: он вздумал гневить Гевьон — ту, которой известны все судьбы! Тут приходит черед Одина, и Локи велит ему молчать — ведь часто он несправедливо делил удачу в боях, давая победу трусам. Но Одину есть что ответить — он сам, как мы знаем, был мастером перебранки. Верховный бог напоминает Локи, как тот провел восемь зим под землей, доил там коров и рожал детей: Локи — муж женовидный.
«Бытовое» оскорбление дополняется здесь мифологическим: Локи обвиняется не просто в перемене пола — он порождает детей в преисподней, под землей, эти дети — чудовища. Оскорбление, однако, возвращается к Одину. Локи напоминает богу, как он на некоем острове бил в барабан и колдовал среди людей, — это занятие ведьм, стало быть, сам Один — муж женовидный. Колдовство с барабаном — это шаманское камлание; мы знаем, что Один не был чужд шаманизму (а в шаманских культах существует и представление о перемене полов).
Тут в разговор вступает Фригг, призывающая двух асов не поминать старого. Однако Доки немедля поминает старое в жизни самой Фригг — она обнимала обоих братьев Одина, Вили и Ве, в отсутствие мужа. Фригг может лишь посетовать, что с ней нет в палатах Эгира сына — Бальдра, иначе Локи не уйти бы без схватки. Локи же не может не похвастать в ответ тягчайшим своим преступлением — ведь из-за него Бальдр никогда не вернется к богам.
Тут в разговор вступает Фригг, призывающая двух асов не поминать старого. Однако Доки немедля поминает старое в жизни самой Фригг — она обнимала обоих братьев Одина, Вили и Ве, в отсутствие мужа. Фригг может лишь посетовать, что с ней нет в палатах Эгира сына — Бальдра, иначе Локи не уйти бы без схватки. Локи же не может не похвастать в ответ тягчайшим своим преступлением — ведь из-за него Бальдр никогда не вернется к богам.
Теперь уже Фрейя пытается образумить злодея, напоминая, что и Фригг известны все судьбы. Но тут богине любви достается за распутство: она давала свою любовь всем асам и альвам и была застигнута в объятиях родного брата.
Ньёрд, которого задевают эти насмешки над обычаями ванов, сетует, что женовидный ас явился на пир богов. Локи же припоминает неизвестный нам эпизод, когда Ньёрд был заложником не у асов, а у великана Хюмира, где великанские дочери мочились ему в рот. Когда же бог напоминает насмешнику, что он родил сына, первого из асов, то Локи повторяет свое обвинение — ведь Ньёрд родил Фрейра от собственной сестры.
За честь Фрейра вступился было Тюр, да Локи напомнил ему, чем закончилась попытка бога примирить врагов: Фенрир отгрыз ему руку. Зато и Волк закован в цепи, отвечает Тюр, и порождению Локи тяжко в неволе. Последнее слово опять остается за Локи — он утверждает, что жена Тюра (о ней ничего неизвестно в других мифах) родила от Локи сына, а Тюр не расчелся за бесчестье.
Тут в перебранку вступает Фрейр, он грозит, что если Локи не замолкнет, его будет ждать судьба Волка: злоречивый ас будет закован в цепи. В ответ Локи напомнил богу о его главной потере — он отдал не только золото, но и свой меч за дочь Гюмира, чем он будет сражаться, когда огненные дети Муспелля поскачут на бой с врагами?
Слуга Фрейра Бюггвир вступается за хозяина и говорит, что на его месте растерзал бы Локи, как зловредную ворону. В отместку он получает от Локи напоминание о своем рабском статусе — ему суждено, стоя за жерновом, просить подачек у Фрейра, а во время сражений — прятаться в соломе под столами.
Хеймдалль пытается урезонить Локи — он лишился рассудка, перепив пива. Локи же отвечает, что не стражу богов с его нелегкой долей заниматься поучениями.
Скади, явившаяся в Асгард как мстительница за отца Тьяцци, не лишилась своей решительности и в перебранке, она говорит, что Локи недолго осталось резвиться, боги привяжут его кишками собственного сына к скале. Локи же напоминает, что именно он виновен в гибели Тьяцци; разгневанная великанша вновь пророчит ему гибель, Локи же припоминает ей, что она была ласковей, когда призывала его на ложе.
Тогда Сив решилась на последнюю попытку примирения и поднесла Локи кубок меду, лишь бы он не порочил ее имени. Тот выпил, но не удержался, чтобы не вспомнить, что и она не была неприступной и изменила мужу с Локи (может быть, этот эпизод имел ввиду не менее злоречивый Харбард, намекая на любовника в доме Тора).
Тут служанка Фрейра Бейля сказала, что слышит грохот в горах — то едет Тор. Он-то заставит умолкнуть бесстыдного, поносящего могучих богов. Бейле тоже достается: она — выродок среди богов, грязная скотница.
Наконец появляется Тор, который сразу прибегает к главному своему аргументу — замолчать Локи заставит его молот Мьёлльнир. Локи же пророчит ему, что громовник не будет таким храбрым в час сражения богов с Волком. Тор вновь грозит забросить Локи на восток, где он и сгинет. Тогда Локи напоминает ему, как он сам на востоке, замирая от страха, прятался в рукавице. Тор уже собирался, бросив свой молот, швырнуть Локи в Хель, к Воротам Мертвых, но тут Локи уступил — ведь Тор действительно будет сражаться. Он же высказал все асам и асиньям, а напоследок посылает проклятье дому Эгира и самому гостеприимному великану.
Прикованный Локи
О том, что случилось с Локи дальше, рассказывается в «Младшей Эдде». Он попытался укрыться от богов на некоей горе, где построил жилище с четырьмя входами, чтобы было видно во все стороны. Днем же Локи превращался в лосося и прятался в водопаде Франангр. Мысль о грядущей мести богов не оставляла его, и он пытался представить себе те хитрости, на которые пойдут боги, чтобы изловить врага в любом обличье. В этих размышлениях он и изобрел рыболовную сеть, сплетая льняные нити. И тут он увидел приближающихся асов — Один открыл его убежище, озирая все миры с престола Хлидскъяльв. Локи успел швырнуть сеть в огонь и бросился в свой водопад.
Первым из асов вошел в дом мудрый Квасир, он и разглядел в золе пепел сети. Боги сплели такую же и пошли с ней к водопаду. Тор взял один конец, все асы — другой и трижды опускались с ней в поток. Локи скрывался меж камнями, потом перепрыгнул сеть, наконец, когда Тор стал посреди потока, попал прямо к нему в руки. Громовник сжал скользкую рыбину — с тех пор у лосося сужающийся хвост.
Пойманного Локи приволокли в некую пещеру, куда привели и его двух сыновей — Вали и Нари (или Нарви — так звали и великана, породившего Ночь). Асы превратили Вали в волка, и тот разорвал в клочья родного брата. Тогда асы просверлили три каменных плиты и к ним кишками сына привязали злосчастного Локи, после чего его путы стали железными (вспомним страшную ткань, что пряли валькирии из человеческих кишок). Скади же взяла ядовитую змею и повесила ее так, чтобы яд капал Локи на лицо. Жена Локи Сигюн пытается облегчить страдания этого аса и держит над ним чашу, в которую собирается яд. Но когда чаша переполняется и Сигюн уходит, чтобы выплеснуть яд, его капли достигают Локи, и он начинает так корчиться и рваться, что трясется земля. Это и называется землетрясением. Локи же суждено лежать в оковах до Гибели богов.
Эти события относятся к концу мифологической истории — уже погиб Бальдр и закован его погубитель. Но в том-то и особенность всякой мифологической истории, что ее конец неразрывно связан с началом, с эпохой творения и созданием культурных благ. Так Локи, на свою же несчастную долю, изобрел рыболовную сеть, а Тор придал окончательный вид лососю. Даже землетрясение объясняется корчами закованного в пещере гиганта. Неудивительно и то, что Квасир, мудрец, убитый в давние времена, чья кровь стала медом поэзии, оказывается живым и помогает богам советом. Мифологическое время — особое время, в нем нет привычной для нас линейной «исторической» последовательности.
Самой удивительной фигурой в этом мифологическом мире остается Локи. Неясно даже значение его имени. Связанные с ним мифологические сюжеты выглядят на современный взгляд довольно странно: в «Перебранке Локи» асы совершенно лишаются божественного ореола. Думают даже, что эта песнь составлена христианским клириком, осмеивающим языческих богов. Но эпизоды, упомянутые злоречивым Локи в перебранке, часто находят соответствие в других песнях и мифах: язычество имело собственную систему божественных ценностей, непохожую на христианские представления о грехе и добродетели.
Локи был частью этой системы, недаром он выступает в мифах как двойник и побратим Одина. Но его поступки, и особенно их мотивы, противоположны деяниям верховного аса. Главный подвиг Одина — самопожертвование ради обретения магической мудрости. Локи же, напротив, готов жертвовать чем угодно в мире богов, только не собой. Эти два аса заставляют вспомнить о традиционной паре архаичных культурных героев, предков племени, один из которых творит полезные вещи, другой, подражая ему, — вредные. Но Локи не укладывается в эту схему, ведь он творит не только зло, хотя чем-то он подобен библейскому Люциферу — восставшему против божественного порядка и низвергнутому из небесного жилища ангелу.
Но более всего Локи напоминает, конечно, не падшего ангела, а не менее знаменитого персонажа мировой мифологии и литературы, также прикованного к скале за восстание против божественного порядка; правда, этот герой — Прометей — приобрел для людей высшее культурное благо — огонь, похитивши его из мира богов. Локи не было присуще подобное человеколюбие. Но и он был культурным героем, участию которого боги и люди обязаны появлению многих чудесных предметов.
Пытаясь разгадать ту загадку, которую до сих пор представляет образ Локи, ученые обратили внимание на то, что этот образ напоминает не столько самого античного Прометея, сколько его «родственников» в мифах народов Кавказа. Грузинский Амирани — великан-богатырь, освобождающий из иного мира сказочную деву (как Локи спас преданную им же Идунн) и обучивший людей кузнечному искусству (Локи заставлял работать на богов чудесных кузнецов — карлов), победитель чудовищ (чем Локи прославлен не был) был прикован в пещере за то, что в гордыне восстал против Бога. Здесь сходство с Локи, действительно, разительное: Амирани прикован цепью к вбитому в пол пещеры колу (в нем распознается известный нам образ мирового дерева); он хочет разорвать узы и вырвать кол — от его усилий происходят землетрясения. Вместо преданной жены с Амирани — верный пес, который лижет цепь хозяина так усердно, что она истончается к концу года (этот пес напоминает нам о другом, связанном с Локи создании, рвущемся из пут волке Фенрире). К концу годового цикла Амирани уже готов вырваться на свободу, но тут являются посланные Богом кузнецы, что обновляют цепь и вбивают кол, а прилетающая с небес птица клюет сердце героя.