Но к 8 августа СА уже не были частью вспомогательной полиции, организованной Герингом. Недисциплинированность, сила и пугающая независимость штурмовых отрядов поставила их в оппозицию к централизованной власти.
Это было год назад, летом 1933 года.
ГЛАВА 2
Пятница 29 июня 1934 года
Бад-Годесберг, отель «Дреесен»
21.00-21.30
Ко входу в отель «Дреесен» подъезжает автомашина и останавливается так резко, что взвизгивают тормоза. Швейцар еще не успел выйти на ступени, как к ней подлетает полицейский. Из машины выходит пассажир, все узнают в нем Йозефа Геббельса. Нервный, еще более бледный и худой, чем обычно, он быстро вскидывает руку в нацистском приветствии и направляется к Брюкнеру, который вышел ему навстречу. Они обмениваются рукопожатиями, и обер-лейтенант Брюкнер указывает на террасу, где Геббельса ждет Гитлер. Геббельс приглаживает волосы и, хромая, начинает взбираться по ступеням. Вальтер Брейтман видит знакомое костлявое лицо с впалыми щеками и туго натянутой кожей и сверкающие глаза, свидетельствующие о том, что высокопоставленного калеку снедает тревога. Благодаря острому уму, отточенному чувством своей физической неполноценности, Геббельс поднялся от секретаря Грегора Штрассера до признанного мастера нацистской пропаганды. В свое время он устранил босса, предав его. Когда у Гитлера возник конфликт со Штрассером, Геббельс перешел на сторону Гитлера. Министр пропаганды карабкается по ступенькам, волоча больную ногу и обнажив в застывшей улыбке зубы, которые кажутся слишком большими для его тонкого лица. Брейтман отступает назад, чтобы пропустить партийного интеллектуала, маленького, темного, легко возбудимого, совсем не похожего на арийца. Когда он стал министром пропаганды, Alte Kampfer, «старые бойцы» партии, преклонявшиеся перед физической силой, только насмешливо улыбнулись. А штурмовики пели:
Геббельс прилетел этим вечером в Годесберг из-за СА. Он приветствует Гитлера, садится рядом с ним и начинает говорить, помогая себе жестами. Канцлер выглядит отстраненным и подозрительным. Он молча слушает, глядя в лицо Геббельсу, чей длинный подбородок и слишком большой рот находятся в постоянном, похожем на конвульсии движении. Геббельс говорит быстро, и каждое его слово сопровождается тиком, от которого на лице появляется гримаса недовольства, обозначенная глубокими и широкими линиями вокруг рта. Адольф Гитлер смотрит и слушает. Позже Геббельс вспоминал этот разговор: «Наблюдая, как он взвешивает все за и против, прежде чем сделать свой нелегкий выбор, я восхищался этим человеком, взвалившим на свои плечи ответственность за судьбу миллионов. На одних весах лежал мир и покой Германии, а на других – судьба людей, с которыми до этого момента он состоял в приятельских отношениях».
Йозеф Геббельс тоже состоит с фюрером в приятельских отношениях, и Гитлер наблюдает за ним. «Хромая утка» партии не принадлежит, как другие, к числу воинских начальников. Он не командует войсками СА или СС. Зато он блестящий тактик, хорошо чувствующий, на чьей стороне будет победа. И еще он интеллектуал, как и Розенберг, один из немногих нацистских лидеров, закончивших университет, – он доктор литературы. Но сразу же после университета его профессиональная карьера закончилась, не успев начаться. Ему не удалось получить пост литературного критика в «Берлинер тагеблат» – еврейской газете, как он ее называл. Циничный и озлобленный, он обратил свой взгляд на нацистов. В этой новой партии, испытывавшей недостаток в одаренных людях, его цинизм и способности были оценены по достоинству. Геббельс был талантливым пропагандистом и организатором, но в первую очередь хорошо знал, как эксплуатировать «социальный» и «радикальный» аспекты партийной программы. Эти формулировки Гитлер придумал вместе с Антоном Дрекслером в 1920 году, приведя их в своей программе из двадцати пяти пунктов, где заявлял, что новая партия не просто националистическая, но и социалистическая. В этих пунктах утверждалось, что «доходы, которые не являются результатом трудовых усилий, должны быть отменены. Следует ликвидировать рабство процентов... работники должны участвовать в прибылях крупных предприятий». В ту пору Геббельс вместе с Грегором Штрассером занимался популяризацией идей первой нацистской программы.
И вот теперь, 29 июня 1934 года, Гитлер внимательно наблюдает за этим левым нацистом, своим другом, который помог ему избавиться от Штрассера и который явился к нему именно в тот момент, когда возникла необходимость сломать хребет тем, и в особенности в рядах СА, кто все еще наивно настаивает на осуществлении второй революции.
Революция чаще всего означает освобождение рабочих мест – тех мест, которые до этого были заняты другими. В Данциге, вскоре после того, как нацисты захватили власть, к Герману Раушнингу, президенту сената этого свободного города, явился один из ветеранов партии и заявил, что хочет получить высокооплачиваемую должность. Он кричал Раушнингу: «Я не хочу больше жить в нищете! Вы можете ждать сколько хотите – под вами не горит! У меня нет работы, поэтому вы дадите мне хорошую должность, и я буду держаться за нее обеими руками, поскольку не желаю возвращаться в свою прежнюю жизнь. Такие, как я, никогда не попадают наверх дважды».
Те штурмовики, которым была обещана националистическая и социалистическая революция, хотели получить все сразу. Они хотели получить то, что им обещали, поскольку среди них были и предприниматели, отпрыски крупных купеческих семей, которые мечтали о власти и богатстве и желали, чтобы революция принесла им прибыль. Более того, нацистская партия, ставшая правящей партией Германии, начинает пополняться вполне «благопристойными» людьми. Гитлер появляется во фраке, а ветеранам, вышедшим из рядов пролетариата, закрадывается в голову мысль, что те, для кого они завоевали победу, оставили их в дураках. Неудачники и недовольные, надеявшиеся выиграть от смены режима, присоединяются к старым бойцам. Они проходят медицинское обследование, принимают присягу и вливаются в ряды штурмовиков. Иногда новобранцев сразу же пускают в долю – когда убивают или арестовывают какого-нибудь человека, это означает, что его место или должность займет другой, а имущество будет распределено между штурмовиками, но и этого им было мало.
Гитлер наблюдает за Геббельсом, который рассказывает фюреру о ситуации в Берлине. Он покинул столицу в такой спешке, что не успел даже повидаться с Герингом. Геббельс полетел в Бонн, где ему сообщили, что Гитлер отправился инспектировать лагеря Трудового фронта. В Эссене он узнал, что Гитлер уехал в отель «Дреесен» в Годесберге, где собирается устроить политическое совещание. И Геббельс тут же отправился в Годесберг.
На другом берегу реки играет оркестр Трудового фронта, чередуя «Песню о Хорсте Весселе» и «Саарскую песню» («Товарищи – наши бойцы, погибшие от рук реакционеров и красных, навсегда останутся с нами – они маршируют в наших рядах») с военными маршами, включая любимый Гитлером «Баденвейлерский марш».
К вечеру похолодало, даже в темноте чувствуется, что небо затянуто тучами и в любой момент может разразиться гроза. Геббельс все еще говорит. Да, в 1926 году он бросил Грегора Штрассера, когда тот отказался от союза нацистской партии с правыми силами, да, он примкнул к Гитлеру, который после провала ноябрьского путча 1923 года понял, что сможет прийти к власти только с помощью консервативных сил и что для этого всю социальную программу надо свести к одному антисемитизму, но можно ли доверять Геббельсу? Не слишком ли долго он якшался с Ремом? Поэтому Гитлер молчит.
Геббельс говорит не умолкая. Он давно уже порвал с Эрнстом Ремом, который в июне 1933 года заявил: «Мы одержали великую победу, которая на поверку оказалась фикцией». Рем по-прежнему является угрозой для партии. «Если средний класс думает, что для обновления государства достаточно просто сменить его эмблему, то он глубоко ошибается. Этого явно недостаточно. И, хотят того представители этого класса или нет, мы будем продолжать свою борьбу. Когда же они наконец поймут, что поставлено на карту, они присоединятся к нам. Но даже если этого и не произойдет, мы будем сражаться без них, а если потребуется, то и против них».
Рем – неисправимый провокатор. Когда Геринг объявил о лицензировании вспомогательной полиции СА, начальник штаба собрал свои войска. Почти год назад, 6 августа 1933 года, в летнюю жару, около 8 тысяч штурмовиков в коричневой форме собрались неподалеку от аэродрома в Темпльхофе, пригороде Берлина. Небо было затянуто облаками, воздух казался тяжелым от духоты и накала страстей. Рем не выбирал выражений, и его выступление было встречено яростными криками одобрения. «Пускай же те люди, которые думают, что СА выполнили свою миссию, – кричал он, – убедятся, что мы еще здесь и никуда отсюда не уйдем, что бы ни случилось!»
Штурмовики выражались еще грубее. «Мы должны очистить этот свинарник, – говорили они, махая сильными руками, привыкшими наносить удары. – Некоторые свиньи слишком много хотят, надо содрать с них шкуру».
Рем не желает отступать. Может быть, он выполняет волю штурмовиков, а может быть, толкает их на конфликт с властью, направляя их гнев в другое русло из опасения, как бы они не уничтожили его самого? Или, быть может, он подогревает их недовольство и надежду поживиться, рассчитывая на их поддержку в своей личной борьбе за власть?
В ноябре 1933 года он снова собирает штурмовиков. В Берлине, затянутом ледяным туманом, отряды СА занимают позиции перед массивным зданием «Спортпаласта». Зал уже полон – здесь собрались 15 тысяч человек сержантского состава СА, весьма представительные в своей коричневой форме. Они приветствуют капитана Рема, поднявшегося на трибуну и начинающего свою речь: «Среди представителей среднего класса раздаются голоса, что СА, мол, себя изжили... Эти господа сильно ошибаются». Слушатели вскакивают с мест и разражаются криками одобрения. «Мы выбьем старый бюрократический дух из этих буржуев, если удастся, то мягкими способами, а если не удастся – то обойдемся и без таких способов». Новые крики одобрения.
После собрания штурмовики разбредаются по соседним улицам и кафе. Скоро, говорят они, начнется вторая революция, настоящая «ночь длинных ножей» – и они ждут ее, но не одни, а со всеми, кто боится, что трудные времена затянутся надолго. Чьи же головы полетят в эту «ночь длинных ножей»? И когда она наступит, эта «ночь», которую с таким нетерпением ждут штурмовики, сами придумавшие для нее название? В начале 1934 года люди напуганы. Захват власти Гитлером чуть больше года назад кажется детским лепетом по сравнению с тем, что готовят коричневорубашечники. «Мы не буржуазный клуб, – напоминает им Рем. – Я хочу командовать не теми, кто слушает лавочников, а революционерами, которые потащат за собой всю страну».
Однако лавочники и вся страна хотят порядка и покоя – разве не поэтому Гитлер получил власть?
Гитлер слушает Геббельса, а на берегу реки разворачивается факельное шествие Молодежного трудового корпуса. Молодые парни маршируют, ритмично выкрикивая лозунги, которые сменяются песнями. Гроза надвигается. В долине между горами уже слышны раскаты грома, а над Бонном темноту, наползающих на Годесберг туч, разрывают голубые вспышки молний. Участники парада, одетые в форму, едва заметные при свете факелов, с их песнями и лозунгами, которые они выкрикивают в темноту рейнской ночи, служат олицетворением порядка и дисциплины. Но капитан Рем еще не сдался.
Он продолжает защищать СА. Во время войны в грязных окопах молодой капитан Рем завоевал себе славу защитника простого солдата – через него они сообщали далеким высокомерным офицерам Генерального штаба о своих нуждах. Теперь его солдаты – коричневорубашечники, которые повторяют его слова, приводящие в ярость старых бойцов: «Сегодня, когда мы выиграли битву, когда победа досталась нам, а антигерманские отбросы лежат у наших ног, вы тоже явились сюда и кричите «Хайль Гитлер!» громче, чем мы, словно вы тоже сражались, вы, скользкие, отвратительные типы, просочившиеся в наши ряды... надеясь поживиться тем, что мы завоевали своею кровью».
Оппортунистов, которые бросились вступать в ряды победоносной нацистской партии, называют специально придуманным термином... «мартовские фиалки». Примазавшись к победе нацистов, они не вызывают у штурмовиков ничего, кроме презрения.
Берегитесь, люди прошлого, —
Вам больше не обидеть старого бойца...
Скоро наступит «ночь длинных ножей», ночь, во время которой будут сведены счеты со стражами реакции, как называют их штурмовики. И Рем не собирается предавать своих людей. 16 апреля 1934 года он выступает в защиту их требований сохранить за ними права, которых министр внутренних дел собирался их лишить.
«В годы борьбы, предшествовавшие нашему приходу к власти, когда нам нужны были сильные люди, к нам приходили и вступали в наши ряды те, кто были не в ладах с законом. Эти люди, состоявшие на учете в полиции, приходили к нам, потому что они надеялись, что служба в СА поможет им смыть их прошлые грехи. Теперь же многим старым бойцам пришлось уйти в отставку из-за этих самых грехов... и это в Третьем рейхе, за который они готовы были отдать свою жизнь... Буржуа никогда не сможет понять, что без этих людей в СА нам не обойтись».
Так говорил Рем, защищая своих бойцов. Весной старые товарищи фюрера почувствовали, что фюрер постепенно меняет к ним отношение, что прежняя симпатия сменяется отчуждением, о чем Рем не замедлил сообщить им со всей безрассудной, прямой, пугающей откровенностью.
Встретив Раушнинга, Рем выпаливает: «Адольф превратился в декадента – он купил себе черный костюм... Он нас всех предал, он якшается только с реакционерами и не доверяет больше старым друзьям».
Этот возглас оскорбленного друга больше похож на жалобу отвергнутого любовника. И эти слова вылетели из уст одного из старейших товарищей Гитлера. Рем, гомосексуалист, испытывает к фюреру чувства более сильные, чем обычно испытывает мужчина к человеку, которому он доверяет. Рем окружил себя молодыми аристократами, которые образуют его блестящую свиту. Это юноши с лицами падших ангелов: барон фон Фалькенхаузен, граф фон Шпрети, князь фон Вальдек – все это адъютанты Рема, который знает, как ублажить преданных помощников, и который слишком много болтает.
Каждое утро он отправляется на верховую прогулку в Тиргартен с одним или двумя спутниками. В свежем апрельском воздухе они едут рысью в сторону Зигезаллее, вдоль которой выстроились статуи тридцати двух прусских монархов. Эта аллея пересекает парк с севера на юг. Потом Рем переводит коня на шаг и, опираясь на стремена и выпятив грудь, начинает разглагольствовать. Всадники проезжают мимо фонтана Врангеля, памятников Гете и Лессингу и, свернув на тропинку, ведущую в Потсдам, по которой люди предпочитают ночью не ходить, пересекают небольшой ручей, текущий в парке.
«Однажды апрельским утром, – вспоминает один из спутников Рема, – мы встретили группу высокопоставленных партийных чиновников. Рем проводил их взглядом и голосом полным презрения и недоверия произнес: «Посмотрите на этих людей. Партия уже больше не политическая сила, она превратилась в семейство старых времен. От людей, подобных этим, может быть, и была какая-то польза до нашей победы, но теперь они стали мертвым грузом. Надо поскорее избавиться от них, только тогда можно будет начинать настоящую революцию».
Голос Рема звенит от возбуждения. Он пускает коня рысью.
– Но как же от них избавиться? – спрашивает его спутник.
– Для этого есть мои штурмовые отряды.
Это было сказано апрельским утром в Тиргартене в 1934 году.
Сторонники Гитлера – те, которые боятся длинных ножей убийц и которых люди большого бизнеса и канцлер считают оплотом порядка и законности, – знают, на что надеются Рем и его СА. А Рем и не скрывает своих надежд. 18 апреля 1934 года человек, к которому Гитлер обращается на «ты» и который командует самой крупной силой в Третьем рейхе, государственный министр и начальник штаба штурмовых отрядов, решает нанести публичный удар. Он созывает в Берлине официальную пресс-конференцию для представителей дипломатических кругов и иностранных корреспондентов. На конференцию явились все журналисты и послы. Когда встает Рем, приземистый и массивный в своей коричневой форме, в зале воцаряется тишина. Все понимают, что Рем на самом деле обращается не к ним, а к Германии, к своим товарищам по партии и Адольфу Гитлеру.
Сначала он говорит о принципах национал-социализма.
«Национал-социализм, – кричит он, – означает духовный разрыв с идеями Французской революции 1789 года». Все это давно известно, все это повторение того, о чем Розенберг, идеолог партии, говорит вот уже много лет. Напряжение ожидания спадает, собравшиеся решают, что переоценили Рема.
Капитан делает паузу. В большом, ярко освещенном зале воздух горяч и тяжел, люди кашляют, скрипят стульями. Через большие окна виден сад, купающийся в лучах прохладного апрельского солнца.
«Я собираюсь рассказать вам о штурмовых отрядах, их задачах и особенностях». В зале мгновенно наступает тишина, все напряженно слушают. «СА – это героическое воплощение воли и идеи немецкой революции». После этого Рем принимается рассказывать об истории организации, которую он возглавляет. «Закон СА, – продолжает он, – очень прост: беспрекословное подчинение Верховному командующему СА Адольфу Гитлеру, и если он прикажет штурмовикам умереть, то они выполнят этот приказ. Все, чем я владею, всю мою кровь, всю мою силу и саму жизнь я отдам за Германию».
Все, что сказал Рем, давно всем известно. Аудитория понимает, что главное впереди. Рем продолжает говорить со своим баварским акцентом; его голос звучит ровно, но сильно – это голос офицера, привыкшего командовать. «Многолетняя борьба за осуществление идей немецкой революции – этапа, который мы сейчас переживаем, – научила нас бдительности. Большой и горький опыт позволяет нам распознавать явных и скрытых врагов новой Германии, под какими бы личинами они ни скрывались».