– Ясно, пока полный туман. Скажите, а Володя Макаров не очень перепугался из-за всего этого? Вы наверняка уже допрашивали его из-за меня. Втянула я парня в свои дела.
– Ириша, ты как себя чувствуешь? – увильнул от ответа Гуров. – Не устала от разговоров со мной?
– Нет, нормально все, Лев Иванович. Я же для себя тоже пытаюсь как-то во всем разобраться. Мне просто перед Макаровым неудобно. Получается, что он ко мне со всей душой, а я ему такую подлянку подбросила. Нельзя организовать, чтобы он сюда ко мне приехал? Или верните мне мой планшет, другой дайте, я свяжусь с ним и сама все объясню через социальные сети. Он поймет, он добрый хороший парень. – Рукатова замолчала, внимательно посмотрела на Гурова и, о чем-то, видимо, догодавшись, коротко спросила: – Что?
– Дело в том, Ириша… Не хотел тебе говорить, но это будет нечестно. Понимаешь, Володю Макарова убили.
– Из-за меня? – прошептала Ирина, закрывая рот рукой. – Эти же, что и меня похитили?
– Мы работаем, – лаконично ответил сыщик. – Неясного много, может, и просто совпадение. Ты, главное, себя не кори. Нет на тебе никакой вины. Ты была одна, и помочь тебе было некому.
– Володечка, – прошептала Ирина, качая головой, но не заплакала. – Такой парень хороший… Был. Бедная мамочка… С ней-то что сейчас, она-то где?
Гуров сидел в кабинете майора Вашутина и просматривал результаты проведенных экспертиз и сравнительных анализов. Отпечаток ботинок в квартире убитого Макарова совпадал с рисунком подошвы ботинка оставшегося в живых похитителя Ирины Рукатовой. Совпадал в деталях настолько, что можно было говорить об идентичности. Это и кусок жевательной резинки, залепивший геометрически точно то же самое место на подошве, что и на контрольном отпечатке, и порез рисунка подошвы фигурной формы длиной около пяти миллиметров.
Подошва ботинок водителя «Ниссана» отличалась рисунком от второго отпечатка. Обувь была другой, это очевидно, но не факт, что в квартире вторым убийцей был тоже другой человек. Значит, убийство Макарова и похищение Рукатовой как-то связаны, если только это не дикое совпадение. Но Гуров помнил и более невероятные совпадения, и причин этому мог придумать прямо сейчас несколько. Например, группа из двух человек зарабатывает на жизнь выполнением как раз таких вот заказов: убить, похитить. Ничего необычного. Или второй вариант – с Рукатовой просто ошиблись, не ту похитили, может быть, Макарову отомстили за связь с Мариной Шароновой. Дождались, когда она утром уйдет, вломились к любовнику и убили. При чем тут похищение Рукатовой теми же лицами? Узнали об их переписке в Интернете и решили наказать и ее. Может, у Марины Шароновой существует тайный и очень злобный воздыхатель. Мало ли неадекватных людей на свете.
Вашутин вошел в кабинет, положил перед Гуровым на стол несколько бланков и с явным удовольствием опустился в кресло у стены.
– Ну что на них есть? – отложив результаты экспертизы, спросил Лев.
– Окороков не судим, нет его пальчиков в базе данных МВД. А вот второй есть. Волков Борис Леонидович. Десять лет назад отмотал небольшой срок за мошенничество. Кличку прилепить ему успели, видимо, не угомонился со своими аферами и в зоне.
– Кличка наверняка Волк? – спросил Гуров. – У уголовников всегда было плохо с фантазией при выборе «погоняла».
– Не поверите, но не Волк, а Вылк.
– Да? – удивился Гуров, просматривая бланки. – Это что-то интересное. Почему Вылк?
– Ну, этого нам пока не узнать. Надо поднимать на него всю «историю болезни».
– Поднимем. Давай командуй, чтобы нам этого Окорокова сюда привели.
Задержанный вошел, придерживая брюки и шмыгая по полу тапочками. Ремень у него отобрали перед водворением в изолятор временного содержания, а ботинки забрали на экспертизу. Гуров окинул взглядом плечистую фигуру парня, рельефную грудь, выпиравшую под футболкой, и у него сразу заболела спина в том месте, где он ударился о камень, подсекая ноги бандита и свалив на себя девушку и ее похитителя.
– Садись, – кивнул Лев на стул у стены.
Окороков сел, продолжая угрюмо глядеть мимо полицейских в стену. Он не показывал своей независимости, не пытался казаться храбрым. Понимал, наверное, что все ниточки оперативники со следователем все равно размотают и срок ему грозит за все его художества приличный. Должен бы заговорить, подумал Гуров, разглядывая Окорокова, у него сейчас одна задача – срок себе уменьшить максимально.
– Ну что, Окороков Владислав Петрович, – спросил Вашутин, – свежие мысли в голову пришли, пока сидел в камере?
– Откуда там свежим взяться, – скривился в ухмылке задержанный, – там у вас вонища.
– Ну, извини, – развел руками майор. – Если бы мы там цветы сажали, то пахло бы цветами, а мы туда сажаем таких, как ты, вот и пахнет отбросами общества.
Окороков хмыкнул, зло стиснул зубы и отвернулся к окну. Это должно было означать обиду, нежелание разговаривать, но Гуров не в первый раз видел таких вот ребят с гонором, которые ломали комедию, когда их уже взяли с поличным, с явными доказательствами.
– Обиделся? – спросил он. – Странный ты парень, Окороков.
– Не страннее вашего, – буркнул задержанный.
– Очень даже страннее, – спокойно возразил Лев, по опыту зная, что вот такой спокойный уверенный тон больше всего выматывает бандитов. Потому что они чаще всего люди неуравновешенные, эмоциональные, да и перспективы в момент допроса у них не самые радужные. – Мы ведь ничего необычного от тебя не требуем. Ты был задержан с оружием в руках, когда насильственно удерживал похищенную вами с приятелем девушку, и дважды в нас выстрелил. Как же нам о тебе говорить, когда ты совершаешь преступления, когда от тебя страдают ни в чем неповинные люди? Получается, что и на улицу выйти нельзя, когда там ты и такие, как ты. Вы же все, что угодно, сделать можете. А людям это надо? Вот поэтому вас и не уважают. Сам виноват, а еще обижаешься.
– Воспитывать будете? – дернул плечом Окороков.
– Нет, воспитывать тебя будут в колонии. А мы допрашивать тебя будем. С какой целью вы похитили девушку, которая была в вашей машине в момент задержания?
– Ее не похищали, она сама села в машину. Подзаработать решила, шлюха.
– Грубо, Владик, очень грубо, – неодобрительно покачал головой Гуров. – Говоришь ерунду, не изучив объект похищения. Девушка эта вполне состоятельная, она учится в Лондоне и живет такой жизнью, которая тебе и не снилась. Есть свидетели похищения, несколько человек видели, как у ротонды вы схватили ее и насильно затащили в машину. Повторяю вопрос: зачем?
– Пошутить хотели, – усмехнулся Окороков. – Хулиганы мы.
– Хитро. Но на статью по «хулиганке» ты рассчитываешь напрасно. Ты про оружие забыл.
– Так нашли. Думали, что это «травмат». Кто же знал, что ствол настоящий? Я за затвор его не дергал, магазин не доставал. Вот, – оживился Окороков, – я его в полицию хотел сдать, только не успел.
– И после первого же выстрела боевым патроном ты не понял, что это не травматическое оружие, и сделал второй выстрел в меня? Не вяжется, Владик.
– Я тогда плохо соображал! У меня друг погиб по вашей вине, кстати. Вы чего за нами гнались, мы же думали, что вы бандиты. И стрелял я в состоянии аффекта, ничего от страха не соображал.
– Соображал ты действительно туго. А кто твой друг? Ты его другом назвал.
– Он… э-э, не местный вроде. Мы с ним в кабаке познакомились. Он то ли Вовой назвался, то ли Сашей. Не помню.
– А ты его другом назвал!
– А для меня все люди братья и лучшие друзья. Я люблю людей.
– Ты со своей любовью очень много следов оставил в пятой квартире дома номер восемь по улице Черноморской сегодня утром. Зачем вы убили гражданина Макарова?
– Чего? Какие следы? – начал глупо спрашивать Окороков, явно не ожидавший такого поворота.
– Ты, Владик, не валяй дурака, – посоветовал Гуров. – Твоя «хулиганка» здесь не прокатит. Ты, может, не все знаешь, тебя, может, не во все посвятили, но тут тянет на ряд преступлений, совершенных по предварительному сговору с корыстными побуждениями в составе организованной преступной группы. Ты думаешь, что полковник из Главного управления уголовного розыска страны приехал к вам в Сочи просто так? Позагорать? За твоими дружками тянется «хвост» по всей стране. И ты им нужен был как местный и еще как человек, который в компьютерах разбирается и может в социальные сети залезть на чужие странички. Кто с тобой был в квартире в момент убийства? В кроссовочках, а? Откуда на твоих ботинках кровь убитого Макарова? Ты напрасно надеешься, Владик, отделаться парочкой годков или пятерочкой.
– А что вы мне можете приписать… – начал было Окороков.
– А 209-ю не хочешь? Знаешь, что это за статья? Бандитизм – это участие в устойчивой вооруженной банде или в совершаемых ею нападениях. И наказывается это уже лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет. А на тебе кровь, Окороков. Не забывай! И оказание сопротивления работникам полиции во время задержания в момент, учти это, совершения тобой особо опасного преступления.
– А что вы мне можете приписать… – начал было Окороков.
– А 209-ю не хочешь? Знаешь, что это за статья? Бандитизм – это участие в устойчивой вооруженной банде или в совершаемых ею нападениях. И наказывается это уже лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет. А на тебе кровь, Окороков. Не забывай! И оказание сопротивления работникам полиции во время задержания в момент, учти это, совершения тобой особо опасного преступления.
– А я не знал, что вы из полиции, на вас формы не было, – хриплым от волнения голосом заявил задержанный.
– Не придуривайся! – повысил голос Гуров. – Хотя ты можешь и не знать по молодости и глупости, что суд не примет во внимание этот твой детский лепет. За вашей машиной через весь город летели несколько полицейских машин с включенными спецсигналами, у вас в машине похищенная девушка, после аварии вас пытались остановить двое мужчин, пусть и без формы, пусть и не представившиеся работниками полиции, но один из них был с табельным оружием, и одно это уже должно было любого нормального человека навести на мысль, что это полиция. Вы знали, что наша машина гонится за вами, ты сам мне это заявил недавно. Не прокатит, Владик, даже не тужься.
Окороков молчал, глядя на свои ноги в тапочках, морщил лоб и покусывал губы. А Гуров продолжал добивать его, понимая, что молчать нельзя, что нужно додавливать задержанного, хоть до истерики его довести.
– Если бы мы вас пытались задержать после проезда на красный сигнал светофора, то суд учел бы твое неведение. Но в городе был объявлен «план-перехват» из-за похищения вами девушки. И девушку «пасли» оперативники. Вам просто повезло, что вас там, у ротонды, не перестреляли. Никто не ожидал вашей выходки, за ней следили по другой причине.
– Черт, вот ведь… – прошипел Окороков и, шевеля желваками и оторвав взгляд от унылых потертых кожаных тапок на своих ногах, уставился в окно.
– Хорошо за окном, – перехватил его взгляд Гуров. – Птицы, ночные запахи, звезды, море и девушки! А ты где-то под Магаданом на «строгаче», хотя можешь и доски пилить на пилораме под Рязанью.
– Че вы от меня хотите?
– Вот это разговор, – похвалил Вашутин. – Ответим тебе одним словом – сотрудничества. Это означает, что мы спрашиваем, а ты отвечаешь.
– Короче, я не знаю, кто девку заказал, – начал бубнить Окороков. – Мне предложили «бабла» подзаработать, я согласился.
– Кто предложил?
– Не тяни из меня начальник кишки, а то мне их обрежут. Здешние предложили. Хочешь в дело, давай. Вот тебе человечек, зовут Волком. Идешь с ним и помогаешь во всем. Закончите, он тебе «бабла» отстегнет, и свалишь из города на годок-другой… покантуешься, а когда все уляжется и забудется, вернешься. Такой базар был.
– Значит, его кличка Волк?
– Да. Больше о нем ничего не знаю, не разговаривали ни о чем.
– Ну а по жизни ты о нем что-то можешь сказать? По поведению, манерам, словечкам из воровского жаргона?
– Знает. Но не использует. Он какой-то двуличный, этот Волк. То чувак из высшего общества, того и гляди по-английски заговорит, а то блатняга. А может и навороченным кентом прикинуться. Что и зачем – он не объяснял. Даже не знаю, куда он девку отвезти хотел.
– С кем Макарова убивали?
– Какого? – коротко спросил Окороков.
– А на тебе много трупов? – удивился Гуров.
– Не лови, начальник. Этого, на Черноморской? Не хотели его убивать. Он сам в бутылку полез. Нам Волк сказал, что у него девка в квартире, вот и хотели ее по-тихому взять. Его бы просто по «чердаку» стукнули, и делов-то. А он крутого стал строить из себя. Случайно его завалили. Это я без понтов, начальник.
– Волк эту девушку в лицо знал?
– Да. Он и мне фотки ее показывал на всякий случай.
– Кто третий был в квартире?
Окороков отвел глаза, потом медленно опустил голову. Ясно, что сдавать своего подельника ему не очень-то хотелось. Гуров понимал его и не собирался ломать раньше времени.
– Слушай меня, Владик, – почесав бровь, заговорил он. – Ясно, что сдавать своего тебе не хочется. Понимаю и не осуждаю. Но сдавать придется, потому что ты проиграл, а мы выиграли. Таков закон. Но мы можем пойти друг другу навстречу. Во-первых, мы сейчас беседуем без протокола. То, что мы от тебя узнали и узнаем еще, – это все считается оперативной информацией. Мы не обязаны ее разглашать никому, даже следователю. Мы имеем право не называть источник информации даже своему собственному начальству. Тут у нас строго. Поэтому я тебе предлагаю вот что. Никто пока не знает, что Волк погиб, тело лежит в морге одной из клиник как неопознанное. Это мы постарались и продержим его там и неделю, и две. Никто на тебя не подумает, что ты сдал третьего. Если тебя в камере спрашивать кто-то начнет, и ты поймешь, что человек владеет информацией, не говори, что видел мертвого Волка. Говори, что его повязали вместе с тобой, и он ранен. Все будут думать, что он сдал своих помощников, и тебя, и третьего. Мы уж постараемся, чтобы в вашей среде все так и думали. А Волк ведь мог потом и умереть от ран. От травм, не совместимых с жизнью.
– Я должен подумать, – ответил Окороков.
– Подумай, но недолго. А пока посмотри вот эти фотографии. – Гуров бросил на стол несколько фотографий Маслова. – Знакома тебе физиономия?
– Нет, не видел такого. Он не блатной.
– Хорошо. А вот это лицо знакомо? – выложил Лев несколько фотографий Николая Ивановича Рукатова.
– Этот? – пожал плечами Окороков. – Видать сразу, что большой начальник. Я в таких кругах не вращаюсь, не встречал такого.
– Ладно, а вот это лицо? – На стол перед задержанным легла фотография Надежды Рукатовой.
– Не, начальник, – снова отрицательно покрутил головой Окороков и, поймав недоверчивый взгляд Гурова, поспешно добавил: – Точно, ну! Зуб даю, что не вру. Мне резона нет.
– А эту? – Гуров показал изображение лица девушки, которая приезжала на квартиру в «Лагуна-Бич» в Таиланде вместе с Масловым.
– Рисунок, что ли? Нормальной фотки у вас нет, – понимающе кивнул Окороков. – Нет, начальник, опять «порожняк». А кто все эти?
– Это, Владик, люди. Люди, так или иначе, причастные к одному делу, в которое ты ввязался и участие в котором тебе может дорого обойтись. Тут дело не в этой девушке, которую вы похитили, тут все очень сложно.
– Ее папаша большой босс? Или крутой бизнесмен?
– Все еще хуже, – складывая фотографии, ответил Гуров. – Так что ты думай быстрее и решайся. Только не ошибись.
– Ну, че тут думать, – вздохнул Окороков. – Ладно, пойду в полную «сознанку», только… как обещали. Не «палите» меня.
Перед отъездом Гуров снова навестил Ирину Рукатову. Девушка стояла у окна палаты и быстро обернулась на звук открывающейся двери.
– Это вы?
– Ну не приведение же, – улыбнулся сыщик, подходя к тумбочке в изголовье кровати Ирины и выкладывая из пакета фрукты, две коробки сока, конфеты.
– Ой, это все мне? Да вы что, меня же, наверное, выпишут скоро. Спасибо вам огромное, Лев Иванович. Я уже чувствую себя лучше. И голова после сотрясения не болит, и ушибы с порезами заживают.
– Огорчу тебя, Ириша, – садясь на стул, сказал Гуров. – Тебе выписываться пока нельзя. Опасно. Лучше никому не знать, что ты здесь, что ты жива.
– Так все плохо? А о маме вести есть?
– Отвечаю по порядку. Все еще плохо, и тебе еще опасно появляться на людях. Мы так до конца и не поняли, кто и зачем тебя похищал. И отцу о тебе знать пока не надо. Пусть помучается немного ради общего дела.
– А-а, значит, санитар у входа в палату – это и не санитар вовсе?
– Нет, это боец полицейского спецназа, который тебя охраняет. И еще, Ириша. Не забывай, что ты тут лежишь под чужой фамилией. И никто не должен знать, что ты Ирина Рукатова, что тебя похищали. Даже следователь тебя трогать не будет до поры до времени, потому что дело будет вести не местный следователь, а целая оперативно-следственная группа из Москвы.
– Вы большой начальник, Лев Иванович?
– Очень большой, – засмеялся Гуров. – А что?
– Помогите нашей семье. Вы ведь можете. Мы столько дров наломали с матерью. Нам помочь надо. Помогите найти маму!
– Найдем, Ириша, обязательно найдем. Даю тебе слово!
Глава 8
– Александр Николаевич, дорогой! – Крячко, говоря по телефону, сделал добродушное лицо, и на него оглянулись две девушки, лежавшие на шезлонгах у бассейна. Пришлось убрать телефон от лица, прикрыть его ладонью, улыбнуться девушкам и, делая большие глаза, заявить: – Девочки, не смотрите так, это не то, что вы подумали!
Девушки прыснули, вскочили с шезлонгов и бросились к бассейну. Крячко проводил их томным вздохом и снова приложил к уху телефон:
– Прошу прощения, Александр Николаевич, отвлекают тут постоянно. Сами понимаете, обстановка рабочая. Так я прошу вас, вы же в постоянном контакте с местными службами, запросите данные только на одного пассажира. Причину-то придумать вам несложно, вы лучше знаете, что их убедит. Да и тайцы не очень любопытны, как мне показалось. Что? Да-да, диктую. Маслов Максим Сергеевич. Данные его заграничного паспорта нужны? Могу продиктовать.