Она не сопротивлялась – может, была в обмороке. Дракон поднялся метров на триста, я ждал неизбежного… Выбрался из своего укрытия, теперь не страшно, пустынные драконы никогда не хватают несколько жертв за раз. Перегруза избегают, что ли? Чудовище, несшее Наташу, удалилось примерно на километр и… (мне показалось?!) начало так же неспешно терять высоту. Когда его змееподобные щупальца коснулись земли, с одного из них соскользнула крошечная фигурка… Вслед за этим дракон, словно оттолкнувшись от земли, вспрыгнул с протяжным фырканьем вверх и величественно направился в ту же сторону, откуда недавно так эффектно пожаловал.
Я проводил его ошеломленным взглядом. Гудящие вздохи чудовища постепенно стихли, а на смену им пришел новый звук – ровное тихое жужжание.
Самолет, такой же, какими были наши разведчики, тихо скользил к земле. Развернулся и приземлился неподалеку от Наташи. Я заорал, замахал руками, помчался к нему. Я все еще бежал, когда он снова развернулся, примериваясь против ветра, и начал разбег.
– Стойте! – хрипел я, – Подождите!! Меня забыли!..
Рокот мотора растаял в небесах. Я остановился, тяжко хватая ртом воздух, потом, не в силах устоять на ногах, рухнул на четвереньки. Повсюду расстилалась покрытая цветочным морем степь. Желтые, белые, разных оттенков сиреневого и красного головки качались вокруг меня под легкими порывами утреннего ветра. Поразительная, невероятная, пряная красота. И посередине ее один-одинешенек репейник – некий оставшийся в дураках гражданин.
На ум ничего не шло, кроме воя и проклятий и несколько минут я вопил в пустыне, пока не заметил миганья лампочки на переговорнике. Все это время неуклюжий аппарат на поясе настойчиво требовал к себе внимания! Я схватился за переговорник, но не успел включить прием, как огонек вызова погас.
– Алло! Здесь Одиссей Гор! – надрывался я. – Кто меня слышит, ответьте!!
Тишина. Еще раз тишина. Снова и снова – тишина. Пусть опоздавший плачет. Никто бедняжку не увидит, по головке не погладит.
Я глупейшим образом зарыдал.
10. ОГНЕЦВЕТ ДЛЯ АНИТЫ
…Отцепил от пояса и выбросил переговорник. Невеликая тяжесть, но мешает. И толку мне от него больше не было. Шел медленно, экономно – прошедший припадок отчаяния отнял силы. Показалось, что возвращается и недавняя лихорадка. Где вы, ученейший доктор с волшебными эликсирами? Мысли хаотично сплетались, перескакивали с одной темы на другую. Что искали мы здесь, в дальних пределах? Знаний, как Ян? Славы, как Перси? Чудо-оружия, как отправившая нас на погибель Хозяйка?
Остановился, вглядываясь. У самого горизонта едва различалось что-то вроде рощи. Там река. Вода. Относительная прохлада в тени крутого берега. Верной дорогой идете, товарищ, как говаривал один сказочный дедушка. А если нет – то мне уже ничто не поможет. В полдень на открытой местности будет адово пекло. К ночи превращусь в подсохший, хорошо провяленный труп.
Прикинул, что тащиться до рощицы выйдет часа полтора. Там выяснится, насколько судьба на меня обозлилась. Шаг, другой. Шаг… Травянисто цветочная поросль была, где по колено, где по пояс – такие места я обходил. Потом перестал, чтобы не сбиться с направления и неожиданно вышел к очередному растительному островку. В центре его вытянулось к солнцу диковинное растение.
Хог перехватил, поправляя, лямку рюкзака. Плечо ныло, ноги подкашивались. Вспомнилось похожее утро, но много лет назад. Тогда он был не один, с отцом. И тогда же услышал легенду об огнецвете. «Никто его не видел, никто не нашел. А тот, кто нашел, не расскажет». Раздвинул ветви. Земляная крыса шарахнулась из под ног, Хог рванул ружьищко с плеча… Тьфу ты! Неужто опоздал? Он выстрелил из обоих стволов.
Подобрал мертвого зверька – обед на сегодня есть. Глаза подводили все чаще, скоро настанет день, когда жить охотой Хог не сможет. Тогда он пойдет в деревню. Никто там Хога не ждет. Мей не стало давно, а детей в свое время у них завести не получилось – проклятая лихорадка крэг. Обдумывая временами предстоящее возвращение, Хог в глубине души понимал, что в деревню никогда не вернется.
Вышел на поляну. Посередине ее рос странный куст с узкими, похожими иглы листьями. Единственный длинный стебель качался на ветру. Ну и бурьянище! Диковинное растение показалось странно знакомым. Хог подходил все ближе и у него начала кружиться голова. Не может быть!?
Верхушка стебля заканчивалась колючим, окрашенным в цвета радуги шариком. Темно-фиолетовый переходил в нежно-голубой, затем в желтый. И в яркий алый венчик… Ветер донес дурманящий аромат.
«Никто не видел, никто не нашел». Раз в сто лет расцветает огнецвет. Только час раскрыт бутон на его верхушке. «А кто нашел – не расскажет». Потому что никто не поверит красивому молодому парню, что он – Хог, хилый, страдающий ревматизмом старик, живущий когда охотой, когда воровством. Потому что сам Хог не захочет, чтобы кто-то еще завладел сокровищем.
Огнецвет. Возвращенная молодость. Мечта всех людей. Огнецвет. ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ.
Он, Хог – избранник. Не случайно услышал в детстве легенду. Не случайно. Ему назначено найти, а, найдя, не пройти мимо в слепоте незнания. В метаниях прошла жизнь – не жаль. Поиск был смыслом ее и целью. Теперь мучительная, трудная дорога окончена – она предтеча другого, настоящего пути.
Раздувшимися ноздрями Хог жадно втянул волшебные миазмы. Выпрямился, запрокинув голову в ясное бездонное небо, от которого слезились глаза. Рассмеялся, ощутив, как возвращаются в тело, казалось навсегда оставившие его силы.
И умер.
Я очнулся от странного полусна-полуобморока лежа на спине. По мне ползло что-то насекомое и членистоногое, но сквозь одежду я его не чувствовал. Подобралось к лицу, я задержал дыхание. Это пошевелило усиками и уползло своей дорогой. Какой-то его летучий собрат назойливо жужжал сверху. Скорей бы убрался. В жарких краях малые мира сего бывают весьма ядовиты. Невидимка послушался, и звук его полета постепенно затих вдали.
Звук…
САМОЛЕТ!!
Я вскинулся, как укушенный. Поздно! Неразличимый, но еще слышный, он покидал меня – удача, которую я дважды упустил. Трижды! Я же бросил, неизвестно где, свой переговорник! А ведь портативная рация достает на десяток-другой километров – я мог бы воззвать о помощи. Мог бы…
Поспешно вытащил из кармана плитку концентрата – не шоколад, тот размяк бы на жаре, но такой же калорийный. Под бумажной оберткой, которую я, рыча, сорвал зубами, обнажилась блестящая поверхность фольги. Импровизированным зеркальцем стал пускать солнечные зайчики в направлении горизонта, туда, где исчез самолет.
Он вернулся через пару минут, а я продолжал сигналить, зная, что пилот ежесекундно ощущает колющие глаз мелкие вспышки. Любой летчик поймет, что это – просьба о помощи.
Самолет сделал круг надо мной, тут уж я орал, приплясывал, и махал руками. Приземлился он так же красиво, как в первый раз. Похожий на медвежонка пилот выбрался из кабины, спрыгнул на землю. Потоптался, словно пробуя ее на прочность, ответно махнул мне рукой. Расплылся в ухмылке. Я кинулся к нему.
– Живой?! – я облапил Придурка к вящей его радости, а он жадно чмокнул меня в губы.
– Ян с Натой сказали: обыскать округу – ты где-то здесь.
– Ян?!..
– Все живые. Кто в лагере остался, – бодро сообщил Придурок и снова полез целоваться.
– Что-то мне плохо, – скорбно сообщил я, и Придурок буквально под руку довел меня до железной пташки, подсадил в кабину. За креслом пилота было достаточно места, чтобы втиснуть багаж, сейчас его роль играл я. Как раньше Наташа. Скрючившись за спинкой сиденья наподобие йога, я мог только видеть руку Придурка, лежащую на ручке управления. Мягкие, почти незаметные, ласковые движения человека, знающего свое дело. Через час с лишком мы приземлились.
Я узнавал и не узнавал наш лагерь. Узнавал и не узнавал обступивших меня людей. За одним исключением – Яна ни с кем не перепутать.
– С возвращением, Одиссей, – он протянул мне руку. – Рад видеть вас невредимым.
Следом я пожимал другие руки, отвечал что-то, улыбался. Пока кто-то не спросил смеясь:
– Одди, а что за лютик ты с собой приволок?
Колючий шарик всех цветов радуги с ярко-красным венчиком – он держался на одежде, словно приклеенный.
– Медаль за отвагу, – ответил я.
– Огнецвет… – сказал кто-то.
– Похож. Но от настоящего огнецвета нам сделалось бы дурно, – снова встрял Ян. – А это – редкий вид репейника.
– А вы видели настоящий, Ян?
Наташа! Она стояла рядом, притворяясь, что не замечает меня, и ластилась к Яну.
– Нет, – обронил Ян.
– Откуда ж знаете? – не сдержался я.
– Огнецвет… – сказал кто-то.
– Похож. Но от настоящего огнецвета нам сделалось бы дурно, – снова встрял Ян. – А это – редкий вид репейника.
– А вы видели настоящий, Ян?
Наташа! Она стояла рядом, притворяясь, что не замечает меня, и ластилась к Яну.
– Нет, – обронил Ян.
– Откуда ж знаете? – не сдержался я.
– А я не знаю, – усмехнулся наш гений. – Сказку слышал.
Он опирался на суковатую палку, заменившую ему трость. Позже я узнал, что смерч прошел по лагерю, уничтожив половину палаток, ни в одной из которых не оказалось людей. Раздербанил три самолета, кроме того, рядом с которым возился Придурок. А с Яном вышла и вовсе мистика. Когда черный столб приблизился к нему, Ян рефлекторно выставил трость вперед, словно защищаясь. Ревущий хобот смерча взвился вверх и исчез среди туч. Вместе с тросточкой ученого мужа! Это, кстати, говорит об очень резкой границе смерча, который представляет собой вовсе не воздушный вихрь, а вращающийся огромный дождевой жгут.
Все это я узнал потом. А сейчас, удивляясь собственному льстивому тону, сказал, отцепивши от себя яркий репейник:
– Цветы для прекрасных дам!
– У меня на бурьяны аллергия, – Наташа спряталась за спиной Яна, оставив меня стоять дурак-дураком.
– А дайте сюда! – девчушка худенькая, но вполне уже взрослая протянула тонкую загорелую руку. – Вы не за той девушкой ухаживаете, там вам не отломится. Кстати, я не успела познакомиться с ней.
– Помощник картографа – Наташа Вернер, – я не смог скрыть удивления оттого, что вот эту молодую особу вижу впервые. Она – не из наших!
Одета почти так же как я, в белый «пустынный костюм» с откинутым капюшоном, но более изящного кроя.
– Анита Гариг.
Мой «огнецвет» уже украшал ее светло-каштановые волосы. Вот такое у меня получилось свести знакомство. С дочерью всесильного военного министра Эгваль – Натаниэля Гарига. У меня на языке вертелись фразы типа: «О, каким чудным превратностям судьбы я обязан радостью нашей встречи», но Анита не дала мне раскрыть рта.
– Вон наш транспорт! Папа сказал: «Надо спасти несчастных неудачников. Они зовут-зовут на помощь, а того и не знают, что их команда поддержки заменена нашей». Он, конечно, не думал отпускать с командой и меня, но я его провела!
Я посмотрел, куда показала Анита. Большущий, пузатый четырехмоторный высокоплан. Военный воздушный грузовик, способный взлетать с грунта. Яну с Перси удалось наладить радио успешнее нас с Наташей, но на помощь они дозвались не тех. Не внедренный давно отряд, замаскированный под местных жителей, а армию Эгваль. Впрочем, не так все плохо, если правильны мои догадки о шпионском хобби Наташи. Пусть замолвит за меня словечко перед здешними властями.
– Вы сказали: «помощник картографа?» А где… – Анита опять сбила меня с мысли.
Я сообщил Аните, что Эвишка погибла вместе с оставшимися на борту «Бродяги».
Осекся, увидев ее слезы. Всхлипнув, она сказала:
– Эвита… была настоящим патриотом…
Хорошо, что Анита плакала. Потому и не заметила, как вытянулось у меня лицо.
Грузовой отсек (наскоро переоборудованный для перевозки людей) походил изнутри на обширный металлический гараж и пропах машинным маслом и потом. Набилось нас туда как… ну, эту расхожую фразу все знают. Короче, с нами не цацкались. Эгвальских десантников было не больше полутора десятков, все злые и вооруженные до… этот литературный штамп тоже затаскан. Нам ясно дали понять: кто возникнет – получит в рыло. Спасители, называется.
Разбег на взлете был долгим, тряским, мучительным. Наташа, позабывшая на меня злиться, сидела рядом, закусив губу. Не любительница авиапутешествий, ясно. Да и то, после всех передряг взять и грохнуться будет до слез обидно. Но, помня, что сейчас в десантном отсеке Анита Гариг не страшится разделить общую для всех судьбу, я держался достойно.
Жестокие и смелые люди, что ни говори, а пришли нам на помощь. Пусть ради своих собственных (и Эгваль?) интересов. Сажать на грунт тяжелый самолет с невыработанным топливом (назад-то надо лететь?) – смерти подобно. Они совершили этот трюк. Остатков горючего хватит, чтобы перепрыгнуть обратно через Южный хребет, потом, очевидно, посадка для дозаправки.
В высшей точке полета мы страдали от холода и кислородного голодания. От болтанки тоже. Скоро в нашем металлическом склепе было не продохнуть от запаха блевотины. Картина, что и говорить. Эпическое полотно «Победное возвращение».
На исходе третьего часа дышать стало легче. Уши закладывало, я изо всех сил сглатывал, но помогало слабо, так быстро мы снижались. Лязг, толчок, от которого многие вздрогнули – вышло шасси. Через несколько минут мы приземлились.
Снаружи было жарко, душно, сумеречно. С приближением ночи зажглись вдоль бетонной полосы посадочные огни, их вереница что-то мне напомнила. «Светлый путь». Среди недружелюбных людей в недружелюбной стране мы тащились, словно стадо баранов. Наташа уцепилась за мой локоть, не от нежности вдруг нахлынувших чувств, а чтоб не шмякнуться оземь. Физиономия у нее была изжелта-бледная. Я тоже чувствовал себя неважно. Эти кретины, что нас подгоняют, не соображают, что людям давно пора сходить по нужде? Или это такое же элементарное издевательство, часть процедуры по подавлению воли?
Нас загнали в какое-то строение, кто-то рявкнул:
– Оправиться и выходить! Живее!
Ничто не может сравниться с блаженством, охватывающем долго не отливавшего человека, когда ему удается совершить это действо. В эйфории я пребывал ровно столько, сколько понадобилось, чтобы дойти до выхода. Меня решительно взяли под микитки, завели руки за спину, защелкнули наручники. Я не сопротивлялся. Так поступили со всеми, кроме Наташи. Увидев людей, собравшихся ее заковать, она с самым покорным видом выставила вперед сведенные вместе руки. И наручники ей надели спереди. Хм. Молодец.
Группу нашу довели до другого самолета, теперь пассажирского, впихнули в салон и пристегнули к креслам. Как потенциальные недруги Эгваль мы были почти обезврежены. Полностью, это когда тебя пристрелят. А так, видно будет – посмотрим.
Наташа опять оказалась рядом со мной. Впереди, через два ряда, ссутулился на своем месте Ян. Хреново бедняге. Нам предстоял еще один рейс. С еще одной, как позже выяснилось, посадкой.
После мучительного двойного перелета, сна урывками, насмешек охраны нас доставили в… я не понял куда. Наручники на нас больше не надевали. Жалкий сброд, никому мы больше не были опасны. «Островитяне», надменные, гордые, заявляющие права на руководство Миром. Гляньте на них. Посмейтесь. Сплюньте презрительно.
«Голос народа». 6 февраля 1358 года. Понедельник. Остатки организованной Хозяйкой Острова экспедиции к центру Мира, спасены вооруженными силами Эгваль. Пострадавшим оказана необходимая медицинская помощь. После отдыха и лечения все уцелевшие участники этой неудачной и крайне плохо спланированной акции будут отправлены на родину.
Заметку сопровождало фото тридцати пяти плохо одетых личностей с грустными физиономиями. Один из них… Точнее одна – в провальном предприятии участвовала еще и женщина. Опустила голову, словно от нестерпимого стыда, так что темная шевелюра скрыла лицо. Рядом черноволосый молодой человек, толи поэт, толи художник, в глазах романтическая тоска. Пусть никто не принимает меня всерьез – это все, чего я хочу.
Поселили нас в некоем казарменном корпусе, в пустующем спортивном зале. Вот тебе тюфяк, вот подушка. Зубная щетка и мыло, чтоб не сильно вонял. Комплект одежки: брючата, футболка, легкая курточка – всё одного фасона. Умывальник и удобства по коридору налево. Ясно? Рассчитайсь, список душ представить каптенармусу – кормить-то вас надо?
Рассчитались. Переписались. Все дармоеды и неудачники оказались на месте, кроме Придурка. Куда, к черту, он подевался?! С момента, как нас почти насильно эвакуировали, я ни разу его не видел.
Следующим утром я проснулся оттого, что кто-то через меня перешагнул. Наглость, вообще-то. Потянуло сквозняком, кто-то крикнул:
– Ната, закрой дверь!
– Эта девушка в сарае родилась, – добавил другой голос.
Я повернулся на бок, приподнявшись на локте. Наташа, уже в казенных брюках и футболке, обернулась в дверях:
– Вставайте! Все равно спать не дадут.
И отправилась в умывальную. Мы, конечно, держали паузу, минут в пятнадцать, чтобы дать ей время управиться. Никто из наших спасителей-пленителей вчера не принял во внимание, что среди нас есть женщина. Наташа не стала протестовать, постелила тюфяк в углу и в дальнейшем держалась скромно, но без стеснения. Наподобие единственной сестры среди толпы братьев.
Походя сказанное, ее пророчество сбылось сразу. На пороге возникло нечто розовощекое, форменно-обряженное, погонисто-лейтенанистое. Оно сказало: