Последний раз императрица Александра Федоровна обновила свои покои в Александровском дворце в ноябре 1852 г., когда столярный мастер Якобс установил в опочивальне императрицы две витрины орехового дерева с зеркальными стеклами, оклеенные внутри бархатом (по 140 руб. за витрину) для хранения бриллиантов. Эти витрины видны на акварели Э.П. Гау (1861 г.).
Император Николай I.
Худ. В.Д. Сверчков. 1856 г.
Императрица Александра Федоровна.
Худ. К. Робертсон. 1852 г.
Последний раз при Николае I вопрос о косметическом ремонте парадных залов Александровского дворца был поднят в 1853 г., когда, согласно рапорту от 10 декабря в Царскосельское Дворцовое правление, архитектор И.А. Монигетти при осмотре Круглого зала выявил «порчу на стенах по фальшивому мрамору» и предложил «сделать все вновь под фальшивый мрамор на английском цементе по примеру сделанному в Турецкой Ванне, но не белый, а с прожилками… или просто оштукатурить. и покрыть колером». Однако архитектор отмечал, что, хотя последний вариант и более дешевый, но при этом главный парадный зал «по величине гладких плоскостей потеряет весь вид».[261] Кроме этого, в рапорте Монигетти упоминает, что скульптор Ботт берется восстановить первоначальный облик фальшивого мрамора по цене в 90 коп. сер. за кв. аршин.
Однако этот проект не был осуществлен, поскольку осенью 1853 г. Россия вступила в войну с Турцией, которая весной 1854 г. переросла в Восточную (Крымскую) войну. Поэтому к этому вопросу вернулись только после прекращения войны в 1856 г.
Когда в феврале 1855 г. в Зимнем дворце умер Николай I Александровский дворец начал постепенно запустевать, поскольку центр придворной жизни во время пребывания в Царском Селе Императорского двора переместился в Зубовский флигель Екатерининского дворца. В Александровском дворце продолжала жить императрица Александра Федоровна. Ремонты если и случались, то они носили, как правило, косметический или интерьерный характер.
А.Ф. Тютчева. 1862 г.
Так, в 1855 г. в правом флигеле дворца оборудовали квартиру (гостиная, столовая и спальня) для фрейлины трех императриц графини Е.Ф. Тизенгаузен, которая вскоре перешла на должность помощницы А.Ф. Тютчевой, воспитательницы младших детей Александра II.
22 июня 1856 г. архитектор Монигетти возобновил хлопоты по ремонту парадных залов, начатые им еще при Николае I. Он сообщил начальству, что все тот же «скульптор Бота» гарантирует исправление фальшивого мрамора в парадных залах за 1,5 месяца по цене в 1000 руб. сер., давая при этом годовую гарантию на свою работу. В рапорте Монигетти пишет, что в Круглом зале и двух смежных с ним парадных залах «имеются с давнего времени трещины». При этом восстановление первоначального колера фальшивого мрамора довольно сложно и неизбежно «поправленные места будут заметны». Поэтому архитектор предлагал изменить первоначальный облик зала, заполнив трещины «голубым составом, что будет изображать как бы жилки и придаст существующему белому мрамору вид каррарского 2 сорта».
Е.Ф. Тизенгаузен. Худ. И.Г. Григорьев. 1820-е гг.
Доводы Монигетти показались руководству убедительными, и 7 июля 1856 г. Александр II высочайше повелеть соизволил: «…допустить к исправлению фальшивого мрамора на стенах в трех комнатах Нового Царскосельского дворца». Скульптор Ботт свои обязательства выполнил в полном объеме, и в марте 1861 г. Монигетти докладывал руководству, что «означенный мрамор до сего времени хорошо сохранился».
Императрица Александра Федоровна.
Худ. Ф.К. Винтерхальтер. 1856 г.
В последние годы жизни императрицы Александры Федоровны в Александровском дворце светская жизнь практически прекратилась. Императрица почти ослепла и фактически не покидала своих комнат. Поэтому в Александровском дворце постепенно начались «ликвидационные работы». Так, сцену для любительских спектаклей, периодически устанавливавшуюся в Полуциркульном (Круглом) зале Александровского дворца с 1842 г., в 1858 г. демонтировали. Весной 1859 г. все ее элементы и декорации передали в Китайский театр.[262]
Великий князь Михаил Николаевич.
Худ. М. Зичи. 1852 г.
Великая княгиня Ольга Федоровна.
Худ. Ф.К. Винтерхальтер. 1857 г.
В январе 1856 г. приняли решение провести ремонт комнат великой княгини Марии Николаевны, располагавшихся к этому времени на втором этаже левого флигеля Александровского дворца. Дело в том, что эти работы планировались еще в 1855 г., но после смерти Николая I проект на некоторое время заморозили, поскольку Александр II повелел «работу сию отложить до более удобного времени». Весной 1856 г. архитектор Монигетти, выполняя распоряжение, составил смету и описание предполагаемого ремонта. Судя по «Описанию ремонтным работам 1856 г…», в комнатах великой княгини предполагалось: 1. В гостиной комнате покрасить стены и покрыть лаком паркет; 2. В двух детских комнатах – оклейка обоями стен, покраска стен, покраска соснового пола масляной желтой краской. Такие же работы намеревались провести и в гардеробной комнате.[263]
В 1857 г. в Александровском дворце оборудовали комнаты для очередных молодоженов – великого князя Михаила Николаевича и великой княгини Ольги Федоровны.[264] 31 мая 1857 г. Главноуправляющий Дворцовыми правлениями генерал от артиллерии Я.В. Захаржевский получил из Строительной конторы Министерства Императорского двора следующее предписание: «Вследствие данного Его Императорским Величеством разрешения Великому Князю Михаилу Николаевичу после бракосочетания осенью нынешнего года и на будущее время проживать в Новом Царскосельском дворце, предназначенные для помещения Его Императорского Высочества апартаменты требуют, в числе прочего, некоторой отделки по строительной части».[265]
Поскольку все работы предписывалось закончить к осени, архитектор Монигетти немедленно составил смету (2867 руб. 41 коп.), предполагавшую легкий интерьерный ремонт, сводившийся к обновлению штор и перетяжке новой тканью стульев и диванов. Предполагалось отремонтировать 10 комнат бельэтажа левого флигеля, которые затем обставлялись мебелью, купленной у давнего поставщика Императорского двора А. Тура. Для подготовки комнат к ремонту пришлось убрать из них 102 картины и застелить паркетные полы клеенкой.
Работы выполнили в срок, и 23 августа 1857 г. великий князь Михаил Николаевич уже осматривал готовые комнаты. Естественно, были пожелания. Так, 25-летний великий князь «изъявил желание, чтобы была добавлена мебель, а именно в Опочивальне Ея Высочества одну витрину для бриллиантов, подобно там находящейся, равно умывальный шкаф с мраморной доскою и откидною крышкою, а в уборной – два платяных шкафа, подобно имеющимся и 2 вешалки на столбах».
В результате проведенных работ половину молодоженов, по классический схеме, разделили на две квартиры. Это стало возможно, поскольку дворец к этому времени опустел. Первая квартира – великого князя Михаила Николаевича – включала четыре комнаты: Переднюю, Уборную, Кабинет, Гостиную (с двумя обязательными «поплевками»); вторая – великой княгини Ольги Федоровны – семь помещений: Переднюю, Камер-юнгферскую, комнату «под Антресолями», Почивальню, Уборную, Кабинет и Приемную комнату «за перегородкою».[266]
В этих комнатах молодые провели свой медовый месяц после бракосочетания в Большом соборе Зимнего дворца 28 августа 1857 г. Отметим этот факт. Для многих поколений Романовых, начиная с Николая I и до Николая II, именно Александровский дворец становился местом, с которого начиналась их семейная жизнь.
Великая княгиня Мария Александровна, императрица Александра Федоровна и великая княгиня Александра Иосифовна. Худ. М. Зичи. 1857 г.
В начале 1859 г. «помещения», обставленные в 1848 г. для пребывающей в качестве невесты Александры Иосифовны на втором этаже левого флигеля и освобожденные ею в начале 1850-х гг. (она переехала на первый этаж правого флигеля к мужу), передали великой княгине Ольге Федоровне, супруге великого князя Михаила Николаевича.
В феврале 1859 г. гофмейстер граф Шувалов направил министру Императорского двора графу В.Ф. Адлербергу записку, в которой сообщал, что «в Александровском дворце половина великой княгини Александры Иосифовны, по приказанию Государыни Императрицы Александры Федоровны предназначается для помещения великой княгини Ольги Федоровны и, как имеющаяся там опочивальня Ея Высочества обита цветным ситцем, которые от долговременности уже слишком полиняли», предлагалось эти ситцы «исправить или заменить», а также «переменить ковер».[267] Все эти работы предписывалось закончить к 1 апреля 1859 г.
Такие сроки были связаны с тем, что «Высочайший переезд» предполагался в первой половине апреля 1859 г. и хозяйственники с разрешения министра Императорского двора начали протапливать «высочайшие помещения во избежание сырости, в особенности в покоях Императрицы». После переезда во дворец императрица Александра Федоровна пожелала поменять «чехлы на бархатную мебель в Угловом кабинете», выбрав новую ткань «по образцам, представленным мебельным фабрикантом Туром».
В 1858 г. некоторое время в Александровском дворце жила овдовевшая великая княгиня Елена Павловна, которой отвели в резиденции обширный Угловой кабинет. Отметим и то, что с 1840-х гг. и до смерти императрицы Александры Федоровны в 1860 г. в Александровском дворце сохранялись обширные покои великой княгини Марии Николаевны.
Если свести данные о последних визитах Александры Федоровны в Александровский дворец после кончины супруга, то получим следующую таблицу (см. табл. 5):[268]
Таблица 5
Императрица Александра Федоровна в эти годы продолжала жить прошлым. Свидетельством этому является установка написанной проф. Нефом картины на стекле «Ангела Молитва».[269] Последним сезоном для императрицы Александры Федоровны, проведенным в Александровском дворце, стала осень 1860 г. Императрица скончалась 19 октября 1860 г., в возрасте 62 лет, в Александровском дворце, куда она молоденькой девушкой впервые приехала 19 июня 1817 г.
После смерти императрицы ее комнаты законсервировали: мебель и картины затянули чехлами. Многочисленные вещи (более двух тысяч), делающие казенное помещение уютным домом, бережно собрали и отправили в камер-цалмейстерскую кладовую, составив подробную опись. В этой описи перечислено множество вещей, о которых нам почти ничего неизвестно. Но можно не сомневаться, что многие из них имели свою семейную историю. Что-то было подарено, что-то приобретено в заграничных магазинах, напоминая о поездках.[270] Символично, что часть этих вещей выбрала для своих комнат другая императрица Александра Федоровна – супруга Николая II.
Александр III и Мария Федоровна (1866–1880 гг.)
После смерти императрицы Александры Федоровны осенью 1860 г. Александровский дворец буквально осиротел. Конечно, там оставались половины великой княгини Марии Николаевны и великого князя Михаила Николаевича с Ольгой Федоровной, но они бывали во дворце только наездами.
В это время «сердцем» Царского Села вновь стал Екатерининский дворец, где в Зубовском флигеле с 1840-х гг. жил с семьей император Александр II. Как и его отец, он приезжал в Царское Село ранней весной, а затем, после пребывания в Петергофе, возвращался в него осенью. Баронесса М.П. Фредерикс вспоминала, что Александр II выезжал «из Зимнего 29 апреля в Царское Село, летом на 6 недель в Петергоф и по окончании маневров и лагерей возвращался обратно в Царское Село, где оставались почти до Рождества. Государь очень любил Царское Село, а Петергоф не любил».[271]
Поэтому «загородное» детство Александра III, как и всех детей Александра II, прошло в Зубовском флигеле Екатерининского дворца. Отметим, что из восьми детей Александра II пятеро родились именно в Зубовском флигеле и были окрещены в домовой церкви резиденции.[272] Хотя будущий Александр III родился в феврале 1845 г. в Зимнем дворце, уже через несколько месяцев, в конце апреля, его впервые вывезли в Царское Село.[273]
Фасад Екатерининского дворца (со стороны площади). Худ. В. Садовников
Конечно, будучи маленьким, великий князь Александр навещал своих дедушку и бабушку – императора Николая Павловича и императрицу Александру Федоровну, живших в Александровском дворце, но это были только эпизоды детства будущего императора.
По мере взросления сыновья Александра II постепенно выходили за решетку Фрейлинского садика, расположенного близ Зубовского флигеля, и все чаще оказывались на просторах Александровского парка, где внуки Николая I особенно любили играть на Детском острове и на гимнастической площадке близ крепости-руины у Белой башни. Во время этих игр будущий Александр III особенно сблизился со своим старшим братом Николаем Александровичем, которого домашние называли Никсой.
Зубовский флигель. Фото 1870-х гг.
Дети знали, что 8 сентября, в день рождения их старшего брата Николая, будет что-то необычное. Так было в 1848 и в 1853 г., когда для детей устроили фейерверк, которым они любовались с площадки Камероновой галереи. Инициатором фейерверка была, конечно, мама – цесаревна Мария Александровна. Программа салюта 8 сентября 1853 г. включала:
«1. Сигнал: шланг из бурака с белыми звездами. Букет из 50 ракет с блестящими швермерами. Первая декорация: Три 3-фунтовых фонтана с разноцветными бураками, а в промежутках между фонтанами по одному 3-х форсному колесу, украшенному разноцветными огнями.
2. Сигнал: букет из 25 разноцветных ракет. Вторая декорация: Посредине: двойное свечное колесо, с неподвижною серединою, украшенное разноцветными огнями с сиянием из разноцветных фонтанов. По сторонам: свечные колеса с неподвижными бордюрами и вертящимися серединами, украшенные разноцветными огнями.
3. Сигнал: букет из 5 бураков с разноцветными звездками. Третья декорация: Два букета римских свечей.
4. Сигнал: букет из 10 ракет с парашютами. Четвертая декорация: Посредине вензель “Н.А.” с императорскою короною в лавровом венке, окруженном разноцветными пятиугольными звездами. По сторонам: две вертящиеся пирамиды на вертящихся пьедесталах с каскадами. Во время горения вензеля салютация из бураков с белыми и разноцветными звездочками и марсовым огнем. Павильон из ракет и бураков. В заключение фейерверка освещение местности разноцветными бенгальскими огнями».[274]
Сценографом этого действа выступал некий декоратор Федор Вальц, которому императрица выразила «совершенное удовольствие» и наградила его золотыми часами с цепочкою.
Александр II на фоне Александровского дворца. Худ. Н.Е. Сверчков. 1880 г.
Об отношении мальчишек к Царскому Селу можно судить по сочинению, написанному Никсой 19 октября 1854 г., которое так и называется «Царское Село». Крупным детским почерком, с массой ошибок, 11-летний наследник писал, что на аллеях Александровского парка «вы не найдете ни одного засохшего листика не только на дорожках, но даже и на лужках». Он перечисляет многочисленные лодки, хранившиеся со времен Екатерины II в Адмиралтействе: «…одна турецкая большая лодка, длинная индейская байдарка. и старый буер…». Он пишет о матросах Гвардейского экипажа, которые обслуживали в Царском Селе многие «детские объекты»: «В одно время, я помню, содержались все посты, именно на сетке два человека, на Детском острове четыре, на трех паромах по одному…». Естественно, мальчик не мог не упомянуть о разных зверях, обитавших в императорской резиденции: «В Царском Селе есть разные интересные предметы, например: слоны, ламы, кролики, птичий двор, черные лебеди и сетка с играми и крепостью. В Петергофе же есть: («море» зачеркнуто. – И. З.) сетка, игры, кролики, олени, фазаны, охотный двор и наши куры, цыплята и голуби. В Царском Селе есть разные места, где Императрица может кушать кофе, например Ферма, домик черных лебедей, Арсенал. В Царском Селе в дождливое время много развлечений: есть большие залы, гора[275] и разные телеги и игрушки, а в Петергофе их нет, и то нам теперь стало просторнее, а прежде негде было пошевельнуться, только можно было выйти в сад. В Царском Селе у нас самое бедное помещение, но зато сухо и тепло, а в Петергофе все сыро. В Царском мы не оставили по себе памяти, кроме полу-развалившейся скамейки, сделанной в валу, и лестницы, идущей на вал… В Петергофе мы построили крепость, очистили и сделали куртину и устроили собственный садик подле мельницы».[276]
Александровский дворец. Худ. М. Майер. 1840 г.
Поясним, что «сетка» с играми, о которой упоминает Никса, ставилась летом внутри бастиона, близ Белой башни. Это была высокая корабельная мачта со всеми снастями и веревочными лестницами, окруженная у основания натянутой на столбы сеткой для прыжков. На этой мачте поначалу упражнялся великий князь Константин Николаевич, которого родители прочили в моряки, а затем и его младшие братья – Николай и Михаил. Для учителя гимнастики Л.И. Линдена это был универсальный спортивный снаряд, развивавший в мальчиках ловкость и храбрость.