– Елки-палки… – сказал Виталя. – А сейчас как?
– Полегчало. Спит… А гитара – вот. Она ему пока не нужна…
Виталя поскреб на круглой макушке искрящийся ежик.
– Грустные дела…
Дед-Сергей поправился, но прошло два дня, и случилось новое грустное дело. Кто-то перестрелял всю родню Симы. Остроухую Динку, ее взрослого брата и трех щенков. Похоже, что стреляли из какого-то оружия с глушителем – по крайней мере, никто не слышал выстрелов. Услышали только тоскливый Симин вой. Очень громкий. На пустыре за кочегаркой. Сначала туда поспешили те, кто оказался близко, а затем и другие жильцы ближнего дома. Сима сидел среди валявшихся в траве собачьих тел и выл, по-волчьи вскинув голову к небу. Иногда он вскакивал, толкал мордой одного из мертвых щенков или Динку, вопросительно оглядывался и начинал выть снова.
Пришел участковый, Михаил Аркадьевич Куликов. Сказал, что стрелять не имели права. Да, есть мнение, что бродячие собаки – существа опасные, но полагается не убивать их, а отлавливать и отправлять в питомники. А использовать огнестрельное оружие на территории жилого массива – это вообще преступление. Он, подпоручик Куликов, постарается узнать, чьих рук это дело, и «взять живодеров за шиворот».
– Только ничего им не сделают, – грустно добавил он. – В крайнем случае назначат крохотный штраф. Такие у нас порядки…
Жильцы переговаривались, что да, бывают случаи, когда бездомные собаки нападают на прохожих, но Сима, Динка и другие здешние псы никогда ни разу не гавкнули ни на одного человека, только доверчиво мотали хвостами, даже если кто-то незнакомый гладил или брал на руки их щенков.
Даже Изольда Кузьминична поддалась общей печали, хотя раньше говорила про собак иначе. Теперь она заявила, что «эти бедняжки были не бездомные, а наши общие», и промокнула глаза кружевным платочком…
Непонятно было, как уцелел Сима. Или увернулся от выстрелов, или его просто не оказалось на пустыре, когда здесь появились злодеи? Теперь он иногда переставал выть и вопросительно смотрел то на одного, то на другого из собравшихся – будто ждал, что они чем-то помогут. Люди отводили глаза…
Кто-то подогнал легковой фургончик, мужчины положили в него Динку, ее брата Кубика и щенков, чтобы увезти за город и закопать. Сима рванулся следом, Виталя ухватил его за косматый загривок. Машина уехала, Виталя надел Симе на шею свой ремешок и повел в Кокпит. Сима заупрямился, но почти сразу обмяк и перестал сопротивляться.
Виталя оглянулся на Теньку:
– Сбегай к Сверчку, попроси у него на время Бумса…
Тенька побежал. Он бежал легко и быстро, но внутри у него будто застрял замороженный ком. Данька Сверчок оказался, к счастью, дома. Они вдвоем привели в Кокпит бестолкового веселого Бумса – единственного уцелевшего щенка из нынешних Симиных малышей. Повезло ему – Сверчок неделю назад взял песика себе…
Бумс узнал отца, подскочил, стал облизывать морду. Сима вздрогнул и совсем по-человечески обнял малыша лапой…
– Пусть оба поживут здесь, – решил Виталя. – Надо не выпускать без присмотра, подержать на привязи…
Тенька сел на чурбак и стал молчать. Было жаль собак. Но в то же время не уходили мысли о Лиске…
А за открытой дверью было лето: солнце и синева. Тополя уже доцветали, но отдельные пушинки влетали в Кокпит. Тенька вспомнил, как на такие пушинки Лиска замахивалась растопыренной лапой…
Возвращение
Дед-Сергей был на пенсии, но не оставлял работу. Он писал книгу. Про это рассказал Теньке Шурик.
– А про что книга? – спросил Тенька.
– Ну, не роман, конечно. Научная. Однажды я спросил: о чем? А он говорит: «О том, как литература и музыка влияют на вращение Земли…»
– Шутка, да?
– А может, и не шутка… – отозвался Шурик.
«А может, и не шутка…» – подумал вслед за ним Тенька. Потому что в Кокпите не раз уже говорили о том, как одни события на планете вызывают другие. Иногда маленькие случаи становятся причиной больших. Было немало примеров. Правда, примеры – все, как правило, грустные.
Через день после того, как погибла и пропала Лиска, в Индии слетел под откос пассажирский экспресс. А когда убили Симино семейство, в Исландии заново рванул и без того дымящийся и плюющийся пеплом вулкан (опять над всей Европой закрыли авиарейсы). Славику Саночкину пьяный отчим чуть не сломал руку, а в Мексиканском заливе рвануло нефтяную скважину…
Как-то серым прохладным днем большая компания сидела в Кокпите и обсуждала такие вот дела.
– Если смотреть философски, есть в этом грустная взаимосвязь. Правда ведь, Сергей Сергеич? – сказал Виталя.
Жох, который, несмотря на репутацию хулигана, тоже любил пофилософствовать, возразил:
– Фигня это. Просто совпадения. Если взять теорию больших чисел, можно наковырять все, что хочешь…
– Ты сперва выучи таблицу умножения… – сказала Эвка Полянская, которая накануне поругалась с ненаглядным Жохом.
– Щас как вделаю по позвоночнику, – пообещал Жох.
– Цыц, петушата, – потребовал Дед-Сергей. – Бывают совпадения, а бывает и взаимосвязь. Один мой знакомый, профессор Шварц, даже составил по этому поводу специальный график. Так и называется – «Векторы Шварца». Правда, за это его обругали на всех ученых советах и конференциях. Но после особенно сильной ругачки случилось небывалое наводнение в Европе…
Образованный Игорь Лампионов неожиданно спросил:
– Сергей Сергеич, а правда, что музыка Баха влияет на положение земной оси? Это папа говорил…
– Не исключено! – оживился Дед-Сергей. – То есть в каком смысле «влияет»? Укрепляет ее стабильность… А всякие негативные случаи ее расшатывают. Поэтому помните, судари мои: когда вы даете пинка по копчику своему приятелю, вы колеблете устои вселенной…
– Или, по крайней мере, земного шара… – вставил Виталя.
– А сам говорил, что к этому надо относиться философски, – напомнил Жох.
– Ну, все хорошо в меру, – вывернулся Виталя…
– Связь негативных явлений в жизни людей и в природе – тема серьезная, – сказал Дед-Сергей. – Жаль, что не каждый это понимает.
Что такое «негативные явления», знали все, даже маленький Егорка Лесов.
Игорь Лампионов сказал:
– Папа говорит, что Земля уже не в силах терпеть того, что творят на ней люди. Возникает перенапряжение. Планета не хочет людям зла, но не может выдержать боли и вздрагивает. Поэтому все больше землетрясений и всяких цунами…
– Они всегда были, – возразил Жох. Похоже, что просто из упрямства.
– Но не в таком количестве, – сказала Эвка и сердито глянула на Жоха. – В самом деле, жуть такая. С одной стороны, стрельба и теракты, с другой – ураганы и потопы.
– И чехарда с климатом, – добавил Витя Лампионов, который был почти такой же образованный, как брат.
– Просто возникает эксцентрик во всемирном вращении. Верно, дед? – сказал Шурик Черепанов. Кажется, он знал про такие дела больше других ребят.
А Тенька сразу вспомнил чугунную полосу в подвале.
– Оно так, – отозвался Дед-Сергей, но не очень охотно. Может, считал, что эта тема не для ребячьих рассуждений.
– А что за вращение? – ревниво спросил из угла Жох (мол, почему я не знаю?).
– Вращение Колеса Мироздания, – веско сообщил Дед-Сергей. – Древние называли его Колесом Судьбы. Но дело не в названии, а в сути…
– А оно, что ли, по правде есть? – снова спросил Жох (похоже, что слегка испуганно).
– С такими вопросами обращайтесь в Институт аномальной физики и топологии, – официально отозвался Сергей Сергеевич Черепанов. – В тот, что на территории бывших военных госпиталей. К профессору Рекордарскому. Он автор теории Мирового Гироскопа. Теория, кстати, не бесспорная. А меня господин Рекордарский не принимает всерьез, говорит, что я лирик и гуманитарий…
Вмешался Шурик:
– Да ладно тебе, дед. Вы недавно вдвоем душа в душу пили на кухне кубинский ром. Хотя тебе и нельзя…
– Болтун – находка для шпиона… Ром это одно, а Колесо Мироздания – другое…
– Оно и правда сойдет с оси, если вы снова…
– Виталя, дай моему внуку по заднице. Ты ближе…
– Это будет негативное явление, – заявил Шурик.
Виталя поспешно сказал о другом:
– Физикам стало тесно там, на прежних Институтских Дворах, хотя они ухитряются раздвигать пространство. Вот и надумали прикупить нашу территорию. Когда купят, можно снимать пикеты на Косе, никто уже не тронет тополя…
– А вообще зачем хотят их срубить? – спросила Эвка. – Кому они мешают? Безумие какое-то.
– На Косу точила зубы фирма «Радужный мир», – объяснил Виталя. – Эти жлобы собирались там построить элитную купальню, ресторан и павильоны для всяких радостей жизни. Чтобы пускать туда посетителей за денежки.
– А большие деревья начальники нигде не любят, – вставил Жох. – Им кажется, что за каждым стволом прячется террорист с оптическим прицелом. Говорят, Блондаренко даже у себя в кабинете сидит в бронежилете… И в бронештанах.
– Жилет и штаны его не спасут, если посыплются небоскребы, – сумрачно сказал Дед-Сергей. – А они могут посыпаться. Геологи недавно опять говорили о возможности тектонических сдвигов. И тогда вашему мэру не избежать контактов с прокуратурой…
– И возможно, он не станет ждать, – хмуро добавил Виталя.
– Сбежит? – обрадовался Егорка Лесов.
– Некуда ему бежать. Скорее уж заложит со своими подельниками под Зуб заряд… эквивалентный морской торпеде. И подымет крик, что случился теракт. Мол, весь этот Сити посыпался от взрыва, а не оттого, что паршиво рассчитали фундаменты. Все кинутся искать злоумышленников…
– Глядишь, и найдут… – добавил Жох.
– Ой, мама! Нас же завалит обломками! – по-настоящему перепугалась Эвелина Полянская.
– Не завалит, – успокоил Виталя. – Обломки рухнут в пруд, сюда не долетят. Но звону будет много… Хорошо хоть, что в Зубе и вокруг нет людей…
– Ты будто по правде этого ждешь, – опасливо сказала Эвелина.
Данька Сверчок сидел на корточках и гладил одной рукой Симу, другой Бумса. Они тихо лежали с ним рядом. Данька проговорил, не разгибаясь:
– Может, заряда не будет, а если спилят тополя, Зуб обязательно рухнет. Вот увидите…
– Не спилят, – пообещал Виталя. – Там вон сколько студентов дежурят. И к тому же вопрос о территории будет решен на днях…
– А с наших дворов тот институт не станет никого выселять? – спросил Жох.
– Не станет, – сказал Дед-Сергей. – Зачем им нарушать структуру Пространства…
Как всегда, позвонила недовольная мама и велела идти обедать. Тенька пошел. Серый день был без дождика, но зябкий. На Теньке поверх его сиреневой рубашонки шелестела тонкая синтетическая курточка. Из-за шелеста казалось, что вокруг шумят подсохшие листья. И Тенька не сразу расслышал за собой легкие частые шаги на проложенном в траве деревянном тротуарчике. А когда расслышал, он… нет, не остановился, не оглянулся, но обмер внутри.
Потому что это были знакомые шаги.
Это были очень знакомые шаги.
«Тюк, тюк, тюк» – ударялась о доски легкая костяшка.
Тенька все же оглянулся, хотя понимал: не увидит он того, что ему чудилось. Но увидел…
В трех шагах от него шла рыжая кошка…
Конечно, это была не Лиска. Это не могла быть Лиска. Потому что живой Лиски не существовало. Кроме того, эта кошка выглядела красивее Лиски. Рыжая шерсть была более густой и пушистой. И самое главное, на кошачьей мордочке блестели два зеленых глаза!.. На знакомой, на Лискиной усатой мордашке…
Тенька сел на корточки, будто подломились коленки.
– Кыса…
– Мрлмр… – сказала кыса. Подошла (тюк-тюк-тюк) вплотную, отодвинула головой полу Тенькиной курточки. Встала передними лапами на Тенькино колено, и он ощутил гладкое колечко отросшего когтя.
Тенька прижал кошку грудью и лапами к плечу, накрыл курточкой и быстро-быстро пошел к подъезду. Словно кто-то мог отобрать у него это рыжее счастье…
Дома он посадил кошку на стул. Снова сел на корточки. Сказал, глотая слезинки:
– Хорошая моя…
– Мрлмр… – Она потерлась щекой о его локоть.
Тенька приказал себе вести себя сдержанно, «без нервов» (и если даже это сон, пусть он длится подольше). Он взял из холодильника пакетик с рыбными кубиками (из оставшихся от прежней Лиски припасов). Согрел его в раковине теплой струей (Лиска не любила холодную еду). Выложил кубики в плошку (она все еще стояла в углу, Тенька не мог себя заставить убрать ее; и мама, видимо, не могла).
– Иди, кыса…
Видать, она изрядно проголодалась: подбежала к плошке и без остановок умяла всю порцию. Потом благодарно оглянулась на Теньку. Он снова унес ее на стул. Кошка, облизываясь, поглядывала на Теньку, а он позвонил Витале.
Покашлял и сипловато спросил:
– Ты можешь сейчас… зайти ко мне?
– Тень, что случилось?
– Очень надо…
– А ты сам разве не можешь добежать сюда?
– Я боюсь…
– Тень, чего?!
– Что она куда-нибудь… пропадет… – Он чуть не добавил «как во сне», но суеверно испугался этого.
– Кто? Тень, что с тобой?
– Виталя…
– Иду.
Он пришел – видно, что встревоженный. И слегка сердитый.
– Почему паника?
Тенька кивнул на кресло.
– Посмотри… Это кто?
Виталя посмотрел.
– С ума сойти… Неужели она?
– А почему живая?
Виталя ладонью повозил по ежику на голове.
– Ну… радоваться надо, что живая…
– Скажи еще «надо смотреть философски», – не удержался Тенька. Он таял от радости, что есть эта кошка, но кто она? Непонятность вызывала колючую досаду. – И откуда второй глаз?
– Если смотреть философски… можно предположить, что это Лискина сестра. Близнец. Жила где-то, не показывалась, а теперь вдруг появилась… Может, чтобы ты меньше горевал.
– Да ну тебя… – Объяснение с «сестрой» было такой же фантастикой, как и Лискино воскрешение. Даже чем-то глупее. Тем более что кошка вела себя в этой квартире, как в своем доме.
Виталя вдруг отошел к двери и сказал оттуда:
– Киска Лиска, подойди-ка близко…
Он всегда так говорил, когда Лиска появлялась в Кокпите, и она спешила к нему, потому что знала: Виталя даст кусочек сыра или шпротинку с бутерброда. И сейчас кошка резво подошла, села, мявкнула вопросительно. Однако на этот раз не получила угощения. Хотела обидеться, но Виталя подхватил ее. Посадил на левый локоть, а пальцами правой ладони ощупал кошачью голову.
– Тень, посмотри… потрогай… вот, за ухом…
Тенька потрогал. И нащупал в шерстке засохший рубец. Кошка решила, что он ласкает ее, и муркнула опять.
– Виталя, ну как это все… такое… может быть? – И радостно было Теньке, и… страшно от непонятности.
– Тень, я не знаю. Я… подумаю… Подожди…
Виталя с кошкой (с Лиской?) на руках подошел к Тенькиной диван-кровати, бухнулся на нее, кошку посадил справа от себя, а подскочившего Теньку – слева.
– Вот что… мы с тобой знаем кое о чем больше других, не так ли? Я имею в виду подвал с Колесом…
– Ну…
– То, о чем я догадался, может оказаться бредом, но… мне кажется, все дело именно в Колесе…
– Как это?
– Похоже, что Лиска тогда умерла не совсем. Наверно, в ней сохранялась капелька жизни, незаметная снаружи. В подвале она очнулась и почуяла… это мне так думается… почуяла, что Колесо зовет ее. И необычное Пространство помогает… Наверно, она подошла и легла на обод Колеса. И оно втянуло ее в какой-то другой мир. А в том мире, может быть, залечиваются раны. Потому и глаз появился… Вот только как нашла она дорогу обратно, не скажет никто…
«Никто…» – понял Тенька. Но все же было теперь хоть какое-то объяснение.
– Виталя, а ты про это лишь сейчас придумал?
– Не придумал, а догадался… Потому что вспомнил. В конце апреля, когда стали появляться бабочки, одна как-то оказалась в подвале. Похоже, что она еле дышала. Сперва шевелила крылышками, усиками, потом замерла на полу. Куда ее было девать? Жаль было такую весеннюю выбрасывать в мусор. Ну, я и решил: пусть Колесо унесет ее туда, за пределы… Ну, ты понимаешь, о чем я… И Колесо потихоньку втянуло ее в бетон… А назавтра я пришел в Кокпит, а там такая же бабочка, но совсем живая, будто ждала меня. Стала летать вокруг, садиться на плечи. Я тогда подумал: «Просто похожая»…
Тенька сел под боком у Витали поудобнее и сказал уже не прежним, а деловитым тоном:
– Никто не поверит во все это…
– И не надо! Тень, объясним всем, что нашлась Лискина сестра. Для чего многим знать про хитрости подвала…
– Правильно, – согласился Тенька.
Как улетел Народец
Маме Тенька не стал морочить голову по поводу Лискиной сестры. Просто сказал, что Виталя спрятал погибшую Лиску в подвале, чтобы похоронить наутро, а она исчезла, и теперь – вот… Мама не очень удивилась. Погладила Лиску и объяснила:
– Кошки очень загадочные существа, это знали еще в Древнем Египте. С ними нередко случаются чудеса… Ты разве не читал книжку «Томасина» и не смотрел такое кино?
– Не-е…
– Там тоже про рыжую кошку, она жила у маленькой девочки, а потом безнадежно заболела, и ее усыпили в клинике. И ребята ее похоронили. А она ожила и вернулась. Видимо, какие-то силы Земли повлияли на нее… Я, когда читала, слезами обливалась…
Тенька лег спать, и Лиска привычно прыгнула к нему на постель. От нее даже пахло как раньше – пыльной травой пустырей…
Мама постояла над притихшим, закрывшим глаза Тенькой. Наклонилась, коснулась губами его заросшего виска.
– Спокойной ночи. Не переживай больше. Хотя… если захочется, поплачь немножко. От этого делается легче…
Тенька не стал плакать. Ему и не хотелось… Однако ночь не была для него спокойной. Сначала у девятилетнего мальчика Теньки Ресницына впервые в жизни заболело сердце. Правда, не сильно и не надолго. Просто кольнуло его и слегка сжало. Тенька даже не испугался, только удивился чуть-чуть. Лиска тут же выбралась у Теньки из-под бока и легла ему на грудь. Боль растаяла. Тенька провел по Лиске ладонью и уснул. Но сны были какие-то непонятные. Сначала Тенька увидел Большое Колесо Мироздания. Казалось бы, разглядеть его – бесконечно громадное – целиком невозможно. Однако Тенька охватывал взглядом и ощущал его непостижимые размеры. Он понимал, что должен быть благодарен Колесу за Лиску, но почему-то этой благодарности не ощущал. Слишком уж оно было бесконечное и едва ли помнило рыжую кошку и мальчика в полинялой рубашке с корабликом. Оно медленно вращалось, в этом вращении была неумолимая обязательность, но не было объяснения: что заставляет его вертеться?