Ангелина понизила голос до шепота:
– Ох, Виола, если б вы знали, в какую ситуацию я попала, нервничаю постоянно, но назад дороги нет, страшно мне, вот и сорвалась на вас. Умоляю, никому не говорите, что я вам сейчас рассказала. Господи, зачем я с посторонним человеком поделилась? Мне так страшно. Пожалуйста, никому, никому…
– А-а-а-а! – полетел из холла истошный вопль.
Я вырвалась из рук цепко державшей меня Ангелины, выбежала из кабинета Полины Владимировны и увидела орущую во всю глотку Авдотью Игоревну. Из учительской выскочили другие педагоги, окружили психолога и стали задавать бестолковые вопросы:
– Ты заболела?
– Где пожар?
– Гимназию закрывают?
– Нам урезали зарплату?
Авдотья всхлипнула и замолчала.
– Что случилось? – спросила я.
– Она таракана увидела, – высказала свою версию Ангелина Максимовна.
– Я их всех вывела, – возмутилась Мария Геннадьевна, – сама убойный яд придумала и всех прусаков извела! За один раз передохли! Рецепт нашла в старинной книге.
– У нас в гимназии нет никаких животных, кроме законно проживающих в живом уголке хомячка и морской свинки, – вспыхнула подоспевшая на шум Карелия Алексеевна. – Жорина, объявляю вам выговор за клевету на санитарное состояние вверенной мне школы.
– Вера Борисовна, – прошептала психолог, – она… в библиотеке, коробка конфет лежит, рядом чайник…
Я, не дослушав Громушкину, бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж, поскользнулась и упала, больно стукнувшись коленями о пол. Теперь все, позабыв про психолога, кинулись ко мне.
– Вам больно?
– Сломали ноги?
– Ой, ой, скорей принесите желудочные капли! Они мне от всего помогают.
– Спасибо, не волнуйтесь, – пробормотала я, вставая, – глупо получилось.
– Не бегайте так, – заботливо посоветовала Карелия.
– Виола Лабиринтовна помчалась на помощь Вере Борисовне, – пояснила Нина Максимовна.
Повисла тишина.
– Библиотекарше плохо, – пробормотала Авдотья, – она не шевелится.
– Пусть ее наш врач осмотрит, – подсказала Ангелина Максимовна.
– Она уехала с детьми на стадион, – напомнила Нина Максимовна, – ступайте вы, Карелия Алексеевна.
– Почему я? – испугалась Линькова.
– Вы теперь директор, на вас лежит основная ответственность, – пояснила Федотова.
– Я осуществляю общее руководство, – запаниковала Карелия. – Руковожу в целом, не могу покинуть пост. Мария Геннадьевна, идите в библиотеку, проверьте, что с Соевой.
– Почему вы поручаете это Шитовой? – удивилась Громушкина.
– Она преподает химию, значит, почти врач, – сделала гениальный вывод Карелия.
– Марии нет, – сообщила Ангелина.
– Она же только что тут стояла, – заморгала Линькова.
– Ушла, – вздохнула Жорина.
– Нина Максимовна, ступайте в читальный зал, – приказала Карелия. – Вы биологию преподаете, вам и кастрюлю в руки.
Федотова попятилась.
– Нет, я боюсь!
Я обвела взглядом перепуганных женщин.
– Оставайтесь тут, я проверю, что с Соевой, и вернусь, – сказала я всем и поковыляла к лестнице.
Ушибленное колено сильно болело, ступеньки я преодолела не сразу, но наконец добралась до библиотеки и распахнула дверь.
Внутри стояла тишина, ни одного ученика, решившего взять книгу, не было. К запаху пыли и старых книг примешивался другой, лекарственный, очень знакомый, но понять, что это за медикамент, я не смогла.
Вера Борисовна по-прежнему сидела на стуле, но теперь ее голова лежала на раскрытой книге. Чуть поодаль стояли заварочный чайник, разрисованный цветами, из одного сервиза с ним тарелочка, коробка шоколадных конфет. Чашки на столе не было. Похоже, отправив меня за папкой, Соева решила побаловаться чайком, заварила его, открыла ассорти, вон, в корзинке валяется смятая слюда, в которую была заламинирована коробка… Я наклонилась над Верой, увидела ее широко открытые глаза, отвисшую нижнюю челюсть и отшатнулась. Вынув телефон, я заметила на экране сообщение о десяти не принятых звонках от Зарецкого и соединилась с Платоновым.
– Еду, – коротко ответил Андрей.
* * *Около шести вечера, сидя в кафе над тарелкой с салатом, я услышала писк мобильного, меня разыскивал Зарецкий. Он воскликнул:
– Наконец-то! Весь день никак не мог дозвониться! Что происходит?
– Стараюсь убедительно исполнять роль учительницы, поэтому во время занятий не пользуюсь телефоном, – объяснила я, – на переменах дети с вопросами подходят, коллеги рядом крутятся. Если заведу с вами разговор, кто-нибудь догадается, что училка Тараканова не та, за кого себя выдает.
– Дорогая, вы очень умны, – восхитился Иван. – Я стал нервничать, испугался, вдруг вы лежите с нервным срывом после вчерашнего ужасного события.
– Прекрасно себя чувствую, – заверила я.
– Физически, – подчеркнул Зарецкий. – А морально?
– Не могу сказать, что мне весело, – призналась я, – но ведь находя каждый день по трупу, не станешь петь и танцевать.
Иван Николаевич ойкнул.
– Кто-то еще умер?
– Вы же не знаете, – спохватилась я, – сегодня умерла библиотекарь Вера Борисовна Соева.
– А с ней что? – спросил Зарецкий.
– Понятия не имею, – вздохнула я, – скончалась, как Полина Владимировна, на рабочем посту. Оба происшествия очень похожи. И директриса, и библиотекарь выпили чаю и умерли.
– Представляю, какое это потрясение для вас, – перебил меня издатель. – Виола, дорогая, езжайте в медицинский центр «Пятое дыхание», адрес сейчас пришлю, вас встретит академик Борис Анатольевич Краснов.
– Что мне там делать? – удивилась я.
Зарецкий пустился в объяснения.
– Борис лучший специалист в России по выводу из посттравматического шока. Он психологически реанимирует военных, участвовавших в боевых действиях, освобожденных заложников, помогает брошенным женам пережить развод, справляется с проблемами подростков. Им создана уникальная методика, всего два часа в его клинике – и вы снова огурец-молодец! Виола, дорогая, Борис вас с нетерпением ждет, можете приехать сегодня в любое время, хоть в полночь.
Я изумилась.
– Иван Николаевич, я никогда не сидела в окопе с винтовкой, не имею мужа, поэтому не могу впасть в уныние из-за его ухода, мой пубертатный возраст остался в далеком прошлом. Назовите хоть одну причину, по которой я должна спешить в клинику?
– Спешить? – повторил Зарецкий. – Конечно, нет. Езжайте медленно.
– Зачем мне обращаться к Борису Анатольевичу? – недоумевала я.
– Дорогая, вам необходимо подпитать нервную систему, – занудел Зарецкий. – Краснов обожает вас, он мне часто о своей любви к вашим детективам говорит и всегда отмечает: «Арина не только на удивление талантливая писательница, но и очень красивая женщина». Но вчера он позвонил в тревоге, начал расспрашивать: «Иван, что случилось у Арины? Я смотрел программу «Болтать не вредно», она там в жюри сидела, очень бледная, исхудавшая, глаза ввалились. Виолова пребывает в сильном стрессе, отправь ее срочно к нам!» Дорогая, умоляю вас! Всего одна процедура!
– Привет! – сказал Андрей, подходя к столику.
Я быстро приложила палец к губам и продолжила:
– Доктор ошибся.
– Нет, нет, Борис видит то, что недоступно другим, – отстаивал свою позицию Зарецкий, – он может предсказать заболевание.
– Прямо экстрасенс, – съязвила я, – не хочу терять два часа попусту.
– Виола, дорогая, я не отстану от вас, – воскликнул Зарецкий.
Я взглянула на Платонова и неохотно выдавила из себя:
– Хорошо. Сбросьте адрес, поеду.
– Сегодня, – уточнил Иван.
– Поняла.
– В любое время.
– Усекла.
– Дорогая Виола, вы умница, – похвалил меня Зарецкий и наконец-то повесил трубку.
– Кто тебя донимал? – спросил сидевший напротив Андрей.
Я отмахнулась.
– Ерунда. У Ивана очередной приступ заботливости, предложил проехать в клинику «Пятое дыхание», где меня за два часа избавят от тяжелого стресса, в котором я якобы пребываю.
– Рассказывай, что знаешь, – велел Платонов.
Я пересказала ему нашу беседу с Соевой и замолчала.
Глава 12
Андрей взял меню.
– Во сколько ты ушла из библиотеки?
Я призадумалась.
– Когда спустилась на первый этаж, часы в холле показывали начало первого. А в тот момент, когда раздался вопль Авдотьи Громушкиной, на том же табло горели цифры: тринадцать сорок пять. Я нервничала, Соева велела побыстрее принести папку. Мне бы удалось справиться с заданием намного раньше, но сначала помешал Эдик, который полез в шкаф в кабинете директора, а затем ко мне с рассказом про козлов прилипла Ангелина Максимовна.
– Про козлов? – с недоумением повторил приятель.
Я начала выковыривать из салата креветки.
– Забудь! Ни малейшего отношения детские поделки из пластилина к кончине Полины и Веры не имеют.
– Соева скончалась вскоре после того, как отправила тебя в кабинет покойной директрисы, – резюмировал Андрей. – Мы имеем временной промежуток от начала первого до без пятнадцати два. Ты не ешь креветки?
– Про козлов? – с недоумением повторил приятель.
Я начала выковыривать из салата креветки.
– Забудь! Ни малейшего отношения детские поделки из пластилина к кончине Полины и Веры не имеют.
– Соева скончалась вскоре после того, как отправила тебя в кабинет покойной директрисы, – резюмировал Андрей. – Мы имеем временной промежуток от начала первого до без пятнадцати два. Ты не ешь креветки?
– Не люблю морепродукты, – призналась я. – Один раз попробовала устрицу и едва удержалась, чтобы ее не выплюнуть, осьминог мне кажется похожим на резиновый сапог. Кальмары еще ничего, но их часто переваривают, они делаются жесткими. Мне нравятся мидии, но недавно я прочитала о них статью, узнала, чем они питаются, и брр… Не надо мидий! Креветки же очень противные, по вкусу напоминают ластик.
Платонов замер с вилкой в руке.
– Ракообразные тебе напоминают по вкусу ластик? Хочешь сказать, что ты пробовала канцелярские принадлежности?
– У моей соседки по парте Нюси Великановой отец был пилотом, летал за границу, – улыбнулась я. – Один раз он привез дочери розовый ластик, он пах лучше конфеты, и я не выдержала, дождалась, пока Нюся уйдет в коридор, и откусила от него половину. Было совсем невкусно, а Великанова устроила скандал, пообещала найти, кто съел папин подарок, и подбить класс объявить истребителю ее собственности бойкот. Я жуть как перепугалась, три дня не ходила на уроки, но меня не поймали.
Андрей разрезал помидор.
– Один слепок зубов, и преступление раскрыто.
Я вытащила из салата очередную креветку.
– Слава богу, Нюся до этого не додумалась.
Андрей нацелил вилку на морских гадов, отложенных мной на край тарелки.
– Зачем тогда ты заказала закуску?
Я вытащила еще одно ракообразное.
– Так в меню сказано, что она из овощей и брынзы. Может, вернемся к Соевой? Полагаю, Вера отправила меня на первый этаж, заварила чай, распаковала конфеты и решила насладиться напитком. Я не открывала чайник, но твой эксперт явно засунул в него нос. Что он там обнаружил?
– Чуток заварки на дне, – ответил Платонов.
– Вот! – подпрыгнула я. – Вера съела конфету, выпила чаю и умерла. А теперь вспомни, что находилось на столе у покойной Полины? Коробка пастилы, кружка, в ней на дне осталась заварка. Делаю поспешный вывод: либо они обе отравились чаем, либо сладким. Когда я разговаривала с Верой Борисовной, та выглядела на зависть здоровой, и Полина Владимировна в день кончины тоже больной не казалась. Я не подъезжаю к школе на машине, оставляю ее на парковке у супермаркета, далее иду пешком. А Хатунова, естественно, парковалась во дворе гимназии. Вчера, когда она приехала на работу, я как раз шла от ворот и видела, как Полина выскочила из джипа и, перепрыгивая через две ступеньки, ринулась в школу. При этом на ней были туфли на высоком каблуке. Поверь, незадолго до кончины она была здоровее многих.
Андрей потянулся к корзинке с хлебом.
– Хатунову отравили. Чем, непонятно, наш эксперт не сумела определить яд, все, ей известные, не подходят. Я обратился к одному профессору, он лучший спец по отравляющим веществам, иногда нам помогает. Надеюсь вскоре услышать от него ответ. И, похоже, Вере досталась порция того же самого вещества. У обеих жертв одинаковые пятна на языке и внутренней стороне щек, есть еще ряд схожих признаков. Но! Вопрос: как отрава попала в их организм?
– Учитывая поражения во рту, напрашивается ответ, что они ее выпили, – подсказала я.
– Или съели, – дополнил Андрей, – приняли орально, вероятно, с чаем. Но! В кружке Хатуновой, белой, совсем недорогой…
Андрей чихнул.
– Будь здоров! – пожелала я.
Он вытер нос бумажной салфеткой.
– В чашке Хатуновой не обнаружено ни малейших следов яда! Нигде! И в чайнике тоже! Пастила тоже оказалась неотравленной. Как Полина получила отраву?
– Допустим, кто-то из педагогов угостил директрису… ну… бутербродом, – предположила я, – пирожком, пирожным. Полина съела угощение в его кабинете, пошла вниз, заварила чай и умерла. Как быстро действует яд?
– Пока ничего об этом сказать не могу. Хатунова не завтракала с утра, сэндвичами-плюшками незадолго до смерти не баловалась. Эксперт обнаружил в желудке только немного пастилы и чай. Но! Вот самый интересный момент! Яд тоже найден в содержимом желудка.
Я потрясла головой.
– Погоди! Чашка и чайник вне подозрений! Пастила в коробке тоже!
– Ага, – набив рот макаронами, промычал Платонов.
– Яда в том, что было на столе, нет, – продолжала я. – Но он есть у жертвы в желудке?
– Верно поняла, – похвалил меня Андрей.
– И она ничего другого с утра не ела?
– Не-а! Только чай и пастилу! – подтвердил Платонов.
– Так откуда отрава? – рассердилась я.
Приятель развел руками.
– Нишьт ферштеен![2]
– Das verstehe ich nicht[3], – машинально поправила я.
– Оооо! – восхитился Платонов. – Ты стала настоящей училкой, поправляешь тех, кто делает ошибки. Начинаю смотреть на тебя другими глазами. Знаешь, какая самая распространенная сексуальная мужская фантазия после развратной медсестры? Секс со строгой преподшей!
Я ущипнула Платонова за руку.
– Даже не надейся! Перестань идиотничать! Леденец – это еда?
– Конечно, нет. А что? – не понял он.
Я озвучила свою версию.
– Прозрачная конфета быстро тает во рту, в желудке ее не обнаружить. Полине Владимировне могли дать монпансье, она его положила в рот, дошла до кабинета, а далее мы знаем. Еда переваривается не быстро, чай тоже, я не эксперт, но вроде она остается на час-полтора в желудке. А где сосательная конфета? Растаяла во рту! Без следа!
– О таком варианте я не подумал, – признался Андрей.
– Что-нибудь интересное узнал о Григории Пенкине или о самой Хатуновой? – спросила я. – Сообразил, где надо искать убийцу директрисы? Хотели отомстить ее мужу, у которого, думаю, не одна сотня врагов, или собирались навредить лично хозяйке гимназии? Может, ее возненавидели родители учеников?
Платонов тщательно навертел спагетти на вилку.
– За один день исчерпывающую информацию не добыть. Вчера мои люди дотошно опросили педагогов, все в один голос твердили: Полина Владимировна при любом конфликте вставала на сторону ученика и его семьи.
– Это правда, – подтвердила я, вспомнив личное дело Эдика Обозова и распоряжение, которое написала Хатунова.
Андрей тем временем продолжал:
– На всех собраниях Полина твердила: «Наша гимназия особенная, мы принимаем деток, которым трудно учиться в других школах, они не умственно отсталые, просто плохо усваивают материал. Ни в коем случае не ругайте учеников, не доставляйте детям отрицательных эмоций, ставьте четыре-пять, три как можно реже. Родителям говорите об успехах отпрысков и хвалите их больше, чем детей. Узнаю, что кто-то выразил отцу или матери недовольство, сразу уволю». Незадолго до моего внедрения в коллектив Полина Владимировна наказала психолога Авдотью Игоревну Громушкину за то, что она посмела позвонить домой мальчику… э…
– Обозову, – подсказала я, – Громушкина хотела пообщаться с отцом или матерью третьеклассника, считала, что у него дефицит внимания. Вроде у Эдика есть все, о чем мечтают дети из простых семей, к нему на день рождения из Америки прилетела любимая поп-группа, но на самом деле родителям до Эдика дела нет. Отец вечно на работе, мать пропадает на съемках или бегает по тусовкам, а сын тоскует по их ласке.
Платонов вытащил из вазочки салфетки.
– Современные дети странные. Я вот мечтал избавиться от излишней опеки матери, она не работала и всю себя посвятила сыновьям. Ничего ужаснее для мальчика, чем гиперзаботливая мамаша, нет. Вроде она тебя обожает, стоит только сказать: «Мамуля, помоги», – кидается грудью на амбразуру, но свободы никакой, у нее ребенок под колпаком. Я поэтому удрал в Москву из Питера, правда, деньги в студенческие годы у родителей брал и не стеснялся этого. Но свободы хотелось до слез. И тебя небось мама укутывала в вату, с девочками так всегда.
Я сделала вид, что увлечена выбором десерта. У меня никогда не было заботливых родителей. Иногда я слышу, как мои одногодки говорят: «Мама, у меня к тебе просьба» или «Мамуль, подкинь деньжат на машину». Я не завидую тем, кому повезло появиться на свет в благополучной семье, просто не понимаю, как это, иметь маму, готовую в любой момент прийти на помощь, развести над моей головой тучи, дать денег, подставить плечо, залезть к тигру в пасть, лишь бы дочери было хорошо. Нет у меня такого опыта, и иногда мне делается обидно, с раннего детства по сию пору всего всегда я добиваюсь сама. Хотя, с другой стороны, я многого достигла в жизни без чьей-либо поддержки. Надо гордиться этим, а не расстраиваться из-за того, чего не было и теперь уж никогда и не будет.
Глава 13
– С родителями учеников у Хатуновой проблем не было, – подвел итог Андрей, – с педагогами тоже. Текучки в коллективе нет. Многие сотрудники работают с момента основания школы, у них оклады, которые в разы выше тех, что имеют муниципальные коллеги. У Полины Владимировны была сложная система подсчета зарплаты для каждого. Одни получали меньше денег, другие больше, но значительной разницы в оплате труда не было. Учителя, беседуя с полицией, в один голос твердили: