И все это разбивалось о ледяную стену в душе, умирало несказанным.
Когда-то Акио горел заживо, стоя на передовой в Огненной долине. Сейчас он тоже горел, сжигая себя в огне новых чувств. Стена, бывшая раньше безопасным убежищем, стала темницей, из которой не было выхода.
Он вспоминал Хитоми. Сестра — единственный человек в этом мире, проходившая за ледяную стену. Спокойно, как к себе домой.
Нет, он никогда не впускал ее, она входила сама, не замечая преград. Ее не отпугивала напускная холодность и жестокость Ледяного Беркута, она видела в Акио сильного, доброго и заботливого старшего брата, и он становился для нее таким.
Но Мия так не умела. И Акио понимал — еще немного, и все. Он потеряет ее.
Навсегда.
— Господин…
Мия нерешительно застыла на пороге кабинета. Соседняя со спальней комната, в которой даймё хранил архив, переписку, карты, своды законов, многочисленные свитки по экономике и военному делу. Обычно именно здесь после обеда он разбирал письма и бумаги. Мия до сих пор была в этой комнате лишь однажды, в самый первый день.
Акио сидел за столиком, просматривая какое-то донесение, и делал пометки на листе рисовой бумаги.
— Иди сюда.
Она робко подошла и опустилась на татами рядом со столиком. Непривычно было, что Акио больше не гонит ее и не отмахивается.
— Сейчас закончу, — сказал он, не отрывая глаз от бумаги. — Подожди.
Изящная кисть казалась слишком маленькой для его руки. Меч смотрелся в ней куда уместнее.
Мия опустила взгляд на беспорядочные черточки, которыми он пятнал белизну бумаги. При виде такой записи преподавательница каллиграфии из «Медового лотоса» схватилась бы за сердце. Иероглифы торчали вкривь и вкось, местами и вовсе только по соседним значкам можно было догадаться о значении того или иного символа.
— У вас плохой почерк.
— Ужасный, — хмыкнул Акио. — Отец считал, что для будущего даймё важнее уроки кэндо, экономики и военного дела.
— А говорят, что кэндо и каллиграфия — едины. И мастер в одном искусстве будет мастером и в другом.
— Врут.
Он обмакнул кисть в тушь, занес над бумагой и выругался, посадив кляксу прямо по центру свитка. Некрасивое пятно съело половину иероглифов, лишив смысла все прочие.
Со словами «опять переделывать!» Такухати скомкал испорченный лист и достал новый.
— Неправильно.
— Что? — Он поднял голову и хмуро уставился на Мию.
— Вы слишком глубоко погружаете кисть. Достаточно на треть. И тушь лучше не стряхивать, а отирать. Давайте я покажу.
Акио протянул девушке кисть. На лице его читалось такое явное сомнение, что Мию разобрал азарт. Не зря же она была лучшей по каллиграфии в «Медовом лотосе».
— Вот! — Девушка аккуратно прошлась кончиком кисточки по краю баночки с тушью. — Вы еще и держите неправильно. Неужели никто не говорил?
Даймё покачал головой.
— Вы держите ее, как палочки для еды. А надо вот так… — Она заставила его сложить вместе указательный и средний пальцы, вложила в руку кисть и прижала сверху большим. — Если хотите тонкую линию, берите за кончик. Если толстую, перехватывайте у основания. Попробуйте!
Он попробовал. С задумчивой усмешкой посмотрел на получившуюся тонкую линию, потом протянул кисть Мии:
— Давай ты.
— Я? — растерялась девушка.
— Да, ты. Я буду диктовать. — Даймё подвинулся, освобождая ей место перед листом бумаги. Сел сзади, обнял, прижав к себе, и уткнулся лицом в ее волосы.
От этого объятия по телу прошла сладкая дрожь. Мия замерла, наслаждаясь ощущением близости мужчины, защищенности. Все соображения по поводу каллиграфии как ветром выдуло.
— Записывай, — хриплым шепотом сказал Акио и поцеловал ее в макушку. — Асикава, налоговые сборы с гильдии корабельщиков…
Она механически водила кистью, занося на бумагу его слова. Попроси Акио пересказать только что записанное, Мия не смогла бы вспомнить ни строчки. Все мысли сконцентрировались внизу живота. Там, где его руки обнимали и легонько поглаживали ее тело сквозь ткань кимоно. Губы спустились ниже, лаская и выцеловывая хрупкие позвонки на оголенной шее, опаляя жарким дыханием. Низкий мужской голос диктовал что-то о налоговых обязательствах и недоимках так страстно, словно это были признания в любви. Атмосфера в комнате неуловимо изменилась, теперь она была заполнена скрытым вожделением…
Он медленно вынимал шпильки из ее прически, одну за другой, и шептал что-то про баланс и расходы, развязывал пояс и говорил о перераспределении земельных наделов. И Мия, околдованная хриплым голосом, бездумно обмакивала кисточку в тушь, выводя иероглиф за иероглифом, пока мужские руки проникали под кимоно. Сладкое томление разлилось по телу, от прикосновений по коже расходились блаженные волны. Горячий шепот на ухо, губы, ласкающие мочку уха…
— А? — Она изумленно уставилась на иероглиф «сокровище», следовавший сразу после иероглифов «долговые обязательства».
— Мое сокровище, — выдохнул Акио ей на ухо. — Хочу тебя! Сейчас!
Кисточка выпала из ослабевших пальцев, покатилась по бумаге, размазывая безупречно выписанные иероглифы. Мия откинулась в его руках, наслаждаясь поцелуями. Шелковое кимоно соскользнуло с плеч на татами, за ним последовала тоненькая нижняя рубаха и мужской пояс…
Акио чуть приподнял ее за бедра и опустил. Мия негромко ахнула, ощущая, как напряженный стержень медленно входит в ее тело, растягивая нежные стенки, заполняя ее целиком, подчиняя и даря наслаждение.
Его зубы сомкнулись на мочке уха. Рука нырнула между раздвинутых бедер, надавила на чувствительную точку, и девушка застонала в голос.
— Двигайся!
Мия послушно приподнялась и опустилась. Его пальцы продолжали мять и поглаживать скользкий бугорок между ног, вторая рука сжалась на груди, вызвав короткую судорогу наслаждения.
— Господин, — всхлипнула она, насаживаясь на него. — Так хорошо-о-о!
Еще несколько торопливых движений вознесли ее к вершине удовольствия, но Акио не остановился на этом. Он заставлял ее стонать и вскрикивать снова и снова, пока Мия совсем не обессилела.
Потом они лежали в обнимку на брошенной на циновки одежде, переплетя руки и ноги. Утомленные, но не пресыщенные друг другом. Мия улыбалась счастливой и глупой улыбкой, вспоминая полный страсти голос, шепчущий: «Мое сокровище».
Сокровище. Раньше он никогда не называл ее так. И он не отвернулся на этот раз! Не встал, не ушел, не оставил ее одну!
— Будешь моим секретарем?
— Что?
Девушка вздрогнула и посмотрела на него недоуменно. Слишком неожиданно прозвучали эти слова.
— Будешь записывать под диктовку? У тебя красивый почерк.
— И каждый раз все будет вот так заканчиваться? — прыснула Мия.
— Не каждый. — Он сощурил глаза, в голосе зазвучали ленивые интонации сытого хищника. — Через раз.
— С радостью, господин. — Мия помедлила. — А вы не боитесь, что я узнаю что-то… важное.
— Не боюсь. — Он медленно намотал ее волосы на руку, оголяя шею, чтобы поцеловать. — Я тебе доверяю.
Мия вздрогнула. По телу как будто прошлась теплая волна от затылка до кончиков пальцев на ногах, такими волнующими и сладкими показались ей слова даймё. Она обхватила его за плечи, уткнулась в грудь, пряча подозрительно заблестевшие глаза.
— Спасибо! Спасибо, господин! Обещаю, вы не пожалеете!
Глава 13 СЕКРЕТАРЬ
— Вот, значит, как… — Джин Хо-Ланг-И Аль Самхан выглядел спокойным, но Куросу все равно нервно сглотнул.
Вся внешняя разведка знала, что старший принц не из тех, кто впадает в бессмысленную ярость. Вот только Куросу также понимал, что, будь на месте Джина император, тот, не раздумывая, велел бы отрубить агенту Ёшимитсу голову.
Горе гонцам, несущим дурные вести.
— Ваше высочество, у меня не было выбора…
— Вижу… — Джин задумался, побарабанил пальцами по краю лакированного столика. — И с тех пор о Мие ничего не слышно?
— Старший Такухати выкупил долг и объявил о награде за поимку своей наложницы.
Расслабленная ладонь сжалась в кулак. В комнате резко стало жарко, словно кто-то разжег пустой очаг на полу.
— На-лож-ни-цы? — медленно произнес принц с незнакомой и опасной интонацией. Глаза его вспыхнули погибельной зеленью.
Куросу снова сглотнул и мысленно попрощался с мечтой о долгой старости в окружении внуков. Пожалуй, теперь агент Ёшимитсу мог похвастаться, что знает, как выглядит принц Джин в бешенстве.
Неприятное зрелище. Заставляет задуматься, все ли, что нужно, ты упомянул в завещании.
— Но девушки у него нет, — на всякий случай напомнил он. — Она в бегах.
— Ясно. — Джин прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. На его лице появилось выражение сосредоточенного умиротворения, как у монаха во время медитации.
Успокоившись, он снова открыл глаза и посмотрел на Куросу в упор.
— Я не буду мстить. Это вина Тхана. Ты сделал, что мог.
Агент Ёшимитсу был профессионалом, поэтому никак не выразил огромного облегчения, которое испытал при этих словах.
— Приказ вашего брата все еще в силе, — напомнил он.
— Я помню. — Принц сжал губы в тонкую полоску. — Тебе лучше уехать из столицы, Куросу.
— Куда?
— На Рю-Госо. Нам не помешает толковый человек на юге. После исчезновения Сердца моря сёгун был в таком гневе, что казнил наместника, и теперь клан Оти в числе недовольных. Не удивлюсь, если все выльется в новое восстание.
Куросу кивнул. Он был схожего мнения.
— Будьте осторожны, ваше высочество. Я могу быть не единственным, кто получил подобный приказ.
Принц криво усмехнулся:
— Зная Тхана, могу сказать точно: его получили все агенты. Проклятье, мне и без того тяжело действовать на чужой территории, вслепую и со связанными руками! Такеши Кудо слишком хорош. Ладно, не будем об этом. Что по поводу Тэруко?
Хотя бы здесь агент Ёшимитсу мог порадовать своего принца. Джин слушал сухой отчет о привычках и вкусах принцессы, составленный на основе откровений слуг и фрейлин, и довольно кивал.
— Итак, принцесса обожает все, связанное с войной, — подытожил он с довольной улыбкой. — И ей нравятся тираны. Мне кажется, у меня все шансы, Куросу.
— Вы же никогда не воевали.
— Вот именно, Куросу! Вот именно!
Все изменилось.
Неуловимо, вроде бы в мелочах, но это были какие-то очень важные мелочи.
Акио стал другим после того раза. Словно ледяная стена, окружавшая даймё, треснула, поддалась. Он не замыкался больше и не отворачивался сразу после близости. А иногда, словно забывшись, срывающимся шепотом бормотал сладкие, восхитительные слова, называя своим солнцем и сокровищем. Мия замирала, прижималась к нему, задыхаясь от невозможного, переполняющего душу счастья.
Стремясь оправдать доверие даймё, девушка взялась за обязанности секретаря с яростным рвением. Записывала письма и приказы, составляла сметы, наводила порядок в бумагах.
Это занятие неожиданно увлекло ее. Мия и представить не могла, о скольких вещах одновременно должен думать даймё. Как сложен и хрупок механизм государственного устройства, как важно для правителя умение просчитать все последствия своих решений.
— Господин, можно спросить?
— Спрашивай.
— Это пятый по счету указ. Вы снизили налоги на скот для крестьян, имеющих стадо больше чем из десяти овец. Распорядились о выделении дополнительных территорий для выпаса в центре Эссо, объявили о поддержке гильдии ткачей… — Она замялась, не зная, как лучше сформулировать возникшее после записи под его диктовку ощущение. — Мне кажется, тут есть связь…
Несколько минут он с удивлением разглядывал Мию, а потом одобрительно кивнул:
— А ты и вправду лучшая ученица, Мия. Все правильно понимаешь. Эссо заселен по побережью. Там, где теплее и рядом море — источник пищи. Я хочу, чтобы люди пошли вглубь острова. Но рис плохо растет на этой земле, слишком холодно. А в горах много лугов с сочной травой.
— Вы хотите, чтобы крестьяне перебирались в центр острова и там разводили овец?
— Молодец!
Мия даже зажмурилась, так приятна ей была эта искренняя похвала. Робко, потому что боялась испортить впечатление, которое только что произвела, она призналась:
— Это странно… что вы думаете о таких вещах.
В глазах Акио заплясали насмешливые огоньки:
— Считаешь, что даймё не подобает думать о приплоде овец?
— Нет, — смутилась она, — просто обычно считается, что даймё только развлекаются. Ну, или армией командуют…
— Армию тоже нужно кормить. И мне нравится, когда мои люди сыты, налоги платятся исправно, а на дорогах спокойно. Так, записывай…
В желании стать полезной для него Мия поднимала архив прежних указов. Вчитывалась в столбики иероглифов, силилась попять, зачем и почему Акио или его отец издали тот или иной закон, но знаний не хватало. Классическая литература и стихосложение, икебана, чайная церемония и каллиграфия, которой Мию учили в школе, были совершенно бесполезны, если речь заходила о производстве, торговле или любых изменениях внутри общества.
Она почти готова была сдаться, когда Акио случайно обмолвился о библиотеке в замке.
В книжном хранилище было светло и пусто. Шкафы по стенам, заполненные свитками и книгами, столик с набором для каллиграфии в центре — ничего лишнего.
Мия медленно открыла створки ближайшего шкафа, прошлась пальцами по кожаным переплетам. Где-то здесь, среди множества трактатов, ответы на ее вопросы. Знать бы, где искать их…
— Госпожа наложница что-то хотела?
Голос за спиной заставил ее подпрыгнуть и обернуться.
На первый взгляд незнакомец показался ей юношей, почти мальчишкой. Обряженный в черные одежды, со смешной плоской шапочкой на голове. Его глаза закрывало непонятное украшение. По крайней мере, Мия предположила, что два круглых черных камня — это именно украшение. Солнце преламывалось в гранях, играло на гладкой поверхности. У девушки создалось неприятное ощущение, как будто на нее смотрят глаза гигантского насекомого. Стало интересно — как он видит хоть что-то с такими накладками на глазах?
Усилием воли переведя взгляд с граненых камней на лицо мужчины, Мия поняла, что чуть было не сделала роковой ошибки, собираясь приветствовать незнакомца, как равного. Первое впечатление о его юном возрасте оказалось обманчивым. Лишенное морщин лицо не принадлежало юноше, как не принадлежало и старику. Его обладатель, казалось, вовсе не имел возраста.
— Здесь скучные книги, госпожа, — добавил незнакомец, очевидно неправильно истолковав ее молчание. — Экономика, государственное устройство и военное дело. Стихи и романы хранятся в комнате госпожи Хитоми Такухати.
Мия вспомнила о правилах приличия и поклонилась:
— Кто вы, господин?
— Мое имя Юшенг Нун. Я — хранитель знаний замка Инуваси.
Имя и одежда, как у жителей материка…
— Вы самханец?
Он кивнул, но не стал вдаваться в подробности, как получилось, что самханец стал хранителем знаний в Оясиме, а Мия постеснялась спрашивать.
— Проводить вас к покоям госпожи Хитоми?
— Нет. Нужные мне книги — здесь.
Если Юшенг и удивился, то по его бесстрастному вежливому лицу это не было видно. А черные камни скрывали глаза.
Как же неудобно, когда не видно глаз! Ничего не понять о человеке.
— Какие книги ищет госпожа наложница?
— Мия. Зовите меня Мия. Книги? Я… я не знаю.
Смущаясь — казалось, что из-за полированной каменной поверхности на нее смотрит внимательный и цепкий взгляд, — Мия поведала о своей проблеме.
— Я хочу лучше понимать, о чем речь. Чтобы быть полезной.
— Стоит ли тратить время и отягощать себя подобным знанием? Для женщины оно излишне, а по мнению некоторых мудрецов, даже вредно. Вряд ли вы поймете хоть слово.
— Стоит, — убежденно ответила Мия. — А чтобы я поняла, вы подберете для меня книги попроще.
Бесстрастное лицо хранителя знаний не изменилось, но Мие показалось, что он одобрил ее намерение и дерзкий ответ.
— Садитесь.
Несмотря на камни, прикрывавшие глаза, Юшенг двигался уверенно, словно прекрасно видел все вокруг. Мия кусала губы, чтобы не начать задавать вопросы. До зуда под кожей хотелось расспросить его о таком странном украшении. И украшение ли это вообще? Но кто знает, как хранитель знаний отреагирует на подобные вопросы. Вдруг обидится?
Мужчина вернулся со стопкой книг и свитками, упакованными в потемневшие от времени тубусы.
— Глаза, — сказал он.
— Что? — Мия недоуменно моргнула.
— Это мои глаза, госпожа Мия. Прежние были выжжены по приказу императора Самхана.
Мия ойкнула и посмотрела на хранителя знаний с ужасом.
— Но как… — прошептала она.
— Я родился с даром видящего. Известно, что дар усиливается, если ослепить ребенка и подарить ему глаза из черных бриллиантов. — По тонким губам зазмеилась странная улыбка. — Не надо меня жалеть, госпожа. Знали бы вы, как много интересного умеют видеть эти камни. Вот, я принес книги, по которым учился даймё Такухати. Если будет что-то непонятно — зовите. Я всегда рядом, в соседней комнате.
Он исчез так же неслышно, как появился. Мия еще несколько мгновений сидела под впечатлением слов, сказанных Юшенгом, а потом раскрыла первую из принесенных хранителем книг.
Пометки на Полях, выполненные знакомым ужасным почерком, заставили Мию улыбнуться. Краткие, в стиле Акио: «запомнить», «сомнительно» или «полная чушь». Мия перечитывала их, а в ушах звучал голос даймё.
Каким он был в детстве? Был ли похож на себя нынешнего? С кем он дружил? Или будущему даймё запрещено дружить с другими детьми? Плакал ли, если ушибался? Были ли у него питомцы? Какой была его мать?