Он разжал руки, и девушка отшатнулась от него, растирая горло. На ее красивом и гордом лице мелькнуло выражение крайнего отвращения, а потом снова застыла высокомерная отрешенность.
— Ты поняла меня, Тэруко?
— Я поняла вас, — хрипло ответила принцесса.
Хитоми еле дождалась, пока он покинет покои, чтобы отодвинуть дверь.
— Госпожа!
— Хитоми… — Последняя из рода Риндзин повернулась к своей любимой фрейлине. Сейчас, когда сёгун ушел и больше не было необходимости сдерживаться, на лице Тэруко проявились по очереди гнев, возмущение, презрение и снова гнев. — Ты слышала?
— Слышала, госпожа. — Хитоми хотела бы ободрить и утешить принцессу, но Тэруко Ясуката не нуждалась в утешении.
Она схватила вазу — трехсотлетний самханский фарфор, и со злостью запустила ею в стену. Не удовлетворившись этим мимолетным разрушением, принцесса зашагала по комнате туда и обратно. На бледной шее красными пятнами горели отметины от пальцев сёгуна.
— Он продал меня! Откупился, собачий сын! — бормотала девушка, как в лихорадке. — Отдал уроду. Ненаследный принц! Конечно, Шину так выгодно. О, я готова поспорить на свое право править, он никогда не выдал бы меня ни за кого другого, кто может занять его место. Только Хо-Ланг-И Аль Самхан! Конечно, — она повернулась к Хитоми, дрожа от ярости, — ко мне трижды сватались даймё, Хитоми! Сильные, полноценные мужчины! Правитель Вангланга засылал послов, предлагая в мужья своего младшего сына — чем плохи дети камня? Ничем! Но Шин слишком трясется за свое место, как любой самозванец. Он отдаст меня только жалкому неудачнику, который никогда не сможет править!
— Госпожа, тише! — зашептала Хитоми, оглядываясь в ужасе. Не хватало еще, чтобы до правителя дошел слух о крамольных речах двоюродной сестры. Сёгун и за меньшее вырывал языки.
Тэруко остановилась, тяжело дыша, и Хитоми снова невольно залюбовалась принцессой.
Даже сейчас, в момент наивысшей ярости, Тэруко Ясуката была необычайно красива. Гнев не уродовал ее черт, только придавал живой блеск глазам цвета вишневых ягод. Сердито сдвинутые брови и сжатые губы лишь подчеркивали женственность девушки.
— Я не хочу, Хитоми, — с отчаянием прошептала принцесса. — Не хочу принадлежать убогому, слабому! Моя мать — принцесса Риндзин. Я — последняя, в ком течет кровь повелителей драконов. Зачем мне муж — не воин? Мужчина, который никогда не был в бою, разве может он зваться мужчиной? То ли дело твой брат… — Голос девушки дрогнул.
Хитоми вздохнула. Она понимала и разделяла чувства подруги, но все же попыталась утешить ее:
— Говорят, принц хорош в дипломатии.
— Дипломатия? Ха! — Девушка презрительно встряхнула головой. — Дипломатия для трусов!
Она еще раз прошлась по комнате, медленно успокаиваясь. Потом повернулась к Хитоми.
— Отец предупреждал: этот мир принадлежит мужчинам. И каждый будет стремиться использовать меня, уже потому что я женщина. Он берег меня, пока был жив, Хитоми. Но теперь его нет, и я должна сама о себе позаботиться. А ты мне поможешь!
— Но что мы можем сделать? — возразила девушка. Возразила слабо, больше для порядка.
Целеустремленность и всесокрушающий напор подруги уже увлекли Хитоми — снова, и не сосчитать в который раз. Сестра сёгуна обладала неженским упорством и силой воли. Казалось, она вовсе не знала слова «сомнение». Пожелав чего-то, Тэруко не останавливалась, пока не получала это.
Злорадная улыбка промелькнула на лице принцессы.
— Мы заставим самханца отказаться от свадьбы!
Глава 2 ДРАКОН ОКЕАН
Тих ночной океан. Легкий ветер гуляет над водой, наполняет паруса, подталкивает корабль со стороны кормы. Цукиёми-но-ками — повелитель приливов и отливов — наполовину отвернул свой лик от мира людей, но палуба в бледном свете его лучей все равно как на ладони.
Мия вдохнула запах моря. После тесного и затхлого трюма он пьянил сильней саке. Лунный свет серебристыми рыбками плясал на волнах. Джонка шла мягко, покачиваясь, словно колыбель, вверх-вниз…
Девушка еще раз глотнула морской воздух и поняла, как опротивел ей тесный тайник в трюме. Вместо того чтобы пригнуться, пробежать несколько шагов и нырнуть в нутро корабля, она шагнула к борту.
Пять минут — не больше! Она постоит тут только пять минут.
Ветер шаловливо растрепал отросшие пряди. Сколько же они плыли, если волосы почти прикрывают лопатки?
А действительно, сколько времени она в пути?
Дайхиро предупреждал, что кормить ее будут раз в сутки. Капитан приносил еду трижды. Неужели они плывут только три дня? А кажется, что прошла целая вечность!
Осталось всего полторы недели — и Самхан…
— Все драконы Ватацуми-но-ками мне в корму! Вот так подарочек прислали морские демоны!
При звуках знакомого сиплого голоса внутри Мии что-то оборвалось, в животе заледенело и начало крутить. Пальцами она до боли впилась в дерево борта. Молясь про себя, чтобы все это было сном, навеянным океаном кошмаром, девушка обернулась.
Лунный свет отразился от выскобленного до почти зеркальной гладкости черепа. Капитан «Ночной лисицы» предпочитал брить голову наголо, словно буддистский монах, но короткую щеточку усов над верхней губой не трогал. По массивному лицу расплылась полная предвкушения улыбка.
— Какой хорошенький послушник! Проезд на моем корабле стоит денег, крошка.
— Я уже заплатила вам, — с безнадежным отчаянием прошептала Мия, но капитан только ухмыльнулся.
— Для женщин дороже.
— Я дам вам денег… потом, когда приплывем.
— Не верю в долг.
Она попыталась сделать шаг в сторону, чтобы обойти его, но капитан тоже сместился и встал на ее дороге.
— Куда ты, сладенькая? — спросил он, довольно оглядывая свою добычу. — В трюме тесно и холодно. В моей каюте всяко удобнее будет.
— Нет, спасибо, господин. — Голос окончательно перестал повиноваться.
Не уйти, не скрыться. Она одна посреди моря, в окружении мужчин, которые не слишком-то привыкли соблюдать законы. Ни друга, ни защитника. Можно сколько угодно кричать и вырываться, но, даже если матросы прибегут на крик, разве кто-нибудь пойдет ради нее против капитана?
Мия почувствовала, как ее начинает колотить крупная нервная дрожь. Она сделала еще одну безуспешную попытку обойти мужчину, но тот снова встал у нее на пути.
— Я сказал — пойдешь со мной в каюту, — с угрозой в голосе произнес капитан. — Или хочешь, чтобы я тебя прямо здесь разложил?
Она сглотнула и покачала головой, глядя на мужчину снизу вверх расширенными от ужаса глазами.
— Так-то лучше, — довольно произнес он. — Будешь орать — придется поделиться с ребятами. Тебе же этого не надо?
Мия снова покачала головой. Ей хотелось завизжать или разрыдаться от ужаса, но она молчала.
Правильнее будет покориться. Если она ему понравится, может, он не отдаст ее потом команде.
Мерзость… какая невозможная мерзость! Хуже, в сотни раз хуже того, что было с ней в чайном домике в последний визит Акио Такухати. Неужели свободная жизнь начнется с того, что Мии придется ублажать насильника? Разве не от этого она сбежала?
Трюм из безопасного убежища в одно мгновение превратился в черную яму, на дне которой ожидали унижения и страдания. И надо бы послушаться, спуститься за мужчиной вниз, пока их не приметил никто из команды, но Мия не в силах была заставить себя смириться и сделать эти несколько шагов.
Добровольно — никогда!
Капитану надоела возня. Он протянул мозолистую ручищу, сцапал девушку за отросшие пряди и подтянул к себе, заставив жалобно вскрикнуть.
— Ну что ты пищишь? Сейчас набегут же, — бормотал он, торопливо шаря руками по ее телу. — Давай вниз! Или я тебя унесу…
Мия отвернулась от него и зажмурилась, дрожа от отвращения. Ей казалось, ее тело омывают волны бессильной ярости и страха. Все внутри восставало против неизбежного насилия, требовало наказать, покарать негодяя.
Обычно мягкая и добрая, она вдруг ощутила сильнейший гнев на собственную беспомощность, неспособность постоять за себя. Неужели так будет всегда и судьба Мии становиться покорной игрушкой любого мужчины, который пожелает ею обладать? Неужели никак не возможно ответить на насилие?!
Будь у Мии кинжал в руках, она бы ударила капитана.
Словно отзываясь на ее гнев, в морских глубинах что-то глухо зарокотало.
— Что за… — Капитан, пытавшийся одновременно раздеть Мию и увлечь в темное нутро корабля, оторвался от девушки и насторожился.
«Ночная лисица» странно вздрогнула, резко съехала вниз, словно по скользкой горке… Мия не удержалась на ногах, пробежала пару шагов и упала на колени.
Внизу забурлила вода. Океан зашипел, как сотня тысяч змей одновременно, и этому шипению вторили крики ужаса с кормы. Устоявший во время качка капитан поднял голову и вдруг съежился, словно вдвое уменьшился в размерах, а потом бухнулся на зад и пополз, не отрывая глаз от черного неба. С губ его срывались беспорядочные мольбы к богу моря Сусаноо.
Внизу забурлила вода. Океан зашипел, как сотня тысяч змей одновременно, и этому шипению вторили крики ужаса с кормы. Устоявший во время качка капитан поднял голову и вдруг съежился, словно вдвое уменьшился в размерах, а потом бухнулся на зад и пополз, не отрывая глаз от черного неба. С губ его срывались беспорядочные мольбы к богу моря Сусаноо.
Мия проследила за его взглядом и обмерла. Над джонкой завис Дракон Океан — совсем такой, как в ее снах. Длинный нос, похожий на нос хищной рыбы, раззявленная пасть, острые клыки в хлопьях белой пены и гибкие усы, сотканные из водных струй.
На мгновение время застыло. Мия и дракон всматривались друг в друга — настороженно, с опаской. Девушка почувствовала, как трепыхнулось и замерло в груди сердце. Дракон был знаком ей не только по снам. При взгляде на него она ощутила странное чувство узнавания, подобное тому, какое испытывала, разглядывая себя в зеркале.
Его безудержная, первобытная мощь привлекала и пугала. Мии казалось, она ощущает незримые, но прочные сети, что сдерживали дикий порыв изначального чудовища, не давали ему не знающей преград волной пройтись по Благословенным островам, чтобы слизнуть, раздавить, уничтожить крохотных людишек вместе со всем их жалким имуществом.
Дракон хотел этого. Мия почувствовала его жажду.
«Рано, — беззвучно сказал дракон. — Пока еще рано».
И обрушился на кораблик.
— Не спится, ваше высочество?
— Я слышал странный звук.
Будто подтверждая его слова, по воде снова прошел грохот, напоминающий утробное рычание огромного хищника. Корабли закачались на внезапно усилившихся волнах.
— Море, — матрос пожал плечами, — здесь часто можно услышать и увидеть странное, ваше высочество.
Джин шагнул к борту. Ходящие волны за кормой неприятно напомнили ему тугие змеиные кольца. Снова скользнуло где-то по краешку сознания гадкое ощущение чужого пристального взгляда в спину. Дремлющий в глубинах души демон насторожился и шевельнул ухом.
«Это все морок, — напомнил себе Джин. — Шепот голоса крови, не больше».
Все отпрыски фамилии Аль Самхан неуютно чувствовали себя на воде, и Джин не был исключением. Он плохо спал на кораблях и частенько просыпался от кошмаров, в которых его душил и уволакивал на дно гигантский кракен или раздирали на части акулы. Во сне Джин пытался призвать демона, но пламя гасло, погребенное в толще вод.
Он просыпался в мокрой от пота постели с отчетливым ощущением, что это — предупреждение. Ревнивый морской бог неохотно терпел на своей территории детей огня.
Чтоб ему сдохнуть, змею морскому!
Сегодняшняя ночь подарила особо пакостное видение. В нем гигантский дракон вставал из морских глубин и нависал над хрупкой фигуркой на палубе. Джин запомнил мешковато сидящую одежду послушника, ужас в широко распахнутых глазах и собственный бестолковый крик: «Мия!»
Приснится же такое… Мия сейчас в безопасности, в доме агента Ёшимитсу. Скоро, всего две-три недели, — и Джин сможет увидеть и обнять ее.
Он дождался, пока матрос уйдет, и вынул нож, чтобы надрезать руку. Красная кровь казалась черной в лунном свете.
— Не обижай ее, — попросил Джин, простирая ладонь над морскими волнами.
Капли упали, разбились о блестящую черную поверхность. Море довольно зашипело и слизнуло подношение. Отданная добровольно сила — редкое лакомство.
Джин усмехнулся и покачал головой. В кого он превратился? Поверил дурному сну, словно мнительная старуха.
Но дар поднесен, и Джин не станет жалеть о нем. Глядишь, Ватацуми-но-ками и правда смилостивится как-нибудь к его любимой…
Раскрылась шире пасть. Дракон вскинул голову с победным ревом, сжимая в зубах добычу. На мгновение джонка воспарила над морскими волнами, словно пыталась улететь…
Клыки сомкнулись, сминая борта, будто ореховую скорлупку, круша мачты, раздирая паруса. С криками ужаса капитан, матросы и обломки «Ночной лисицы» полетели вниз. Туда, где могучие потоки воды сливались в клокочущий водоворот.
Мии повезло. Торчавший над страшными клыками ус обвился вокруг ее запястья, захлестнул руку и удержал от падения. Понимая, что это единственный шанс выжить, она вцепилась в подвернувшуюся опору обеими руками и повисла у края морды.
Ус дергался, выворачивался из рук — скользкий, гладкий, совсем как во сне. Но наяву дракон не торопился повиноваться воле Мии. Он шумно выплюнул облако белой пены, нырнул в толщу вод и устремился куда-то огромной волной — неудержимой и страшной. И девушка устремилась вместе с ним, ощущая себя не удалой наездницей, но репейником, приставшим к собачьему уху.
Ее мотало вверх и вниз, то окунало с головой в горькую соленую воду, то подбрасывало. Небо и море менялись местами, вода заливала глаза, и невозможно было что-то разглядеть в бурлящих переплетениях струй, в ночном бескрайнем море, где темные небеса переходили в такие же темные воды. Осталось только ощущение невероятной скорости, падения, полета сквозь мокрую тьму. Вода заливала нос, не давала дышать, а когда дракон выныривал на поверхность, ветер облизывал Мию, выдувая остатки тепла. Уже почти не чувствуя озябших рук, она цеплялась за драконий ус и уговаривала себя держаться.
Разжать пальцы посреди океана означало смерть. Мия хотела жить.
Глава 3 РАЗБИТЫЙ КОРАБЛЬ
— Вы еще не спите, госпожа?
Тэруко оторвала взгляд от расстеленной прямо на циновке карты Самхана и тепло улыбнулась своей любимице.
— Не сплю. Мне наконец принесли подробный отчет о сражении в Огненной долине. Пытаюсь повторить его. — Она кивнула на карту, где поверх вычерченного рельефа местности располагались миниатюрные фигурки воинов. Конные, лучники, пехотинцы. Каждый воин означал отряд в тысячу самураев. Вырезанные из бумаги стрелки показывали направление движения армейских частей.
Карту и фигурки Тэруко подарил отец. Он же научил дочь составлять и анализировать планы сражений. Принцесса мнила себя неплохим стратегом и частенько предавалась этому неженскому занятию втайне от деспотичного двоюродного брата.
— Три часа ночи, — с упреком сказала Хитоми. — Вы же хотели с утра на тренировку.
Тэруко фыркнула:
— Не превращайся в няньку, Хитоми. Тебе это не по возрасту. Тренировка переносится на вечер, Шин повелел устроить учения для дворцовой стражи.
— Но как же… — Фрейлина замялась.
— В три часа пополудни Шин отбывает на праздник в храм почти со всей охраной. — Принцесса снова фыркнула. — К счастью, я не обязана его сопровождать. Шин не хочет лишний раз напоминать вассалам о моем существовании. Капитан, охраняющий зал, любит золото, он будет молчать.
— Это рискованно, — с упреком сказала Хитоми, но девушка только отмахнулась.
— Что он мне сделает, даже если узнает? Ты лучше посмотри на карту!
Подруга покорно посмотрела и пожала плечами:
— Простите, госпожа. Вы же знаете, я ничего в этом не понимаю.
— Я тебе объясню! — с энтузиазмом откликнулась принцесса. — Смотри, фиолетовые — это наши воины. Красные — самханцы. Видишь, они все в горах. Это была ловушка, Хитоми! Генерал Такухати подозревал неладное, но Шин, — она произнесла имя сёгуна с великолепным высокомерным презрением, — приказал занять долину, угрожая казнью за измену в случае неповиновения.
Хитоми нерешительно склонилась над диспозицией. Самханские войска были разбросаны по всей горной гряде. Их основу составляли лучники, в то время как армия Оясимы состояла преимущественно из кавалерии и пехоты.
— А тигр? — Пальчик девушки ткнул в оранжево-полосатую фигурку посреди вражеской армии.
— Это наследный принц Аль Самхан. Он разбудил вулканы вот здесь, здесь и здесь.
Тэруко указала на горы, отмеченные красными фишками. Красные стрелки, перекрывшие войскам Оясимы путь к отступлению, символизировали потоки лавы.
— Ума не приложу, как генерал Такухати сумел спасти две трети армии, — задумчиво произнесла девушка. — Твой брат совершил невозможное, Хитоми. О таких деяниях слагают легенды, а Шин наградил его позором и изгнанием.
Она благоговейно погладила вырезанную из кости фигурку полководца, преграждавшую путь рекам пламени. Перед мысленным взором Тэруко кипел огненный ад — почерневшая расколотая земля, клубы едкого серого дыма и одинокий воин, вставший на пути стихии, чтобы защитить своих людей.
Конечно, принцесса помнила, что рядом с Такухати стояли и другие. Отпрыски сильнейших родов, лучшие из лучших. Многие так и остались на огненных полях Самхана. Война пожрала их, не вернув родным даже горсти праха для достойного погребения.
Иные сумели выжить — опаленные, выгоревшие дочиста. Встречая порой в коридорах дворца ветеранов осенней кампании, девушка отводила взгляд — слишком уж жуткими казались их обожженные лица и навсегда почерневшие глаза.