— А я не хочу сражаться вместе со всеми! — оскалился Парсыкин. — Я не хочу быть подстреленным, словно заяц! И кормили меня и одевали не какие-то там «люди», а конкретно один человек — мэр города Сафонов. Единственный здесь человек, который жил правильно: не для всех, а для себя! И его-то я как раз не предавал, а делал все, что ему было нужно. Вообще все — не задумываясь! И с установкой тогда, и вообще… Впрочем, это не твое дело! Проваливай отсюда, дикарь!..
И вот тогда-то Нанас как раз и услышал нечто ошеломившее и обескуражившее его настолько, что он долго потом не мог прийти в себя от обиды и возмущения.
— Эх, жаль, что он не велел в тот раз пристукнуть тебя окончательно! — выкрикнул пленник. — Просил лишь «приласкать» до сотрясения мозга максимум. Чтобы потом «спасать» тебя и выхаживать… Чтобы стать тебе «заботливой мамочкой», «лучшим другом», от которого у тебя не будет никаких секретов и не возникнет, в случае чего, ненужных вопросов… А знаешь, как мне было противно нянькаться с тобой — грязным, вонючим дикарем?!.. Знаешь, как меня тошнило от твоей дебильной тупости?! И самое главное, знаешь, как мне было обидно, что тебя, поганый кусок дерьма, любит такая девчонка?!..
— Так это ты?!.. — ахнул Нанас. — Это ты меня тогда?.. — Больше он, как ни старался, ничего не смог выдавить из себя и поспешил выбежать из подвала. Юноша чувствовал, что еще немного, и он или позорно разрыдается перед тоже замолчавшим и отвернувшимся к стене Парсыкиным, или вцепится ему в горло и не отпустит до тех пор, пока тот не перестанет дышать. И того и другого делать было ни в коем случае нельзя.
Нанас долго еще находился в каком-то странном, будто полусонном состоянии, когда происходящее вокруг казалось нереальноразмытым, почти не затрагивающим сознания. А потому не сразу понял, чего хочет от него Сошин, который почему-то настойчиво тряс его за плечи:
— Эй! Лопарев!.. Очнись, парень, да что с тобой?
— А?.. — встрепенулся Нанас. — Что?.. Что такое? Варвары? Пора в атаку?..
— Да какая атака, ты спишь, что ли?.. И не варвары, а варвар. Гор этот твой!.. Говорит, что согласится на нашу инсценировку, только если ты пообещаешь отвести его потом к этому… к сырту.
— К сыйту… — машинально поправил юноша и очнулся наконец окончательно. — Подождите, но я думал, что это он так просто… шутит!..
— Какие уж тут шутки! Уперся — и ни в какую. Ты уж пообещай ему, чего он там хочет, от тебя ведь не убудет.
— То есть как?.. — заморгал Нанас. — Просто пообещать, а потом не делать этого?..
— Ну, это ты уже сам после смотри — делать или не делать. Главное, сейчас сделай, чтобы он артачиться перестал.
— Но ведь так нельзя! — вскинулся парень. — Если я пообещаю, то буду должен это сделать! А то, что он просит, это… Нет, я так не могу!
— Ну вот, еще один… — тяжело вздохнул начальник охраны, а потом выпрямился вдруг, блеснув побагровевшей вмиг лысиной, и гаркнул: — Боец Лопарев!!! А ну, встать! Смирно!!! Приказываю предоставить пленному Гору требуемую им информацию!
— Он не пле…
— Выполнять!!!
Что было дальше, Нанас опять запомнил весьма смутно, словно находясь в плотном тумане. Сначала он, отведя взгляд, что-то мямлил Гору насчет того, что идти к Сейдозеру лучше всего летом. А потом все же сказал тому, что пойдет с ним, дал честное слово… Затем был долгий, не запомнившийся ничем промежуток, а потом «туман» разорвал звук автоматной очереди.
Но никакой особой паники на посту Нанас, к своему удивлению, не заметил, и лишь позже осознал, что это произошел запланированный ранее «побег» Парсыкина и Гора.
* * *Сошин, не отрываясь, смотрел на один из экранов. На нем по белому снегу бежали две человеческие фигурки — Костя Парсыкин и Гор. Бывший варвар держал в руках автомат, из которого он, временами, ненадолго останавливаясь и оборачиваясь, стрелял короткими очередями.
— Холостые?.. — выдавил Нанас внезапно пересохшим ртом.
— У него — да, — ответил начальник охраны.
— А у кого — нет?.. — удивился юноша, поскольку отчетливо видел, что у Парсыкина руки пустые, а больше на экране никого не было. И лишь спросив это, он заметил, что вокруг беглецов то и дело взлетают фонтанчики снега. — Подождите… Так по ним что — стреляют?.. По-настоящему, боевыми?.. Мы же договаривались, что…
— Немного переиграли. Решили, что так будет натуральней. Варвары наверняка следят из леса, а у них глаз наметан, сразу увидят, что следов от выстрелов нет, да и свиста нуль не слышно. Не бойся, стреляют мастера, Парсыкина не заденут.
— А Гора?!.. — воскликнул Нанас и в тот же миг увидел, как старик на экране будто споткнулся, а потом, неуклюже развернувшись, повалился в снег навзничь.
— Его убили?! — заорал парень. — Его убили, да?! Почему? Зачем?! Так нельзя! Он же свой!!!
— Да не ори ты, оглохнуть можно! — поморщился Сошин. — Так естественней, понимаешь?.. Парсыкин должен на сто процентов поверить, что здесь нет подставы, что все это всерьез! И варвары должны поверить! А это ведь тоже всего только варвар, один из них… Цель оправдывает средства, пойми!.. К тому же, стрелкам было дано…
Однако Нанас уже не слушал. Гнев вскипел в нем горячей кровавой волной.
— Варвар, да?! — заорал он, кидаясь к выходной двери. — Не человек, дикарь?!.. Так и я тоже дикарь! Тогда уж и меня пристрелите, чтобы было совсем естественно!!! Цель! Средства!.. Гады вы, сволочи, живите вы сами в вашем сраном раю!!!
Саам выскочил на улицу и помчался к приоткрытой возле ворот двери. Потом он так и не смог вспомнить, что же все-таки гнало его в тот момент за периметр: желание вытащить тело Гора или все-таки он и впрямь намеревался покинуть навсегда этот «Изумрудный город» предательства и обмана. Покинуть, неважно как: погибнув под пулями охраны, по-настоящему переметнувшись к варварам, или попросту сгинув в зимнем лесу.
Но все же, добежав до лежавшего в забрызганном алыми каплями снегу старика, Нанас остановился, и способность соображать постепенно вернулась к нему. И первое, что он увидел, — грудь Гора вздымалась мелкими неровными толчками. Старый варвар был все еще жив! О том, чтобы поднять его, не могло быть и речи. Если бы еще обе руки были здоровы, а так… И тогда, взявшись за обернутые грязными шкурами ноги старика, парень, постанывая от натуги и боли, поволок его в сторону ворот прямо по снегу.
Неожиданно тянуть стало легче. Скосив взгляд, Нанас увидел, что ему помогает… Надя!.. А потом Гор вдруг открыл глаза и выдохнул:
— Помни… ты обещал… Но даже если я… уходи все равно… один… с ней… Ты здесь чужой, и своим не станешь…
Старик снова закрыл глаза, и тут же Нанаса оттолкнули в снег, немногим более вежливей обошлись и с Надей, а раненого подхватили два дюжих охранника и трусцой побежали к воротам.
Юноша вскочил на ноги и проводил удаляющихся бойцов безумным взглядом. В голове была бурлящая каша: ненависть, гнев, обида, унижение, желание отомстить, умереть, провалиться сквозь землю — сплошные эмоции и ни одной здравой мысли.
Он почувствовал, как кто-то тянет его за рукав. Это была Надя. По лицу девушки текли слезы.
— Пойдем, Нанас, пойдем! Все хорошо, он живой, его вылечат!..
— Вылечат? — отдернул он руку. — Или пристрелят, чтобы не мучился? Хотя патронов же мало — тратить еще на какого-то дикаря!.. Так что, скорее, его просто бросят подыхать!
— Ну зачем ты так?.. — вновь потянула его за собой Надя. — Не надо!.. Ты не смотри на них, не принимай так близко к сердцу то, что они делают… Мне тоже порой их трудно понять… Но я не думаю, что они поступают всегда только во зло. Просто мир, где они живут, другой, не такой, к которому привык ты. Ты, главное, сам делай то и так, что велит твое сердце.
— А я не знаю, что оно мне сейчас велит! — закричал прямо в лицо девушке Нанас. — Не знаю!.. Я не хочу быть здесь, с ними! Я лучше бы сам убежал сейчас к варварам! К Шеке… — Парень осекся, но слово уже сорвалось.
— К Шеке? — округлила свои прекрасные карие глаза Надя. — Почему к Шеке?.. — Пальцы девушки медленно разжались, выпуская ткань куртки Нанаса.
— Потому что я… — пробормотал он, сглотнул, а потом выпалил вдруг: — Потому что я был с ней! Да-да, я был с ней, спал с ней в ее шалаше! Я такой же мерзавец, лгун и предатель, как эти… как все они, — махнул он рукой на стену, — ничуть не лучше! Меня нельзя любить! Слышишь?! Нельзя! Так что не трогай меня! Оставь! Забудь! Я чужой! Чужой всем, и тебе тоже! Уходи!..
В глазах девушки по-прежнему блестели слезинки, но плакать она перестала. Взгляд ее изменился, стал пустым и холодным. Не сказав больше ни слова, она повернулась и зашагала к воротам.
А Нанас остался стоять. Внутри у него было сейчас настолько пусто, что, казалось, тронь его — и он зазвенит, а то и просто рассыплется.
Глава 38 ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
И вновь из хваленой памяти Нанаса выпал целый кусок. Саам пришел в себя сидящим возле стены, с внутренней ее стороны, рядом с другими бойцами взвода Андрея Далистянца. Вокруг уже расползались сумерки, щеки пощипывал весьма ощутимый мороз.
Глава 38
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
И вновь из хваленой памяти Нанаса выпал целый кусок. Саам пришел в себя сидящим возле стены, с внутренней ее стороны, рядом с другими бойцами взвода Андрея Далистянца. Вокруг уже расползались сумерки, щеки пощипывал весьма ощутимый мороз.
В руках у Нанаса был автомат, как и у многих других, хотя кое-где виднелись арбалеты и даже топоры и пики. «Надо же, дикарю автомат не пожалели!» — подумал юноша, но объяснение тут же выплыло откуда-то само: автомат ему дали из-за раненой руки; тетиву арбалета ею было бы не натянуть, а орудовать тяжелым топором — тем более. И память будто прорвало. Теперь он с удивительной отчетливостью, словно увидел все со стороны, вспомнил, как маленькая Надина фигурка скрылась в воротах периметра. Как он бросился следом за ней, скуля, будто раненый пес. Как метался по коридорам в поисках своей любимой, но так и не нашел ее. Вспомнил и то, как орал на него Сошин: «Ты не дослушал, идиот! Я приказал только ранить старика, а не убивать его!», как сам он умолял Далистянца дать ему оружие, чтобы в одиночку пойти крушить варваров в дикой надежде найти свою смерть и только так наконец успокоиться…
Вспомнив все это, он сначала почувствовал жгучий стыд. А потом… Потом на него снова обрушились мысли — все те же самые, из-за которых, собственно, и образовывались у него в этот проклятый день провалы в памяти. И все эти мысли, по сути, сводились к двум вещам: во-первых, правильно сказал Гор: он везде и для всех был чужим, у него нигде больше не было, да, наверное, уже и не будет дома. Во-вторых же, все в мире людей замешено на подлости, предательстве и лжи. Он вырос во лжи, когда его и всех соплеменников-саамов обманывал насчет окружающей действительности нойд Силадан. С помощью лжи отправил его в далекое Видяево «небесный дух» Семен Будин. Ложью купил его доверие сосед по комнате Костя Парсыкин, и той же коварной ложью заманил в логово варваров мэр Сафонов. А потом солгали и заставили солгать его самого Ярчук с Сошиным, подставив этим под пули старика Гора… Все лгали всем, все предавали всех: друзья — друзей, сыновья — отцов, любимые — любимых… Да-да, любимых!.. Ведь он сам предал свою любимую! Что из того, что в конце концов он все же признался ей? Все равно он лжец и предатель! И чем же тогда он лучше всех остальных? Какое имеет право судить их, если и сам точно такой же?.. Только вот Надя… Пожалуй, только она никого не предавала и никому не лгала… Если, конечно, ее слова о любви к Нанасу — правда. Впрочем, сейчас, конечно, уже не любит… А он? Сам-то он любит Надю?.. «Только не ври опять! — едва не крикнул он вслух. — Не ври самому себе!..» Но врать не пришлось. Ответ пришел сразу, и его не нужно было выдумывать. «Люблю! — вновь чуть не завопил он. — Конечно люблю! Ведь только из-за нее, только из-за этого…»
Да, это и впрямь было истинной правдой. Только из-за Нади он сюда и вернулся, только поэтому и сидел сейчас среди других бойцов в ожидании начала атаки. Варвары хотят разрушить мир, в котором живет его любимая. А значит, его долг — не дать им этого сделать. Он будет убивать врагов до тех нор, пока сам будет в состоянии дышать и двигаться. А потом можно и умереть. Даже хорошо бы. Пусть он и не купит своей смертью Надиного прощения, но, во всяком случае, не будет больше страдать под этим невыносимым грузом вины. В конце концов, тогда он не будет жить без нее, потому что жить без нее просто не сможет… Так что — скорее в атаку! Ну, где же команда наступать? Чего они ждут?..
* * *О том, что варвары все-таки двинулись в сторону КАЭС, наблюдатели доложили, когда еще только-только начинало смеркаться. Все имеющиеся силы тут же были приведены в боевую готовность. Следовало дождаться, когда вражеские полчища в панике ринутся назад, и ударить по ним всей мощью центрального и северного периметров, усиленной прибывшими охранниками станции. Бойцы же южного сектора должны были создать собою широкий заслон, не давая врагу разбежаться по лесам или ускользнуть в сторону Кандалакши. По сути, варваров собирались окружить и полностью уничтожить. Пленных было приказано не брать.
И вот, наконец, когда над Полярными Зорями опять опустилась ночь, расцвеченная, как и сутки назад, зелено-розовыми языками северного сияния, прозвучала команда: «Вперед!»
В тот же миг Нанас перестал быть самим собой. Он и на самом деле стал сейчас дикарем, таким же варваром, как и те, с кем он сражался. Патроны в автомате кончились почти сразу, и хитроумное оружие, результат человеческого гения, превратилось в его руках в примитивную первобытную дубину. Забыв про боль в раненой руке, взбешенный саам крушил ею врагов налево и направо, издавая при этом те же самые вопли, что звучали здесь, наверное, еще многие тысячелетия назад, во время схваток враждующих племен кроманьонцев.
Дикарями сейчас были все — и варвары, и защитники города. Война никого не делает цивилизованным, а уж тем более такая, когда к середине ночи у всех уже кончились патроны, — жестокая рукопашная сеча.
Да, варвары были деморализованы и дико напуганы обрушившимся на них возле КАЭС «ментальным шквалом». Но этот ужас сделал их совершенно невменяемыми, им больше нечего было ни бояться, ни терять.
Кровь лилась бы рекой, не впитывай ее тут же быстро тающий, исходящий морозным, подсвеченным зеленым и розовым паром снег. Казалось, на место схватки обрушился теплый весенний дождь — так быстро он таял вокруг. Вот только воды этого теплого, почти горячего дождя падали не с неба, и были они черными, и пахли смертью…
В какой-то момент Нанас понял, что машет автоматом и зажатым в левой руке ножом напрасно. Вокруг него никого не было. Не было живых… Ни варваров, ни защитников города. Два бездыханных тела в звериных шкурах темнели возле его ног — и все. Вероятно, в пылу драки, догоняя врагов, он углубился далеко в лес. Ну что ж, всполохи северного сияния давали достаточно света, чтобы вернуться по своим же следам.
Юноша забросил автомат за спину, вложил клинок в ножны и повернулся, чтобы сделать первый шаг, да так и замер с поднятой ногой. Из-за ближайшего дерева к нему вышла… Шека.
Словно зачарованный, Нанас был не в силах ни шевельнуться, ни даже отвести от нее взгляд. Дикарка шла очень медленно, но все равно скоро оказалась возле него. Так близко, что саам наконец-то сумел различить цвет ее глаз. Те оказались зелеными. Впрочем, возможно, они всего лишь отражали красочную феерию ночного неба. Но в любом случае, они по-прежнему были прекрасными.
— Достань нож, — сказала Шека.
Не до конца очухавшийся парень не сразу понял смысл приказа, но когда увидел в руке красавицы блеснувшее лезвие, все встало на свои места: женщина вызывала его на бой.
— Можешь убить меня так, — сумел наконец вымолвить он. — Я не буду с тобой драться.
— Будешь! Достань нож!
Нанас вынул нож и отбросил его в сторону.
— Не буду. Я не достоин честного поединка с тобой.
Шека взмахнула рукой. Ее нож блеснул и тоже нырнул в сугроб. Дикарка шагнула к парню и вдруг рванула с себя шкуры, обнажая грудь.
— Ты победил. Я твоя. Возьми!
Нанас попятился. Ноги его предательски задрожали.
— Я… недостоин, — пробормотал он. — Я чужой…
— Ты — нет. Чужие они. Кому ты служил.
— Я служил, потому что хотел стать своим! — закричал Нанас. — И я не хотел никому зла! А вот зачем ты сюда пришла? Зачем несешь беду и горе? Их в этом мире хватает и без тебя! Ты здесь точно чужая! Чужая! Ты!..
Шека с горечью усмехнулась:
— Была чужая. Теперь нет — я умру здесь, стану своя. Возьми меня. Или убей.
Она снова шагнула к нему, протягивая руки, но тут раздался короткий свист, глухой звук удара, и Шека, качнувшись, стала падать на юношу. Он подхватил ее и почувствовал, как его ладонь становится горячей и мокрой. Чуть подняв руку, Нанас нащупал стержень арбалетного болта.
— Иди к ней… — улыбнулась дикарка и закрыла глаза.
Нанас осторожно опустил Шеку в мерцающий разноцветными сполохами снег.
— Идти… к кому?.. — спросил он у мертвого тела.
— Ко мне, — произнесла Надя, выходя из-за деревьев. В руке она держала арбалет. — Для меня ты не чужой.
— Но я…
— Молчи. Ты все сказал мне до этого. Хватит. Теперь моя очередь. Хотя, я уже ответила, — приподняла арбалет девушка.
Она подошла к Нанасу, заглянула в его глаза, и парень отчетливо понял, что говорить ему и впрямь ничего больше не нужно.
— Пошли к Сейду, — взяла его за руку Надя. — Соскучилась.
ЭПИЛОГ
Как пронеслись-пролетели остаток зимы и весна, Нанас почти не заметил — слишком уж много пришлось на это время дел и событий. Казалось, едва ли не вчера они с Надей прощались с Сейдом и его четвероногими друзьями, провожая тех в долгий заснеженный путь к родной стае, как от снега не осталось уже и следа. Разве что на склонах сопок еще виднелись кое-где грязно-белые пятна, отчего представлялось, что там расстелено огромное камуфляжное полотно.