- Конечно, так лучше! У меня своя голова на плечах. Прислушиваясь к их разговору, Байрам внимательно следил за выражением лица Азизбекова и радовался, что тот доволен ответами Аслана. Казалось, будто не Аслан, а сам Байрам стоит перед взыскательным учителем и сдает экзамен. С каждым удачным ответом молодого парня Байрам глубже переводил дыхание и чувствовал внутреннее облегчение. Где-то в глубине его сознания зарождалась смутная догадка, которой он еще не находил названия. Но он чувствовал, что Мешадибек именно такой человек, на чью поддержку можно рассчитывать в трудную минуту. И он ждал доброго слова Мешадибека. Сейчас он очень нуждался в таком слове. Ему хотелось бы услышать, что он не одинок в своем споре с хозяином, что есть люди, готовые поддержать и защитить его. И чем больше нарастало в нем это желание, тем нетерпеливее относился он к беседе Азизбекова с Асланом. Но вдруг странный вопрос Азизбекова заставил его насторожиться.
- А как ты относишься, Аслан, к казакам и полицейским?
Аслан не понял.
- То есть как? - спросил он. - Что-то я вас не понимаю.
- Ну, скажем, если примут тебя, пойдешь служить в полицию? Выдадут тебе мундир, шаровары, сапоги.
В глазах Аслана загорелся и тут же погас гневный огонек. Он нахмурился и с презрением сказал:
- Нет, бек, по правде говоря, я их не люблю! Лучше босиком буду ходить, но к ним не пойду.
- Отчего же? - как будто добродушно спросил Азизбеков и, пристально взглянув на паренька, перевел свой взгляд на Байрама.
На губах Байрама задрожала усмешка. Вопрос Азизбекова удивил его своей несуразностью. Аслан ответил осмысленно, как мог бы ответить взрослый, много передумавший человек:
- Полицейские - это подлые люди... Твари, а не люди. Разве я не видел, как они стреляли в народ на улице?
- Значит, ты не хочешь, чтобы проливалась невинная кровь народа?
- Не хочу!
- Так, так... - протянул Азизбеков и медленно провел руками по густой черной бороде. Он больше не улыбался. И тон его изменился, стал серьезным. Вот что. Аслан: я имею для тебя одно поручение. Вечером придешь вот по этому адресу...
И Азизбеков, опустившись на скамеечку, на которой обычно сидел около ворот сторож, вытащил записную книжечку и, положив ее на колено, записал свой домашний адрес. Оторвав затем листок, он передал его Аслану. Парень прочел по складам: "Азиатская, 127".
- Хорошо, я приду. Азизбеков протянул ему руку.
- Смотри, буду ждать!
- На крыльях прилечу, бек. Уста Байрам знает меня. Жаль, что вы еще мало знаете...
Проводив парня долгим взглядом, Азизбеков оглядел пустынный заводской двор и обернулся к Байраму.
- Ну так что же ответил вам мой дядя?
- Хозяин сильно обиделся на нас, бек.
Рев гудка, возвещавший обеденный перерыв, прекратил их беседу. Рабочие высыпали во двор.
- Отойдем в сторонку, Байрам. Я должен кое-что сказать тебе с глазу на глаз...
Они вышли за ворота. Нещадно палило знойное, июльское солнце. Огромные клубы бурого дыма валили из маячивших вдали высоких заводских труб Черного города. На всем лежал толстый слой сажи. Ни один лист не колыхался на редких чахлых и запыленных деревьях акации.
- Так, говоришь, мой дядя сильно обиделся на вас?
- Да, бек, очень сильно.
- Байрам, не зови меня беком. Зови товарищем Азизбековым. Ведь мы с тобой товарищи!
То доброе слово, которое так страстно хотел услышать Байрам, наконец было произнесено.
- Спасибо, товарищ Азизбеков! - дрожащим от волнения голосом сказал он.
- Что же касается дяди, то нечего бояться его угроз. На днях должна начаться забастовка на многих заводах. Надо бы и вам примкнуть к ней...
- Когда, товарищ Азизбеков?
- День и час я сообщу. Объясняй товарищам, что всякие хозяева, какие бы они ни были - хорошие или плохие, все они враги рабочих. И никогда рабочий не сможет примириться с хозяевами: у них различные интересы... Откуда ты сам родом?
- Я из деревни.
- Вот и в деревне то же самое. Скажи, может простой пахарь примириться с помещиком?
- Никогда!
- Ужасная жара, товарищ Байрам. Особенно здесь, около завода. Сущий ад!
Они отошли в тень акации.
- Ты не думай, товарищ Байрам, что на свете ничего никогда не изменится, что рабочий будет вечно нуждаться в куске хлеба. Нет, Байрам, наступят лучшие времена. Рабочий заживет счастливо. Мы обязаны этого добиться. Но для этого и ты и твои товарищи не должны молчать. Все вы должны откликнуться на призыв рабочих других заводов. Только будь осторожен, Байрам. Среди вас есть доносчики.
Байрам кивнул головой.
- Я пошел, - сказал Азизбеков и на прощанье крепко полол Байраму руку.
Аслан сидел во дворе, на горке ржавых железных труб, и дожидался Байрама. На коленях у него лежал узелок с завтраком.
- Этот человек мне очень понравился, уста, - сказал Аслан, как только Байрам подошел к нему. Он нарочно не назвал Мешади по имени, показывая тем самым, что умеет хранить тайну. - Это, должно быть, очень большой человек...
Байрам взял сверток, развернул его, отломил кусок лепешки и, положив на него ломтик сыру и несколько стеблей зеленого лука, протянул своему ученику.
- Так ты вечером обязательно пойди к нему, - посоветовал Байрам, все еще думая об Азизбекове и машинально прожевывая скудный завтрак. - Эх, если бы у наших рабочих был хотя бы десяток таких друзей! - добавил он мечтательно.
После смены они вместе вышли на улицу. Уже вечерело. Шагая по тротуару, Аслан снова похвалил Мешадибека.
- Только не понимаю, - вдруг сказал он, - зачем это он спрашивал о моем отце? При чем тут мой отец?
- Ну и что с того? Значит, нужно было спросить, вот он и спросил...
- Боюсь, - встревожился Аслан, - боюсь, что он не будет доверять мне.
- Будет, будет! Но твой отец зря поносит этого человека. Могу поклясться, положив руку на коран, что если у рабочего есть два друга, то один из них - Мешадибек.
- Наверно мой отец плохо знает его. Так только, понаслышке... Интересно, что поручит мне Азизбеков?
Взволнованный Аслан вошел в комнату, в которой работал Мешадибек. Тетушка Селимназ предложила парню стул, но тот поблагодарил и остался стоять. Уж он-то знал, как вести себя в чужом доме со старшими людьми!
- Учился ли ты в школе? - спросил Мешади, пригласив парня сесть.
- Мало, совсем мало. Отец сказал: иди учись ремеслу.
- Жаль, жаль... А ну, прочти вот это! - и Азизбеков протянул ему только что исписанный листок.
Аслан пыхтел, как под тяжестью, пытаясь прочесть, но ничего из этого не вышло.
- Не могу, - наконец признался он. - Совсем не могу. Русские буквы кое-как разбираю, а этот арабский алфавит никак не дается мне. Вижу какие-то каракули - и только.
- Тут неподалеку есть типография. Ты когда-нибудь проходил мимо нее, Аслан?
- Это там, где печатают газету?
- Да-да.
- Проходил. Конечно, проходил.
- А кого-нибудь ты там знаешь?
- Нет, никого.
- Ну, это не беда, - сказал Азизбеков. - Я хочу попросить тебя вот о чем. Пойдешь в эту самую типографию. Там работает некий Гусейнкули, наборщик. Спросишь его. Он носит пенсне. Увидишь большой шрам на лбу, значит, это он и есть, Гусейнкули. Подойдешь, поздороваешься и шепнешь ему на ухо одно слово: "Утро". Он сразу поймет, что тебя послал я. Передашь ему вот этот листок.
- Только и всего? - спросил Аслан. Он был разочарован. - "А я - то думал, - что-нибудь серьезное. Волновался..." - пронеслось в его голове.
- Хорошенько запомнишь все, что скажет Гусейнкули. Сейчас же вернешься и передашь мне. Понял?
- Чего же тут не понять?
Азизбеков еще раз повторил, как найти Гусейнкули.
- Ну, ступай! Буду ждать тебя.
Аслан снял папаху, истертую от долгого употребления, и вложил в нее свернутый вчетверо лист.
- Так будет вернее, - проговорил он, надевая папаху.
Разочарованный пустячным, как ему казалось, поручением, он нехотя вышел на улицу. Типография помещалась в старом и неприглядном с виду одноэтажном домике. Здесь печатались газеты и журналы, издаваемые бакинским миллионером Тагиевым.
Войдя в типографию, Аслан направился к наборным кассам. Он медленно шагал по узенькому проходу, между высоких и покатых столов с кассами, и внимательно всматривался в каждого наборщика, ища человека со шрамом на лбу. Со стороны казалось, что он что-то бормочет себе под нос. И в самом деле, он беззвучно повторял про себя: "Гусейнкули - утро, Гусейнкули - утро". Наконец он заметил за самым крайним столом высокого мужчину со шрамом на лбу. Из обвязанной шпагатом колонки набора он вытаскивал шилом одни буквы и вставлял другие. Увидев приближающегося паренька в папахе, наборщик скинул пенсне, и оно повисло на длинном черном шнурке.
- Здравствуй, дядя Гусейнкули!
Наборщик не знал Аслана, но, увидев его, добродушно улыбнулся, и пареньку стало понятно, что перед ним веселый, добрый человек, наверно шутник и балагур,
- А! Привет!.. Привет тебе, мой свет! Тебе я рад, мой младший брат! И уже серьезно наборщик спросил: - Что скажешь?
- А! Привет!.. Привет тебе, мой свет! Тебе я рад, мой младший брат! И уже серьезно наборщик спросил: - Что скажешь?
Приподнявшись на носки, Аслан тихо шепнул ему на ухо:
- Утро.
Наборщик подал знак следовать за собой и прошел в боковую комнатушку, где было пусто.
- Ну? - спросил Гусейнкули, закрыв за собой дверь. - Рассказывай, какое у тебя дело?
Аслан снял папаху, вытащил из нее сложенный лист и протянул наборщику.
Нацепив на нос пенсне, тот быстро пробежал глазами бумагу и сейчас же сунул ее за пазуху.
- Передай, что в типографии нет света.
- Как нет? А это что?
- Он поймет! - строго сказал наборщик. - Точно запомни мои слова и так именно передай.
- Слушаюсь, - дядя Гусейнкули.
Аслан вернулся к Азизбекову. "Говорит этот наборщик на каком-то птичьем языке", - подумал дорогой Аслан. Ему очень хотелось уяснить себе смысл условного разговора Гусейнкули с Азизбековым. Спросить об этом он не решился. - "Наверно, так нужно", - подумал он и на этом успокоился.
- Дядя Гусейнкули сказал, что в типографии нет света. А на самом деле свет был.
Азизбеков улыбнулся:
- Спасибо, Аслан. Устал, небось? Иди отдохни. Заглянешь сюда послезавтра вечером. Только уговор у нас будет такой: куда бы я тебя ни посылал, никто не должен об этом знать. Идет?
- Идет.
На следующий день, встретившись с Байрамом, Азизбеков спросил:
- Аслан рассказывал тебе что-нибудь?
- Из него клещами не вытянешь слова, - похвалил своего ученика Байрам. - Сколько ни пытался узнать у него хоть что-нибудь, ничего не вышло. Вечером, когда он вернулся от вас, я сидел у них дома. Мастер Пирали долго расспрашивал его, где это он был, но отцу тоже ничего не удалось выведать. "Гулял с товарищами", - только и ответил Аслан.
Азизбеков остался доволен Асланом. Но все-таки следовало еще раз испытать его. Через день он снова послал парня в типографию. На этот раз Аслан пришел в еще большее недоумение.
Наборщик сказал ему:
- Свет есть, но нет лампы.
Что бы все это могло значить? Любопытство мучило Аслана. Он ломал себе голову, тщетно пытаясь разгадать хотя бы приблизительный смысл, странной фразы. Как это так: свет есть, но нет лампы? А Мешадибек, видимо, и не думал помочь ему найти разгадку. Он просто сказал:
- Гусейнкули передаст тебе сверток. Пойди и принеси его сюда.
Аслан принес сверток. Но не успел он войти в комнату, как вслед за ним ворвались в дом полицейские. Их было трое. Один в штатском, а двое в форме. Испуганные глаза Аслана впились в Азизбекова. "Довел я - таки его до беды", - подумал парень. Но Мешадибек, был, как всегда, спокоен. Глядя на него, несколько успокоился и Аслан.
Тот, что был в штатском, не говоря ни слова, вырвал сверток из рук Аслана.
- Ну, наконец-то! - крикнул он. - Во-время мы вас накрыли, не успели ничего спрятать!
Азизбеков бросил на полицейского уничтожающий взгляд.
- Прятать мне нечего, - произнес он ледяным тоном. - Для чего вы пугаете юношу?
- Не удалось, сударь, не удалось расклеить! - злорадствовал краснощекий полицейский с выпяченной нижней губой. Он хлопнул ладонью по пакету в старой пожелтевшей газетной бумаге, и принялся не спеша развязывать пакет. Содержимое свертка поразило Аслана не менее, чем полицейских. В нем оказался пучок зеленого луку, два-три пучочка тархуна, около десятка яблок и небольшая кучка инжира.
- Так что же вам все-таки угодно, господа? - сухо спросил Азизбеков.
Полицейский с выпяченной губой тяжело задышал. Казалось, ему не хватает воздуха. Он оттягивал воротник мундира и, выпучив глаза, смотрел на своих товарищей.
- Кажется, мы ошиблись адресом, - наконец смущенно проговорил он. Пошли!
И только спустя некоторое время Аслан узнал, как хитро Гусейнкули провел полицейских. Шпик, торчавший около типографии, давно мозолил ему глаза. Он с утра до ночи прохаживался по противоположному тротуару и следил за каждым, кто входил и выходил из типографии. Чтобы направить его по ложному следу,
Гусейнкули и соорудил пакет, за которым пришел Аслан. Заметив подозрительный пакет в руках у рабочего парня, шпик увязался за ним, а тем временем Гусейнкули забрал пачку напечатанных прокламаций и доставил их в заранее условленное с Азизбековым место. Той же ночью часть этих листовок была расклеена на стенах завода Рахимбека, а уже рано утром рабочие толпились около тех товарищей, кто хоть с грехом пополам владел грамотой, и ловили каждое слово, прочитанное им по складам.
В тот же день за два часа до обеденного перерыва на заводе "Корпорации братьев Азимбековых" началась забастовка.
Впервые за все время существования завода вышли из повиновения "братья мусульмане" Рахимбека.
Не прошло и трех часов, как несколько рабочих явились к хозяину завода. "Началось! - молниеносно подумал помрачневший Рахимбек. Он вспомнил первый разговор с племянником. - Вот и моих рабочих сбили е пути. И все это - дело его рук!"
Байрам протянул владельцу завода аккуратно сложенный листок.
- Вот это вам, хозяин. Здесь мы написали свои требования, - сказал он.
- Не вы написали, а за вас написали! - с гневом закричал Рахимбек. Среди вас нет ни одного грамотного человека. Кто это написал? Я спрашиваю: кто написал это?
Красное лицо Рахимбека после того, как он пробежал глазами поданный ему листок, стало багровым. Он был вне себя от возмущения.
- Кто же это раздувает пламя раздора? Ну, скажи мне, кто? - посмотрел он на Байрама. И почти простонал: - Мои рабочие были безмолвны, как младенцы! Кто развязал им язык?
Байрам чуть шагнул вперед.
Он держался учтиво, стоял перед хозяином, опустив руки, но заговорил уверенно, с чувством собственного достоинства:
- Не гневайтесь, хозяин. Не вечно же младенцу оставаться младенцем. Ведь младенец растет, набирается разума. До сего времени мы действительно были как дети. Не понимали, что нам на пользу, что во вред. Добрые люди - да будет блаженна память их родителей! - вразумили нас, объяснили, что рабочий - тоже человек. Ему тоже дано право жить по-человечески. Чего же гневаться, бек? Ничего лишнего мы не хотим. Мы требуем только то, что принадлежит нам по праву и по справедливости...
Рахимбек словно онемел. Байрам - тот самый Байрам, которого он знал до сего дня как безропотного и усердного работягу, теперь поучал его, говорил с ним о правах рабочих и обязанностях хозяев!
"Ну и времена настали! Люди портятся прямо на глазах. Один Байрам чего стоит! Полюбуйтесь на него... Сам стоит как будто проглотил аршин, а грудь выпятил колесом, словно не я капиталист, а он!" - думал Рахимбек, не отрывая глаз от Байрама, и, не зная, что ответить, оттягивал время.
Вдруг, решившись на что-то, он крикнул:
- Эй, ты, послушай меня, не заносись слишком! Это противно Аллаху.
- Противно Аллаху не это, бек, - спокойно ответил Байрам. - Аллаху противно то, что ты урезываешь нам плату, отнимаешь хлеб у наших детей. Это действительно неугодно Аллаху!
Рахимбек вскипел.
- Кого я вижу? Кто стоит передо мной? Не тот ли Байрам, который совсем недавно гонял собак на улице от безделья? Не он ли молил, чтобы я взял его на работу? Что, дорвался до хлеба? Возгордился? Хотя, конечно, виноват не ты. Это меня, дурака, надо ругать за то, что я пригрел змею, вскормил своим хлебом злого пса!
- Вы ругаетесь, бек, а ведь я не сказал вам ничего обидного. А вы... Ух, с каким удовольствием Байрам выговорил бы сейчас своему хозяину все-все в глаза! Язык так и чесался. Но нельзя давать волю своему жгучему желанию ведь рабочие уполномочили его вести с хозяином переговоры, а не перебраниваться. Он старался сдерживаться. Только капельки пота, выступившие на лбу, показывали, как трудно ему это давалось. - Мы пришли сюда за ответом, а не переругиваться. Скажите свое слово, хозяин, и мы передадим его товарищам. Вот и все!
- Слово, слово! Какое я вам скажу слово? Тут, видно, не я хозяин, а вы. Пятнадцать процентов!.. Восемь часов!... Вечерние курсы! Да в своем ли вы уме? Чего доброго, вы захотите еще, чтобы я женил вас всех и оплатил ваши свадебные расходы!
- Нет, бек, это не записано в наших требованиях, - чуть насмешливо ответил Байрам.
- Настанет день, когда и об этом напишите!
- Не напишем, бек. Наши семейные дела вас не касаются. С вами мы хотим договориться, сколько часов в день работать и какая будет плата за труд.
- Да, ловко совратили вас! Я знаю, какой-то мерзавец заварил кашу, а расхлебывать приходится мне. Черт с вами! Но если вы перестали бояться бога, то побойтесь хоть Сибири!
- При чем тут Сибирь, бек? - простодушно спросил один из членов рабочей делегации. - Не воры мы, не мошенники. Зачем нам бояться Сибири?
- А это не воровство, по-вашему? - Рахимбек стукнул кулаком по листку с требованиями. - Средь бела дня грабят человека, отбирают у него последнее и думают, что это не воровство. Не обязательно дожидаться ночной темноты и украсть у спящего хозяина его корову или лошадь!