– Эл, – оборвал он на полуслове.
– Что?
– Называйте меня Эл. Не доктор Макнери.
– Эл? – Гвен задумалась. – А почему я не могу называть вас доктор Макнери?
– Потому что вы здесь не как пациент, или же я не прав?
– Нет. Правы. – Гвен смерила доктора долгим взглядом, пытаясь понять, говорит он серьезно или ведет свою игру.
– Все еще хотите, чтобы я сел за стол, или же вас устроит неформальная обстановка? – доктор дождался, когда Гвен согласится с последним и указал на черную кушетку. – Простите, что так, но у меня в кабинете есть лишь кресло, на котором я сижу, стул за столом и эта кушетка. Если хотите, то можете сесть за стол, правда, тогда нам будет не очень удобно общаться.
– Ничего страшного. Могу посидеть и на кушетке, – сказала Гвен, увидела, как дрогнули сплетенные пальцы доктора, и подумала, что, наверное, согласилась слишком быстро. «Хотя что это меняет? За стол я бы все равно не села».
– Мисс Мороу… – начал было доктор Монтгомери, но Гвен прервала его, попросив называть ее по имени.
– Раз уж вы Эл, то почему я должна быть мисс?
– Справедливо, – согласился он, о чем-то на мгновение задумался, словно пытаясь вспомнить, о чем говорил. – У вас ведь недавно умерла мать? Покончила с собой, кажется? – он дождался, когда Гвен кивнет. – Что вы почувствовали, когда это случилось?
– Что я почувствовала? – Гвен напряглась, не ожидая, что разговор так быстро поменяет мирное течение обмена любезностями. – Я не знаю.
– Значит, я могу считать, что вы ничего не почувствовали?
– Нет. Не можете. – Гвен почему-то испугалась.
«Разве может взрослая дочь ничего не чувствовать, когда умирает ее мать? Конечно же, нет! Если только…»
Гвен сбивчиво попыталась рассказать о болезни матери, невольно сгущая краски. «А если он только этого и ждет?» – пронеслось у нее в голове, заставляя оборваться на полуслове.
– Почему вы замолчали? – спросил доктор Макнери. Гвен отвернулась и пожала плечами. – Вам неприятно вспоминать женщину, в которую болезнь превратила вашу мать?
– А если бы это случилось с вашей матерью? Что бы вы предпочли запомнить: то, что есть сейчас, или то, что было когда-то давно, в детстве?
– А ваш брат? Как выдумаете, что запомнит он?
– Не понимаю, причем тут Томас, – насторожилась Гвен. – По-моему, мы говорим сейчас только обо мне.
– Разве ваша мать не была и его матерью?
– Была, но… – Гвен заставила себя замолчать, чувствуя подвох.
– Могу я узнать, как Томас перенес смерть матери?
– Я правда не понимаю, почему мы сейчас должны говорить о моем брате, – осторожно сказала Гвен.
– Мы говорим о вас, – возразил ей доктор.
– Не очень заметно, – она глуповато улыбнулась.
– Разве брат сейчас не часть вашей жизни? Большая часть вашей жизни. Нет?
– Да, но я все равно не понимаю…
– Мать тоже была частью вашей жизни. Она умерла, а вы слишком заняты сейчас своим братом, чтобы понять, что самого близкого для вас человека больше нет.
– Томас был для меня самым близким человеком, а я для него.
– Разве Томас не любил свою мать?
– А вы думаете, можно любить свихнувшегося человека?
– Боюсь, моя практика подсказывает, что дети в этом возрасте способны любить любого родителя.
– Дети в этом возрасте любят тех, кто любит их. Так что, боюсь, ваша практика подсказывает вам неверно. – Гвен выдержала взгляд доктора и только потом отвернулась. Он молчал, продолжая наблюдать за ней. Молчал минуту, другую. – Что-то не так? – не выдержала Гвен, бросая на него короткий взгляд.
– Почему вы так решили? – его скрещенные на животе пальцы в очередной раз вздрогнули, привлекая к себе внимание.
– Вы ничего не говорите, ни о чем не спрашиваете меня…
– Вас это смущает?
– Меня?! – оживилась Гвен, сникла, задумалась, осторожно кивнула. – Немного.
– Почему?
– Не знаю. Я ведь на приеме у вас, а не вы у меня.
– Хорошо. И о чем бы вы меня спрашивали? – на лице доктора Макнери появилась едва заметная дружеская улыбка. – Я имею в виду, если бы вы были доктором, а я пациентом?
– Не знаю, – Гвен растерянно пожала плечами, – спросила бы, женаты ли вы, – она посмотрела на пальцы доктора, увидела обручальное кольцо. – Тогда сколько у вас детей? – теперь Гвен посмотрела на стол, где стояла рамка с фотографией.
– Можете посмотреть, – сказал доктор.
Гвен помялась, но затем решила, что отступать уже все равно поздно. Она подошла к столу, взяла фотографию. Два золотовласых мальчика смотрели в камеру чистыми, как небо, глазами.
– Близнецы?! – Гвен повернулась к доктору, невольно улыбаясь.
– Очаровательные, правда? – спросил он, заставив Гвен согласно закивать.
– Вы, должно быть, до безумия любите их, – сказала она, осторожно ставя рамку на стол.
Доктор улыбнулся и покачал головой. Гвен нахмурилась, но продолжила улыбаться, решив, что просто что-то неверно поняла.
– Нет. Вы правы, – сказал доктор, читая ее мысли. – Я не люблю их. Я даже не знаю их имен, – он смотрел на Гвен, изучая ее реакцию. – Это не мои дети. Я даже не знаю, настоящая ли это фотография.
– Но… – Гвен растерянно посмотрела на рамку, которую поставила на стол.
– Я ничего не говорил вам, Гвен. Вы увидели только кольцо, а все остальное додумали сами, решив, если я женат, значит, у меня должны быть дети. – Он выдержал небольшую паузу. – Вы допустили ошибку здесь. Подумайте о своем брате, о том, что вы говорили о его отношении к своей матери. Нет ли ошибки и там? А то, что вы говорили о болезни матери? Нет ни одного документального подтверждения, что у нее была шизофрения, – доктор Макнери сел за стол. – Мисс Мороу, Гвен, могу я спросить вас напрямую? – он посмотрел на нее долгим, пытливым взглядом. Она не дала согласия, но и возражать не стала. – Мистер Адамс рассказал мне, что вы ночевали в комнате матери, на ее кровати.
– Это была случайность, – тихо сказала Гвен, но Макнери продолжил, словно и не слышал ее.
– Сегодня мистер Адамс позвонил мне и сказал, что вы провели ночь на крыльце, в кресле, где ваша мать покончила с собой. Не хотите объяснить, почему?
– Нет, – Гвен перестала смотреть на доктора, уставившись за окно. Родившиеся утром подозрения вернулись.
«Они не хотят проверить мою голову. Они хотят определить меня в сумасшедший дом», – решила она.
– Мисс Мороу?
– Что, Эл? – Гвен наградила Макнери усталым взглядом.
– Я вас обидел?
– Нет.
– Тогда почему вы…
– Потому что в этом нет смысла, – она с трудом смогла удержаться, чтобы не схватить со стола фальшивую рамку с фотографией мальчиков-близнецов и не швырнуть куда-нибудь. – Вы ведь уже все решили, верно? – ей в глаза бросились белые листы на столе. – Сделали уже все необходимые записи?
– Не понимаю, зачем нам это надо? – Макнери выдержал взгляд Гвен, но совершенно не убедил ее. – Мисс Мороу? Вы можете объяснить свои обвинения?
– Зачем?
– Затем, что это ненормально. Вы пришли сюда, чтобы мистер Адамс мог убедиться в вашей способности растить брата в одиночку, а вместо этого я слышу непонятные обвинения в каком-то несуществующем сговоре.
– Так уж и несуществующем! – Гвен искривила губы в улыбке-оскале. – А как же Томас? Думаете, я не понимаю, что все, что вы делаете, имеет целью лишь одно – забрать у меня брата?
– Это не так.
– Тогда напишите то, что убедит Адамса в моем здоровье, и забудем об этом.
– Я не могу.
– Значит, я права, и вы уже заранее все решили. Вы и мистер Адамс.
– Нет. – Доктор Макнери поднялся. Гвен предусмотрительно попятилась к двери. – Пожалуйста, успокойтесь, мисс Мороу.
– Что вы задумали?
– Ничего.
– Тогда сядьте за стол.
– Если вам так будет спокойнее, – доктор подчинился. – Но я хочу, чтобы вы поняли – ни я, ни мистер Адамс не желаем вам вреда.
– Конечно, вам нужен мой брат.
– И брат ваш нам не нужен. Я просто психолог, а мистер Адамс – социальный работник. Поверьте, даже если у вас действительно имеется какое-нибудь психическое расстройство, то никто не заберет у вас Томаса. Вам выпишут лекарство, назначат дни, когда нужно приходить на прием, и все. Никто даже не осудит вас – мы понимаем, смерть матери, смерть любимого человека всегда крайне болезненна и сложна для примирения.
– Ну я же говорю, что вы уже все решили! – Гвен шагнула вперед. – Почему я не могу лечиться у своего врача? Чем плох доктор Лерой? Не такой импозантный, как вы? Согласна, зато он никогда не станет разыгрывать меня фальшивой фотографией несуществующих близнецов!
– Это просто часть терапии…
– Ах, значит, вот как вы собираетесь меня лечить?! Простите, но так вы быстрее сведете меня с ума, чем вылечите! Хотя этого, думаю, вы и добиваетесь! – Гвен замолчала, тяжело переводя дыхание. Доктор Макнери устало покачивал головой. – Что, уже придумали для меня диагноз?
– Нет, мисс Мороу. Пока нет, – он говорил так тихо, словно хотел проверить ее слух.
– Значит, я могу идти? – Гвен впилась в него усталым взглядом. Доктор Макнери не ответил. – Значит, могу.
Она развернулась, сделала несколько неуверенных шагов к двери, услышала голос доктора, остановилась.
– Как сильно вы ненавидели свою мать, мисс Мороу? – спросил он. Гвен решила, что отвечать нет смысла, сделала еще пару шагов к выходу. – Как сильно ваш брат любил вашу мать?
– Думаю, я уже ответила на все ваши вопросы, доктор, – сказала Гвен, берясь за ручку. – Теперь написать заключение вам не составит труда.
Она вышла в приемную. Томас сидел рядом с Адамсом, разглядывая фотографии автомобилей.
– Иди сюда, мы уходим! – сказала Гвен брату, чувствуя, как в ней снова начинает закипать злость.
Адамс поднялся. Доктор Макнери вышел из кабинета.
– Думаю, вам есть о чем поговорить, – сказала им Гвен, взяла брата за руку, вышла на улицу.
«Фиеста» завелась с третьего раза, заставив немного взволноваться. Гвен почему-то начало казаться, что если она останется здесь еще хоть на пять минут, то точно сойдет с ума. Нервозность стала такой сильной, что едва не переросла в панику. Лишь проехав пару перекрестков, Гвен удалось успокоиться. Она обернулась к Томасу и спросила, не возражает ли он, если она оставит его на день у своей подруги, а сама поедет на работу. Томас покачал головой и начал строить планы, чем займется, когда встретится с сыновьями Лорель. Гвен слушала его вполуха, машинально отвечая на детские вопросы. В голове звенела пустота, хотя руки еще едва заметно дрожали.
– Ну, как все прошло? – спросила Лорель, предварительно одобрив ее костюм и отправив Томаса на задний двор, где уже играли дети.
– Не знаю. По-моему, плохо, – призналась Гвен, задумалась на мгновение и решительно кивнула. – Определенно плохо. – Она монотонно попыталась пересказать то, что происходило в кабинете доктора Макнери. Подробности предательски стерлись. Осталась лишь сцена с фотографией. – Он обманул меня, представляешь? – попыталась возмутиться Гвен, но так и не смогла. – Разыграл, как ребенка. – Она потратила пару минут на описание мальчиков-близнецов, затем попыталась вспомнить, как ушла из кабинета. Рассказ стал окончательно сбивчивым, больше напоминавшим дурной сон, когда запоминаются какие-то мельчайшие детали, а суть ускользает, оставляя эмоции.
– Не надо было только так спешно уезжать, – подметила Лорель.
– Может, и да, – Гвен пожала плечами. – А может, и нет.
Она вспомнила, что опаздывает на работу, пообещала Лорель, что они поговорят еще вечером, и спешно забралась в свою старую «Фиесту».
Голова то раскалывалась от множества тревожных мыслей, то просто звенела пустотой. «Я что, действительно похожа на человека, которому необходимо лечение у психолога?!» – спрашивала себя Гвен. Спрашивала по дороге на работу, спрашивала, обслуживая посетителей в баре, спрашивала снова и снова, пока эта мысль не окрепла настолько, что Гвен спросила об этом первого встречного человека.
Незнакомый мужчина за столиком удивленно поднял на нее глаза.
– А, ладно, забудьте! – отмахнулась она, словно от назойливой мухи.
Он пожал плечами и продолжил свой ужин. Гвен отошла в сторону, но еще долго наблюдала за незнакомцем, не особенно отдавая себе отчет в том, что делает. Лишь когда он ушел, она поняла, что он сделал это, устав от нездорового внимания с ее стороны, а не потому, что уже поужинал.
Гвен вышла на улицу, решив, что нужно извиниться, сказать, что у нее просто был безумный день, но незнакомец уже уехал, да и свежий воздух отрезвил, вернув здравый рассудок. «И это после одного визита к мозгоправу! – критично покачала головой Гвен. – Представляю, что будет, если я соглашусь принимать препараты и по несколько раз в неделю ходить на прием!» – попыталась она пошутить, надеясь, что удастся рассмешить себя, но вместо этого лишь еще сильнее испортила себе настроение. «Может, я и правда веду себя немного странно в последнее время?» – появилась в голове новая мысль. Нет, сама Гвен не верила в это, но сейчас ее мнение значило намного меньше, чем мнения Адамса и Макнери. Она зависела от них, зависела от их прихоти, от их решения.
С трудом дождавшись окончания своей смены, Гвен отправилась к доктору Лерою, надеясь, что он сможет помочь ей понять, а возможно, даже научит, что нужно говорить на приеме у Макнери и как себя вести. Она пришла в тот самый момент, когда доктор закрывал дверь в свой кабинет.
– Всего пять минут, – Гвен в мольбе сложила на груди руки. Доктор Лерой мягко улыбнулся и, тяжело вздохнув, предложил войти в кабинет.
– Что-то случилось? – спросил доктор, садясь за свой старый стол. – Что-то с Томасом?
– Нет. – Гвен замялась на мгновение. – Со мной. – Она выдержала еще одну паузу, собираясь с духом, и сжато, стараясь не сбиваться на детали, рассказала об Адамсе и визите к доктору Макнери.
– Значит, ты думаешь, что они хотят забрать у тебя Томаса? – спросил доктор Лерой, когда понял, что Гвен закончила свой рассказ. Она встретилась с ним взглядом и осторожно кивнула. – И ты хочешь, чтобы я научил тебя, как правильно себя вести при визите к доктору Макнери? – Гвен снова кивнула. Доктор задумался. Безуспешно попытался убедить Гвен в профессиональной честности доктора Макнери, выслушал десяток деталей, которые убеждали в обратном, тяжело вздохнул.
– Скажите честно, доктор. – Гвен неожиданно впилась в него взглядом. – Вы тоже считаете меня ненормальной? Тоже считаете, что болезнь матери могла передаться мне?
– Почему ты так решила? – растерялся доктор Лерой.
– Вы так на меня смотрели… К тому же этот вздох, словно я ваш пациент и вам нужно убедить меня, что ни один сумасшедший не считает себя сумасшедшим.
– Нет, Гвен. Нет, – заверил ее доктор Лерой. – Поверь, ты не больна, по крайней мере, не тем, чем была больна твоя мать, но… – он помолчал, подбирая слова. – Скажем так, думаю, ты немного обеспокоена всем тем, что сейчас происходит вокруг тебя. Мать умерла, брата могут забрать. Ты хорошо спишь последние дни? Не чувствуешь головных болей, усталости, раздражительности, навязчивых идей? – доктор помолчал, но Гвен не собиралась отвечать. – Не думаю, что есть повод для паники, но пара дней отдыха и немного успокоительного, пожалуй, не повредят.
– Так и вы туда же?! – растерялась Гвен. Доктор перестал улыбаться, осторожно попытался объяснить ей, что последние дни она уделяет слишком много внимания мелочам, которых нормальный человек не заметит. – Отлично! – начала злиться Гвен. – У меня нет шизофрении, но я начинаю страдать паранойей?! – ей захотелось рассмеяться доктору в лицо, но она не смогла. Здесь, в кабинете Лероя, все было совершенно не так, как у Макнери, – никакого пафоса, только работа. Да и самого доктора Лероя Гвен знала достаточно долго, чтобы не доверять ему. «Но тем не менее сейчас я делаю именно это», – призналась себе она. – Может быть, я действительно немного перенервничала? – осторожно сказала Гвен, надеясь, что еще не успела обидеть доктора своим недоверием.
Он мягко улыбнулся, задал еще пару вопросов, выписал рецепт и пообещал, что все пройдет в ближайшие дни.
Гвен поблагодарила его и отправилась к Лорель, чтобы забрать Томаса. По дороге она снова и снова прокручивала в голове слова доктора, убеждая себя, что ничего страшного действительно не происходит. На какое-то время ей удалось в это поверить.
«Никто не забирает у меня Томаса, никто не хочет запереть меня в сумасшедший дом. Это просто нервы. Просто усталость». Она остановилась у дома Лорель, вышла из машины. «А если доктор Лерой неправ? Или, наоборот, прав – мне нужно отоспаться, отдохнуть и успокоиться, но как объяснить это Адамсу? Если Лерой поставил мне диагноз, то страшно представить, что напишет в своем отчете Макнери».
Гвен достала из пакета купленные таблетки и выпила одну из них. Постояла немного, ничего не почувствовала, приняла еще одну, подождала. Снова ничего. Гвен разочарованно вздохнула, убрала таблетки и закрыла машину. В доме Лорель она ощутила сонливость, но не обратила на это внимания. Гвен хотела поговорить с подругой, рассказать подробно, как прошел визит к доктору Лерою, но Лорель была слишком занята ужином и попытками перекричать заливающуюся лаем соседскую собаку.
– Думаю, мы лучше поедем домой, – сказала Гвен, отказываясь от ужина. Голова заполнилась звуками и начала болеть.
Гвен шла к «Фиесте», чувствуя, как пульсируют виски. Казалось, что звуки заставили голову распухнуть, надуться, и сейчас она вот-вот лопнет.
– Тебе не понравилась собака? – спросил Томас, забираясь на заднее сиденье.
– Она меня чуть с ума не свела, – призналась Гвен, чувствуя, как у нее начинает заплетаться язык. Она включила зажигание, проехала до конца улицы, остановилась на перекрестке, пытаясь понять, свободна дорога или нет.