Звонок телефона не дал Виктору договорить.
– Извини, Анжела. Одну минуту.
Звонил Давид.
– Да, – произнес Виктор в трубку.
– Ну, как там наша девочка грудастенькая? Осваивает?
– Я стараюсь, Давид Михайлович. Однако же не совсем уверен в собственной компетенции в смысле порученного мне задания.
– Не набивай себе цену, Виктóр, малыш. Делай, что я тебе сказал. И тебя ждет подарок. – Это было сказано тоном человека, не сомневающегося в своей власти и вседозволенности.
У Виктора затряслись руки. От возбуждения и от ревности.
– Да, Давид Михайлович. Я все сделаю, как вы скажете…
– Ну, в общем, ты поняла, экстази это нереальный кайф, гениальная музыка, состояние абсолютного счастья и идеального творчества и при этом совершенно безопасный при условии, что ты не забываешь следить за состоянием собственного здоровья, – вернулся Виктор к прерванной теме. – А для нормального человека это не проблема. Если возникнут еще вопросы, мне можешь звонить в любое время.
«Кстати, по поводу звонить, – подумал Виктор. – Надо сейчас же позвонить Костику и попросить подобрать такой коктейль несмешиваемых препаратов для этой дурочки, от которого ее пропрет и мало не покажется. А неадекват на рабочем месте – лучший повод для недовольства».
– Извини, Анжелочка, может, тебе носик попудрить надо? – спросил Виктор тоном родного брата. – Дамская комната во-о-н там, в углу слева, сразу за пальмой.
– Ага. Спасибо.
– Давай. Я подожду тебя. Звоночек пока сделаю.
Анжела, красиво покачивая бедрами, удалялась в сторону пальмы, а Виктор уже набирал номер Костика.
Глава 29
Водитель остановил машину в старинном московском переулке.
– Где-то здесь, – неуверенно сказала Саша.
– Точный адрес-то есть?
– Точного нет. Но я примерно представляю, где это. Знаешь, что, Жень, паркуйся, я пешком пройдусь. Так проще будет.
– Хорошо, Александра Анатольевна. Я буду здесь.
Саша пошла вдоль старых и свежепостроенных особняков, смирившихся с соседством друг друга. В подвале одного из них должен быть небольшой неформальный магазинчик, о котором ей рассказала Лиза Саволайнен, обожающая всякие такие местечки. «Названия у них меняются из-за перманентных перерегистраций, но три обшарпанные ступеньки вниз и прикольный метафизический дядька с чудесными голубыми глазами, хозяин, надеюсь, без изменений. Ну, в общем, захочешь – найдешь», – объяснила она, снабдив это описание весьма приблизительным адресом.
Саша приехала сюда специально. К скорому дню рождения мужа ей хотелось найти что-то особенное, чего не купишь в обычном магазине. К тому же через пару часов неподалеку отсюда у нее была запланирована встреча с неким партийным функционером, и она решила совместить полезное с приятным.
Три обшарпанные ступеньки, ведущие к такой же двери, вынырнули из-за ближайшего поворота сами, словно тоже ее искали. Над дверью красовалось странное название «УДАЛИ».
Дверь была тяжелой, с массивной медной ручкой, отполированной в середине до блеска. Саша вошла. В подвале действительно располагался магазинчик типа шоу-рума. Он весь, от пола до потолка, был завешен и заставлен всякой художественной всячиной.
Помещение освещалось тусклыми лампочками, и после улицы глаза с трудом привыкали к такой подслеповатой обстановке. Из-за прилавка Саше весело улыбался немолодой, худощавый, очень загорелый мужчина с необыкновенными ярко-голубыми глазами. Казалось, это они освещают подвальчик. А лампочки просто элемент композиции. Его глаза и улыбка сразу располагали к общению.
– Здравствуйте! – задорно поздоровался хозяин. – Ну, рассказывайте!
Саша улыбнулась в ответ. Ему нельзя было не улыбнуться.
– А кого или что вы призываете удалить? Почему название такое?
Голубоглазый засмеялся, показав ровные зубы и еще больше расположив к себе.
– Да спешили, как всегда. Забыли сделать интервал между буквами. «У Дали» – должно быть на самом деле. Но так тоже ничего, верно?
– У Сальвадора в смысле?
– «У Сальвадора я и моя Гала. А на дворе совсем уже темно…» – пропел хозяин на мотив старой песни «У самовара я и моя Маша».
– А почему «У Дали»? – засмеялась Саша, поймав себя на мысли, что давно не смеялась просто так, над простой веселой ерундой.
– А почему нет? – бодро допел мужчина. – В Иерусалиме есть же магазинчик «У Иисуса». Вполне себе симпатичный! Там церковные принадлежности, так сказать, орудия труда и инструментарий для служителей культа и сочувствующих. А в нашем супер-супермаркете есть все, чего нету ни в каких других магазинах! Если вы ищете то, чего нету больше нигде, вы правильно пришли!
– Я ищу подарок мужу на день рожденья. Но пока, честно говоря, не знаю что.
– Прекрасно! Это то, что надо! Вы наша клиентка! Позвольте, я предположу… Ваш муж – сложный человек. Он сам порой не знает, чего хочет. Но вы очень любите его. Любите всем сердцем, как никогда и никого не любили. Извините, если я вторгся в личное… Я прав?
Саша почувствовала, что ей ужасно захотелось рассказать этому мудрому голубоглазому клоуну, как она устала от этой своей любви, выпивающей ее до самого дна. О том, как она растерзана ею. Он смотрел на нее с таким отеческим теплом. Так никто не смотрел на нее. Никогда. Или очень, очень давно…
– Нет. Он очень хороший… – ответила она тихо, с болью подавив в себе это желание и справившись с эмоциями. Чего-чего, а справляться с эмоциями она научилась.
– Купите ему рога! Это ему точно понравится, – весело отозвался продавец. – Нет, кроме шуток! Авторская работа, инкрустация золотом. Эксклюзив. Не только олень, любой муж позавидует. Прекрасный подарок для мужчины, у которого есть всё, включая чувство юмора. И потом, есть примета такая. Если прикупить пару качественных, элитных рогов, свои, кривые, уже не вырастут. Место занято. – Он смотрел на нее по-прежнему тепло и весело, но Саша вдруг поняла, что за этой веселостью скрывается такая же, как у нее, раненая душа. И хорошо, что она не вывалила ему свою боль. Это только ее боль. Она у каждого своя.
– Да лучше кривые, но свои, – улыбнулась она в ответ.
– Вы мудрая женщина! – покачал головой хозяин. – А вот та штучка как вам? Сейчас… – Он встал на стремянку, доставая что-то со стены.
– А что это у вас за картинка?
– Которая?
– Вот эта, слева от вашей головы.
– А-а-а, эта! Это плакат Рея Чарльза.
– Покажите, пожалуйста.
– Пожалуйста. Но я в этом не разбираюсь. Я больше по живописи и художественным поделкам. По музыке у нас тут специальный человек. Коля, дорогой! Выйди к нам! – крикнул голубоглазый куда-то в темноту, и в магазине появился рослый парень с длинными волосами и серьгой в ухе, блеснувшей в слабом свете.
Вид у него был хмурый и сосредоточенный.
– Плакатиком твоим заинтересовалась красивая девушка, – пояснил хозяин.
– Да-а? – протянул парень. – Плакат старый, поюзанный, это целая эпоха, целая жизнь.
Саша рассматривала плакат с изображением темнокожего музыканта. Молодое лицо, темные очки, белоснежная улыбка, казалось, были самим воплощением ритма и музыки. Она никогда не видела Рея Чарльза таким молодым. В сознании значился его более поздний образ, с седой шевелюрой и лицом человека, прожившего непростую жизнь. А здесь – совсем мальчишка. Но уже гений…
– Он сатана музыки! – ответил на ее мысли Коля. – Это плакат первых концертов, еще когда его звали Рей Робинсон Чарльз. Примерно сороковые годы прошлого века. Такой плакат есть только у нас. В смысле в России вообще такого больше нет, сто процентов. В мире, может, и есть, но я, сколько ездил, не встречал. Ценность его в том, что он с автографом. Чарльз принципиально не давал автографов, потому как не видел, что ему дают подписывать. А здесь – молодой, первые концерты, успех – подписал.
– Я читала, судьба у него тяжелая была? – спросила Саша, чтобы услышать, что этот хмурый парень расскажет о своем кумире.
– Тяжелая, не то слово. О его судьбе надо детям в школе рассказывать. Отец бросил, мать на лесопилке работала, тянула одна их с братом. Великая депрессия, тридцатые годы, «ниже нас была только земля», как он сам потом говорил. Когда ему было пять лет, его младший брат Джордж на его глазах утонул в корыте для стирки. Он пытался помочь, но не смог ничего сделать. Слишком тяжел брат оказался для него, пятилетнего. Рей от перенесённого потрясения начал слепнуть и к семи годам совсем ослеп. Потом интернат для слепых детей, где он научился читать и играть на трубе, кларнете, органе, саксофоне и пианино. Когда ему было пятнадцать, мать умерла. И он, один и слепой, создает собственную кантри-группу, а в восемнадцать – трио, ну, и садится на героин. И вот, что называется, исходные данные – негр, нищий, безотцовщина, слепой, сирота, наркоман, и итог жизни – семьдесят записанных дисков, десять тысяч концертов, полная победа над наркотиками и мировое признание абсолютным гением. Впечатляет, да? Не знаю, мне хочется на колени встать каждый раз, когда я слышу его музыку.
– Я бы хотела купить у вас эту вещь… – сказала Саша.
– Купить? – удивился парень, словно они беседовали не в магазине, а в музее. – Ну, вы знаете, девушка, она не продается. Это мой личный, так сказать, трофей, талисман, что ли. Посмотрите что-нибудь другое.
– Ну пожалуйста. Я хочу сделать подарок мужу на день рожденья. Он увлекается музыкой и очень любит Рея Чарльза. Он был бы в восторге от такого подарка.
– Девушка, извините, я уже объяснил. Мне очень жаль, но этот плакат не продается. Могу предложить другой. Он более поздний и без автографа, но в художественном и полиграфическом смысле более удачный, на мой взгляд. Вот смотрите. – Он положил на прилавок другой плакат с изображением Рея Чарльза, цветной, более качественный и не такой затертый.
Но Саша даже не взглянула на него. Она держала в руках первый плакат и не могла его отпустить. Да, ветхий, черно-белый, не слишком хорошего качества, но от него шло что-то такое…
– Пожалуйста, Николай… – еще раз попросила она.
– А чем занимается ваш муж? – возник рядом голубоглазый хозяин.
– Он… политик. Начинающий. Создал партию «Молодые патриоты России». Он очень многое может сделать для людей. И хочет. Я горжусь им…
– Понятно, – перебил ее, улыбнувшись, хозяин. – Коль, отдай плакат, я тебя прошу. Ну сколько ты будешь над ним трястись? Такая вещь должна служить хорошим людям или человеку, который хочет служить хорошим людям. Девушка оставит нам свой телефон, и ты сможешь позвонить и спросить, как там твой талисман поживает, хорошо ли его кормят.
Коля всем своим видом выражал сомнение. Хозяин похлопал парня по плечу и повторил:
– Отдай, отдай. Так будет правильно.
Коля пожал плечами и проговорил, еще больше нахмурившись:
– Ладно. Если Олег Иваныч просит…
– Спасибо! – просияла Саша. Забытое чувство детского восторга заполнило ее с ног до головы. Даже сердце забилось сильнее.
– А телефончик? – засмеялся хозяин.
– Да-да, конечно! – Саша записала номер на клочке оберточной бумаги, совсем забыв, что у нее есть визитки. – И спасибо вам огромное!
– Счастья вам, барышня! Заходите к нам! – Хозяин, улыбаясь, кивнул и чуть поклонился на прощание.
Глава 30
После посещения магазинчика «УДАЛИ» Сашу не покидало замечательное настроение. Еще полчаса она потратила на то, чтобы подобрать рамку для плаката и красиво упаковать его. Представляя, как обрадуется подарку муж, она вернулась к машине и разбудила дремавшего водителя.
– Теперь куда? – тут же проснулся он.
Саша назвала адрес, где должна была состояться встреча с неким партийным функционером.
– Это совсем рядом, если на бульваре нет пробки, – почесал затылок Женя.
– Ну и поехали.
Водитель осторожно включил «Коммерсант FM» до поступления других распоряжений по поводу музыкального сопровождения и завел двигатель.
Партийного функционера звали Валерий Сергеевич Шток. Инициатива встречи с ним принадлежала Саше. Два дня назад она позвонила его секретарше и объяснила, «как ее представить и по какому она вопросу». Это хотят знать исключительно все секретари.
Металлический женский голос обещал «проинформировать Валерия Сергеевича» и сообщить о его решении в ближайшее время. «Ближайшее время» настало через пятнадцать минут.
Секретарша перезвонила, радостно объявив, что Валерий Сергеевич назначил время для встречи и просил передать, что если предложенное время не устраивает, он готов «подстроиться под график Александры Анатольевны». Так и сказала: «Готов подстроиться». От металла в секретарском голосе не осталось и следа. Он сделался мягким, как тряпочка для протирки очков, выражал максимально возможный позитив, стараясь передать без искажений открытость шефа к новому знакомству. Хорошие секретари как собаки, всегда правильно чувствуют настроение хозяина.
Саша была тронута таким вниманием к своему предложению со стороны занятого чиновника и удивлена столь нетипичной реакцией для функционера такого ранга. Знакомы они были только заочно. Она знала, что Валерий Сергеевич играет не последнюю роль в деятельности нескольких политических партий, основной задачей которых было перетягивать на себя одеяло в политической игре. Ходили слухи, что одну из них он собирается возглавить.
Ей давно хотелось встретиться с ним лично, чтобы минимум – завязать полезное знакомство и максимум, на который она не слишком рассчитывала, – убедить его объединиться к предстоящим выборам, поскольку гораздо продуктивнее выступать единым фронтом, а не рассеивать внимание избирателей на множество непонятных названий и невнятных программ. В этом она была убеждена и надеялась убедить собеседника.
На бульваре естественно образовалась пробка. Ее не могло не быть во второй половине рабочего дня. И даже хорошо, что она была. Иначе Саше пришлось бы куда-нибудь девать лишних двадцать – тридцать минут. Ни туда, ни сюда.
Впрочем, езда мелкими толчками в пробке со скоростью кашляющего пешехода тоже не сильно скрашивала время, остававшееся до встречи. «Интересная фамилия – Шток, – рассуждала про себя Саша, чтобы убить время. – Ну куда в политику с такой фамилией? Еврейская, что ли? “Нет такого предмета, который не послужил бы еврею фамилией”, – вспомнила она расхожую шутку. – Нет, скорей немецкая. И все равно. “Голосуйте за Штока!”, “Што сказал Шток в последнем интервью…”, “На трибуне Шток, на флагштоке – флаг”, – мастерила она нелепые фразы, которые могли бы появиться в прессе. – Дело не в фамилии, конечно, но то ли дело “Добродел”…» – Она улыбнулась и посмотрела на часы.
– Доехали. Слава-те, – скрывая раздражение, буркнул водитель. – Не опаздываем?
– В самый раз, – ответила Саша и вышла из машины.
Секретарша с металлическим голосом, умеющим превращаться в мягкую тряпочку для протирки очков, оказалась модельного вида девицей с приклеенной белозубой улыбкой. Белые зубы были окаймлены красивыми красными губами. Все остальное тоже было ярким и красивым.
– Александра Анатольевна, добрый день. Валерий Сергеевич ожидает вас. Проходите, пожалуйста. Вот сюда, – проговорила она, ни разу не сомкнув красных губ.
Девушка открыла перед Сашей дубовую дверь в кабинет, отделанный такими же дубовыми панелями. Из-за стола навстречу гостье, улыбаясь, вышел мужчина и протянул руку. Ему было не больше тридцати двух – тридцати пяти лет. Брюнет, гладкая кожа, строен, подтянут, хороший костюм. Саша не ожидала, что он окажется так молод и будет выглядеть вот так… Она видела его на фото. Но почему-то все равно не ожидала…
– Здравствуйте! Очень рад нашей встрече, Александра Анатольевна, – произнес он мягким, приятным голосом. – Я много о вас слышал. И не скрою, был приятно удивлен, узнав, что вы собираетесь нанести мне визит. Надеюсь, решение вопросов, которые привели вас ко мне, нас с вами только сблизят. В самом хорошем смысле этого слова. – Он снова улыбнулся, и Саша заметила, что он слегка нервничает.
Легкий румянец на безупречной смуглой коже и блеск темных глаз, немного излишний для деловой встречи, говорили об этом.
Ответив на его приветствие, Саша перешла к сути вопроса. Она изложила свои взгляды честно и искренне. И так же искренне объяснила свою позицию по поводу идеи объединения, с которой она, собственно, и пришла. Он слушал внимательно, не перебивая, изредка опуская глаза и рисуя что-то ручкой в углу чистого листа бумаги, лежащего на столе перед ним. Когда она закончила, он спросил:
– Для чего вы идете в политику, Александра Анатольевна? Это же не женское дело. Грязное и неблагодарное. Не все мужчины справляются. А вы такая хрупкая, красивая…
Для чего она идет в политику? Саша вдруг поймала себя на мысли, что еще ни разу не задавала себе этот вопрос и, соответственно, не отвечала на него. Потому что ОНА в политику еще не шла. В политику шел муж. А она лишь помогала мужу. Помогает. И будет помогать. Она вспомнила свою «политическую мантру», которую читала мужу: «Ты волевой человек, ты порядочный, ты материально независим, ты можешь сделать очень многое для страны. Ты сможешь действительно изменить нашу жизнь, у тебя нет никаких других мотивов не заниматься этим, потому что ты патриот, потому что христианин, ты человек с твердыми принципами, ты силен интеллектуально и морально, ну кто, если не ты…» Она повторяла ему это сотни раз. А сама? Кто она сама? Неужели лишь ноль при единице? Нет. Она и сама уже что-то собой представляет! И в этом не может быть никаких сомнений! Она уже не просто жена, женщина, «хрупкая и красивая»…
– Хотя… Я видел вас в «Рэдиссон Славянская». Вы производите впечатление… – добавил Валерий Сергеевич, словно желая поддержать Сашу в ее мыслях.
– Спасибо, – ответила она решительно. – Но хрупкая не означает беспомощная, как и красивая не синоним бесцельная. Против этой лексической конструкции у вас нет возражений? – Саша улыбнулась, и он в ответ сделал то же самое помимо своей воли. – Вот вы, Валерий Сергеевич… Вы состоялись как бизнесмен, как руководитель, как человек и идете в политику по зову сердца, а не из желания набрать себе очки. Почему вы не предполагаете похожих стремлений, как вы сказали, у хрупкой, красивой женщины? Эта женщина живет с вами в одной стране, и ей не все равно, что с этой страной будет дальше. К сожалению, подобные слова уже звучат как проплаченный пиар, тем не менее это так. Я иду в политику, чтобы иметь бóльший ресурс и бóльшие возможности изменить жизнь людей в своей стране и, соответственно, свою собственную. То, что я могу сделать, опираясь на партию, имея возможность принимать решения, несоизмеримо больше того, что я могу сделать своими силами, как отдельно взятая хрупкая женщина.